Kitobni o'qish: «Молчание мертвых»
Самые счастливые женщины, как самые счастливые народы, не имеют истории.
Джордж Элиот
Глава 1
Съехав на обочину узкого проселка, Грейс Монтгомери смотрела на старый сельский дом, в котором выросла. Даже густая, обволакивающая темнота летней ночи, рассеять которую тщетно старался ухмыляющийся полумесяц, не скрывала очевидного: ее старший брат поддерживал фамильное гнездо в достойном состоянии.
Но это ведь всего лишь ловкий трюк, жульничество, разве нет? Принимаемое за очевидное часто обманчиво, и кажущееся не совпадает с действительным. Так было всегда. Вот в чем проблема – потому она и дала себе слово, что никогда сюда не вернется.
В спальне наверху мигнул и погас свет. Клэй ложился спать; наверное, в обычное для себя время. И как только можно жить здесь одному? Этого Грейс не понимала. Как можно есть, спать, заниматься хозяйством всего лишь в сорока шагах от места, где они схоронили тело отчима?
Она вышла из автомобиля, маленького БМВ, и сигнализация тут же напомнила об оставленном в замке зажигания ключе. Вообще-то посещение родного дома в ее планы не входило, но, оказавшись поблизости, Грейс решила убедиться в том, что и сейчас, спустя многие годы, ничто не выдает содеянного.
К ферме вела длинная подъездная дорога. Вечер был безветренный, тишину нарушали лишь цикады с лягушками да хруст мелкой гальки под ногами. Она уже забыла, какими глухими бывают ночи в этой части штата и как ярко светят звезды вдали от города.
В детстве они втроем – с младшей сестрой, Молли, и старшей, сводной, Мэдлин, – частенько ложились спать на передней лужайке. Чудесное было время. Они болтали, смеялись, любовались бархатно-черным небом, и звезды смотрели на них сверху и подмигивали, обещая счастливое будущее. Такие простодушные, наивные, невинные. Когда Мэдлин была рядом, Грейс ничего не боялась. Но быть рядом постоянно Мэдлин не могла. Даже не понимала, что это нужно. Ей и сейчас невдомек, каково было тогда Грейс. В ночь, когда все пошло не так, она гостила у подруги.
Вечер выдался теплый и душный, но, подходя к ферме, Грейс невольно поежилась. Справа от дорожки, между тополей и плакучих ив, притаился амбар. Она ненавидела все так или иначе связанное со старой фермой. Здесь ей приходилось чистить стойло, убирать за жеребцом, ездить на котором отчим не позволял никому и с которым справлялся только сам. Здесь она собирала яйца и сражалась с противным петухом, часто налетавшим с явным намерением выклевать ей глаза. И здесь же, у правого угла постройки, у преподобного была конторка, куда он уходил писать воскресные проповеди и где стоял запертый на ключ картотечный ящик.
Запах магнолий и свежей сырой земли отозвался живыми, ничуть не стершимися воспоминаниями, от которых ее пробил холодный пот. Крепко, так, что ногти врезались в ладони, сжав кулаки, Грейс твердо напомнила себе, что она уже не беспомощная девчушка, и постаралась выгнать из головы мысли о конторке. Сама же давала зарок – не думать, забыть.
Да вот только забыть не получилось. Все ли там по-прежнему, в той тесной, душной комнатушке? Если не считать того, что хранилось в конторке, они не тронули ничего, оставили как было, словно в ожидании возвращения преподобного. Так решила мать, настоявшая на том, что менять что-либо было бы неразумно. Это она внушила, вдолбила всем им – за исключением, разумеется, Мэдлин, – что они должны говорить о преподобном так, словно он жив. Жители городка уже тогда относились к ним с подозрительностью.
Да, память у местных долгая, здесь ничего не забывают, но ведь со времени внезапного исчезновения преподобного прошло восемнадцать лет. Пожалуй, Клэй все же мог бы разобрать эту проклятую пристройку…
В темноте грянул вдруг суровый, низкий голос:
– Убирайся с моей земли, или буду стрелять.
Грейс обернулась – в нескольких футах от нее стоял мужчина, высокий, не меньше шести футов и четырех дюймов, и плотный, словно вытесанный из камня. Конечно, это был Клэй, и его ружье смотрело прямо на нее.
Стреляй, мелькнула шальная мысль, но уже в следующее мгновение Грейс рассмеялась. Клэй, как всегда, бдителен и зорок. Впрочем, ее это не удивило – он всегда был Хранителем и Защитником.
– Что? Ты уже не узнаешь собственную сестру? – сказала она, выступая из тени.
– Грейс? – Дуло охотничьего ружья опустилось, а сам Клэй даже подался вперед, словно хотел обнять ее. Она и сама ощутила нечто похожее, но, как и он, осталась на месте. Отношения между ними складывались… непросто. – Господи, Грейс? Мы же не виделись тринадцать лет. Я тебя едва узнал. А мог бы и подстрелить, – хмуро добавил брат.
Она не стала признаваться, что на какое-то мгновение поддалась трусливому желанию: одна пуля, и все было бы кончено.
– Неужели? А вот я тебя везде бы узнала.
И верно, узнала бы. Может быть, потому, что часто его вспоминала. Да он и не слишком-то изменился. Те же густые черные волосы – темнее даже, чем у самой Грейс, – курчавятся надо лбом. Те же загадочные светлые глаза, так похожие на ее собственные. Тот же решительно выдвинутый подбородок. Разве что стал еще плотнее, набрав мышечной массы, отчего она при своих ста двадцати фунтах и пяти с половиной футах роста чувствовала себя рядом с ним чуть ли не крохой. Но это было, пожалуй, единственным различием.
– Думала, ты уже спишь.
– Увидел твою машину.
– А чужакам тут делать нечего.
Если он и услышал в ее реплике легкую насмешку, то не подал и виду. Только бросил быстрый взгляд в сторону рощицы, отмечавшей могилу их отчима.
Первым неловкое молчание нарушил Клэй:
– А тебе, вижу, городская жизнь пошла на пользу. Хорошо выглядишь.
В Джексоне дела и впрямь шли неплохо. По крайней мере до тех пор, пока Джордж Данаган, человек состоятельный, дипломированный юрист, не попросил ее руки. И когда Грейс в третий раз не смогла сказать «да» – хотя они оба знали, что она этого хочет, – он наконец не выдержал и прекратил с ней все отношения. Сказал, что не хочет и слышать о ней до тех пор, пока она не сходит на прием к психотерапевту и не разберется со своими проблемами.
Грейс пыталась последовать его совету – но сеансы не помогали. Слишком много в ее жизни было такого, о чем она не желала говорить. Было и то, что она хотела бы, но не могла обсуждать – ни с психотерапевтом, ни с кем-либо еще, включая Джорджа. И хотя Джордж в последнее время смягчился и даже начал ей звонить, застарелые нерешенные проблемы все еще стояли между ними.
Оставалось надеяться, что долго так продолжаться не будет. Либо она совладает с собственным прошлым, либо оно переборет и раздавит ее. Кто знает, чем все это кончится? Грейс лишь пообещала себе, что не вернется к прежней жизни в Джексоне, пока сама не разберется с тем, что случилось давным-давно в Стилуотере.
– Дел хватает.
– Мать говорит, ты в Джорджтауне была первой в своем классе.
Шесть лет назад… Грейс сухо улыбнулась. С какой почтительностью он это сказал. Она никогда не довольствовалась достигнутым, и радости от успехов ей хватало ненадолго.
– Если очень хочешь, добиться можно многого.
– И как только тебе удалось туда поступить?
Она уехала из Стилуотера через два дня после окончания средней школы, работала официанткой в грязной забегаловке в Джексоне, экономила, откладывала каждый доллар и не расставалась с книгами, готовясь к вступительным экзаменам. И когда набрала в итоге почти максимальную сумму баллов, ее школьные результаты никого уже не интересовали. Ей удалось поступить в университет Айовы, а потом ее приняли и в Джорджтаунский.
Но обсуждать сейчас все эти детали с Клэем было бессмысленно. Время учебы в колледже, когда спать случалось не больше трех-четырех часов в сутки, вспоминалось без гордости и ностальгии. Другие могли позволить себе пренебрегать занятиями в пользу веселой жизни, она же держалась особняком и признавала только одну отметку – «отлично».
Она старалась рассчитаться за прошлое, доказать всем и самой себе, что ее недооценивали. Но, закончив юридическое отделение и отработав последние пять лет в должности помощника окружного прокурора, поняла простую истину: бегство не есть решение. В личной жизни все осталось по-прежнему, и прогресса не намечалось.
– Мне просто повезло.
Клэй оглянулся на дом:
– Зайдешь?
Уловив в вопросе надежду, Грейс посмотрела на веранду, сидя на ступеньках которой они обычно слушали, как мать читает Святое Писание. Преподобный требовал, чтобы изучению Библии уделялось не менее часа в день. И надо сказать, час этот проходил не без приятности. Летние дни клонились к вечеру, духота спадала, и она слушала мать со стаканом прохладного лимонада. Мягкий, переливчатый голос, поскрипывание досок под старым креслом-качалкой, танцующие в воздухе светлячки. Грейс это даже нравилось – пока не приходил преподобный.
– Нет. Я… я лучше поеду.
Она отступила в темноту. Повидала брата, убедилась, что с ним все в порядке, что он настороже, и хватит. На сегодня с нее воспоминаний достаточно.
– Надолго в город?
Грейс остановилась.
– Еще не знаю.
Клэй нахмурился, и его приятные черты вдруг обострились, стали жестче и грубее. Похоже, сбережение мрачной семейной тайны оказалось делом нелегким, и груз выпавшего на его долю бремени давал о себе знать.
– Так что же тебя сюда привело? После стольких-то лет…
Она прищурилась под его взглядом, но глаз не отвела.
– Иногда меня так и тянет рассказать всем о том, что здесь случилось. Это было бы справедливо и правильно.
– А почему ты думаешь, что знаешь, как правильно, а как неправильно?
– Потому что последние пять лет я занималась тем, что защищала истину и справедливость и заставляла людей нести ответственность за свои поступки.
– И ты уверена, что всегда наказывала того, кого надо? Что люди получали заслуженное наказание?
– Мы должны полагаться на систему. Без нее общество развалится.
– И кто же заслуживает наказания за то, что здесь случилось?
Тот, кто лежит в земле, хотела сказать Грейс, но Клэй знал это и без нее, а потому она промолчала.
– Почему же не призналась раньше? – спросил он. Она невесело усмехнулась:
– Наверно, потому же, почему и ты до сих пор охраняешь это место с ружьем.
Несколько секунд Клэй молча смотрел на нее.
– Похоже, тебе предстоит принять нелегкое решение.
– Наверно.
Молчание.
– И ты не попытаешься меня отговорить? – с кривой усмешкой спросила Грейс.
– Каждый решает для себя сам.
Какой уклончивый ответ. Она хотела бы услышать другой – чтобы зацепиться, схватиться, возмутиться, обвинить кого-то. Чтобы не дать ему обойти ее так легко. Но прежде чем она успела что-то сказать, Клэй сменил тему:
– Так ты ушла с работы?
– Нет, у меня отпуск. – За последние пять лет у нее не было ни одного прогула. Штат задолжал ей два месяца, к тому же она еще взяла и отпуск.
– Не самое лучшее место для отпуска.
– Ты же здесь живешь, так?
– У меня на то веская причина.
Грейс не удивилась бы, если бы брат, по примеру матери, назвал ее предательницей, но чувствовала – Клэй рад, что сестра сбежала в город. Он хотел, чтобы она держалась подальше отсюда, жила своей жизнью и забыла о нем, о Стилуотере, обо всем.
Из-за этой вот душевной щедрости Грейс ощущала себя не в своей тарелке – потому что хотела того же и для него.
– Ты тоже мог бы уехать, если бы хотел по-настоящему, – сказала она, понимая в глубине души, что он с ней не согласится.
– Я сам так решил, – твердо отрезал он и замолчал, плотно сжав губы.
– Ты такой упрямец. Так и проведешь здесь всю жизнь.
– Где остановишься? – спросил Клэй, пропустив ее последнюю реплику.
– Сняла домик Ивонны.
– Так ты уже знаешь…
Боль в груди заставила ее напрячься.
– Молли позвонила мне, когда она умерла.
– Молли была на похоронах.
– У Молли свои причины, чтобы приезжать сюда, – резко ответила Грейс, хотя в голосе брата и не прозвучало осуждения. Если бы и она могла поступать так же, как Молли, приезжать и уезжать, когда заблагорассудится, вести себя естественно, как все остальные. Но нет, у нее так не получилось бы – слишком многое мешало. – Кроме того, я была занята на важном процессе.
Это было правдой, но, с другой стороны, она даже не попыталась вырваться. Три месяца назад она еще уверяла себя, что никогда, ни при каких обстоятельствах не вернется в Стилуотер. Ни за что. Ну, только на похороны матери. Да и то…
– Я знаю, Ивонна многое для тебя значила. Хорошая была женщина.
В тот год, когда Грейс уехала из Стилуотера, Ивонне Уокер, бездетной вдове с нежной, черной, как соболиная шерсть, кожей и глазами, видевшими в людях только хорошее, исполнилось шестьдесят пять. В течение многих лет она, независимо от погоды, сидела под тентом в своем дворике на углу Мэйн-стрит и Эппл-Блоссом и продавала самодельное мыло, а также, в зависимости от сезона, яйца от собственных кур, пикули, персики и томаты со своих грядок, пироги со сладким картофелем и шоколадное печенье с орехами.
В Стилуотере Ивонна считалась чудачкой, и на то было три причины. Она не терпела преподобного, не лезла в чужие дела и всегда была добра к Грейс.
– Знаешь, она выслала мне письмом все свои рецепты, – сказала Грейс.
Именно тот пакет, прибывший из офиса окружного прокурора через неделю после похорон, и склонил Грейс к возвращению в Стилуотер. Пакет да настойчивое желание Джорджа, потребовавшего, чтобы она устранила препятствия, мешавшие ей принять его предложение. Он даже выдвинул ультиматум: решить все проблемы в трехмесячный срок. Заявил, что не хочет прожить жизнь в ожидании того, что, как ему представляется, может быть, никогда и не произойдет.
Клэй, словно чувствуя себя неловко оттого, что держит оружие, взял ружье другой рукой.
– Народ думает, что все ее рецепты ушли с ней в могилу.
– Нет.
Они стали ее прощальным подарком – ничего другого от Ивонны Грейс не получила.
– Наверно, выбрала тебя, потому что ты частенько ей помогала.
Скорее всего, подумала Грейс, старушка догадывалась о случившемся на ферме.
Чувство вины смешалось с печалью, сожаление с неуверенностью, и она вдруг ощутила в горле комок.
– Легко ничего не дается, так ведь, Клэй?
– Да, легко ничего не дается, – согласился он. – Тут ты права.
Она шагнула по дорожке.
– Уже поздно. Мне пора.
– Подожди. – Его теплая рука на мгновение легла ей на талию, но он тут же убрал ее, словно испугавшись, что Грейс обидится. – Мне жаль, что так случилось. Ты ведь это знаешь, верно?
Видеть перед собой его искаженное мучительной гримасой лицо было выше ее сил. Куда легче жить с убеждением, что ему неведомы те страдания, что терзают ее. Знать, что Клэю так же плохо… она бы этого не вынесла.
– Да, знаю, – сказала Грейс негромко и зашагала к машине.
Каждый решает для себя сам…
Эти слова брата всю ночь и все утро звучали у нее в голове. Таким образом Клэй дал понять, что не станет возражать, если она выступит с признанием. Он ничего не сказал о последствиях такого шага и не стал упоминать тех, кто серьезно при этом пострадает. Просто взял и переложил ответственность на ее плечи.
И за это она любила его и ненавидела.
Как бы хотелось ей вытащить из клубка эмоций хоть одно четко определенное чувство…
В дверь позвонили. Отодвинув в сторону ящик с вещами, Грейс поднялась и прошла через комнату по деревянному полу. Большую часть стоявшей в доме Ивонны мебели забрали ее сестры и кузины; оставшееся они намеревались выставить на дворовую распродажу. Связавшись с Рексом Питерсом, единственным на весь город агентом по недвижимости, и взяв дом в аренду, Грейс в самый последний момент успела спасти посуду, кухонные принадлежности, кое-какую мебель, садовый инвентарь и несколько картин. Теперь оставалось только дождаться Джорджа, обещавшего привезти из Джексона кровать, комод с зеркалом, диван, несколько стульев и столовый набор. Она намеревалась прожить в Стилуотере всего лишь три месяца – «для примирения с семьей», как выразился Джордж, – но в любом случае без мебели было не обойтись.
В какой-то момент она попыталась утешить себя мыслью, что Джордж будет спешить и захочет поскорее вернуться в город. После примирения отношения между ними так и не сложились по-настоящему, и хотя ей, разумеется, хотелось увидеть знакомое лицо, никакого особенного нетерпения она не испытывала. Трудно постоянно чувствовать, что от тебя ждут чего-то такого, что ты не в состоянии дать. И еще она боялась, что ему, чего доброго, взбредет в голову заняться с ней любовью. Это пугало больше всего.
Звонок повторился.
Джордж, как всегда, нетерпелив.
– Иду. – Грейс распахнула дверь, но на ступеньках стоял не Джордж, а мальчик с серыми глазами, россыпью веснушек на носу и торчащими из-под бейсболки пучками белокурых волос.
– Здравствуй, – удивленно сказала она.
Он наморщил нос и посмотрел на нее снизу вверх:
– Здравствуйте.
Она ждала – он молчал.
– Я могу тебе чем-то помочь?
– Хотите, постригу вам лужайку? Всего за пять долларов.
Грейс вскинула брови:
– А с газонокосилкой без посторонней помощи справишься?
Судя по выражению лица, мальчонка не оценил ее сомнений в его способностях.
– Я уже делал это раньше, – обиженно ответил он. – Для Ивонны.
В давние времена, когда Грейс проезжала мимо этого дома на велосипеде, Ивонна предлагала ей ту или иную мелкую работу. Скорее всего, она прекрасно обошлась бы и без этой помощи, как обходилась без нее долгие годы одинокой жизни. Предложение работы было всего лишь поводом дать Грейс возможность привезти домой персиков или пикулей и заработать несколько долларов.
А в деньгах семья нуждалась постоянно, особенно после того, как Клэй, по настоянию Айрин, отправился в колледж.
– Я коплю, – добавил мальчик.
Грейс не удержалась от улыбки:
– И на что же?
Он замялся:
– Это секрет.
– Вот как. – Она скользнула взглядом по перепачканным кедам, стершимся на коленях джинсах и сползающей с плеч футболке. Конечно, ему не мешало бы почиститься, но, может быть, отправной точкой станет нынешнее утро? Вот только есть ли кому о нем позаботиться? – Тебе сколько?
– Восемь.
Меньше, чем ей показалось на первый взгляд. На вид все девять. Она высунула голову за двери, посмотрела влево-вправо, но никого не увидела.
– Живешь здесь?
Он кивнул.
– Понятно. Что ж, поскольку газонокосилки в доме нет, полагаю, работа для тебя найдется.
Вместо того чтобы расцвести счастливой улыбкой, чего ожидала Грейс, мальчик внимательно оглядел двор и, стащив бейсболку, задумчиво почесал голову, как будто ему было по меньшей мере лет на двадцать больше.
– Хотите, чтоб я сделал это сегодня?
– Пожалуй, нет. По-моему, трава еще не отросла.
Он нахмурился – перспектива быстрых денег растаяла, что явно его не порадовало.
– Я мог бы и сорняками заняться.
– За пять долларов?
– Если еще и задний двор, то нет.
Винить его она не стала. Сад занимал не меньше четверти акра и был сильно запущен.
– Ладно, давай так. Занимаешься передним двором и грядками.
– А вы печеньица не накинете?
Грейс с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться. Мальчонка, несомненно, обиделся бы, решив, что она не воспринимает его всерьез.
– С тобой, дружок, непросто сговориться.
– Это ж всего только печеньице.
– Но я ведь и въехать не успела. И печенье еще не пеку. Он задумчиво наморщил лоб.
– А если завтра?
– Готов поработать в кредит?
– Конечно. – Он улыбнулся, обнаружив факт отсутствия двух передних зубов. – Лучше печенье завтра, чем вообще никакого, так? Может, вы мне целых две дадите, раз уж я подождать согласился.
Мальчонка определенно смышленый.
– Тебя как звать? – спросила она с улыбкой – его глаза хитровато блеснули.
– Тедди.
– А меня Грейс. Ну что ж, похоже, мы договорились.
– Спасибо! – Он живо метнулся к клумбе, и в этот самый момент из-за угла показался фургон.
Увидев ее, Джордж улыбнулся, помахал рукой и свернул на подъездную дорожку.
– Тот еще домишко, – сказал он, выходя из кабины. Она кивнула:
– Проходи, посмотришь. Дом старый, но мне нравятся и высокие потолки, и оконные рамы, и обои, и полы. Знаешь, здесь все напоминает о ней. Я закрываю глаза и чувствую аромат специй, которые она использовала. Как будто она все еще здесь.
– Кто «она»? – спросил Джордж.
– Ивонна.
– Та женщина, что недавно умерла? Та, что продавала печенье и фрукты у себя во дворе?
Грейс кивнула и распахнула перед ним дверь.
– И как тебе удалось попасть в ее дом?
– Я уже говорила тебе по телефону, забыл?
– Извини. У меня в голове только одно – дело Ригли.
Она закрыла за ним дверь.
– Это то, об изнасиловании?
– Да.
– Согласна, это проблема.
Но вообще-то никакого сочувствия Грейс не испытывала. Она видела, какие доказательства собраны против его клиента, чувствовала нутром, что тридцатилетний каменщик опасен и склонен к жестокости, и никак не хотела, чтобы этот человек отделался пустяковым наказанием за содеянное только потому, что он клиент Джорджа.
– Верно, проблема. Но ты все-таки расскажи, как попала в этот дом. По-моему, тебе здесь нравится.
– На самом деле мне просто повезло. Родственники Ивонны хотели его продать, но большого спроса на недвижимость здесь нет, и я убедила их подождать с выставлением дома на рынок, предложив заплатить за три месяца вперед.
– Но ты же не собираешься устраиваться здесь надолго? – спросил Джордж.
– В Стилуотере? – Она с недоумением посмотрела на него. Именно Джордж настаивал на том, что ей нужно вернуться в родной город и раз и навсегда урегулировать семейную ситуацию. И вот теперь ему уже не нравится, что она воспользовалась его советом?
– Да. – Он смахнул капельку пота, скатившуюся с лоснящихся черных волос, уже начавших редеть на макушке. – Вроде бы нет, да? Ты же ненавидишь этот городишко.
Вообще-то все было не так просто, но Джордж вырос в обеспеченной семье с двумя заботливыми родителями и младшей сестрой, относившейся к нему с нескрываемым обожанием. Он не понимал всей сложности взаимоотношений в их семействе, не понимал, что скелеты в ее шкафу вполне реальны. В результате Джордж предпочитал не воспринимать всерьез ее сдержанного отношения к браку. «Разве ты не можешь просто переступить через это?» – спрашивал он накануне их последнего разрыва. Если бы все было так легко.
– Я не имею ничего против сельской жизни с ее неторопливым ритмом. Не имею ничего против здешней архитектуры.
Дело было не в них, а в воспоминаниях, которые не давали покоя. Да, сегодня ее мучила жара, но с жарой ей приходилось мириться и в Джексоне.
– Ты права. В этом доме ощущается классика, некое достоинство.
– Пойдем в кухню. Выпьешь чего-нибудь холодненького.
Джордж кивнул в сторону двери:
– Что это за мальчишка у тебя на клумбе?
Когда Джордж проходил мимо, Тедди смерил его оценивающим взглядом, но потом – Грейс видела это в окно – снова вернулся к работе.
– Соседский парнишка.
– Симпатичный. По крайней мере, ему не двадцать, и я могу не опасаться, что тебя украдут.
Грейс легко распознала нотку обеспокоенности. Джордж ожидал от нее каких-то заверений. Конечно, он не был ей безразличен и пусть не всегда понимал ее проблемы, но неизменно оставался верным другом. И она планировала выйти за него замуж – как только сердце перестанет разрываться надвое.
– Ты меня не потеряешь.
Он взял ее за руку и, наклонившись, поцеловал в лоб.
– Рад слышать. Вот вернешься домой, и мы все забудем и двинемся дальше.
Мы все забудем… Джордж часто старался ободрить ее такими вот разговорами, но у него не было старых шрамов, и он просто-напросто не желал слышать ничего, кроме «да».
– Конечно, – сказала Грейс, потому что ей нужно было поддержать его веру в нее.
Джордж посмотрел на нее так, словно то ли сомневался, то ли не совсем поверил. А потом поцеловал.
Она обняла его за шею, наслаждаясь поцелуем, пока он не попытался пойти дальше, а в ней, словно желчь, поднялось какое-то странное, непонятное сопротивление. Грейс отстранилась и улыбнулась, пряча под улыбкой неуместную реакцию.
– Давай приготовим тебе что-нибудь выпить, ладно?
– Звучит неплохо. – Джордж последовал за ней, переступая через коробки, которые она привезла в Стилуотер на своей машине.
– Чем будешь заниматься? Куда себя денешь?
– Пока еще думаю.
– А я уже подумал. Давай привезу компьютер, и ты сможешь помогать мне в чем-то?
Она вскинула бровь.
– А не слишком ли ты рискуешь, допуская к своим материалам сторону обвинения?
– Господи, Грейс. Расслабься. У тебя впереди три месяца отдыха. Никаких дел ты больше вести не будешь.
И все равно это было бы серьезным нарушением профессиональной этики, а потому Грейс не проявила интереса к предложению.
– Спасибо, но не надо. И компьютер я оставила не без причины. Не хочу, чтобы что-то связывало меня с работой. – Она собиралась вступить в решающую схватку с собственными демонами, а не заглушать боль все большими порциями рутины.
– Так чем же ты собираешься заниматься?
Войдя в кухню, они оказались в окружении высоких раскрашенных шкафчиков и формочек для выпечки.
– Попробую готовить по тем рецептам, что прислала Ивонна.
Он посмотрел на нее немного снисходительно:
– Будешь делать домашнее мыло, лосьоны и все такое?
– Вот именно. – Она достала из холодильника кувшин с малиновым чаем и налила в стакан.
– Ну, вижу, беспокоиться мне совсем не о чем, – пошутил Джордж.
Грейс протянула ему стакан:
– Почему?
– Трудно представить, чтобы молодая и способная помощница прокурора сидела во дворе и сбывала самодельное мыло. Надолго тебя не хватит.
Грейс убрала выбившиеся из-за ушей прядки. Может быть, новое занятие и не потребует таких умственных и психических усилий, как ее привычная работа, но и таким хаотичным и беспорядочным оно точно не будет. Обязанность помощника окружного прокурора состоит главным образом в том, чтобы прибирать за другими, пытаться поправить то, что осталось после совершенного уже преступления. Сейчас ей хотелось хотя бы на время забыть о грабежах, изнасилованиях и убийствах и посвятить себя чему-то простому и чистому.
– Зато поможет скоротать время, – сказала она, чтобы не спорить.
– И ты захочешь поскорее вернуться к настоящей работе.
– Может быть.
– Даю тебе неделю.
Грейс подумала, что продержится все же подольше. Может быть, ей не очень нравилось на ферме, но здесь, в доме Ивонны – взгляд пробежал по успевшей уже полюбиться кухне, – она впервые за очень долгое время почувствовала себя дома.
