Kitobni o'qish: «Аэропорт»
Глава 1
Пыль на пристани стояла неимоверная. Просто не продохнуть. С севера по реке подошла старая баржа с ржавыми и мятыми бортами. На барже техника, ящики, люди. Она долго маневрировала, вставала против течения и, наконец, упёрлась в пирс. Пришвартовалась намертво, встала, и с неё на забитую до отказа площадку порта стал сгружаться ещё один армейский батальон.
На берег задом и медленно съехала первая БМП с характерным знаком на борту – скрещенными топорами с лепестком пламени между ними.
– Штурмовиков привезли, – говорит Карачевский.
Все промолчали.
Пластуны и штурмовики испытывают друг к другу большое уважение. И те, и другие – главная ударная сила. Самая медленная и самая тяжёлая пехота. У Володьки Карачевского на щите такой же девиз, как и у армейских штурмовиков: «Мы не бегаем».
– Только вот куда они будут сгружаться? – Спрашивает Ерёменко.
Места на пирсах и вправду уже нет.
– Вот есть у них мозг или нет? – Весело заговорил Юрка Червоненко. – Гляжу на это всё и умиляюсь. Восхищаюсь их умением организовать логистику.
Это он имел ввиду командование. На площадке перед пирсами всё забито людьми, ящиками со снаряжением и боеприпасами. Грузятся машины. Юрка глядел на всю эту суету и время от времени делал едкие, смешные комментарии. Сам он развалился, полулежал на ящике с гранатами для ПТУРа под навесом из брезента. Лоб от пыли белый, ресницы тоже. Он на секунду стягивал респиратор, чтобы сделать затяжку, а дым уже выпускал через маску.
Помимо их Второго Пластунского Казачьего Полка вокруг пирсов скопилось ещё пару армейских батальонов, как положено, с БМП и с грузовиками. И две казачьи сотни с десятками единиц своей техники. Да ещё артиллерийский полк с кучей тягачей. И ещё всякие мелкие части: роты радиоразведки и электронной борьбы, штаб автобата, автоцистерны. Всюду, где только можно, стояли ящики со снарядами, штабеля с продовольствием, бочки с горючим, цистерны с водой, и между всем этим пытались ездить десятки огромных грузовиков. Они-то и поднимают главную пыль. Время только шесть утра, а под навесом, где расположились пластуны, уже тридцать.
Саблин молчит. Глядит на бестолковую сутолоку на пристани и соглашается с другом молча. Это хорошо, что Юра шутит, хоть кто-то ещё не потерял чувства юмора. Остальные уже либо устали, либо раздражены. Пластуны выгрузились ещё вчера до полудня и до сих пор сидят в этой пыли потому, что в штабе никак не могут принять решения, куда их направить. Казачий полк, что выгружался вместе с ними, ещё вчера ушёл на север, выше по Енисею. А они всё сидят. Одуревают от жары и пыли. Скоро сутки будут, как они тут жарятся.
Один из грузовиков, под крышу набитый снарядными ящиками, недалеко от казаков, метрах в десяти, стал разворачиваться, поднимая пыль, сдавал медленно, «задом». И катился задними колёсами к пыльной яме у небольшого бархана. Сдавал неспеша, наверное, не видел яму водитель.
Кто-то из казаков ему закричал, а Юра так и вовсе оттянул респиратор и звонко свистнул. Но было поздно, задний мост грузовика уже соскользнул в яму и закопался до оси в пыль. Водила еще, не осознавая, что влип, стал сдуру жать на «газ», пытаясь вырваться из ловушки. Колёса послушно вертелись, но только выкидывали мелкий песок да добавляли пыли в воздух, и всё. Пыль полетела тяжёлыми клубами прямо на пластунов, что располагались на ящиках со своим снаряжением.
– Хорош, – орал водителю Юрка, – заканчивай это.
– Вот дурак, а! – Усмехался Лёша Еременко, отворачиваясь от надвигавшейся пылевой тучи.
Он служил с Акимом Саблиным в штурмовой группе. Как и Саша Карачевский, который сидел слева от Акима. Только Юрка Червоненко был не из штурмовиков. Он был минёром. Но всегда находился рядом с Саблиным. С детства.
Все штурмовики держались вместе, не то чтобы обособленно от остальных бойцов взвода, но всё-таки чуть более дружно. Этакая семья в семье. Так было всегда, взаимопонимание у штурмовиков – важная составляющая их взаимодействия. У тех, кто первыми встаёт под пули в атаке, идёт затыкать ДОТ или пробивать проход в минном поле под огнём противника, взаимопонимание – это залог выживания. Ни больше и ни меньше. И теперь штурмовики все вместе морщились от пыли и молчали, а минёр Юрка Червоненко орал на водителя грузовика:
– Что ж ты творишь, балда, взрослый человек, а выкаблучиваешь как первогодок. Без тебя нам пыли мало, что ли?
Он даже вскочил с ящиков и вылез на солнце из-под навеса.
Водитель выпрыгнул из кабины, чуть не бегом оббежал свою машину и встал у ямы, руки развёл в отчаянии. Стоит, на пыль пялится. Понимает, что грузовик сел намертво.
Пластуны смотрят на него, кто понимающе, а кто и осуждающе. Водитель, немолодой мужик, наконец, вздыхает и идёт к ящикам, где под брезентовыми навесами, расположись четвёртый взвод. Лицо его также в пыли, и респиратора у него нет. Он останавливается у самой большой группы казаков, просит заискивающе:
– Господа казаки, может, подсобите малость, там яма-то небольшая, чуть упрётесь, а я на малой передаче вытащусь.
– Иди ты, дядя, – орёт ему Юрка, – смотреть нужно было, куда едешь!
– Да я смотрел, пылища же, камеры заднего вида хоть каждую минуту протирай, все одно – хрен, что видно. – Объясняет водитель.
– Иди, ищи тягач, – не соглашается Юрка, – у нас и без тебя тут невесело.
Водитель понимающе кивает, собирается уже уходить, но тут заговорил старый казак во взводе, замком взвода урядник Носов:
– Хватит, Юрка, трепаться, казаки, давайте подсобим человеку.
Он обращается к водителю:
– Вы, товарищ, лезьте в кабину, мы толкнём, попробуем, а нашего Юрку не слушайте, он не злой, просто балабол.
Все встают, отставляют оружие, кое-кто скидывает пыльник, идут к грузовику. Червоненко тоже идёт, хотя и не замолкает:
– Да не вытолкнем мы его, разгружать его придётся.
– Посмотрим, – говорит урядник, сурово глянув на него, – пошли, попробуем.
Саблин вот за это Юрку не любит, вернее, ругает по мере сил. Вечно Червоненко лезет на рожон, вечно он приказы обсуждает или ставит их под сомнение. Вечно у него с командованием какие-то противоречия. Причём возникают они на ровном месте, из ничего, не по делу.
И это с Юркой с девства. Со школы. Уже тогда он лаялся с учителями. Уже тогда его Аким осаживал, уговаривал. И всё впустую, как был спорщиком, так и через двадцать лет им остался. Вроде, в жизни и не дурак, а кое-где и вовсе хитрец, но как до службы, так вечные проблемы у него.
А шофер, увидав, что полтора десятка казаков идут ему на выручку, так с места одним прыжком залетел в высокую кабину грузовика, от радости, видимо.
Крепкие, мужские, заскорузлые от долгой войны и тяжёлой работы руки упирались в борта машины. Большие противоминные башмаки утопали в песке и пыли, привода в «локтях», «коленях», «плечах» заскрипели привычно. На высоких оборотах запищали сервомоторы.
– Не филонь, Юрка, – задорно кирнул Саша Каштенков, первый номер пулемётного расчёта, – не отлынивай.
– Когда это я отлынивал? – Зло и серьёзно отозвался Червоненко, так же, как и все, упираясь в борт грузовика.
Шофёр сначала помалу, а потом и как следует дал «газа». Из-под задних колёс полетел песок с пылью, и машина понемногу поползла из ямы.
– Давай, казаки, навались, – гудел басом урядник Носов. – Ещё немного.
Люди упёрлись, и машина нехотя выползла из ямы, обдав напоследок всех, кто был сзади, песком и пылью. Больше всех досталось именно Червоненко. Прямо в лицо попало, сверху насыпало на голову, и много песка засыпалось ему в откинутый за спину шлем, в кирасу через горжет тоже немало.
– Да чтоб тебя, вот увалень, – ругался Юрка, отряхиваясь. – Броню чистить придётся из-за этого дурака.
Шофёр выскочил из машины, хотел казаков благодарить, но Червоненко заорал на него, скинув респиратор:
– Езжай ты уже отсюда, рыба ты стеклянная.
Шофёр быстро сказал что-то негромко и залез в машину. А Юрка стал вытряхивать песок из шлема и приговаривал:
– Ну не урод, а? Не было, как говориться, печали…
Казаки шли к своим ящикам, посмеивались, Саблин тоже ухмылялся, он остановился рядом с другом и сказал:
– Снимай кирасу, там песка у тебя килограмм, чистить надо, иначе плечевые привода запорешь
– Да знаю, – говорит Червоненко.
Ну, теперь им было, чем заняться. Они пошли к ящикам.
Они снова сели под навес. Юра снял кирасу и «плечи», вытряхнул песок. Аким ему помогал. Немного. И тут мимо прошла, поднимая тучи пыли своими четырьмя мостами, БМП с номером «43» и с топорами штурмовиков на борту. Дремавший рядом с ними командир штурмовой группы урядник Коровин оживился:
– Так это что, сорок третий батальон выгружается?
Он стал всматриваться в сторону пришвартовавшейся баржи.
– Вроде так, – сказал Ерёменко. – А что, знаешь кого оттуда?
– А то как же, воевали рядышком пару раз. – Отвечал урядник, вставая. – Крепкий батальон, хорошие бойцы, пойду поздороваюсь. Может, кто из стариков ещё служит.
Он ушёл, а Червоненко, Саблин, Ерёменко и Карачевский снова завалились на ящики.
– Быстрей бы уже завтрак, – сказал Ерёменко. – Может, сходим к кошевому?
– Час ещё, – ответил Карачевский Володька.
– А может, уже готов завтрак, со вчерашнего дня сидим, – не сдавался Ерёменко. – Может, повара с рассвета что-нибудь сварганили уже.
– Идите, сходите, – ехидно соглашается Юрка, – ротный кошевой старший прапорщик Оленичев большой мастер посылать таких вот торопыг в самые отдалённые уголки вселенной. Идите, узнайте, куда он вас направит на этот раз.
– Слышь, Саблин, а чего этот минёр всё время тут около нас ошивается, – с наигранным удивлением говорит Ерёменко. – Он, вроде, не боец штурмовой группы. Что ему тут? Чего он с минёрами не дружит?
– О, вот оно, полезло из героев их геройство. – Скалиться Червоненко. – Простой минёр, значит, герою-штурмовику не товарищ! Дожили. Вот вам и полковое, казачье, пластунское братство.
– А как ты думал? – Спрашивает Ерёменко.
– А думал я, что это у тебя твоя спесь заиграла, вот как я думал. – Отвечает Юра.
Аким даже не слушал этот разговор. Обычный трёп, сто раз уже такое было. Всё время штурмовиков упрекают по поводу их спеси. Мол, геройством своим сильно они гордятся, заносчивы. Но все знают, что это не так. Все остальные бойцы всех воинских специальностей бойцов штурмовых групп ценят и уважают. Так что всё это пустая болтовня. Саблин закрывает глаза и думает о доме.
А Ерёменко и Червоненко так и перебрёхиваются беззлобно, «от нечего делать».
А пыль всё гуще заволакивала пристань, пирсы и всю местность вокруг. Машин стало больше. Солнце вставало всё выше и палило всё беспощадней. Вода в реке, казалось, не течёт, а просто замерла бурым стеклом, бросающим яркие блики, такие яркие, что смотреть невмоготу. Время и вправду шло к завтраку. Аким всё ещё дремал, как вдруг резкий звук разорвал привычный гул пристани. Треск доносился, кажется, с баржи. Он был до боли знаком казакам.
Так трещит издали «Т-10-20». Десятимиллиметровая двадцати зарядная винтовка. Попросту «тэшка».
– Чего они там дуркуют? – Насторожённо спросил Володька Карачевский, глядя на звук выстрелов.
– Да хрен их знает, – отвечал Юрка.
И он и Ерёменко тоже глядели в сторону баржи.
Аким тоже привстал на локтях и тоже глянул туда же. А потом снова улёгся на ящики и успокоил товарищей:
– Бегемот всплыл, вот горожане и лупят по нему.
Для горожан с севера бегемот редкость, там, ближе к морю, такие твари не водятся. Зря патроны тратят, убить ленточного червя весом в тонну из «тэшки» не получится, а большой барже вреда он причинить не может, чай не лодка. Так что патроны просто выкинули в воду. Солдаты собрались на краю баржи, все глядят в воду. Один из них поднял винтовку и снова полоснул очередью по воде.
– Дураки, – говорит Юрка.
И все на этот раз с ним соглашаются.
Глава 2
Пришёл урядник Коровин, запыхался, видно, быстро шёл:
– Собирайтесь, – говорит, – нас на помывку приглашают.
– Чего? – Не понял Ерёменко.
– Кто? – Спрашивает Червоненко.
Саблин садится на ящиках, внимательно слушает своего старшего.
– Ребята из сорок третьего мыться зовут. – Продолжает Коровин. – Они шесть дней в пути, им помывка положена. А у них первая рота уже погрузилась, уходит на юг, мыться не будет, а вода лишняя осталась, им на каждого по сто литров выделили. Ребята, которых я лет сто знаю ещё с Сургута, говорят: «Приходи со своими, мы водой поделимся».
– Ну, пойдём, – обрадовался Юрка и начал оглядываться, искать свой ранец.
– Слышь, командир, – задумчиво произнёс Ерёменко, оборачиваясь на Коровина, – а твои друзья из штурмового батальона штурмовиков приглашали или всяких минёров тоже?
Карачевский смеётся, Саблин и сам невольно улыбается, поднимая свой рюкзак.
– Вот чего ты опять начал? Зачем? – Злиться Юрка. – Плохой ты человек, Ерёменко.
– Плохой, – передразнил его Ерёменко.
– Хватит, – говорит урядник, – собирайтесь быстрее, а то завтрак скоро. На завтрак хочется поспеть и помыться тоже.
– А этого минёра, – Карачевский кивает на Червоненко, – берём с собой? Или пусть тут сидит?
– Да, берём, – говорит Аким, закидывая рюкзак на плечо. – А то он пованивает уже.
– Чего, – возмущается Юрка, – кто пованивает?
Тоже встаёт:
– Наши онучи ваших не вонючей.
Все смеются, и Коровин в том числе, идут быстро к реке, туда, где расположилась баннопрачечная часть.
Они пошли так быстро и дружно, что другие казаки из их сотни окликали их:
– Господа штурмовики, а куда это вы?
– На кудыкину гору. – Озорно орал им Юрка. – Раскудыкивать кудыку.
– Да куда вы?
– К завтраку вернёмся, – обещал урядник Коровин, посмеиваясь.
Сто литров чистой и прохладной воды. Кажется, немного, но для человека, что целыми днями не снимает брони, это целое море. Море удовольствия. Казалось бы, чего там, иди да зачерпни из Енисея воды, целая река рядом, сто метров в поперечнике. Но Енисей отравлен, как и вся пресная вода. Заражён жёлтой амёбой.
Воду с этой гадостью не то, что пить, ею даже мыться нельзя, кожа слезет. Воду эту надо фильтровать. У Акима дома насосы с фильтрами и для хозяйства воду чистят, и для полива. Мойся – не хочу. А тут насосы работают круглосуточно, но воды на всех всё равно не хватает, её берегут, выдают по регламенту – одна помывка в неделю. А помыться всем хочется, просто чтобы просто почувствовать прохладу, и лишняя помывка в сорокоградусную жару – большая удача.
Сорок третий Штурмовой батальон – парни в основном молодые, городские с севера. Не первогодки, но казакам всё равно не чета, у Саблина это пятый призыв, пятый год на войне, не говоря про урядника Коровина, у которого этот призыв десятый. Так что для парней из батальона они деды. И солдаты здороваются с ними за руку, с уважением. Только сержанты и старшины казакам ровесники, с ними-то и знаком урядник, они-то и пригласили братов-штурмовиков помыться.
Аким спрятал в ящик под ключ свой дробовик и разгрузку с патронами и гранатами, так положено. Щит, пыльник и броню сложил на стеллажи, поглядел, какая броня лежит рядом.
– Барахло у них старое, – заметил Володька Карачевский. – Не чета нашему, как бы не упёрли.
Это было так. И шлемы, и броня у солдат были действительно латаные-перелатаные. Со следами многочисленных ремонтов.
Аким и сам так подумал, но он сомневался, что кто-то из солдат подменит ему его новый шлем на свой старый. Нет, вряд ли, и расцветка у них разная, казачьи доспехи темнее, и номера на всех частях брони стереть непросто. Да и не по-человечески это будет.
Он только качнул головой, мол, не подменя, и пошёл в душ.
Нашёл пустую кабинку, на дисплее цифра «100». Сто литров в его распоряжении. Он шагнул в кабинку прямо в «кольчуге» не стал её снимать, открыл воду.
Боевой Внутренний Костюм, попросту «кольчуга», был вещью удивительной. Эластичный, тугой крепкий материал из ультракарбона плотно покрывал всё тело бойца, оставляя открытым только лицо. Он служил защитой от мелких осколков, в случае, если будет пробита броня. Также он значительно снижал кровопотерю при ранении, а ещё он был соткан из тысяч микротрубок, капилляров, по которым хорошо распространялся хладоген. Расходился по костюму от макушки до пяток. Вещество, без которого в сорокоградусную, а иногда и в пятидесятиградусную жару люди в броне умирали бы от теплового удара. А заодно «кольчуга» выполняла роль нижнего белья.
И теперь Аким стоял под струями прохладной воды градусов не больше двадцати семи, подняв лицо навстречу крупным каплям и чувствовал, как приятная прохлада протекает, проникает по капиллярам до самых ног. И стоял так долго. Конечно, он расслабился, но не до того состояния, чтобы забыть про воду, а десять литров уже улетело.
Тут он стал стягивать с себя тугой ультракарбон. Снял не без труда, мокрая «кольчуга» снималась тяжело. Стирать её необходимости не было. Гладкое волокно легко мылось. После он мылся и плескался сам до тех пор, пока на дисплее не загорелись нули. Всё, вода кончилась.
Это было большое удовольствие. И оно закончилось. Саблин, закинув на плечо «кольчугу», пошёл к стеллажам. А там балагурил Юрка, найдя себе аудиторию из молодых солдат сорок третьего батальона. Он вспоминал смешные случаи из жизни, но больше, конечно, врал, для красочности. Солдаты, завёрнутые в полотенца, с удовольствием его слушали, смеялись. Карачевский и Ерёменко тоже были там, тоже посмеивались, но скорее не Юркиным рассказам, а его умению врать. Аким вытерся, натянул с трудом ещё не просохшую кольчугу и тоже стал прислушиваться к болтовне своего друга. Да, Юрка врал безбожно, но делал это красиво и забористо. Причём сам Саблин, был участником его рассказа. Аким, улыбаясь, прислушивался и хотел узнать, чем же закончилось дело, но тут на входе появился казак из его полка, которого он едва знал. Это Саблина насторожило, чего он тут делает, неужто искал их, чтобы на завтрак позвать? Это вряд ли.
– Второй полк, – заорал казак так, что собравшиеся у стеллажей солдаты и казаки его услышали, – второй полк тут?
– Тут, – сразу откликнулся Червоненко, – чего ты? Завтрак? Сейчас идём. Только оденемся.
– Затравка не будет, – крикнул казак, – грузимся. Давайте быстрее.
– Куда грузимся, – удивлялся Карачевский, – нам машины дали?
– Нет, на баржу грузимся, обратно поплывём.
– Как обратно? – Удивился Саблин. – Говорили, что нас под Ермаково кинут.
– Это вряд ли, из штаба сотник пришёл, говорит, теперь новая дислокация. Начинаем погрузку на баржу, вниз плывём. – Сказал казак и закрыл дверь.
Казаки стали быстро собираться, солдаты разошлись, только Юрка не унимался:
– А я вам говорил, что у нас в командовании гении сидят?
– Говорил-говорил, – ворчал урядник Коровин,– не трепись, Юрка, собирайся. А то получим по шапке за «самовол».
– Да какой это «самовол», мы и расположение части не покинули. – Продолжал Червоненко.
– Да собирайся ты, – сказал урядник строго. – Вот будет болтать, не заткнёшь его.
Когда казаки вернулись к своим, там уже началась погрузка, всё, что выгрузили сутки назад, всё снова грузилось на баржу.
Так получилось, что Саблин оказался рядом с Коровиным, когда тот спрашивал у командира взвода Михеенко:
– Ну и куда нас?
– Обратно поедем, на Берёзовскую.
– Сотник сказал?
– Да.
– Значит, на Советскую Речку?
– Наверное, – произнёс прапорщик невесело.
Коровин молча кивнул головой, он, кажется, понял что-то. То, что ему не понравилось.
Саблин ещё не понимал, о чём они говорят. Но по их виду догадывался, что их полк ждёт что-то малоприятное. Он хотел послушать их разговор, но прапорщик окликнул его:
– Саблин, чего прохлаждаешься, патроны грузи, давай-давай.
– Есть, – сказал Аким и пошёл к другим казакам, что занимались погрузкой.
Пустыня всё жестче давила на китайцев, воды, даже заражённой амёбами, становилось всё меньше и меньше, а разнообразных опасных тварей всё больше. Выживать в ежедневной пятидесятиградусной жаре становилось всё сложнее. Никакие растения из тех, что издавна знали люди, в такой жаре и сухости не выживали. А те, что стали заселять землю, употреблять в пищу было сложно. Главной пищей людей становились насекомые, но и их не хватало. Вода в реках была очень важным ресурсом. Между Енисеем и Обью оставалась земля, на которой ещё можно было хоть как-то жить. Там расстилалось Велико Болото, полное жизни, хотя жизнь эта была чуждой для людей. Но они находили способы использовать её. Много ресурсов хранил Северный Океан. Города на его берегу были технологическими центрами. А в самом Океане люди ещё ловили рыбу, которая не успела измениться. А на островах в Океане работали загадочные научные центры. Остаткам древней великой нации ничего не оставалось, как идти туда, на север, где ещё можно было жить. Но на севере их никто не ждал. Там было слишком мало ресурсов, чтобы делиться ими с китайцами.
В первых днях марта, сразу после весенних дождей, когда степь почернела от плесени и барханы промокли и стали удобны для колёс тяжёлой техники, НОАК нанесла неожиданный удар вдоль реки Таз. Сразу и по правому, и по левому берегу. Китайцам удалось скрытно сконцентрировать три полноценных дивизии и огромное количество артиллерии, что и привело к большому первоначальному успеху в наступлении. Им удалось продвинуться вдоль реки почти на двести километров и к концу марта добраться до Сидоровска. Там эффект неожиданности сошёл на «нет», и русским удалось сконцентрировать значительные силы, подготовить оборонительные позиции и навязать китайцам тяжёлые позиционные бои. Попытка китайцев нанести фланговый удар через пустыню на Сидоровск с востока не удалась и привела к значительным потерям. После чего фронт стабилизировался. Это можно было считать большим успехом НОАК, но китайцам этого показалось мало, и уже в начале апреля они начали новое наступление на другом фланге, они решили попробовать на левому берегу Енисея. Но тут их удар ожидался, и несмотря на значительную концентрацию сил под Ермаково их удалось остановить. Тем не менее, в течение двух недель они с отчаянным упорством день за днём пытались прорвать оборону прямо по центру, направляя удары вдоль берега. И несли при этом заметные потери. Войскам Северной Федерации удавалось легко отражать эти удары, даже не прибегая к использованию резервов.
И только в конце второй недели командованию стало ясно, что все бои на Енисее – это всего на всего отвлекающий удар, так как китайцы начали неожиданное наступление на Советскую Речку. На Аэропорт.
