Восхитительно дотошная книга о репрезентации Керенского в общественном сознании марта-июня 1917 года. Автор, знакомый мне по столь же отличной и столь же дотошной работе об образах царской семьи в годы Первой мировой, удержал планку (а пожалуй, и задрал ее еще выше).
Хорошая книга, интересно рассказывающая о том, сколько политического капитала может выжать расчетливый человек из того, что оказался в нужное время в нужном месте. Как ни крути, решающим эпизодом для русского либерализма стал тот момент, когда Керенский начал брататься с восставшими войсками в Феврале, зазывать их и Таврический дворец и посылать за царскими чиновниками. После этого он умело лез к верховной власти, не вполне понимая, думаю я, что он будет с ней делать.
Несмотря на то, что главная цель книги – проанализировать то, как менялось представление о Керенском в первые месяцы существования Временного правительства, книга стала для меня неплохим путеводителем по основным событиям периода (собственно, благодаря тому, что Керенский почти во всех событиях и участвовал). Падение царизма, арест царских министров, первый состав Временного правительство, освобождения узников царизма, Апрельский кризис, падение Милюкова и Гучкова, Июньский кризис и Июньское наступление, краткий экскурс в Июльский кризис. Автору, кажется непреднамеренно, удалось показать внутреннюю динамику процесса, противоборство условных правых, левых и центра, смещающуюся точку равновесия. Очень интересно.
Автор использует очень широкий круг источников. Массивы газет и журналов, заказные биографии «народного вождя», почтовые открытки, дипломатические документы, документы политических партий, мемуарная литература (максимально критически разобранная). И прочая, и прочая. От восторженных девиц, стены комнат которых были увешены портретами Керенского, до Ильича, который в эмиграции сразу стал ругать Керенского, а потом из тактических соображений ругать перестал. Пестрая картина России, избавившейся от царизма и повисшей в пустоте. Ни практик власти, ни понимания целей, только эйфория.
В этой атмосфере Керенский вполне сознательно работал над своим образом. От тщательно выбирал мероприятия, на которых он мог появиться, искусно лавировал между Петроградским Советом и Временным правительством, умел отвечать, как современные политики – сказать много, но ничего по существу. Даже в одежде он был точен – министр юстиции в тужурке, а не сюртуке, военный министр во френче.
Но самая примечательная часть – это собственно зарождавшийся культ вождя. Все те практики, которые потом (зачастую и те же самыми людьми, как пишет автор в примечаниях) применялись для возвеличивания Сталина, родились в 1917 для возвеличивания Керенского. Нелепые славословия, отчаянно напоминающие ритуальную пропаганду КНДР, родом оттуда, из этих здравиц, статей и резолюций трудовых коллективов и воинских частей в адрес первого министра-социалиста, заложника демократии в буржуазном Временном правительстве. Особенно забавляют лубочные заказные биографии, которые потом превратились в книги для детей о Ленине.
Занятно, что осторожнее всех к Керенскому относились именно эсеры, к которым он формально принадлежал. А.Ф. обаял Брешко-Брешковскую, но на выборах в ЦК партии его довольно неожиданно прокатили.
Автор умело и интересно сравнивает формирование образов Ленина и Керенского. Довольно рано их стали противопоставлять. При этом большевики довольно долго, до принятия документа о правах солдата, фактически восстанавливавшего вертикаль власти в армии, не решались ругать Керенского открыто, не желая наживать себе еще одного врага. Колоницкий любопытно рассказывает о том, что большевики весной 1917 были очень неоднородны и часто отказывались от ярлыка «ленинцев», считая его оскорбительным. Автор часто ссылается на известные работы Рабиновича ( Большевики приходят к власти и Большевики у власти ), которые, как водится, у меня есть, но еще не читал.
Еще интересно и то, что официально Керенского подтолкнула к политической деятельности казнь Александра Ульянова, брата Владимира Ильича. Как странно порой тесен мир.
А.Ф. Керенский старался быть (и представать) таким, каким его хотели видеть. Финнам он что-то обещал, в чем они видели намеки на независимость. Солдатам обещал армию сознательных граждан. Перед юнкерами он ехал на белом коне. На сцене Большого театра он рисовал новую демократическую Россию. Генералам он намекал на восстановление дисциплины в армии. Трудно удержаться от сравнений с Хлестаковым, которого Керенский играл в молодые годы в самодеятельном театре (и что скрывалось в хвалебных биографиях 1917 года издания).
Но учитывая, что взгляды войск, желавших мира без аннексий и контрибуций, и взгляды генералитета были практически противоположными, шансы долго удерживаться на двух стульях у Керенского были не очень высоки. Так и произошло. Источники сообщают о том, что Керенский был интересным оратором. Английский дипломат даже писал (ретроспективно), что речь в Большом театре 26 мая 1917 была лучше и сильнее по воздействию, чем любая речь Гитлера. Но никакие высокопарные речи о необходимости стать гражданами, а не «взбунтовавшимися рабами», не могли долго маскировать факта, что война продолжается. Самоубийственное наступление в июне 1917, столь тщательно политически готовившееся Керенским, стало, фактически, смертельным приговором для этого варианта российского государства.
Любопытно, что почти с Февраля нет, нет, да и звучали голоса, которые рядили Керенского в женские одежды. У автора даже есть отдельная работа о феминизации образа Керенского. Не тянул А.Ф. лямку, которую сам на себя добровольно надел, ох не тянул.
Пусть и банально, но трудно не сказать – не по Сеньке шапка.
««Товарищ Керенский»: антимонархическая революция и формирование культа «вождя народа» (март – июнь 1917 года)» kitobiga sharhlar