Kitobni o'qish: «Записки безродной девки», sahifa 3

Shrift:

Записка VIII

Не скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, а великокняжеские выходные пролетели в балах да ярмарках, в игрищах да бражках.

В понедельник, когда никто ничего не делает ибо день, как известно, тяжёлый, были с древности приметы суровые: не суропь никакого дела дельного – провалится, не гони коней в дорогу – не доедешь, не кликай гостей – всю неделю ходить будут. Даже дворне князь в этот не позволял делать кваса, ибо в таком квасе русалки купают утопленников, да души топят нежные. И разговоры разговаривать нельзя ни с ведьмами, ни с ворожеями, а не то превратятся в собаку, или кота и уши-лапы по ночам крутить будут. Только чихать да рвать зубы можно было в понедельник. Чихать в сей день было к подаркам богатым и подношениям, а зубы рвались безо всяких гангрен и язв кровящих. Спал обычно в этот день Максим свет батькович, думы думал да дневники писал про царя, про народ, про дипломатию и науки.

Так день и проходил в скитаниях и бродяжничестве по терему богатому… то лютни послушает, то письма вскроет – прочтёт, то отобедает трижды, да закусит телятиной постной под соусом из морошки тверской…

По другому ладился день у девы крестьянской Февронии Астальцевой. С первой зорькой коровы у неё доены, двор крепкий у отца был, постоялый, хозяйство большое и ладное, души даже были у Агриппина Астальцева, целых 40 штук. Зажиточный был крестьянин, из кулаков. Мать девицы, пригожая да скромная, как вышла замуж девкой молодой, так и жила в ладу и счастье, подарки получала на празднички православные, кушала впрок, да в науки не лезла – не бабье это дело. Зато любила топать по церквям да монастырям златогривым. Как возьмёт весной посох, так и ходит души отмаливает и свою, и мужью, и детишек. Деток-то одиннадцать их в той семье уродилось. Кумекала по хозяйству и за дом ратовала. Свечки жгла, милостыню подавала, иконки скупала. Славная была женщина, добрая. Дочь таскала за собой, а потом к хозяйству приручила, научила, да и не вмешивалась.

Пусть присматривает.

Коль в девках засиделась.

Записка IX

В третийник Феврония глаза все проплакала, но хлопотала по хозяйству и вспоминала объятия страстные, речи горячие, поцелуи жаркие. Змеёй сердце вилось, ужом скалилось. Думала топиться – да снег сковал первым льдом воду-водушку. Да и боязно.

Вспоминала, глупая, как звала-кликала князя ноченькой на праздник горлышка. Одного соловья раскатистого песнопения. Сей лицедей крестьянский пел так чудненько, что слетались на него голуби сизые, да, бывало, и поклевывали его славного, чего только в ночи не случается, много разного да чудного стены-хатоньки Московии видывали: и грех, и Содомы, и Гоморры.

И глупенькая наша девица про соловья, друга детства крестьянского, сказывала, и князя в той ночи греховодной звала, да зазывала послушать. Ибо и билетики ей по контрамарке со скидкой абонементной друг-соловушка сплавил. Мается девица, теребит телеграфы заморские, печатает буквы и не шлёт князюшке. Боится. Думает думу горькую, понимает. Полюбил, забыл и бросил.

А князь моется в хоромах на перинах. Вспоминает прощание. Думает: как так? Не кидалась девица на шею крепкую, не орала с утра и тут же – слова любви сильные. Но не пишет сама и "печатает печатает" не мелькает в окошке телеграммном…

Призадумался…

Записка X

Выпью горькой настоечки полынынной Муромской, закушу редькой с петрушкою, открою ставни да и порадую вас рассказом о наших дитятках неразумных, что живут врознь, но сердечки друг к другу тянутся, али мерещится мне то свойство сердец и обман всё, да пелена беладонная…

Не летели голуби княжеские в дом крестьянский, не приходили в сундук почтовый письма вязью. Сердце княжеское ещё и о боярыне одной думало, о своенравной, простой, но с короной. Возомнила та боярыня себя столбовой дворянкой, не считала она князя партией достойной да по чину. Хоть и приданых не нажила и имуществ не имела, но думала, что царю ровня. В поиске была вечном и немыслимом, доброму уму и рассудку необъяснимом.

Поведения была вольного, скорее падшего, чем барыни достойного, в словах была безудержна, в споре – криклива. За что полюбил князь и сам не знал. Только догадывался.

Так и бегала мысль княжеская от барыне к крестьянке и обратно, глядучи профили книжнеписанные, просматривая странички их бестолковые, бегала-бегала мысль и махнул он от случайности девке "Привет!" вечерний, к поцелуям зовущий…

Записка XI

Последние грачи улетели.

Сменилась выставка в Третьяковых палатах. Распевался соловей певчий на задворочках. Горели билетики огнями – так и кричали: "пропадём, пропадёт, иди, девка, оперы послушай".

Обрадовалась девка дворовая, Феврония Астальцева, как увидела "Привет!" великокняжеский. Так и ножки отнялись её от радости. Понаписала она князю речей сладостных да больше по делу: "Так мол и так, хоть мы и в университетах не учёные, но о искусствах слыхивали. И не соблаговолите ли, девичий душегубец, пройти в театры? Не извольте ль оперы послушать? То друг мой детства певчий, в помещичьих театрах выслужившийся, и до сцен прорвшийся. Извольте идти, сударь! Другого спутника себе и не мыслю".

Поражён был Максим князевич речам крестьянской барышенки, не ждал он таких поворотов от умишечка недалёкого. Опер хоть и не любил, но по сословию был до них временами охоч, да и любопытно ему было взглянуть на зазнобу случайную, что за фрукт, что так с первого надкуса и не разглядел. Мысли потекли горячие по венам его и чреслам богатырским и полюбить захотелось ему после опер деву. Долго, да с особым цинизмом-похотливостью.

Выявил своё согласие на театры, уговорился о месте, влил водочки домашней в серебряных дел мастеров работу – фляжку добрую, с надписью заветной, что была подарена по любви страстной грехоотступницей от уз семейных, кованных – Марианой Сухаревской.

Записка XII

Судья ей Боги, да не нашего народного мнения совесть. Только любовь та жгучая не решилась венчаться в церковках с князем и развода испросить у вышестоящих инстанций, а грешила и радовалась. Князь хоть и любил падших умом барынь, но мнения был отцовского. Полюбила – разводись и изволь со мной под венец. Только не случилось по-ейному, по-Марианниному, тешить ей груди белые, новые, мужем сделанные. Не готовая она была роскошества купеческие бросить и в хоромы попроще съехать. Жить да детей князю рожать что ни год, то по дитятке.

Посмотрел князь на зазнобушку, в смятении пожил недельку да понял всё – крест поставил и забыл. Не для утех он книжки читал, не для утех он тело богатырское взращивал, а для жены доброй и пригожей, но единственной и по сердцу лЮбой. А фляженька та с тех пор и болтается как крути не крути, а про любовь прежнюю. И буквы о том выбиты: "Люблю, навеки ваша. Марьяна Сухаревская". И дата. То ли год, то ли месяц, то ли дата разлуки.

Любил князь бражки домашней налить в ту фляженьку, сидеть в театрах али в салонах дворянских иль в пути долёком да выпивать-прихлёбывать, буковки на серебряной поверхности поглаживать, да вспоминать жадность бабью, стремление к богатствам и истинный отказ от любви во имя роскошеств.

Вольному воля, фляжке – бражка.

Yosh cheklamasi:
12+
Litresda chiqarilgan sana:
08 avgust 2024
Yozilgan sana:
2024
Hajm:
30 Sahifa 1 tasvir
Mualliflik huquqi egasi:
Автор
Yuklab olish formati:
Matn PDF
O'rtacha reyting 5, 113 ta baholash asosida
Matn PDF
O'rtacha reyting 5, 502 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,9, 268 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 5, 170 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 5, 291 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 5, 52 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 5, 359 ta baholash asosida