Идиллия

Валерий успокаивается и с легким сердцем докуривает папиросу.

И опять:

– Купите руки! Купите труд.

Но их никому не нужно.

Проехало открытое ландо: какая-то раскрасавица в атласе и с золотыми браслетами на смуглых руках, а рядом с ней кругленький господин в цилиндре и, кажется, с гвоздикою в петличке.

Валерию вспоминаются столбцы объявлений, где разные господа с беззастенчивостью продажной девки предлагают для использования свои упитанные тела.

– «Молодая вдова, скучающая в одиночестве».

– Или так: «Красив, шатен, хорошо обеспечен… Предъявителю такой-то десятирублевой кредитки».

Валерий злобно усмехается и гордо поднимает свою рыжую голову. Навстречу шагает сухощавый субъект в пальто шоколадного цвета и пуховой шляпе. Валерий слышит, как стучат по асфальту его франтовские башмаки с лакированными носками, и видит золотой набалдашник трости, которую франт держит за спиной.

– Дорогу! – Валерий подходит к нему вплотную и угрожающе смотрит в бессодержательные глаза.

– Дорогу! – Горят щеки, они окрашены яростью, по телу пробегает дрожь бешенства, а правой рукой Валерий крепко сжимает в кармане семизарядный револьвер. Как-никак, а сейчас он весело улыбнется… Посторонится франт или нет – это все равно. Раз, два…

– Послушайте! – возмущается франт, Валерий сверкает глазами и мысленно считает:

– Три… – но шоколадное пальто трусливо смешивается со снующею мимо толпой и исчезает.

Секундой позже, и Валерий бы его ухлопал, с радостью бы ухлопал, потому что зол, как цепная собака.

Торжество победителя.

Но и тихое сердце говорит:

– Не совсем-таки хорошо…

– Не хорошо…

– Совсем даже не хорошо…

…Черные думы и мысленные плевки в самого себя.

Валерий проходит мимо блестящих рядов богатых магазинов: высокие зеркальные стекла, замысловатые вывески, витрины, заваленные разным добром. Вот здесь продают слоеные пирожки, нежные, как сказки Шехеразады, – они тают во рту, словно снежинки на щеках молодой девушки. А торты? Шоколадные торты, стоящие в такой задумчивой позе? – Неправда ли, они похожи на ассирийских мудрецов, созерцающих бесконечность?.. Или вот здесь – эти солидные окорока… – Ломтик ветчины, помазать горчицей, на хлеб… и… хе-хе-хе! Прекрасная штука.

– Хочется жрать.

– Да! да! так и надо было этого прохвоста… Почему плохо? – Ерунда. Лень, а то еще раз проделал бы такую же штуку.

Валерий останавливается у витрины магазина и злобно рассматривает черные сюртуки на краснощеких манекенах и бальные дамские наряды.

– Гм!

Многозначительный кукиш.

Валерию вспоминается один флегматик. Когда у него изнашивалось платье, он заходил в магазин и выбирал самое лучшее. Старое он оставлял купцу на память, а новое одевал и, посмотревшись в зеркало, беспечно направлял свои стопы к выходу.

– Господин! – изумлялся купец.

– Что вам угодно? – повертывался тот.

– Денежки-с?

Но флегматик сообщал тогда: денежек у него не имеется, а платье нужно.

– Я увидел, что у вас много, и зашел…

Купец начинал горячиться, как задорный петух, и багровел от возмущения, но тот медленно вытаскивал из кармана браунинг, молча показывал его и удалялся с сознанием собственного достоинства. Гениальный способ пополнения своего гардероба, но – увы! – несть пророка в своем отечестве: вместо лаврового венка его наградили пеньковым галстуком.

Струйка шутливого настроения. Валерий усмехается и продолжает путь дальше.

– Да-с, черт возьми, есть еще смелые люди.

Вдруг перед ним встает сцена с шоколадным пальто, и Валерий с гордостью думает, быть может, и он – смелый:

– Плевать на работу: нет и не надо…

– А если завтра? Если еще поискать?

– Ну, хорошо! Поищем и завтра, а на сегодня довольно.

Усталость и равнодушие. Валерий медленно пробирается к скверу с жиденькими деревцами. Садится недалеко от входа на низенькую скамью. Рядом какая-то барышня, очень похожая на его Маруську, такая же славная. Сидит с портфелем «Musique» и что-то задумчиво вычерчивает концом зонтика по песку. Вероятно, поджидает кого-нибудь на свидание.

– Ага! Она вычерчивает маленький домик… Но – зачем же такая большая труба?

Валерий не выдерживает:

– Бога ради, не такую трубу: она портит весь рисунок.

Барышня поднимает на него откровенные глазки и колеблется:

– Вы думаете?

– Да! да! пожалуйста, сотрите верхушку.

Ах! – какая она бестолковая, – Валерий морщится и с досадой наблюдает за движением зонтика. Ну! Теперь труба стала кривой. Возмутительно!

– Крива! Крива теперь! Понимаете – крива! – раздраженно бормочет он соседке, она послушно исправляет, потом снова взглядывает на него и усмехается:

– Вот комик… как вас зовут?

– Валерием.

– А… а, это хорошее имя… – И замолкает.