Kitobni o'qish: «Гимназистка. Нечаянное турне»

© Б. Вонсович, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Глава 1

Помнится, я мечтала расстаться со вконец опостылевшей гимназической формой и носить что-нибудь не столь казенное, зато элегантное. Мои мечты исполнились только в первой части. Собственно, сложно найти что-то элегантное, подбирая одежду среди поношенной. Можно было сколь угодно успокаивать себя, что всего лишь пытаюсь соответствовать выбранному образу, но на деле мне просто катастрофически не хватало денег. Свою одежду я взять не могла: она бы меня непременно выдала, да и если бы не выдала, даме в возрасте девичья одежда не подходила ни по фасонам, ни по цветам. А значит, траты на одежду были неизбежны. На одежду и большой саквояж. Эх, нужно было аванс просить с Мэннинг. Не факт, что она его дала бы, конечно…

Я вздохнула и с новой силой принялась сбивать цену. На самом деле торговец куда сильнее хотел отделаться от выбранных мной вещей, чем я их купить. Он это чувствовал, поэтому неохотно, но шел на уступки, но так медленно, что нам обоим грозило состариться раньше, чем прийти к компромиссу.

– Сударыня, эту горжетку носила жена генерала, а вы хотите, чтобы я вам ее подарил, – укорил торговец, тряся упомянутой горжеткой у меня перед носом.

Иллюзия действовала на отлично, и пока мой собеседник ни на миг не усомнился, что видит перед собой взрослую даму, а не юную барышню. Не очень обеспеченную даму, желающую прилично выглядеть. Поэтому меха, даже такие потертые, мне были жизненно необходимы: без них выбранное пальто выглядело совсем уныло. Конечно, я не должна затмевать мисс Мэннинг, но с такими мехами я не превзойду даже Грызельду, не говоря уж об оперной диве.

– Если и носила, то в то время, как когда ее муж был еще лейтенантом, – парировала я, с трудом удерживаясь от чихания.

Надеюсь, эта мелкая взвесь непонятных частиц с горжетки – пыль или порошок от насекомых, а не следы пиршества моли. В последнем случае при сильном встряхивании с горжетки посыплется уже не только пыль, но и клочья меха.

– Зачем нам везти меха из-за границы, если у нас свои прекрасные?

– Из-за границы?

– А где вы у нас найдете лейтенанта? – столь же удивленно ответил торговец. – Разве что на флоте, но тогда он дослужился бы до адмирала. Нет, сударыня, меха что ни на есть действительной генеральши. Настоящий сибирский песец, с таким в любом обществе не стыдно показаться. Даже к вечернему платью подойдет. Берете?

С настоящим сибирским песцом мне и без того придется показываться в обществе. Точнее, не мне, а мисс Мэннинг, а я иду в качестве оплачиваемого приложения. Но увы, того песца к пальто не приложишь, пусть он и идет бесплатно, а этот выглядит куда хуже.

– За такую цену я могу купить новые меха.

– Сударыня… – укоризны в голосе торговца хватило бы на целый торговый центр. – Эти меха почти новые, и я отдаю их вам почти даром. Просто компенсирую хранение.

– В банковской ячейке в течение ста лет? Не очень-то они и сохранились. Наверное, условия были неподходящими.

Похоже, мы оказались в патовой ситуации: не желали уступить ни он, ни я. Я – потому что хоть меха мне были нужны и эти здесь были самыми приличными, не могла позволить себе расстаться с запрашиваемой суммой. Торговец – из чистой вредности или, как вариант, из профессиональной гордости, не желая признавать мое первенство в нашем с ним торге. А ведь вещи я уже выбрала и забрала бы хоть сейчас, но только меха придадут им нужную респектабельность. И время катастрофически уходит.

– Эх, сударыня, – вздохнул торговец. – Только ради вас. – Он вытащил из-под прилавка муфту в комплект к горжетке. – Добавляете рубль и забираете все. И это мое последнее слово.

Муфту я скептически повертела. Мех с нее, конечно, не осыпался, но от этого она новее не выглядела: по потертостям было хорошо понятно, почему от нее избавились. И все же… все же к горжетке она подходила прекрасно, а горжетку я уже считала своей, поэтому я с тяжелым вздохом предложила:

– Пятьдесят копеек. И забираю. По рукам?

Итак, я оставалась почти без денег. Но, как ни крути, если бы я даже не стала покупать меха, на поезд мне уже не хватило бы, а мисс Мэннинг обещала хорошо заплатить.

– По рукам, – с облегчением выдохнул торговец и протянул руку.

За деньгами, разумеется, а не чтобы скрепить сделку уверенным мужским пожатием. С деньгами я рассталась неохотно, но быстро. Время не просто поджимало, его практически не было.

Отвод глаз я наложила при выходе из лавки, а потом побежала совершенно неприличным образом, благо никто меня сейчас не видел. В дом Владимира Викентьевича успела попасть до появления хозяина и даже в свою комнату поднялась, ни с кем не столкнувшись. Кухарка, правда, что-то пробормотала про гуляющие сквозняки, когда я проходила мимо, но проверять, откуда те взялись, не стала и, думаю, минут через пять уже благополучно про них забыла.

У себя в комнате я разложила принесенные вещи на кровати и вытащила армейские учебники. Где-то в них был раздел по бытовым плетениям, а моя покупка нуждалась и в стирке, и в накрахмаливании, и в отглаживании. Как ни странно, первым мне попалось плетение для ухода за мехом, его я и использовала с внутренним трепетом. Этак ошибешься совсем немного, и дальше придется ухаживать уже за кожей без единого волоска. Права на ошибку у меня не было.

Поэтому плетение я строила особенно тщательно, а после использования даже зажмурилась, опасаясь увидеть результат. Когда открыла глаза и увидала посеревший мех, похолодела. Но это оказалась всего лишь сконцентрировавшаяся пыль, которую я удачно стряхнула за окно. Мех стал поприличнее и даже заблестел, хотя новым его, конечно, никто не назвал бы. Песец второй свежести…

Остальную одежду обрабатывать было не столь страшно; в конце концов, плетения я применяла по очереди на каждой вещичке, поэтому, испорть я что-то одно, следующие останутся в целости. Но ничего не испортилось, слава богу. Или богам? Если уж считать этот мир своим, то, наверное, пора следовать его правилам?

Долго раздумывать над философскими вопросами я не стала, почистила последнее – увесистый саквояж с чуть погнутым замком, который тем не менее хорошо закрывался. И в этом случае военное плетение не подвело: кожа приняла пусть не новый, но ухоженный вид, а металлические детали заблестели. Хорошенько потряся им, чтобы уж наверняка никакого мусора внутри не осталось, я заполнила его купленными вещами, оставив на завтра только длинную темно-синюю юбку и белую блузку с кружевным жабо, посчитав, что такая одежда переводчице подойдет. В саквояж же полетели и книги по магии, с вложенными в первый том документами и шитовским направлением. Больше я ничего брать не собиралась.

Я едва успела забросить все на шкаф и прикрыть отводом глаз, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не наткнулся случайно или целенаправленно, как горничная постучала и сообщила, что Владимир Викентьевич ждет меня на ужин.

– Елизавета Дмитриевна, выглядите вы весьма взволнованной. Что-то случилось? – проницательно поинтересовался он, едва я спустилась в столовую.

– Фаина Алексеевна случилась, – почти не покривила я душой.

Действительно, не устрой мне княгиня того, что устроила, я бы и не подумала о побеге до окончания гимназии. Но поскольку мне ее и так окончить не дадут, будем выполнять пункты плана обходными путями.

– Ох, Фаина Алексеевна чересчур усердствует, – вздохнул Владимир Викентьевич. – Она не слушает никаких доводов. Возможно, будь вы к ней повнимательней…

– Вот еще, – вскинулась я. – Может, мне все ее желания по первому требованию выполнять? И клятву полного подчинения принести? Чтобы уж совсем, так сказать, облегчить ей жизнь. Назначила она меня, видите ли, себе в преемницы. А меня она спросила?

– В таких вопросах согласия не спрашивают, – удивленно отвечал Владимир Викентьевич. – Это большая честь для вас, если она действительно так сказала.

– Сказала, – подтвердила я. – Сегодня сказала. Только зачем оно мне?

– Сила? Власть?

– А будут ли они? Пока я вижу одни ограничения и желание княгини все делать за меня. Увольте от такого счастья.

– Фаина Алексеевна желает вам блага, – возразил он. – Разумеется, как она это понимает. Но быть главой одного из крупнейших кланов Российской империи не так уж и плохо, хотя, конечно, обременительно. Разумеется, вам придется еще многое узнать, но…

– Ах, Владимир Викентьевич, давайте поговорим о чем-нибудь другом, – взмолилась я. – От разговоров о Фаине Алексеевне у меня полностью пропадает аппетит.

Аппетит у меня полностью пропал от задуманной авантюры, но в этом признаваться по меньшей мере неблагоразумно. Владимир Викентьевич не поймет, почему я собираюсь сбегать от силы и власти в неизвестность. Но пока мне не предлагают ни первого, ни второго, только манят их призраками, пытаясь получить полный контроль над моей жизнью. Индейское национальное жилище вам, ваша светлость, а не управляемая я. Возможно, и желание выдать меня замуж поскорее за кого попало проистекает из желания сделать мою личную жизнь таковой, чтобы я с радостью посвятила себя всю чему-нибудь другому. Работе на благо клана, например.

Размышляя на эту тему, я без особого желания пережевывала пищу, даже не обращая внимания на то, что ем. Владимир Викентьевич делился новостями Ильинска, обходя щекотливые темы. Так, об отмене концерта мисс Мэннинг не было сказано ни слова, целитель лишь посетовал на скудость культурных мероприятий в городе в этом сезоне. И об отсутствии ярких и интересных статей в городских газетах. Ничего, скоро им будет о чем писать. Уверена, пропажа почти наследницы клана не пройдет незамеченной. Это куда интересней дуэли поручика с подпоручиком из-за несуществующей невесты. То есть нельзя, конечно, сказать, что несуществующей, но однозначно – не невесты.

Утром я как ни в чем не бывало отправилась в гимназию. Владимир Викентьевич меня подвез, а охранник остался снаружи, поскольку на занятия его все равно не пускали, мотивируя тем, что посторонним в гимназии делать нечего. Я же, как только вошла, сразу бросилась искать Оленьку, потому что оставалось одно важное дело, которое непременно следовало утрясти до отъезда. Хорошо, что подруга как раз была в гардеробе и мне не пришлось ни раздеваться, ни искать ее.

– Оля, у меня к тебе большая просьба, – торжественно сказала я. – Когда будешь писать брату, вставь туда фразу: «Все идет по плану».

– То есть написать, что ты передаешь, что все идет по плану? – удивленно уточнила она. – По какому плану и когда это вы успели о нем договориться?

– Нет, про меня упоминать не надо. Просто напиши эту фразу, можешь подчеркнуть, но и только. Хорошо? Не забудь, очень прошу.

– Хорошо. А…

Спросить она больше ничего не успела, потому что я набросила на себя полог и помчалась к выходу. Если я собираюсь уехать сегодня с Мэннинг, тянуть нельзя. Двери в гимназии постоянно открывались и закрывались, поэтому мой охранник, увлеченно болтавший с дворником, на лишнее открывание внимания не обратил.

Я же рванула к дому Владимира Викентьевича, мой план слишком зависел от времени, чтобы не переживать о стремительно улетающих минутах. В дом я прошмыгнула уже привычным черным ходом, стараясь как можно медленнее и тише открывать дверь. Но думаю, что даже будь я не под отводом глаз, меня бы не заметили, настолько увлеченно кухарка с горничной что-то обсуждали.

В своей комнате я переоделась и добавила в саквояж всякую гигиеническую мелочовку: расческу, зубную щетку, зубной порошок. Косу закрутила в узел и пришпилила грубыми черными шпильками. Вместе с новой одеждой и внешностью облик получился необычайно солидным, вполне подходящим переводчице. Правда, сама я видела собственное лицо через морок, который для остальных был непроницаем. Почти для всех. Надеюсь, что не встречу более сильного мага, способного распознать обман.

Мое пальто и гимназическая форма заняли место на шкафу под отводом глаз. Если туда никто не полезет, плетение должно проработать около месяца. По-хорошему, надо куда-нибудь утащить и сжечь. Но нет времени, а вот вероятность, что это действие засекут, напротив, есть. Так что оставить здесь надежнее.

Кухарка и горничная так и продолжали болтать. Наверное, традиция у них такая: как уходит Владимир Викентьевич из дому, так они за чай садятся и жалуются друг другу на горькую женскую долю. Сейчас явно обсуждалось что-то берущее за душу: горничная дрожащим голосом что-то рассказывала увлеченно слушающей кухарке, которая не только сопела в такт рассказу, но даже сочувственно всхлипнула. Но останавливаться и слушать я, разумеется, не стала, а тихо прикрыла за собой дверь черного хода. Прошла пару кварталов, завернула за угол, сняла отвод глаз, оставив только ту его часть, что отвечала за запахи, и свернула опять на центральную улицу.

Несмотря на то что увесистый саквояж оттягивал руки, хотелось бежать вприпрыжку. Я заставляла себя идти не столько медленно, сколько уверенно, хотя внутри все сжималось от страха. Вдруг мисс Мэнниг за ночь передумала или Песцов нашел другого переводчика? Почти все свои деньги я потратила на новую одежду. Можно сказать, поставила все на кон, и даже думать не хочу, что буду делать, если проиграю. Я не проиграю, потому что не имею на это права.

Швейцар важно раскрыл передо мной дверь, и я оказалась в холле гостиницы. Мисс Мэннинг пока не было, но Песцов уже был, сидел на диванчике и скучающе изучал картины на стенах. Пальто он небрежно распахнул, но не снял. Надеется на пунктуальность своей дивы?

Делая вид, что я понятия не имею, кто он, я подошла к портье и поинтересовалась мисс Мэннинг.

– Она вот-вот спустится, – ответил тот. – Вон тот господин ее тоже ждет.

Я повернулась и встретилась взглядом с Песцовым. Свой отводить не стала. Напротив, попыталась улыбнуться как можно доброжелательней, скопировав Грызельду в хорошем настроении, и подошла к нему. Он вставать не стал, разом оценив и возраст, и финансовое состояние, и спросил этак настороженно:

– Вы та самая переводчица, о которой меня предупреждала мисс Мэннинг?

– Именно так, господин?..

– Песцов, – кивнул он. – Дмитрий Валерьевич.

– Анна Дмитриевна. – Руку я протягивать не стала. Что-то мне подсказывало, что она так и повиснет в воздухе. – Павлова.

– Так вот, Анна Дмитриевна, – вальяжно сказал он, – переводчика я не нашел за столь короткий срок, поэтому выставлять вас сразу не буду.

– У меня договор с мисс Мэннинг, – напомнила я.

– Мисс Мэннинг плачу я, а значит, я и решаю, кто с ней будет работать, – жестко бросил он. – Вы появились необычайно вовремя, и это мне кажется весьма подозрительным.

– Уверяю вас, наша встреча с мисс Мэннинг была случайной, – возразила я.

– Нет лучше случайности, чем хорошо запланированная, не так ли? – Он прищурил глаза, нехорошо так, подозрительно хищно прищурил. – Учтите, милочка, вам меня не подловить.

– Что вы имеете в виду? – опешила я.

– Вы прекрасно понимаете, – фыркнул он. – Будет она мне тут притворяться. Вы же от Рысьиных?

– С чего вы взяли?

Выверты его воображения скорее пугали, чем радовали.

– С разговора с Фаиной Алексеевной, – пояснил Песцов. – Она меня предупреждала, что без присмотра не оставит. Я же не идиот. Два и два сложить много ума не надо. Так что вы здесь долго не проработаете. Более того, я прямо сейчас попрошу мисс Мэннинг, чтобы она разорвала ваш договор.

– Но мне нужно это место, – почти умоляюще сказала я. – Что я могу сделать, чтобы избавить вас от подозрений по отношению ко мне?

– Готовы поклясться, что не имеете отношения к Рысьиным? Правильно поклясться, я имею в виду, а не просто сотрясти воздух словесами.

Я не чувствовала себя частью рысьинского клана, но, боюсь, попробуй я поклясться, местные боги меня точно как-нибудь да накажут. Нет уж, обойдемся без формальностей.

– Разумеется, нет, – попыталась увильнуть я. – Мало ли кто из моих предков мог быть из них?

Например, отец. Или бабушка. Да и сама я, как ни крути, Рысьина.

– Вот поэтому вы вылетите при первой возможности с места при мисс Мэннинг, – хищно осклабился Песцов.

– Возможно, нам удастся договориться как-то по-другому, без клятвы? – предложила я. – Клятва – вещь весьма опасная.

– По-другому? – Он переплел пальцы и задумчиво на меня посмотрел. – И во сколько вы оцениваете это самое «по-другому»?

– Это не мне оценивать, а вам.

– То есть я выплачиваю вам некоторую сумму, а вы сообщаете Рысьиной то, что я вам скажу, я вас правильно понял?

– Если она спросит, – поставила я встречное условие.

Все-таки бегать за бабушкой и рассказывать ей сказки про безупречный песцовский облик я не собиралась, пусть я и виновата в том, что этот облик пошел трещинами в глазах моей пожилой родственницы. А вот деньги я возьму, не столько потому, что они мне жизненно необходимы, сколько потому, что в противном случае Песцов меня непременно выживет или даже забудет где-нибудь в глуши. А мне этого не нужно. Как ни крути, но мисс Мэннинг на несколько месяцев – идеальное прикрытие.

Глава 2

Обещанные Песцовым сани на деле оказались возком – этакой дорожной каретой, поставленной на полозья и шустро катившейся по снегу. В возке ехали мы вчетвером: мисс Мэннинг со своей горничной, Песцов и я. Маленькие окна пропускали света не так уж и много, и внутри царил полумрак, в котором певица уже не отличалась от своего изображения на афишах и выглядела юной и красивой. Песцов распускал перед ней хвост, как будто был из рода Павлиновых, но при этом пытаясь выразительно игнорировать меня. Второе получалось у него плохо, поскольку сидел он напротив и я, вне своего желания, постоянно была у него перед глазами, а стоило ему остановить на мне взгляд, как на его лице появлялась раздосадованность. Наверняка бедолагу изнутри жгло сожаление о наспех всученных мне деньгах и он размышлял, насколько удачным окажется вложение. Не получится ли так, что я и его ограблю, и Рысьиной выложу все как есть? Поэтому он осторожничал, не позволяя себе вольностей в отношении мисс Мэннинг даже в разговоре.

В моих услугах пока не нуждались, поскольку Песцов болтал по-английски свободно. Наверное, в его гимназии был упор не на те языки, что в моей. Или его родители нанимали учителя. Или он сам настолько часто приглашал артисток из Англии, что волей-неволей выучил язык почти в совершенстве. В любом случае меня к общению не привлекали, поэтому я могла лишь прислушиваться к их беседе и смотреть через крошечное окошко на бескрайнюю белую простыню, изредка протыкавшуюся иголками деревьев. Иногда вдали чернели или зеленели заплатки – в зависимости от того, лиственные или хвойные деревья там были. Моя рысь заинтересованно принюхивалась, мечтая о прогулке по мягкому белому снегу. Но еще она и чутко прислушивалась к шумам снаружи. До сих пор не верилось, что удалось выбраться из Ильинска, оставив с носом любящую бабушку. Конечно, это была еще не победа, а лишь шажок к ней. Маленький шажок, крошечный, почти незаметный.

И свобода относительная. К мисс Мэннинг я пока привязана договором, поэтому заниматься тем, чем хочу, не могу, даже оборачиваться в ближайшее время придется только за закрытыми дверями и под кучей защит. Не дай бог, учует кто-то! Вон как Песцов подозрительно водит носом. Или это оттого, что воздух здесь уже спертый? Невыносимо хотелось выбраться наружу: в возке было душно, жарко и все пропахло тяжелыми духами мисс Мэннинг, которые здорово били по обострившемуся обонянию.

– Что-то вы, Анна Дмитриевна, приуныли, – внезапно сказал Песцов.

– Скучно, – пояснила я, недоумевая, чего ему от меня понадобилось. – Я ничем не занята, а пейзаж однообразный.

Мисс Мэннинг и ее горничная переводили взгляд с меня на Песцова. Певичка казалась удивленной. Наверняка тем, что в ее присутствии говорят не с ней, да еще и на языке, ей непонятном.

– Дмитрий, о чем вы говорите? – не выдержала она.

– Спросил у вашей переводчицы, почему ее лицо напоминает прокисшее тесто, – рассмеялся Песцов. – Она ответила, что не привыкла сидеть без дела.

– Пусть не переживает. Еще успеет охрипнуть, – успокоенно сказала мисс Мэннинг. – Не обижайте Анну, пожалуйста. Если она из-за вас уйдет, я тоже уеду, имейте в виду.

– Филиппа, только не говорите, что вы успели к ней привязаться, – удивился Песцов.

– Я не хочу остаться без переводчика посреди бескрайних снегов, – капризно сказала мисс Мэннинг. – Это вам хорошо, Дмитрий, а у меня второго облика нет.

Она величественно поправила меха на плечах, отчего я сразу почувствовала ущербность своих. Нет, мои выглядели прилично. Но только пока рядом с ними не оказывались роскошные меха мисс Мэннинг, которые никто не подвергал усиленной чистке. Следить-то за ними наверняка следили: горничная выглядела аккуратной и исполнительной и даже в дороге не сводила глаз с хозяйки – вдруг той что-то понадобится.

– Очень жаль, уверен, он был бы не менее прекрасен, чем первый, – галантно сказал Песцов, опять, к моей радости, полностью переключаясь на мисс Мэннинг. – Вы бесподобны, Филиппа. Вы были бы райской птицей.

Она благосклонно кивнула, и Песцов принялся разливаться соловьем, более не обращая на меня внимания. Меня это ни капельки не огорчило. Чем меньше мне уделяют внимания – тем меньше вероятность разоблачения. Я и без того нервно сжималась при веселом перезвоне колокольчиков на дугах проезжавших мимо саней. На машинах, видимо, на такие расстояния зимой ездить не рисковали – за всю поездку не встретилось ни одной, хотя дорога была достаточно оживлена и нам постоянно кто-то встречался.

Ехали мы долго, с остановками и чаем на постоялых дворах, поэтому в конечный пункт прибыли совсем поздно. Чувствовала я себя так, словно лично тащила возок всю дорогу. В голове звенело от непрекращающегося щебета мисс Мэннинг. Похоже, не только у меня. Песцов выглядел не таким счастливым, как в начале нашего путешествия, и потряхивал ушами, когда немного забывался, словно очень громкие звуки туда не только проникли, но и зацепились и теперь причиняли если не боль, то сильное неудобство. Что ж, искусство требует жертв. Кто сказал, что не от него?

– Ужасная дорога, – простонала мисс Мэннинг в довольно большом гостиничном холле, где к нам бросились сразу несколько служащих в униформе, подхвативших ее багаж. Свой саквояж я не выпускала из рук и не доверила бы его никому. – Не могу дождаться, когда наконец доберусь до кровати.

– Филиппа, а ужин? – не слишком настойчиво напомнил Песцов. – Нельзя ложиться спать на голодный желудок. Ваша красота пострадает.

– Закажу в номер что-нибудь, – капризно сказала мисс Мэннинг. – Я за сегодня уже насиделась. Мне нужно лечь. Лечь, закрыть глаза и поспать. Иначе завтра у меня будет жуткая мигрень.

– Дорогая, неужели мне придется ужинать в одиночестве? – с фальшивой грустью спросил Песцов.

– Почему в одиночестве? С Анной, – заявила мисс Мэннинг, довольной улыбкой отмечая вытянувшееся лицо собеседника. – И не возражайте, Дмитрий, я ей обещала, что позабочусь о ее пропитании.

Все проявления радости, возникшие на лице Песцова, когда он понял, что не увидит больше сегодня мисс Мэннинг, испарились.

– Вы собираетесь ей скормить меня? – желчно поинтересовался он. – Никогда бы не подумал, что вы меня настолько ненавидите.

Мисс Мэннинг рассмеялась красивым серебристым смехом, нежным колокольчиком раскатившимся по гостиничному холлу, и положила ручку на плечо ухажеру.

– Какой вы злюка, Дмитрий, – погрозила она пальчиком в лайковой перчатке. – Учтите, если вы будете плохо относиться к Анне, непременно об этом пожалеете.

– Только ради вас, – мрачно согласился Песцов и продолжил по-русски: – Анна Дмитриевна, скажем, через полчаса встречаемся в холле.

– Извольте говорить при мне на том языке, который я понимаю, – капризно бросила мисс Мэннинг. – Анна, что от вас хотел Дмитрий?

– Назначил мне свидание в холле через полчаса, – невозмутимо ответила я.

– Не свидание, а встречу! – оскорбленно рявкнул Песцов. – Я начинаю сомневаться в вашей способности к точному переводу.

– Вы не уточняли, – заметила я. – А я женщина одинокая, вдовая, мне нужно думать об устройстве личной жизни. Вот и думаю.

Песцова перекосило до неузнаваемости, что вызвало прямо-таки приступ веселья со стороны мисс Мэннинг.

– Анна Дмитриевна, свидание с вами мне может только в страшном сне присниться, – бросил он.

– Строго говоря, вы тоже не мечта одинокой женщины, но в моем возрасте нужно брать что дают, – философски заметила я.

Мисс Мэннинг элегантно приложила руку ко рту, борясь с желанием неприлично захохотать на весь холл. И я ее понимала, стоило только взглянуть на лицо Песцова. Конечно, плохо дразнить одного из возможных женихов, но удержаться не было никакой возможности. Рысь внутри решила, раз уж не выпускают, поиграть хоть так. Но Песцов игры не принял.

– Филиппа, уверен, Анна тоже прекрасно поест у себя в номере, благо я ей оплатил отдельный.

– Дмитрий, – угрожающе сказала мисс Мэннинг, – моя голова начинает болеть. Решайте этот вопрос с Анной. При чем тут я?

Она царственно кивнула и пошла к лестнице, оставив опешившего организатора ее турне по России переваривать приказной тон. Пожалуй, со стороны мисс Мэннинг это было ошибкой: наверняка незаменимых актрис для Песцова не было, а уж тех, кто ставил его в глупое положение, он менял даже чаще, чем в среднем по палате.

– Я понял, – прошипел он, приблизившись ко мне почти вплотную и перейдя на русский язык, – вы собираетесь меня скомпрометировать. Чтобы от моей репутации не осталось даже огрызков, когда решат, что я связался с вами.

– Ни боже мой, Дмитрий Валерьевич. Сами подумайте, могу ли я вас скомпрометировать на фоне мисс Мэннинг? Рядом с ней остальные женщины не котируются. Итак, что мы решаем? Вы оплачиваете мне ужин в номер?

– Я вам достаточно заплатил, чтобы вы оплачивали свои ужины сами.

Но на эти деньги у меня уже были вполне определенные планы, поэтому я лишь отметила:

– Боюсь, мисс Мэннинг это не понравится.

Довод был слишком веским, чтобы Песцов к нему не прислушался. Он с тоской огляделся, но, похоже, сегодня единственными дамами были мы с мисс Мэннинг, поэтому он пришел к выводу, что для его репутации лучше на виду у всех поужинать с переводчицей и показать свое к ней отношение, чем оплачивать ей ужин в номер.

– Хорошо, через полчаса в холле, – буркнул Песцов. – Но чтобы никаких намеков. Вы на себя давно в зеркало смотрели, Анна Дмитриевна, чтобы со мной флиртовать?

– Флиртовать с вами, Дмитрий Валерьевич, да вы с ума сошли? – фыркнула я.

Но дразнить его больше не стала, пошла к себе в номер. Он находился на этаж выше, чем у мисс Мэннинг, и наверняка не был таким шикарным, как у нее. Но мне и этого было предостаточно. Постоянно подпитывать изменение внешности и щит, отбивающий запахи, оказалось необычайно трудно. Мне требовалась небольшая передышка.

Я сбросила одежду и перетекла в рысь. Возможно, зря, потому что меня тут же оглушило множеством запахов, приятных и не очень. Я чихнула и немного поиграла кисточкой на декоративной подушке, чтобы хоть так удовлетворить рвущуюся наружу потребность одной из своих половин. Кисточка неожиданно оторвалась, что меня ужасно огорчило, и я подумала, что стоит на такой случай возить с собой веревочный мячик, а то кисточек в гостинице не напасешься.

В человека я вернулась с некоторым сожалением, но этого никак нельзя было избежать. Нужно было поторапливаться, чтобы успеть к сроку. Ничего, сейчас быстро поужинаю и опять останусь одна.

В холл я спустилась, чуть успокоившись и освежившись. Осанка строгая, волосы затянуты – никто не забудет, что я на работе. Как ни странно, Песцов меня уже ждал и даже встал при моем появлении, но руку не подал, не посчитал достойной спутницей, лишь сухо кивнул, показывая, что заметил.

– Вы меня необычайно злите, Анна Дмитриевна, – неожиданно почти пролаял он, когда мы уже сидели за столом и ждали заказ. – Почему?

– Вы у меня спрашиваете? – удивилась я. – Вам лучше знать. Психолог наверняка сказал бы, что я вам напоминаю что-то неприятное или, напротив, нравлюсь.

Он забавно дернул носом.

– Нравитесь? Ну у вас и самомнение, дорогая. Впрочем, будь вы лет на тридцать моложе… – Он выразительно окинул меня взглядом, в этот раз не ограничившись только осмотром лица, задержался на руках, на которых остались следы чернильных пятен. – Или на двадцать…

Задумчивость его мне не понравилась. Изменяла я только лицо, а все остальное было мое и наверняка не слишком подходило к выбранному образу, но тут уж я ничего поделать не могла, не так уж хорошо я наводила иллюзии, чтобы менять сразу все. Но руки – это не лицо. Может, я за ними хорошо ухаживала, чураясь грязной работы? Или вообще Песцов думал совсем о другом, глядя на мои руки, и не замечал их состояния? Да даже если и заметил, главное, чтобы не посчитал важным.

– А вы знаете, Анна Дмитриевна, что-то в вас есть этакое…

– Вы геронтофил, Дмитрий Валерьевич? – любезно улыбнулась я, надеясь, что уж этим определением я его пристукну так, что он надолго забудет об интересе ко мне.

– Кто? – вытаращился он.

– Тот, кто влюбляется исключительно в пожилых женщин. Испытывает, так сказать, нездоровую тягу к ним.

Руки я спрятала под стол и молила бога, чтобы официант как можно скорее принес заказ. Тогда Песцов отвлечется на еду и прекратит меня разглядывать. А то раз поглядит, два – и вся конспирация полетит коту под хвост. Или в данном случае – песцу. Конечно, он меня снабдил деньгами для экстренного бегства, но это не дает ему права лезть в мои тайны.

– Слышала бы вас сейчас мисс Мэннинг…

– Хотите сказать, что тяга к ней здоровая?

– Она не может считаться пожилой, – возмутился Песцов.

– Так и я об этом. – Я невинно похлопала глазами. – Мисс Мэннинг красивая молодая дама, а значит, вас к ней тянет совершенно нормально. Тянет же?

– Тянет, – усмехнулся Песцов, не сводя с меня внимательных глаз.

– Значит, с вами все в порядке.

Наконец появился официант с нашим заказом, и мы с Песцовым приступили к тому, зачем, собственно, сюда пришли, – к ужину. Я старалась побыстрее закончить, чтобы уйти к себе и придумать, что сделать с руками. Или теперь уже ничего делать не нужно, а то подозрений не оберешься? В расстройстве я даже доедать все не стала, пожелала Песцову приятного аппетита и встала, намереваясь уйти.

– И все-таки вы меня бесите, Анна Дмитриевна, – вместо прощания сказал Песцов. – Что-то с вами не то. Нутром чувствую, а объяснить не могу. – Он грозно нахмурился и бросил: – Постарайтесь поменьше попадаться мне на глаза. Не до ваших загадок сейчас.

Хотя хотелось вылететь из ресторана пулей, я шла неторопливо, помня, что Песцов на меня смотрит, а он и так подозревает меня невесть в чем. Бешу я его, видите ли! Он меня тоже бесит. Не потому ли, что один оборотень чует другого даже через отвод и хочет показать, кто здесь главный? Нужно держаться от него подальше, пока он не сложил два и два.