«Мягкая ткань. Книга 2. Сукно» kitobiga sharhlar

Прочитав первую книгу сразу же захотелось продолжить знакомство с творчеством и героями в продолжении романа.

Книга интересная, порой сложная. Судьбы сплетенные одной нитью с эпохой, борьба за жизнь и счастье. Все герои очень разные, но они объединены временем и условиями. Рекомендую прочитать, если хочется не просто отдохнуть за чтением, но и подумать и осмыслить прочитанное.

Большое спасибо за потрясающую книгу. Повествование захватывает и увлекает.

Конечно же есть надежда, что автор напишет продолжение романа.

Книга втянула в себя как мощный магнит, как портал в прошлое. Гражданская война, революция, 30-е годы глазами простых людей, которые даже не пересекаются порой друг с другом. Это конечно не Тихий Дон, но размышлений о природе зла и природе человечности, а также о поведении человека в минуты роковые здесь в избытке... Вторая книга мне понравилась больше, чем первая, но читать их нужно сразу, иначе не проникнешься атмосферой. Жаль, что как и в жизни о дальнейшей судьбе многих героев можно только догадываться, но осуждать за это автора я не хочу. Очень местами напоминает Шишкина (Венерин волос, Взятие Измаила), однако не настолько жестоко бьёт по эмоциям читателя. В-общем, всем любителям подумать о судьбах Родины и ее судьбах ее детей в моменты перемен -  мои искренние рекомендации.

Борис Минаев - один из тех авторов, кто совершенно непопулярен в букстаграме, но кто влюбил меня в себя с первой же прочитанной книги. . Двухтомник "Мягкая ткань" - довольно непростое произведение, несмотря на нежное название. Мне нравится браться за книги, не вникая в аннотации и отзывы. Люблю сюрпризы =) . Первая часть, "Батист", начинается не собо приятно с описания того, как доктор решает мумифицировать свою умершую жену. Я уже было даже думала бросить чтение, но рада, что в итоге дошла до конца. . В очередной раз я получила наслаждение от языка и стиля Минаева, как и вдругих его книгах. Несмотря на то, что основные события происходят век назад, всё кажется таким близким, теплым, настоящим. Плюсом для меня стала нарушенная хронология событий, что позволяет всегда лишний раз напрячь мозг, связывая события в нужном порядке и выстраивая в итоге цельную картину произведения. . Здесь переплетаются истории и судьбы разных людей: доктора с его рано почившей женой; многодетной матери, общающейся со своими потерянными детьми; юноши, пытающегося переплыть Ла-Манш; мальчика, просящего у Бога за других людей, но никогда - для себя. . И основная мысль книги - это идея бессмертия. В наших детях, наших мыслях, наших делах. . Вторая книга, "Сукно", продолжает начатую историю и показывает революционный романтизм, которым проникалась молодежь того времени; пленение героя атаманом и путешествие агитпоезда по деревушкам и полустанкам. . Роман покорил меня своей глубиной, философией, многослойностью, а также своими идеями о революции и становлении коммунизма в нашей стране. Автор прекрасно сплел ткань истории, на мой взгляд, и я рекомендую вам с ним ознакомиться, если затронутая тема вам интересна.

А ведь обманул меня Борис Минаев – я-то думал, что «Сукно» будет эдаким ремейком «Хождения по мукам», переписанным современным языком, избавленным от длиннот и штампов, версией утончённой и утоньшённой с высоты нашего отстранения над столетней давности событиями. Ан нет, эти два скромных томика вполне можно приставить к «Доктору Живаго» и «Тихому Дону» в качестве сочинения, их истолковывающего. Действительно, Минаев мало чего описывает такого, чего мы раньше не знали, но поскольку рефлексия о родине даётся нам с особым скрежетом, то и столетняя дистанция для диагностики произошедшего не кажется чрезмерной. И вывод, который негромко, но страшно проговорил Минаев – как бы это покороче сформулировать, чтобы не переписывать «Сукно» отруки - …: …ну, вот накопилась в России к 17-му году беспросветные ложь вверху и дремучесть внизу, перемножились друг с другом, но не аннигилировали, а срезонировали и явили октябрьский переворот (он же – Великая Октябрьская Социалистическая Революция); про это всё давно более-менее понятно, ничего нового Минаев не открыл; далее, на почве дилеммы ОП или ВОСР на 1\7 части суши разразилась ГВ, которая – как любая война – вызвала в душах участниках её необходимое и адекватное озверение, а в данном случае – ещё и соразмерное (1\7 как никак); тоже – ничто не в новинку, думали уже об этом, знаем такой эффект; но вот дальше по Минаеву мы опробовали на себе зелье, которое немного позже повторно синтезирует Адольф Элоизович; и не то чтобы шипко кайфанули или наоборот – замутило изрядно – нет, это как в поганом настроении делаешь что-то паскудное чтобы убедиться что ты дерьмо, а утром уже всё не так и не с тобой и можно жить дальше. В общем, с фашизмом у нас как-то не задалось, отчасти, от того, что (маленькая цитата) «…русский человек, который всю жизнь мечется между ощущением, что это ему все должны, и ощущением, что это он всем должен, кажется устроенным более противоречиво, но и более гармонично…» А главное, была весомая альтернатива – коммунистическая идея, которая - уж если выбирать, а лучше не выбирать, но уж если выбирать, то – всё-таки нашему человеку ближе и роднее по причине - см. маленькую цитату выше. Отдельная отрада – отсутствие отрицательных персонажей; не все из них правы, но все хорошие; а доктор Весленский, в фамилии которого так и тянет поменять местами две соседние буквы, так и вовсе по своему функционалу тянет на персонажа библейского. Который предостерегает: «Вообще зло, любое зло, оно предельно рационально, оно в таких бухгалтерских очёчках в железной оправе, с нарукавниками, такое аккуратное, до блевоты.»

Долгое время мы читали о подлости и низости белых, и мужестве и чести красных. Затем можно и модно стало писать противоположные истории. А правда она, конечно, посередине. И книга об этом, как мне показалось.

Калейдоскоп сюжетов и карусель околореволюционных лет. Вот структура этого прекрасного романа. Переплетение судеб молодых людей начала прошлого века. Здесь есть все - и семейные драмы, и захватывающие приключения, и военные истории, и любовные романы, и медицинские сюжеты, и политические темы.

Мы оказываемся то в заснеженном дачном поселке, покинутом летними поселенцами, то в прифонтовой зоне Первой Мировой, то в городе победившего социализма, борющимся с нашествием деревенских граждан, умирающих от голода, то на псевдонаучных диспутах, то в бурлящих водах Ла-Манш, то вместе с агитпоездом на маленьких полустанках, то в эвакуационных обозах отступающих из Москвы в начале Великой Отечественной, то в доме ремесленника, счастливо поживающего при царском режиме, то в плену у атамана, то на Лубянке... И ещё многому стали свидетелями современники 17го года.

Все очень не хронологично. Но запутаться невозможно.

Хорошо показан расцвет революционного романтизма. Молодёжь с упоением отдавалась новым модным современным течениям, ругая родителей за консерватизм, желая перевернуть весь мир. В этом стремлении столько света, надежды, веры в лучшее! (Тоже самое происходило и происходит с молодежью во все времена.) Конечно, жернова истории, делая свое дело, натягивает черное одеяло на эти благие начинания. Эта же молодежь подрастает и прозревает, пожиная горькие плоды.

В наше время можно задаваться вопросом, как возможно такое, что еще вчера думающие, интеллигентные, обеспеченные люди однажды вдруг включились в такую страшную "игру", как они не понимали, что злом добра не преумножить. В этом романе есть ответы.

Интересное, многослойное произведение, целый ряд нетривиальных исторических зарисовок, глубокие размышления героев о временах. ... И да, герои евреи, если это важно. Может, и важно.

13.11.2016 Елена Викторовна Шутылева На мой вкус и взгляд, роман "Мягкая ткань" достаточно сложен для чтения и требует погружения в содержание из-за своей многоплановости и намеренного смешения временных рамок существования персонажей, самых неожиданных переплетений их судеб. При кажущемся ограничении героев - две семьи - в романе спрессованы годы самых радикальных перемен в России. Нити отдельных судеб людей, по замыслу автора, органично вплетаются в ткань отнюдь не "мягкую" для них - общечеловеческого бытия. Жанр романа можно бы отнести к "семейному", довольно популярному в последние годы. Наметилась определенная тенденция своеобразного погружения в прошлое через "семейный альбом". Один из ярких и успешных проектов - "Зулейха открывает глаза" Г. Яхиной. Но при определенном однотипном посыле ничего общего в художественном оформлении семейной саги у двух авторов нет. "Мягкая ткань" - роман философски многослойный, перенасыщенный выбросами потока сознания персонажей, непредсказуемостью ситуаций и событий. Энциклопедичность автора поражает в прорисовке и детализации фактуры "ткани", уходящей в историю жизни, общества. Роман настолько эпичен, что заставляет прибегать к какому-то пафосному стилю и выражениям.

Наталия Дмитриевна Богатырева, кандидат филологических наук, доцент ВятГУ

Автор дилогии «Мягкая ткань» Борис Минаев признался, что родившийся у него замысел большого романа поначалу удивлял и озадачивал его самого. Что же в этом случае сказать о степени озадаченности читателя? Может ли он, в отличие от автора, утверждать, что ему в новом романе все ясно и понятно от первой до последней строки? Нам кажется, есть нечто, крепко и неразрывно объединяющее автора и читателя в этом случае: постепенно автор увлекся, погрузился в материал и эпоху, попытался художественно воплотить многослойность бытия, передать его неисчерпаемость и бездонность. Именно то же интуитивно чувствует и понимает читатель, неотступно следуя за автором. Путь этот нелегок и чрезвычайно увлекателен. Что собой представляет жанр романа? Есть множество поводов определить его и как исторический (воссоздание потока исторического времени, мозаика сложнейшей эпохи), и как идеологический (политический портрет революции), и как мемуарно-автобиографический (история рода, сУдьбы дедов и прадедов автора), и как этико-философский. Можно, наверное, предложить и своеобразное синтетическое определение: социально-психологическая и этико-философская семейная сага. Сквозная метафора, определяющая композицию романа и прямо отсылающая к его философской квинтэссенции – «мягкая ткань» – уже охарактеризована критикой. «Вообще структурообразующая метафора книги — создание ткани — такая очевидная, простая, но очень продуктивная. Она же становится главным композиционным приемом: сюжетные линии ложатся рядом и образуют единое историческое поле», – пишет критик Татьяна Морозова (Знамя 2016, № 2). Точнее, автор нашел некий сюжетный прием, позволяющий самому читателю связывать и распутывать сюжетные узлы. Названия отдельных глав, амплитуда скачков художественного времени потребовали обязательного датирования событий (в скобках). И, надо признать, это более, чем необходимо, чтобы ткань исторического времени не разрушалась, не «разлезалась» в сознании читателя. Метафора ткани работает и на сюжетном уровне: автор как бы тянет одну из сюжетных нитей (уток) для того, чтобы, дотянув до края (краЯ определяются выбранным историческим полем – первой половиной XX века), бросить ёё и вернуться назад или начать новую (основу), перпендикулярную первой. Сюжетные узлы («пучок судеб», как выразился один из критиков), связанные с семьями Каневских, Штейнов, а также доктора Весленского и Матвея Горелого, способны вобрать в себя сложнейшие политические, интеллектуальные, моральные и философские вопросы и конкретной эпохи и бытия в целом. История юного Дани Каневского (роман «Батист») – это не только его страстный роман с Мари, но и попытка установить свои отношения с Богом, верой, Абсолютом (бессмертием). Ведь переплыть Ла-Манш он задумал ещё до знакомства с Мари. И сложнее всего для него было осмыслить роль Неизвестности в отношениях человека со смертью, а также (что гораздо сложнее) понять, КАК можно достичь того состояния духа, когда смерть можно принять с восторгом. По-своему ту же философскую проблему преодоления конечности бытия ставит перед собой и доктор Весленский. Итог его, казалось бы, успешных экспериментов по бальзамированию тела Веры, обернулся горьким выводом о тщете его усилий. И гораздо ближе к реальному бессмертию оказался его вывод о нерасторжимом единстве, целостности духовной ткани семьи, рода, духовной природы трёх сестер Штейн. Если говорить о чертах стиля Бориса Минаева в дилогии, то любопытным представляется использование возможностей курсива – выделения отдельных слов или словосочетаний, концептуально наиболее важных для автора. Представляется, что употребления курсива не единично, не случайно, а системно, то есть, использовано именно как прием: «…доктор Весленский на вскрытии мощей княгини Ефросиньи Полоцкой замечает, что присутствующие там товарищи и люди образуют противоположное единство. Товарищи «представляли собой нечто твердое, заостренное и блестящее» — люди были «бесформенной живой массой человеческого материала, которая растекалась и распадалась прямо на глазах…». Самая заметная и часто обсуждаемая черта стилевого почерка, структуры фразы в романе Минаева – это бесконечные переходы от кратких, упругих, энергичных предложений к бесконечно длинным периодам, к фразам, растянутым на полстраницы и более. Спорят о природе этого явления – является ли это творческим использованием толстовского опыта или представляет собой следование традиции литературы «потока сознания»? Нам видится здесь попытка бесконечного расширения возможностей такого давнего стилевого приема авторского повествования, как несобственно-прямая речь. В своем крайнем развитии несобственно-прямая речь способна не только вобрать в авторскую речь приметы стилевого почерка персонажа, но и включить целые фрагменты диалогов. Борису Минаеву свойственна смелость в постановке сложнейших политических и национальных проблем – например, самого тяжелого, неподъемного еврейского вопроса. Одна из самых сильных глав романа «Мягкая ткань. Сукно», на наш взгляд, «Евотдел и Наркомнац (1925)». В целом, сложнейшее художественное полотно минаевского романа создает неисчерпаемое переплетение смыслов живого, мягкого вещества человеческого существования в одну из самых трагических исторических эпох.

Наталия Дмитриевна Богатырева, кандидат филологических наук, доцент ВятГУ. г. Киров.

Борис Минаев, как и положено большому мастеру, создал свой мир, свою вселенную, прихотливо устроенную, со своими галактиками, звездами, катаклизмами. Это мощное произведение с тончайшими лирическими темами, нитями, вплетенными в сложную ткань исторических событий. В романе главы расположены не в хронологическом порядке, вразброс: прихотливо чередуются исторические события и любовные, семейные истории, войны, драмы, приключения. Каждая глава – имеет реальную документальную основу, но дополнена свободной фантазией автора, который как будто сам подробно, ярко переживает все, что происходит с героями и дает возможность прочувствовать все происходящее своим читателям. Главное- не события, а чувства, отношение к событиям и к людям. Похоже на какое-то сложное музыкальное произведение со множеством тем, мелодий, партий разных инструментов, которые сливаются в один мощный, общий поток. И чем дальше читаешь, тем больше понимаешь, что сквозь первый событийный слой просвечивает второй и третий слой, постепенно разгадываешь символы, видишь многозначность описанного. Великолепный стиль. Мы как будто переносимся машиной времени в прошлое, видим происходящее глазами героев, переживаем вместе с ними события. Причем важнее подчас именно чувства, отношение героев, а не сами события. Удивительным, причудливым образом переплетаются мысли и чувства, рассуждения повествователя и героев романа. Текст льется естественно, сам, без всяких усилий, в некоторых местах автора просто несет вслед за героями, он как будто не может остановить этот поток, тогда предложения длятся страницу и больше, и читатели мчатся за текстом бегом, без остановок, почти без знаков препинания, захваченные потоком эмоций, переживаний. Завораживающая, магнетическая свободная манера повествования, так называемый, поток сознания. Причем текст напрочь лишён каких бы то ни было банальностей, совершенно отсутствуют ненужные, второстепенные детали: каждый элемент текста необходим, нет ничего лишнего, всё имеет огромное значение, подчас и не одно. Как будто автор смотрит на мир с большой высоты и видит только самое удивительное, самое главное. Борис Минаев выделяется из всех современных авторов именно своим, особенным, завораживающим стилем. А чтобы воспринять его максимально полно, и от читателей требуется максимальное доверие к автору, предельная концентрация внимания, умение слышать симфоническое многоголосье, получать наслаждение от этой «игры в бисер». А вообще роман о жизни и смерти, встречах и разлуках, рождениях и потерях, о том, что несмотря ни на что , в любых условиях, жизнь продолжается, простая человеческая жизнь. Эта история вселяет огромную надежду. И этому помогает удивительно человечная, "мягкая" интонация автора романа. Каждый большой писатель всю жизнь пишет книгу о себе и о каждом из нас, современников, в какие бы исторические времена он ни погружался. Именно поэтому нам так интересно читать книги Бориса Минаева. Пожелаем Борису Дориановичу плодотворной работы, вдохновения и здоровья! А мы будем с нетерпением ждать выхода продолжения "Мягкой ткани", новых работ, читать и перечитывать книги Бориса Дориановича Минаева и - наслаждаться.

"...Какая же великая вещь деньги, и только они, только они могут противостоять злу, очень часто, в очень многих ситуациях, да практически в большинстве ситуаций..." Да-да-да. Детский автор, еврей, пронзительный сказочник и певец Киева тридцатых годов прошлого века, Борис Минаев, знает об этом все. С этим трудно поспорить, это западает в душу, впечатывается в диафрагму, особенно за две недели до очередной смешной зарплаты... 4/5 Сложно о таких книгах говорить. Это вам не котиков постить. Качественно. Душещипательно. Душеспасительно. Похоже, у меня появился как бы новый любимый автор, а то любить что-то некого... Сорокин ушел в живопись, Пелевин преподнесет в сентябре очередное великое разочарование, Крусанов молчит, Елизаров поет, а Буйду от Сахновского я так и не научилась отличать... Пусть тогда вот хоть Илличевский с Минаевым побудут. Эх...