Kitobni o'qish: «Шалва Амонашвили и его друзья в провинции»

Его корни

Корни выдающихся педагогических способностей Шалвы Александровича Амонашвили – в глубинной грузинской культуре, в народных традициях Грузии. В 3-м веке в Грузии появились первые начальные школы, элементарные и повышенного типа, они создавались по системе греко-римских школ. В 4-м веке Грузия приняла христианство. В первой половине 4-го века в Колхиде, около города Поти, существовала риторическая школа (академия). В ней обучались местные жители и молодые люди из Византии. В конце четвертого же столетия появилась новая грузинская письменность, «Мргваловани асомтаврули», т. е. круглое прописное письмо, на ее основе позже создается современная грузинская письменность. В 5-м веке при церквях и монастырях открываются школы для детей всех возрастов. В XII столетии создаются высшие школы – Гелатская, Икалтойская и Гремская академии. Там огромное внимание уделяется переводам церковной и философской литературы и создаются оригинальные произведения на грузинском языке. Научные труды Еквитиме Атонели, Ефрема Мцире, Ионе Петрице сохранились произведения художественной литературы Н. Руставели, Ш. Чахрухадзе, И. Шавтели.

В 1629 году в Риме издается первый печатный грузинский учебник родного языка «Азбука иверийская» И. Чолокашвили.

Особую роль в просвещении сыграла Тбилисская (основана в 1755 году) и Телавская (основана в 1782 году) семинарии. Печатаются грузинские учебники и буквари, «Первый учебник для детей» Христофора Гурамишвили, «Грузинская грамматика» Антона Т…

Вот корни Шалвы Амонашвили.

Сюда следует приплюсовать крепкие связи грузинской и русской культур. Лучшие российские художники всегда благоговейно относились к деятелям культуры Грузии, осознавая, что, несмотря на случайные горестные обстоятельства, мы, повязанные нитью христианства, остаемся в родстве. Не случайно и ныне Москва гордится, что в ее недрах нашли не только приют, нет, нашли высокое поле для воплощения дум и чаяний прекрасные грузины. Их имена на слуху.

Слава ему и слава Грузии!

Светлана Юрьевна Городович,
директор школы НОУ СПОШ № 2 «Наш дом»
Без сердца что поймем

Я стала директором школы в 27 лет. Меня никто не назначал и никогда бы не назначил, так как у меня не было опыта руководящей работы. Я сама назначила себя директором, когда мы вместе с мужем создали свою школу. Тогда отсутствовала необходимая документальная база: концепции, перспективный план развития и многое из того, что необходимо в любой другой школе. У меня было лишь желание создать «справедливую школу», о которой говорил Януш Корчак. И сейчас спустя 14 лет я удивляюсь: как удалось тогда выжить без концепций, без программных установок? На курсы руководителей школ меня не приглашали, а когда я все же попадала туда, то откровенно скучала. Моим главным советчиком и наставником было собственное сердце. Может поэтому я и мои коллеги не пошли по пути создания конъюнктурных частных образовательных учреждений с преподаванием новомодных предметов, с массой образовательных услуг, не обогащающих ни сердце, ни душу ребенка. Именно сердце подсказывало, что дети нуждаются в школе, которая помогала бы им выполнить свое предназначенье, сохранить смысл жизни. Может поэтому процесс становления нашей школы сопровождался необыкновенными таинствами, которые ранее я называла счастливым случаем. На третьем году жизни школе решили дать имя, «Наш дом» – так единодушно мы окрестили наше детище. А спустя некоторое время, к 9 мая, был поставлен спектакль (по пьесе В. Коростылева «Варшавский набат»), в котором рассказывается о человеческом подвиге великого педагога Януша Корчака, погибшего вместе со своими воспитанниками в газовых камерах Треблинки.

Тронутые до глубины души творческим процессом и историей жизни и гибели Корчака, начинаем глубже вникать в педагогические принципы и биографию удивительного польского учителя и обнаруживаем, что его школа (кстати тоже негосударственная) называлась «Наш дом», а наш школьный флаг того же цвета, что и флаг Корчаковской школы – зеленый!

Наше «восхождение к сердечности» сопровождалось сомнениями и соблазном вернуться к привычным образовательным приоритетам, измеряющимся «процентом качества», и количеством поступивших в вузы. Ведь определить эти показатели и получить результат легче, чем измерить глубину душевных переживаний, силу сердечного устремления.

Но именно в момент этих смятений ниспослана нам встреча с кандидатом психологических наук, доцентом кафедры психологии Российского государственного педагогического университета им. Герцена Сергеем Леонидовичем Братченко. Встреча укрепила веру в ребенка, в себя, в праведность нашего учительского предназначения, и эта вера расправила крылья творчества, придала силы. Именно тогда рождается в коллективе педагогов– единомышленников такая форма контакт с ребятами, как неотправленное письмо. Ибо, когда в общении с ребенком заходишь в тупик и чувствуешь, как в душу закрадывается раздражение, отчаяние, ты пишешь ему письмо-откровение, в котором искренне делишься своими переживаниями. Возможно даже написать это письмо с позиции двадцати якобы прошедших уже лет, или рассматривать ситуацию с позиции наблюдателя и советчика, или самого ребенка. Эти письма помогли многим учителям понять себя и принять ребенка таким, какой он есть. Именно в эти годы в школе стали традицией «Пушкинские проповеди» и «Пушкинские балы». Мы перестали проводить «мероприятия», мы стали проживать школьные события вместе с детьми!

…И все же, чтобы сохранить приоритет воспитания сердца, недостаточно иметь единомышленников в лице педагогов. Родители – важное звено в достижении воспитательных целей. А у родителя другие задачи: подготовка ребенка к вузу, к учебе за границей, развитие, в том числе предпринимательских способностей. Если превратить родителей в наших друзей, какой непререкаемый авторитет поможет нам в этом деле? Как не благодарить Бога за то, что Он дарит нам новую счастливую встречу, и Шалва Александрович Амонашвили на родительском собрании в «Нашем доме» произносит самые важные и нужные для наших родителей слова: «Требуйте, дорогие мои, от вашего директора приоритетности воспитания в этой школе, не уставайте напоминать учителям, чтобы работали с сердцами ваших детей, обогащая их добротой и любовью на каждом уроке!» Сила его обаяния и убеждения Божественны, и родители с ним с радостью соглашаются!

Я благодарна своему сердцу за проницательность и настойчивую последовательность порывов, которые вели меня к пониманию и принятию Сердечной педагогики. Разве мог только разум провозгласить главным предметом в общеобразовательной школе уроки ЧУДА – основ общечеловеческой нравственности, а главным документом, определяющим будущее школы, не перспективный план, а «Восхождение к сердечности»? И сердца коллег моих отзывчивы тогда, когда чувствуют движение моего сердца.

Я часто думаю, чем отличается сердечный учитель от простого учителя? Говорят, самые искренние чувства и порывы те, которые возникают первыми в душе… Сердечный учитель владеет искусством педагогической импровизации, ведь сердце подсказывает ему в данный момент самое правильное решение. Иной раз «продуманный», взвешенный педагогический ход не дает такого воспитательного эффекта, потому как продиктован разумом.

Можно сотни раз говорить детям: «Будьте добрыми», «Не обижайте друг друга» и превратиться в зануду. Искрометность, импровизация, юмор, идущие от сердца учителя, совершают чудеса.

Завуч пришел на урок в первый класс:

– Здравствуйте, дети! Можно, я побуду на вашем уроке? Ребята рады гостю: – Конечно! Мы сегодня сердца рисовали, смотрите, красивые! Нарисуйте на доске рядом с нашими свое сердце!

– Нет, не стану.

– Почему? – удивляются дети.

– Боюсь, вы выстрелите в него. Ведь у вас так много в партах оружия – пистолеты и автоматы.

Тишина… Медленно встает один и кладет на учительский стол свой пистолет, а следом все остальные разоружаются всерьез. Так была решена проблема «войн» в 1 классе «Нашего дома».

Дети любят учителей с веселым сердцем и чувством юмора, которые могут от всей души посмеяться с ними не боясь потерять «лицо».

…Илья очень любит похвастаться перед ребятами обеспеченностью своей семьи. Учитель подзывает его к себе: «Илюша, хочу тебе признаться, у меня нет собственной машины и загородного дома… и у моего отца тоже нет».

– Ну и что, зачем говорите об этом? – удивляется мальчик.

– Боюсь, что ты меня станешь меньше любить.

– Что Вы, Людмила Ивановна, разве любовь зависит от богатства!

– Вот и я думаю, что ты не станешь лучше или хуже от количества материальных благ твоей семьи. Не хвастайся перед ребятами, пожалуйста…

Прошло время, и учитель застает своего подопечного в окружении ребят: «А мой папа генеральный директор…» – хвастает мальчик, и увидев Людмилу Ивановну, заканчивает фразу: «…Но очень бедной фирмы».

Просто подвести итог своей работы, руководствуясь процентами качества, отчетами о проделанной работе. А как уловить движение сердца, труд души?… Однако «в мире нет ничего не духовного». И если учебники есть генетический материал, определяющий духовное тело, а слово учителя, его сердце – инструмент, с помощью которого осуществляется формирование генофонда, то влияние школы на ребенка определяется не качеством образования, а качеством ее духовного обустройства.

Благовещенск, 675 005, Ул. Чехова, 52, Школа «Наш дом»

Борис Черных
Сказочник Шалва

Кто бы знал, что он нагрянет к нам на Амур? А нагрянул, несмотря на космические дали и на свои лета. Ему семьдесят три года.

Мы не виделись шестнадцать лет. Но у него цепкая память. Поэтому на своей книжке «Улыбка моя, где ты? Мысли в учительской» Шалва Александрович написал:

Дорогой Борис Иванович! Встреча с Вами в прекрасном Благовещенске для меня знаменательна. Спасибо Вам за прошлое и за эту встречу. Искренне Ваш Ш. Амонашвили.

27. 09.2004

* * *

Немного истории. Эпоха Горбачева привнесла не только сумятицу и иллюзии, но и реальные надежды на обновление всех сторон общественного бытия. В педагогике прорвались к кафедрам совершенно непредсказуемые подвижники. Это Виктор Шаталов, математик. Это Софья Лысенкова, учитель-универсал, она изгнала страх из ребячьих душ, кои трепетали при прежних методиках («Ах, ты не понимаешь моих требований?! Дневник!».). Это Михаил Щетинин, озабоченный домашней обстановкой в школе. Это Симон Соловейчик, уникальный пропагандист всего неординарного в старой и новой педагогике. Это Владимир Матвеев, главный редактор «Учительской газеты», мощный аккумулятор новационных идей. Наконец, это сказочный пришелец из Грузии Шалва Амонашвили. Шалва и правда кудесник… К нему дети тянутся как металлические опилки (простите рискованное сравнение) к магниту. И Шалва для каждого найдет заветное слово.

В 1987 году прошедший суровые университеты, я не погнушался склониться перед этими авторитетами, они приветили меня и мои опыты. Матвеев в нескольких номерах «Учительской газеты» опубликовал записи детских суждений о книгах известных писателей, я вёл эти записи ещё в 70-х годах.

«Педагогика сотрудничества» (сотрудничества учителя и ребенка) быстро обретала сторонников по весям России. В «святом семействе» советского наробраза поднялась паника. Нынче мало кто упомнит суть опасений, обуявших доктринеров авторитарной социалистической школы. Принято думать, что соцшкола готовила хороших предметников. Пусть так. Но нравственные потери, связанные с классовым, не личностным, подходом к детям, были очевидны. Приказные принципы перечеркивали традиции сердечности. «Ишь, какой он добренький», – уничижительно говаривали про учителя, умеющего лаской добиться дидактического успеха.

И что вы думаете? Горбачев по доносам педакадемиков сместил Матвеева с поста главного редактора «Учительской газеты». А само понятие «педагогики сотрудничества» быстренько свернули и постарались забыть. Но не тут-то было. Да, не выдержали ударов Матвеев и Соловейчик, они умерли, но как солдаты на передовой, не издав стона.

Шалва Амонашвили покинул Грузию и живет в Москве. Ныне он в славе, доктор наук и почетный профессор университетов и институтов. Его ценит педагогическая общественность в Европе и в Америке. Но на Амур он приехал не по приглашению официальных властей, а по зову Светланы Юрьевны Городович, директора частной школы «Наш дом». Для Городович подвиг её, хотя свой поступок она не считает подвигом, стоил нервов…

А теперь собственно о программных, концептуальных выступлениях Шалвы Александровича. Когда-то, много лет тому назад, он обронил простодушную мысль: «Дети – мои учителя». Ну-ка, записные догматики, попробуйте поучиться у детей. «Да чему же у них учиться?! – вскричат догматики, – да они грамотой не овладели, высшей математики, алгебры жизни не постигли».

Но Шалва, мудрец, считает иначе. Им, детям, свойственна гармония восприятия мира. Стандарты мысли и деяния не соблюдаются у Шалвы, а —! – стандарты преодолеваются. Он так об этом и сказал, выступая в актовом зале педуниверситета и перед учителями «Нашего дома». Программа и учебник не догма, хотя они тяготеют стать догмой и диктовать школе, стало быть, учителю и ребенку, жесткие утеснения. Словесник, к примеру, долбит из урока в урок суффиксы и префиксы, и т. д., – Амонашвили смеет думать, что не грамматике надо учить на уроках русского языка, а доброречию. Малейший всплеск душевного огонька в хрупком мальчике или девочке – восславить этот всплеск хотя бы поглаживанием по плечу. Даже на математике, где не у каждого дитяти всё ладится, подойти к нему и, коснувшись легкой ладонью головы, прошептать: «Не бойся. Всё получится!» Кто из нынешних математиков умеет сподобиться на невинное сие прикосновение? О, строгая маска не снимается с лица учителя. Учитель боится потерять лицо. В то время как уже потерял его. Вы слышали на уроках математики смех детей и учителя? Амонашвили и его воспитанники смеются. На уроках и вне.

«И, наконец, её осенило. Она улыбнулась… Ученик, заметив сияние улыбки на лице учительницы, радостно воскликнул:

– Я же всем говорил, что она умеет улыбаться, но мне никто не верил… Теперь-то поверят! – и с этой радостной вестью он побежал к друзьям», – я цитирую 21-й постулат из книжки Амонашвили «Улыбка моя, где ты? Мысли в учительской».

И далее: «Скажут: Но нельзя же заставить учителя улыбаться ученикам? Отвечаю: А кто заставлял его быть учителем? Скажут: Как проверим мощь и мудрость улыбки? Отвечаю: Постойте у порога школы, посчитайте, сколько улыбок принесут с собой дети и сколько потом унесут. Скажут: Нам легче без улыбок. Отвечаю… Нет, не отвечаю. От потухшего сознания надо отойти».

Потухшее сознание учителя и школы…

И еще: «Если взрослый одаривает ребенка улыбками любви и понимания и вместе с ними устремляется ввысь, то тем самым помогает ему раскрыть свой Божественный Образ».

Божественный образ. Шалва Александрович медленно и спокойно пришел к Богу. Но современная школа, мнимо отдалившись от канонов советской, читай – безбожной, педагогики, едва-едва переступает на тропу, ведущую к Храму.

К сожалению, в одной публикации трудно поведать всю полноту поэтического и православного видения мира, а мира детства особенно, которое переполняет все сущностные помыслы великого педагога современности Амонашвили…

Почему на чтениях и предметных уроках Шалвы Александровича в педуниверситете и в частной школе «Наш дом» отсутствовали руководители областного и городского управления образования? Они даже цветы не поднесли Учителю. Ответ очевиден – чиновникам чужда гуманистическая философия Шалвы Амонашвили. Ибо когда он вспоминает из Иоанна Кронштадского: «Даруй мне сердце», – чиновника зудит совсем другое: даровать регламент.

Частная школа во главе со Светланой Юрьевной Городович живет по законам сердца. Даже учительница биологии Елена Владимировна Ляшова в школьной газете (печатной!) пишет: «Не отпускайте милых в плен Деньгам, карьерам и разлукам, Не допускайте рваных ран, Нотаций глупых не читайте», – в устах биолога призыв «Нотаций глупых не читайте» дорогого стоит.

Я знаю одну историю, как «Наш дом» вынянчил и не отдал на растерзание мальчика, коему грозила тяжкая участь быть упрятанным в узилище для умственно-отсталых детей. Наталья Алексеевна Барковская спасла мальчонку. Он подрос, окреп и оказался чрезвычайно одаренным. Сейчас в «Нашем доме» выставка его живописных работ.

Редкостное удовольствие я испытал, читая мальчишеские и девчачьи сочинения, басни, стихотворения. Нигде нет игры со словом, нигде никакого кокетства. А я знаю школьные газеты, заполненные глупейшим честолюбием и только честолюбием. В сочинениях ребят и девчонок из «Нашего дома» правдивый и даже суровый взгляд в прошлое и искреннее видение настоящего. И органическая образность. Илюша Крайнов пишет о том, как деревья плакали тяжелыми слезами и о протянутой вовремя ветке помощи. Я подумал – ну, растет прозаик. А он ушел на физмат, Илюша. Боже, как хорошо, что на физмате учится юноша, владеющий образным видением. Или вот Саня Александрова пишет о взрослых: «Они зависимы от чужого мнения и от зависти». И трогательное признание – ей не хочется идти в жестокий мир взрослых, а есть желание «задержаться в своем возрасте» (15 лет), чтобы «накопить больше радости», дабы в «будущем её хватило не только на меня».

Сколько победоносных воплей я прочитал и услышал в лета иные о краткосрочной кампании против Квантунской армии в августе 1945 года, но Ваня Игнатенко с помощью деда поднимает трагичнейшие страницы той победительной войны: от батальонов и полков оставались взводы, а наши артиллерия и авиация часто били по своим. Вспоминаются строфы Александра Межирова:

 
Мы под Колпиным скопом стоим,
Артиллерия бьёт по своим.
Перелет, недолет, перелет.
По своим артиллерия бьёт.
 

Но это, скажем так, лирика, хотя и печальная. А подлинная философская суть «Нашего дома» открывается в концептуальных строках официальной записки о стратегии частной школы: «Кое-кто посматривает на частные школы свысока, видя в них не столько явление общественно-педагогической, культурной жизни, сколько феномен рыночной экономики. Нередко интересует лишь размер платы за обучение в таких образовательных учреждениях. Между тем, негосударственная школа – это не коммерческая организация. И опыт развития негосударственного образования в России показывает, что жизнеспособными являются не те школы, которые ставят целью „зарабатывание денег“, а те, которые имеют свою „образовательную философию“, отвечающую интересам детей, родителей и учителей…»