Kitobni o'qish: «Похищенная викингом»

Shrift:

Caitlin Crews

Kidnapped by the Viking

* * *

Моему любимому профессору Марку Амодио, давным-давно привившему мне любовь к старой английской литературе

Глава 1

Посреди дороги, как гора, стоял огромный уроженец севера, великан, внушающий ужас, преградивший путь через погружающийся в темноту лес. Сначала Эльфвина решила, что у нее галлюцинации. Они уже так давно выехали из укрепленного бурга Тамворд, где шесть месяцев назад ее мать, всеми любимая госпожа мерсийцев, отошла в мир иной… Они двинулись в путь до рассвета и, несмотря на зимний туман, взяли неплохой темп. В этот полный грусти день каждая промерзшая грязная кочка на дороге казалась Эльфвине особенно отвратительной, возможно, из-за усталой лошади, выделенной дядей для долгой дороги на юг, в великое королевство Уэссекс. На сердце было тяжело от боли, от этого каждая трудность переносилась сложнее.

Мысленно она обратилась в будущее, пытаясь представить, какой будет новая, спокойная жизнь в Уилтонском аббатстве. Сердце сжималось от тоски по тому, что осталось позади, что уже никогда не вернуть.

И вдруг появился он, похожий на чудовище из ее кошмаров. Тех, кого Эльфвина видела много раз, и наяву, и во сне, все из-за множества сражений, свидетельницей которых ей довелось быть за недолгую жизнь. Она рождена внучкой короля Уэссекса Альфреда Великого. Дочерью королевы-матери Этельфледы, единственным потомком той, кто отразила множество нападок врагов, посягавших на их земли, мечтавших захватить их и назвать себя правителями, о них теперь уж никто и не вспомнит. Эльфвина винила таких вот дикарей с севера – данов или скандинавов – в гибели матери в прошлом июне и отца за семь лет до этого. Все из-за этих воинствующих племен с востока! Их опустошительные набеги никогда не закончатся! Стоит одолеть врагов на западе, как поднимают головы те, кто на востоке, потом на севере и юге. Неизменным остается лишь кровопролитие. Кровь льется всегда и везде, окрашивая землю под ногами Эльфвины.

Но чувство вины и кровь не помогут ей расчистить дорогу этим вечером. Дикарь с севера был высок и широкоплеч, в одежде из меха и шерсти, не скрывающей, впрочем, его мощь. Он, несомненно, был воином, судя по тому, как держал себя, выражая всем видом скрытую угрозу. Снег, падавший редкими хлопьями с полудня, покрывал его плечи, темные волосы и бороду, но он, казалось, не замечал ни этого, ни возвышавшихся рядом с ней двух солдат, выделенных для охраны тем же заботливым дядей.

Его мрачный взгляд поразил Эльфвину, словно ядовитой стрелой, заставив порадоваться наличию капюшона на плаще, ставшего хоть на время защитой. Впрочем, никто не примет ее за простолюдинку даже без охраны. Она ехала верхом, одежда добротная, остается лишь надеяться, что он не разглядел искусно сделанные булавки с драгоценными камнями, которые способны громче человека рассказать каждому встречному, кто она такая.

– Прочь с дороги! – выкрикнул один из солдат.

Поздновато, по мнению Эльфвины. Дикарь и не думал повиноваться. По правде говоря, он уделил окрику не больше внимания, чем деревья по обе стороны лесной дороги.

– В наших руках знамя короля Уэссекса Эдуарда! – воскликнул другой сопровождающий девушки. – Осмелишься ли ты вызвать его недовольство?

– Что-то я не вижу перед собой короля, – произнес человек низким, грубым голосом, от которого Эльфвину замутило.

Старая лошадь под ней от страха двинулась боком к лесу, где была уже непроглядная темень.

Не без жалости к себе, которой стыдилась даже перед этим великаном на дороге, она подумала, что на благополучный исход надеяться не приходится. Удержав кобылу, девушка постаралась отбросить мрачные мысли, не смотря при этом на разглядывавшего ее воина. Эльфвина мечтала лишь заставить его повиноваться, чего не получилось у сопровождавших ее солдат, хотя, судя по крепости голосов, у них не много мужества, возможно, что и стало решающим фактором при выборе кандидатов на бесславную роль ее охраны. Доставать кинжал, который девушка всегда носила под одеждой, пока не стоит, к тому же у воина наверняка тоже найдется оружие. Если последние полные тягот месяцы чему-то ее научили, так это хорошо владеть собой. Она не выжила бы, если бы пошла на поводу у темных внутренних желаний.

Она выросла при дворе отца, затем была спутницей матери все семь лет правления Этельфледы после его кончины. Всего год назад она была уверена в будущем. Мать не боялась ничего – ни мужчин, ни войска. Этельфледа захватила пять районов Денло – территории врага, который более ста лет осаждал эти земли. В последний год правления госпожа мерсийцев отвоевала у данов Дерби, приняла капитуляцию Ланкастера, христиане Йорка предложили ей свою лояльность, но она не успела принять ее из-за кончины. Оставив править после себя Эльфвину.

Однако девушка давно признала, что отличается от матери не в свою пользу. Она слишком часто испытывала страх, и его сокрытие было для всех очевидно. Мужчины – и воины, и даны, и норманны, и саксы – все, толпящиеся у трона, нашептывали ей, как поступить и что сделать, чтобы выгодно отличаться от союзника на юге, – Уэссекса, которым и правил ее дядя, король Эдуард, считавший себя, а не сестру, правителем земель, позволившим из милости разделить с ним власть. Подобное одолжение он не собирался оказывать племяннице, к тому же лояльность ее нельзя было заполучить так же легко, как в случае с сестрой.

«Я мог выдать тебя за своего союзника», – известил он, когда явился забрать Тамворд, разрушить все, что осталось от надежды Мерсии на независимость, и сделать то, чего Эльфвина боялась больше всего в жизни.

Но ведь всегда есть риск, что союзник станет врагом, верно? Если бы Эльфвина слушала, что ей твердили, даже поступала так, как советовали, чего ждали и, не колеблясь, заявляли в ее присутствии, если бы действовала как матушка, не подумав дважды, давно стала бы тем самым врагом. И никто не стал бы осуждать вставшего против нее дядю.

Она отлично это знала. Ее спасло умение молчать, кротость, которую она демонстрировала, закутавшись в нее, словно в этот шерстяной плащ, не обращая внимания на давившую изнутри тяжесть. Именно поэтому сейчас она готовится доживать свой век в аббатстве, а не лежит в могиле, куда мечтал отправить ее дядя. И за это его тоже никто не стал бы осуждать. «Это проявление моего милосердия, дорогая племянница, – сказал он ей, когда сообщил о решении, и глаза его сверкали не злобой, конечно, но все же недобро, – мой подарок тебе в память о покойной сестре». Тогда, как и сейчас, Эльфвина стояла, склонив голову, хотя в самой глубине души появилось желание расправить плечи, как мать, и принять бой. Возглавить войско. Брать города. Управлять королевствами. Атаковать врагов и заставлять их пасть пред собой. Но на то была способна одна-единственная госпожа мерсийцев. Эльфвина прекрасно понимала, что никогда не выдержит сравнения с ней. Такова истина.

И не только потому, что желала на самом деле мира, а не войн и сражений. Она всегда старалась этого добиваться, используя те способы, которые были в ее распоряжении. Она стала кроткой и благочестивой, красивая церковная латынь станет ее оружием и в надвигающейся ночи.

– Я пришел за леди, – сказал норманн людям ее дяди. Его голос не был ни красив, ни мелодичен, но эффект впечатлял. За все это время он так и не пошевелился, будто был высечен из камня. – Я не буду с вами бороться, но, клянусь, если попытаетесь меня остановить – и стволы этих деревьев станут красными от вашей крови.

Голос был таким грозным, что Эльфвина ощутила, как напряглось ее тело, даже кожа натянулась, и по ней побежала дрожь. Она могла сделать лишь то, что и всегда с того дня, как умерла матушка. Надо склонить голову и надеяться, что силы, которые ее оберегают, сжалятся и вновь помогут. Надо выжить любой ценой.

Норманн внимательно вгляделся в лица солдат, будто по ним мог понять их характер.

– Уйти сейчас – самой мудрое, что вы можете сделать.

– Леди направляется в Уилтон, – осмелился произнести один из солдат, хотя неуверенность в голосе сделала фразу больше похожей на вопрос, – в женский монастырь, по приказу короля.

– Эти дороги коварны, – произнес воин, – зимой они могут быть опасны. – Говорил он тихо, но одного взгляда Эльфвине было достаточно, чтобы понять, как он напряжен. И явно держит ее под прицелом. – Разбойников и волков предостаточно, – продолжал он, – а вот королей мало. Кто знает, что случится в столь опасном месте с таким хрупким созданием.

Эльфвина с трудом перевела дыхание, перестав делать вид, что молится. Солдаты дяди, во все глаза смотревшие на норманна, на мгновение покосились на нее, на их лицах читался ужас и нежелание рисковать собой. Они не обращали на нее внимания, будто она была случайностью, которая никак не повлияет на их решение.

Эльфвина собралась с духом и произнесла:

– Мой дядя – могущественный человек, теперь он правит Мерсией. – Она хотела напомнить об этом солдатам, и надеялась, что грозный великан тоже прислушается. – Как ты смеешь угрожать ему?

Воин перед ней выглядел так, будто ночь не сгущалась, а снег не усиливался. Будто он знал, как все закончится.

– Лучше скажи, как ты смеешь угрожать мне? – Грозный рокот взлетел к верхушкам деревьев.

Эльфвина, к своему удивлению, заметила, что затаила дыхание, внутри возникло странное смятение. Непонятно, к кому сейчас он обращается? Кажется, скорее к ней, нежели к воинам.

И тогда она принялась по-настоящему искренне молиться, чтобы высшие силы послали ей помощь, если ее не могут оказать бесполезные воины дяди. Впрочем, она отлично понимала, что в такую погоду только дураки и разбойники отважатся находиться так далеко от мест обитания людей. Сейчас, на этом отрезке пути, точно, потому как она не питала глупых надежд, что сможет избежать угроз страшного времени года и остаться невредимой.

По правде, ей не стоило удивляться, когда двое всадников с яростными криками спешно развернули коней, пришпорили их и поскакали назад той же дорогой, по которой только что приехали. Трусы, жалкие душонки.

Эльфвина сбросила с себя маску покорности, пнула в бока свою старую лошадку, но…

Он вновь оказался на ее пути, хотя никакого движения рядом она не заметила. Затем этот северный воин легко отобрал у нее поводья. И замер, остановив на ней мрачный взгляд. Ярость была подконтрольна ему, хотя, казалось, он готов отразить ее атаку, раз на это не осмелились охранники.

Кинжал привязан к бедру, она ощущает, как давит на ногу перевязь. Но как ей достать его сейчас под этим пристальным взглядом? Едва ли он будет стоять и ждать, пока она справится с верхним плащом и подбитым мехом нижним. Не говоря уже о юбках красивого платья с вышивкой, к которому она надела ожерелье матери, и о белье из тонкого льна. Только преодолев все эти преграды, можно добраться до кинжала.

Норманн слишком близко. Он остановит ее одним ловким движением, как завладел поводьями лошади. К тому же блеск его темных, как трясина, глаз подсказывал, что он не только знает, что у нее есть оружие, но и где она закрепила его, находясь в Тамворде еще сегодня утром. Воин перед ней силен и опасен, хотя под его плащом и не видно оружия.

– Отпусти меня, – произнесла она со всем достоинством, на которое способна женщина, лишенная возможности сопротивляться. – И я обещаю, тебя не накажут.

– Чего стоят твои обещания, – ухмыльнулся он, – когда ты не можешь отстоять ни их, ни свою честь.

Эльфвина спрятала руки в складки верхнего плаща, чтобы не показывать, как сильно они дрожат, не демонстрировать свою слабость. Очень хотелось опустить ниже капюшон, чтобы закрыть лицо, но она не рискнула, ведь хорошо знала, как страх женщины распаляет тайные желания мужчины, и не хотела тому способствовать. Внезапно вспомнилась матушка, всегда готовая атаковать и дать отпор, всегда хладнокровная.

Воин перед ней был так высок ростом, что ей, сидящей на лошади, надо было совсем чуть-чуть наклонить голову, чтобы смотреть ему в глаза.

– Солдаты сказали правду. Король Уэссекса Эдуард – мой дядя.

Она замолчала, ожидая увидеть, как изменится его лицо, как появятся на нем испуг и благоговение. Вдруг он не заметил в руках сбежавших солдат знамя с золотым драконом и именем короля. Но нет, лицо воина было словно высечено из камня, на нем не отразилось ни страха, ни почтения.

– Сейчас он в Тамворде, это около суток пути. Если я пострадаю, тебе не будет пощады.

– Вот как? – В голосе слышалось легкое удивление, но ни один мускул не дрогнул.

– Твой дядя, леди Эльфвина, не проявляет к тебе благосклонности. Или не он лишил тебя права по рождению сидеть на троне и забрал Мерсию?

Ее бросило в жар, потом в холод. Губы стали непослушными, хотя она и пыталась убедить себя, что причина – в упавших на них снежинках.

– Откуда тебе известно, кто я?

– Кто же тебя не знает, леди Эльфвина? – ответил вопросом на вопрос норманн, в котором ощущалась скрытая угроза. Глаза вновь сверкнули, причина чего была ей непонятна. Однако казалось, он прикоснулся к ней, она буквально кожей ощущала его ладони. – Ты обладаешь большими правами на Мерсию, чем тот, кто объявил себя ее правителем и еще жив.

Последние два слова он выделил интонацией, отчего Эльфвина замерла, стараясь не поддаться панике. Жаль, ей не найти в себе силы спрыгнуть с лошади, которую она покорно передала во власть воина, и он держал поводья так, будто она действительно принадлежала ему. Очутившись на земле, можно попробовать убежать в лес и скрыться в его темноте. Но этот человек неспроста выбрал подобное место. Дорога и ее окрестности опасны даже погожим летним днем, а сейчас зима, через три недели будет ее середина, и среди голых деревьев не спрятаться, стремление же найти спасение приведет ее к неминуемой смерти от холода.

Вдали завыл волк, и по телу побежала дрожь от леденящего душу звука.

– С твоей стороны было бы разумно задаться вопросом: какое будущее выбрал для тебя дядя, каковы его планы относительно тебя? – Воин повернулся и оглядел мрачную картину – дорога, лес, полный опасностей. Блеклый свет с неба отбросил пятна на землю, последние перед наступлением ночи, – пугающее предупреждение. – Скоро ночь, а тут и близко нет жилья. Напади на вас разбойники, спасли бы тебя солдаты? Я даже не вытащил оружие, а они уже сбежали.

«Значит, на меня должны напасть. – Сердце от этой мысли забилось сильнее. – Вероятно, норманны».

Кто он такой? Почему говорит все эти слова, когда мог бы спокойно убить ее? Достаточно было взглянуть в бездонные, как пучина, темные глаза, чтобы понять: он совсем не похож на тех двоих, которые, не раздумывая, бросили ее. Стоящий перед ней воин справится и с диким зверем, и с армией людей, найдет спасение от темноты, холода, голода и любой угрозы, которая может возникнуть на дороге путника.

Перед ней дикий норманн, который так же, не колеблясь, прольет кровь и заполучит любой трофей, какой пожелает.

– Какая польза от правды? – пробормотала Эльфвина, внезапно найдя в себе силы и вспомнив слова, которые матушка повторяла достаточно часто.

Сейчас они не принесли утешения. Холод, завораживающий взгляд воина и страх постепенно сковывали тело, как бы она ни пыталась бороться с их воздействием.

– Хорошие слова. – Губы мужчины чуть изогнулись.

Эльфвина ощутила, как внутри ее вспыхивает пламя, крик боли готов рваться наружу.

– Как думаешь, они спасут тебя?

Она впилась глазами в его лицо, пытаясь уловить хоть частички милосердия, но их не было и в помине. Зато девушка смогла разглядеть черты мужчины, ведь теперь он был совсем близко. Темные волосы, припорошенные снегом, заплетены в косы, чтобы не падали на лицо. Иней на бороде, который норманн, похоже, не замечал. Настороженный взгляд, глаза цвета полуночного неба – такого темного оттенка синего, что ночью кажется черным. Он грозный, беспощадный воин, это очевидно, но он не был отталкивающе груб, как можно было ожидать. Напротив, он заинтриговал ее, она смотрела на него во все глаза. Движения его были ловкими, несмотря на рост и внушительные размеры, держался он так, как способны совсем не многие мужчины, – уверенный, что мир этот принадлежит ему. Он был столь же великолепен, сколь и ужасен. Эльфвина была полностью в его власти.

Ее мать воспитывали воином, она переняла военную тактику своего отца, короля Альфреда, одержавшего немало побед над норманнами, норвежцами, данами. Этельфледа росла, зная, что настанет день, когда она будет командовать войском, вся ее жизнь была посвящена войне. Но следовала собственному указу, написанному после того, как впервые за десятилетие брака стала матерью, согласно которому отказывалась рисковать собой впредь, рожая детей.

В сложившейся ситуации она посоветовала бы дочери думать, а не паниковать.

Эльфвине очень не хватало матушки.

К счастью, тревожные месяцы правления, интриг и притворства позади. Но есть дорога, темный лес, полный хищников, и грозный воин. Ничего не изменится, даже если она очень захочет.

Остается лишь молиться. Его не одолеть. Он захватит ее в плен, не обнажая меча. Но она не опозорит себя, дочь госпожи мерсийцев, страхом. Если бы она могла дотянуться до кинжала, если бы не сбежали в панике трусливые солдаты дяди… Спокойная, безопасная жизнь – всего лишь сказки, которые рассказывали ей в детстве у камина. Все это осталось в прошлом, сейчас есть только… она, больше рассчитывать не на кого. Как и всегда.

Впрочем, сейчас история совсем другая, многое в ней изменилось. Весь сюжет, пожалуй. Девушка замерла не от леденящего душу страха на этой лесной дороге.

«Я дочь своей матери Этельфледы, – сказала она себе. – Похожа я на нее или нет?»

Чтобы доказать это прежде всего себе, она посмотрела, не отводя взгляда, прямо в глаза мужчины. И улыбнулась его осведомленности и пониманию.

– Сомневаюсь, что ты пришел в заснеженный лес в такую погоду, чтобы спасти меня. Скорее убить, верно? Ты можешь поступать как заблагорассудится, это известно нам обоим и даже тем волкам, которые воют в лесу.

В душе она совсем не была так спокойна, как можно было предположить по голосу. Улыбка сползла с лица, Эльфвина вскинула голову, готовая сражаться. Ведь в ней кровь королей, правивших с давних времен. Это единственное, что ей остается.

Темные глаза воина сверкнули, но она не отвела взгляда.

– Тебе решать, какой отдать приказ, я готов на все, чтобы заслужить твою благосклонность.

Глава 2

Она ожидала совсем не этого.

Торбранд почти всю половину текущего года работал на результат сегодняшнего дня. Ему самому, его брату Ульфрику и кузену Леифу было дано это задание самим могущественным королем гаэлей Рагналлом, которого эти мерсийцы давно ненавидели и боялись. Они все были еще безусыми юнцами, когда ирландские правители изгнали их народ из Дублина. Они выросли и стали сильными и преданными людьми, закаленными не одной кровавой битвой, и повидали их немало на жизненном пути.

Они были не только родственниками, но и братьями по оружию, и друзьями. Внушающие страх грозные воины сражались с честью и славой за земли, отвоеванные Рагналлом, от острова Мэн до Нортумбрии, чтобы вернуть Ирландии то, что было отобрано пятнадцать лет назад, они отражали набеги шотландцев в приграничных районах.

В последнем сражении при Корбридже Рагналл прибег к хитрости: придержал колонну, которую возглавлял, дав возможность шотландцам решить, что они всех разбили, затем внезапно атаковал и одержал победу.

Рагналл стал меньше планировать битвы, а больше думать, как добиться цели другим путем, не только ударами кулаков и топора. Кому из преданных людей можно доверить претворение в жизнь хитроумных планов.

Торбранд хорошо помнил, что такое задание – честь для любого, он много месяцев разрабатывал операцию и ждал момента послужить своему королю не только с оружием в руках во время битвы, но и на другом поприще, где также обязан проявить себя с лучшей стороны. Впрочем, боги свидетели, он не чувствовал себя польщенным, что получил такое задание.

И еще он был уверен, что леди Эльфвина будет дрожать от страха и лить слезы, как делали все женщины из знати саксов, потом они возносили молитвы своему христианскому богу и падали в обморок, понимая, что не услышаны. Торбранд считал, что лучше иметь больший выбор богов: есть надежда, что кто-то один поможет, ведь боги так непостоянны.

Эльфвина молилась, он разобрал несколько старых римских слов, но в остальном она вела себя совсем не так, как ожидал. Он не видел ни слез, ни страха в глазах, она смотрела на него открыто, даже с вызовом, что волновало кровь. Торбранд был воином, а не слабаком, поэтому желал, чтобы в его народе было больше смелых женщин-воительниц. Не таких, как эти мрачные, бесчувственные христиане с их благочестием.

Но эта женщина, мерсийская принцесса, которую ему поручили перехватить в дороге, притягивала его внимание, она даже немного напоминала…

Он поспешил отбросить неприятные мысли. Прошлое не имеет теперь никакого значения.

Случившееся воспоминаниями не изменишь. И Торбранд давно это усвоил.

– Ты готова отдать себя в мои руки?

Звуки голоса походили на скрежет металла. Сам же он при этом не сводил взгляда с ее прекрасного лица, которое не скрыла ни намотанная на голову ткань для тепла, ни накинутый сверху капюшон. Воин искал малейший признак страха, но не находил.

Но ведь она не могла не испытывать его, оставаясь в темном лесу наедине с человеком, которого определенно считала чудовищем. Подойдя ближе, Торбранд отметил, что она все же дрожит, хотя и совсем немного. Глаза ее отливают золотом, а какой мужчина не падок на золото, и смотрит она прямо на него, неотрывно.

«А она смелая», – довольно подумал Торбранд и попытался представить, как приятно было бы лечь с ней. И получить облегчение, устроившись между ее бедрами.

– Как женщине отдать то, что уже отобрано на дороге в темном лесу? – произнесла Эльфвина с легкой насмешкой в голосе.

Чем вновь удивила Торбранда. Следом накатила новая жаркая волна желания.

– Но женщина всегда может предложить сама, кто же откажется от дара?

– Я предпочитаю быть осторожной в выборе подарков. – Она сидела перед ним на лошади, расправив плечи, совсем не такая, какой он счел ее в самом начале, – покорно склонившей голову и бормочущей молитвы. Сейчас он был заинтригован, кровь в теле превратилась в жаркие, будто огненные реки. – Чем значимее подарок, тем больше ожидается в ответ. Разве не так?

Нечто похожее он слышал в детстве. Это на мгновение вызвало забытые чувства. Он не допускал и мысли, что они могут быть чем-то похожи, ведь она почти королева, представлявшая огромную ценность, способная дать избраннику власть. Но ее изгнали, лишив земель и народа. Она могла кануть в безвестности, прожив жизнь в нищете в монастыре, о ней не слагали бы песен, не упоминали в летописях, она ни для кого не представляла бы ни интереса, ни угрозы. Совсем недавно она была для него лишь товаром, который он намеревался присвоить, а затем увезти в дальние земли, где будет жить с ней, в мире или нет, но вместе совершенно точно.

О мирной жизни ему вообще известно мало. Может, еще и узнает, если она свалится на него, как боевой топор.

– Едва ли в этом лесу жизнь подчиняется иным правилам, – с грустью произнес он.

Торбранд обращался не столько к ней, сколько к себе. Сейчас он не имел права забыть о деле, как бы тому ни способствовало присутствие этой девушки. Из-за нее он вспомнил о прошлом, которое всеми силами старался забыть. Нельзя забыть, какое у него дело к ней, и отказаться от его исполнения, даже если она спрыгнет на землю, в дорожную грязь и падет перед ним на колени.

Он исполняет приказы короля, а не действует по собственному желанию. Никогда он не владел такой привилегией, не следовало пытаться задуматься о праве и сейчас. Торбранд не двинулся с места, стоял, не шелохнувшись, и смотрел на девушку. Она восседала на лошади так гордо, словно королева, которой и была последние шесть месяцев, приводя в ярость своего дядю.

– Скажи мне, Эльфвина, что ты предложишь мне за свою жизнь?

– Мне ли решать, чего стоит моя жизнь?

Торбранд хорошо знал эти игры и терпеть их не мог. Слова – мечи при королевском дворе, где шепот может отравить, а слухи убить. Все же приятно, что она владеет таким оружием, хотя он и не ценил это качество, ведь сам добивался победы лишь с помощью настоящего меча. Всегда.

– Какие философские размышления, леди. – Он увидел, что она сжала зубы, хотя не прекращала дрожать, и счел это хорошим знаком. Пусть лучше боится, чем думает, что может порвать его на части своим оружием – острым языком. – А снег по-прежнему идет, волки воют. Как думаешь, где ты могла очутиться этой ночью?

Эльфвина рассмеялась, чем внезапно напугала его, а ведь он человек бывалый, готов был поклясться всеми богами, что на этой земле нет ничего, способного вызвать его страх. Ее смеху это удалось. Не только дерзость, но и сами звуки. Они напоминали о резвом весеннем ручье, бегущем с гор на новой земле, названной Исландией, – он увидел ее впервые прошлым летом и теперь тщательно хранил воспоминания о завороживших его горах, похожих на спящих драконов, и прибрежной полосе с черным песком и валунами.

Он ничего не имел против жизни там.

Кто раньше, кто позже, но каждый мужчина должен обрести свой кусок земли. Для него проблема заключалась в том, что все земли, которые он видел, были пропитаны кровью. Они переходили из рук в руки, их отвоевывали и отдавали врагу снова, ни один меч в мире не был так силен, чтобы никто не мог с ним справиться. Войны никогда не заканчиваются по-настоящему, перемирия не приносят ничего хорошего, лишь волнения и ожидания, которые могут длиться и сотню лет. Может, и больше.

У Торбранда когда-то давно был дом, который он был обязан защищать мечом и всем телом, силой своих рук и сердца. Он хорошо знал, чего может лишиться человек, находясь в меньшинстве, когда недостаточно одного меча и внутренней решимости. Он никогда не забудет то кровавое утро в Дублине, когда потерпел неудачу. Не забудет лицо матери в миг, когда она повалилась на землю. Все потому, что он не смог защитить ее, как был должен. Вражеский воин отшвырнул его в сторону, как ребенка, а он был уже пятнадцати лет от роду, и напал на матушку, зарубил ее, а он смотрел и ничего не сделал. Стыд за свой позор до сих пор терзал душу. Мама была отважной, красивой и умной. Она подарила его отцу много сыновей и не боялась за свое будущее. Другие женщины тогда молили о пощаде, а матушка бросилась на врага, будто хотела выцарапать ему глаза. Она боролась за свой дом, но его все равно сожгли.

Торбранд никогда никому не рассказывал об этих событиях. О том дне, когда ничего не смог сделать, чтобы противостоять ирландским королям, выгнавшим его народ из единственного дома. Им приказали убираться с острова. Или умереть.

Тогда он поклялся себе, что у него не будет больше дома вместо того, от которого осталось лишь пепелище и который он потерял вместе с матушкой, потому что не смог ее защитить.

Он убедил себя, что все последующие годы были даны ему судьбой для искупления вины. С того дня он неустанно тренировался, вскоре повысил мастерство и сражался намного лучше, чем в годы юношества. Чтобы давать отпор. И одерживать победу. Вновь и вновь рисковать жизнью. Делать то, на что не был способен, когда это было особенно нужно. Он давно свыкся с мыслью, что именно так должен поступать, чтобы заслужить прощение и милость богов. Искупить вину за несделанное когда-то.

В эти мрачные, залитые кровью годы он время от времени задавался вопросом: существует ли в этом мире иная жизнь, нечто отличное от череды зверских битв? Криков и лязга стали. Иногда он мечтал о доме. Настоящем доме, а не шатре, построенном недалеко от поля боя, о месте, где мог бы жить, не сражаясь, и чувствовать себя свободным.

Впрочем, он знал, что думать так в его случае постыдно. Мужчина должен держать в руке меч и мечтать о Валгалле, пока боги не заберут его. Мужчина должен думать об уважении, которое можно заработать только на поле боя. В самый темный день своей жизни Торбранд поклялся, что навсегда останется воином, даже если очень захочет изменить жизнь. Он не из тех людей, которые мечтают о тихой жизни фермера, чьи мысли лишь о смене сезонов, увеличении урожаев и поголовья скота. Торбранд родился заново в день, когда был юношей, восстал из пепла и стал грозным оружием. Он стыдился мыслей о том, что хотел чего-то большего от жизни.

И вот перед ним женщина саксов, смеющаяся, вместо того, чтобы трястись от страха, будто она находила забавным собственное незавидное положение. Она была так похожа на матушку в тот злополучный день!

– Рад, что смог развеселить тебя, леди Эльфвина, – произнес он, когда смех прекратился, вызвав неожиданную тоску и давление в груди. Это ощущение он добавит к основной коллекции упреков в свой адрес, к грузу, терзавшему совесть, совсем не похожему на тот, который перевозят на торговых кораблях. – Надеюсь, нам будет легче договориться.

Цепкий взгляд золотистых глаз не отпускал его.

– Так ты не собираешься меня убивать? Хочешь получить выкуп?

– Выкуп? – Он не рассмеялся, но дыхание его все же сбилось, что было видно по клубам пара. – Боюсь, ты переоцениваешь себя в глазах дяди. Человек, который беспокоится о безопасности другого, никогда не отправит его с такой охраной. Толстые мешки с вещами, которые непременно привлекут разбойников, и два трусливых солдата, чтобы им противостоять. У тебя есть еще что-то для защиты, кроме молитв?

Щеки Эльфвины залились румянцем, но она не пала духом.

– Не мне ставить под сомнения решения дяди. К тому же он еще и мой король.

– Тогда я с удовольствием спрошу с него. Он не мой король.

Она не дрогнула, хотя Торбранд ожидал увидеть слезы от испуга. И не только потому, что она женщина, ведь он вырос на легендах о женщинах-воительницах и валькириях. Его собственная мать воспитала в нем мужество и доказала свою смелость. Но в народе распространилось немало слухов о разочаровавшей всех дочери госпожи мерсийцев. И не важно, что она формально не была королевой, а лишь женой олдермена, но это было не так важно на поле боя, когда она вела войско, как настоящая королева, она была достойным противником. Дочь же ее, как рассказывали, лишь склоняла голову и начинала бормотать молитву вместо того, чтобы принимать решения как правитель. Будь она мужчиной, все было бы иначе. Торбранд не получил бы такое задание. Его отправили бы сражаться.