«Повседневная жизнь населения России в период нацистской оккупации» kitobiga sharhlar

В печатном издании есть много очень ценных иллюстраций. Скачивала ради них. К сожалению, в электронной версии их не оказалось(( Было бы неплохо указывать это в описании книги.

Можно упрекнуть книгу в том, что она написана не совсем «популярным» языком, а изобилует отсылкой с фактическим историческим материалам. Для кого-то это, напротив, будет преимуществом. Книга затрагивает очень актуальные и тонкие вопросы. Какие черты и особенности культуры и особенно советского строя использовались Германией в пропагандистских целях: в частности, о последствия бытового антисемитизма. Как Церковь, гонимая Советской властью, отреагировала на немецкое вторжение. Как складывалась судьба детей и подростков, особенно уязвимых к пропаганде. Как неровно, нелинейно менялось отношение оккупированного населения к воюющим сторонам. Как подробно была проработана Германией программа управления захваченными территориями. Замечательная книга. Пусть таких будет больше.

Когда ты входишь в город свой И женщины тебя встречают, Над побелевшей головой Детей высоко поднимают; Пусть даже ты героем был, Но не гордись - ты в день вступленья Не благодарность заслужил От них, а только лишь прощенье. Ты только отдал страшный долг, Который сделал в ту годину, Когда твой отступивший полк Их на год отдал на чужбину

К. Симонов, «Возвращение в город», 1943

Книга у Бориса Ковалева получилась рыхлая. Автор выбрал аналитический способ подачи материала, отказавшись от хронологического, поэтому читатель получит отдельные рассказы, например, об образовании, работе нацистов с интеллигенцией, о коллаборационистской печати и т.д., которые постоянно будут наезжать друг на друга, наслаиваться, приводя в итоге к заметному количеству повторов.

Стоит заметить, что книга написана только про оккупированные немцами части РСФСР, другие зоны оккупации лишь упоминаются. Не знаю, можно ли это считать еще одним признаком обособления бывших советских республик, но в познавательном плане это очевидно неудобно – у мер фашистских властей почти нет фона и материала для сравнения.

Но за вычетом этих недостатков книга вышла стоящая. Автор попытался показать оккупационный режим и жизнь при нем в различных сферах и в различных локациях. С темой я знаком слабо, поэтому обобщения мои будут основаны только на этой книге. И вот кажется мне, что странная получается картина. Фашисты словно не знали, что им собственно делать на оккупированной территории РСФСР. Возникает ощущение, что единой, централизованной политики и не было вовсе (за исключением отношения к евреям и коммунистам). В каждой местности оккупационные власти разрабатывали свой подход к взаимоотношениям с населением. Тут местная администрация под пристальным присмотром немецких служб, тут прямое управление, тут можно церковь открыть, тут нельзя. Поэтому внешний набор условий в Гатчине и Орле отличался существенно.

Книга достаточно общая, здесь нет микроуровня, чего-то вроде два года жизни обычной квартиры Смоленска от начала оккупации до освобождения Красной Армией. Автор пытался показать именно среду, в которой жили люди – какой пропаганде (и контрпропаганде, если у наших была возможность) подвергались люди, кому разрешали учиться в школе, как получали документы и женились, как угоняли в Германию и как туда же ездили коллаборационисты и артисты-коллаборационисты.

Трудно не заметить, что автор часто с трудом сохраняет нейтральность. Мне даже порой казалось, что человек он достаточно пожилой, однако гугл утверждает, что автор 1965 года рождения. Так вот, ползучей реабилитацией власовцев у Ковалева и не пахнет, тут он вполне правоверен, не забывая правильно комментировать материалы коллаборационистской прессы.

В целом, это, пожалуй, самая интересная часть работы – пространные цитаты из профашистской прессы Орла, Смоленска, Пскова. Жутковатое ощущение. Знаете, в 90-е в т.н. патриотической прессе часто говорили, что в «Новой России» (сам термин-то тоже оттуда) взяли на вооружение геббельсовский список проклятий в адрес Советской власти. Как странно сознавать, что все это так и есть, за вычетом антисемитизма. Все, что говорили различные фашистские пропагандистские материалы, все это повторяли в Перестройку и 90-е. Пожалуй, это можно объяснить тем, что фашисты использовали весь спектр возможностей для критики, от монархистско-националистической до ультралевой, не оставив ни одну тему незатронутой.

Удивительно и то, что на оккупированной территории, судя по книге Ковалева, не было крупных производств. То ли мы при отступлении все смогли вывезти и испортить, то ли фашистам и не надо было. Т.е., по сути, никакого использования промышленного потенциала РСФСР не было.

А противнее всего было мне не от полицаев и идейных коллаборационистов, а от служителей муз. Танцоры, певцы, писатели, добровольно пошедшие к немцам, гастролировавшие по оккупированным городам и самому рейху, все те, кто потом ушел вместе с отступающими фашистами. И многие из них прожили потом всю жизнь в США, натурализовавшись там после начала Холодной войны. Досадно, что до них не дотянулись.

Позабавили, насколько это слово уместно при разговоре об оккупации, и нелепые попытки переделать советские песни на власовский лад. Сейчас эти слова смотрятся так убого, так фальшиво. И что-то мне подсказывает, что и в 1943 они смотрелись похоже, показывая, что оккупационный режим не может создать чего-то своего, а способен лишь паразитировать.

Трудно обо всем этом говорить. У меня, насколько я знаю, не было родственников на оккупированной территории, все прозрачно – или в РККА, или труженик тыла. У жены одна бабушка пережила Холокост на Украине благодаря доброте местных жителей и светлым волосам. Но как бы я сам повел себя в такой ситуации? Никогда, пожалуй, нельзя сказать заранее.

Оккупация, а говоря по-русски, захват врагом не принадлежащей ему земли, автоматически ставит проживающий на этой земле народ в зависимость от захватчика. И жизнь для этого народа, если война ведётся на уничтожение, как Великая Отечественная, закономерно превращается в ад. Между тем ни один оккупант не мог удержаться на захваченной земле без поддержки местного населения. Всё это прекрасно понимали гитлеровцы, не жалея средств, дабы обеспечить себе таковую. Поэтому жизнь под нацисткой оккупацией – это не только жизнь под ежедневной угрозой смерти, но ещё и жизнь под ежедневной гитлеровской пропагандой. А как фашистам было возможно доказать свою правоту? Объяснить, что коммунизм, большевизм и прочий советизм России органически чужд. Вот просто пришли ЖИДОбольшевики и ЖИДОкоммунисты и навязали. Попутно закрепостив крестьян путём загона в колхозы с трудоднями, обманув рабочих, которым не дали фабрик, развратив женщин, кои, примкнув к мужским профессиям, утратили свою женственность, лишили влияния церковь (в традиционно православной стране), репрессировали интеллигенцию, особенно гуманитарную (а та, которую не репрессировали, типа Толстого и Исаковского, просто продалась за кусок еврейской мацы) и вообще репрессировали, репрессировали, репрессировали… В общем, если вы когда-нибудь слышали откровения современных монархистов и либерастов, знайте: они просто повторяют фашистскую брехню, не то по душевной ущербности, не то по умственной. Что же должно служить альтернативой для «освобожденной» фашистами России? Вот, например, программа БСРН (Боевого Союза Русских Националистов):

1. Будущая Россия должна стать мононациональным государством. Украине, Белоруссии, Прибалтике и Закавказью будет предоставлено право на самоопределение под протекторатом Великой Германии. 2. Власть в России должна принадлежать правителю, назначенному Гитлером. 3. Для законодательной власти будет избираться государственный совет, который должен утверждаться правителем. Он же назначает министров. 4. Колхозы упраздняются, а вся земля, им принадлежащая, передается в частную собственность. 5. В области торговли поощряется частная инициатива. Мелкая промышленность передается частному капиталу, средняя — будет находиться в руках акционеров, а крупная подлежит ликвидации, поскольку Россия должна быть аграрной страной. 6. Религия отделяется от государства и от школы, но поддерживается правительством. 7. Образование в стране сохраняется только начальное.

Стоит добавить то, что фашистские пропагандисты положили немало сил, доказывая, что лучшими друзьями большевиков являются уголовники-урки, но ещё больше сил положили на демонизацию чекистов-НКВДистов. Не потому, что у гитлеровцев были проблемы с логикой. И не потому, что им было так уж жалко жертв репрессий – они сами репрессировали кого угодно. А потому, что именно чекисты были злейшими их врагами. Именно они задерживали немецко-фашистских диверсантов. И именно из них получались наиболее активные и наиболее опасные партизаны. Про партизанское движение в книге рассказано достаточно подробно. Но автор подчёркивает, что грозной силой стало оно далеко не сразу. Вера в солидарность с немецким пролетарием, внезапность нападения гитлеровцев, отсутствие связи с центром, неумение вести контрпропаганду и соблюдать конспирацию, затесавшиеся в отряд случайные люди, проблема с дисциплиной, наконец, недоверие населения, не всегда настроенного патриотично, отсутствие боеприпасов и голод играли свою роковую роль. И только когда выводы были сделаны, и появился опыт, за который пришлось заплатить кровью, наносимый партизанами урон стал серьёзен. Кстати, не все партизаны были одинаково полезны:

Красную ленточку на головной убор могли нацепить и дезертиры, пытающиеся пересидеть в лесу войну, и лжепартизаны, выполнявшие задания немецких спецслужб.

Задания, обычно связанные с выявлением настоящих партизан, карательными акциями и дискредитацией партизанского движения. Во главе таких команд стояли русские коллаборанты, а говоря по-русски, нацпредатели. Так, руководителем печально знаменитой «Ягд-команды» стал Николай Александрович Мартыновский, 1920 года рождения, уроженец города Омска, бывший студент 2-го курса Ленинградского медицинского института. Шли на сотрудничество с гитлеровцами и в других сферах: занимая должности в администрации, полиции, культуре (читай пропаганде), становясь карателями (и выполняя такую работу, коей и фашисты брезговали) или диверсантами, записываясь в «добровольные» отряды по борьбе с большевиками, выполняя бы вроде нравственно нейтральную работу вроде строительства дорог (так называемые хиви), но тем не менее работу на захватчиков и т.д. Кто шёл? Реваншисты. Всевозможные сепаратисты, коим в своё время не удалось оторвать от России кусок. Особенно отличились в этом смысле прибалтийские и украинские – из них вышли превосходные каратели. Приверженцы белого дела вроде Краснова и Шкуро, у которых ненависть к большевикам оказалась сильней любви к России. И вообще так называемые бывшие люди и жертвы репрессий – чисто отыграться (а что, из царского офицера получался вполне нормальный полицай). Духовенство, лишившееся при большевиках паствы и, соответственно, кормушки (вспомним про деятельность Псковской православной миссии). Интеллигенция, имеющая проекты, которые большевики мешали ей воплотить. Карьеристы. Эти советской властью были вполне себе обласканы. Но если человек живёт по принципу «где тепло – там и родина», ему всё равно кому служить. В этом смысле очень показательны истории гуманитарной интеллигенции – см. «Культура в коричневых тонах» - наглядно показывающие, что её представители – явно не мозг нации. Запуганные. Голодом, побоями, дезинформациями, провокациями. Такие чаще всего завербовывались в «добровольческие» отряды или угонялись на работы в Германию. Или просто «пахали под немцами». Не все они делали то, что делают, с удовольствием. Многие бежали. Сдавались партизанам. Сами уходили в партизаны. Тайно помогали антифашистам. Подпольщики. Партизанские разведчики, любой ценой добывающие у врага важную для победы информацию, агенты, разлагающие полицию, подпольные агитаторы и т.д. Работа крайне опасная: соответствующие службы Третьего рейха тоже не дремлют. Но наиболее тяжёлая – для разведчиц:

Представьте себе: девушку послали работать во вражеское учреждение. Она молодая, миловидная, за ней волочится не один гитлеровский офицер, а ей нужно получить данные для партизан. Преодолевая отвращение, она идет с фашистом за руку, улыбается ему на виду у всех односельчан. А ребятишки вслед кричат ей: «Овчарка немецкая! Подстилка фашистская!» Девушка по ночам плачет. Родители прогоняют ее из дома, подруги отшатнулись от нее. Она никому не может открыть свою тайну. И, собрав все свои силы, молчит, терпит. Во имя того, чтобы выполнить свой гражданский долг.

Сюда же примыкают люди, которые, не будучи партизанами и внешне сохраняя лояльность к гитлеровцам, гнули свою линию. Работники социального обеспечения и здравоохранения, делающие всё, дабы продолжать оказывать населению помощь. Учителя, учащие детей не по нацистской, а по советской программе. Священники, помогающие партизанам, вместо того, чтобы их выявлять и пропагандировать фашизм. Старосты, не выдающие односельчан. Наивные. То есть искренне верящие гитлеровской пропаганде. Чаще всего дети и подростки, из которых фашисты готовили диверсантов: в них было сложней увидеть врага, да и тратиться на них можно было меньше. Война не делала скидок на возраст, и многие дети умственно взрослели очень быстро, так что основная их масса на всё это не велась. Но и глупенького меньшинства хватало.

В июле 1941 года под Псковом гитлеровцами был захвачен детский дом, где находились подростки с замедленным психическим развитием. Приставленные к ним соответствующие специалисты сумели внушить своим подопечным, что очень скоро за ними прилетят на самолете мамы. После этого вместе с немецкими агентами, под видом эвакуированных, их отправили в Ленинград. Там больным детям вручили сигнальные ракетницы и расставили около особо важных объектов, в частности, Бадаевских складов. Во время налета немецкой авиации те стали пускать ракеты вверх, так как им было внушено, что за ними прилетели их родители.

Что в перспективе могло ждать тех, кто сотрудничал с гитлеровцами, если бы история развивалась по-иному? Да ничего хорошего. Захватчики были очень рациональны. И культура, религия, национальный уклад захваченной ими страны их нисколько не интересовали. Мавр сделал своё дело – мавр может уходить. Разве что каратели могли остаться. И те – на самой грязной работе. Так что остаётся порадоваться тому, что борцов с фашистами оказалось всё же больше. В том числе и в оккупации.

Автор описывает жизнь на оккупированных территориях в несколько непривычном для нас ключе - какие институты выстраиливась там, как они функционировали.

В книге очень много цитирований практически неизвестных у нас источников - статей из коллаборационистской прессы, выходившей на оккупированных территориях. Мне не хватило цифровых данных, статистики, потому как бывало по-разному, но как часто бывало одно, а как часто - другое, остается непонятным. Но, возможно, этих данных просто не существет.