Kitobni o'qish: «Вихри сансары»
ВИХРИ САНСАРЫ
Аннотация
Куда попадает душа, когда человек умирает? Приобретает ли она новое тело?
Куда деваются грехи прошлой жизни при перерождении? Ответственна ли новая жизнь за прегрешения предков?
Об этом размышляет автор, прослеживая судьбы потомков последнего Министра Императорского Двора, причастного к распаду Великой Российской Империи.
Действие повести разворачивается в России и в Индии, где герой оказываются вовлеченными в водоворот приключений и страстей, борьбы добра и зла, любви и подлости. Выживут ли они в этом мире? Или кармическое проклятие окажется сильнее?
Колесо сансары вращалось в вечном движении жизни…
ПРОЛОГ
Поезд Ленинград – Хельсинки готовился к отправлению. Проводники ходили по вагонам и монотонно повторяли:
– Поезд отправляется, провожающих прошу освободить вагон.
Вера Владимировна нервно теребила в руках зачитанную книгу «Колесо сансары», с которой она не расставалась с юности.
«Центральной идеей индуизма является положение о вечном круговороте бытия – сансара. – Прочитала она на случайно открытой странице. – На этом строится учение о перевоплощении душ. Человек умирает, но его душа обретает новое тело. Так продолжается до тех пор, пока эта личная душа – Атман – не сольется с вселенским Абсолютом – Брахманом».
– Я все-таки выйду напоследок, вдруг она придет, – нерешительно произнесла Вера Владимировна, обращаясь к сухощавому восьмидесятипятилетнему старику, сидевшему напротив в сильно поношенном костюме с таким важным и торжественным видом, как будто на нем был генеральский мундир.
– Она не придет, – хорошо поставленным голосом военного человека отозвался старик. – Лучше бы не пришла, – с досадой добавил он.
Бывший граф, бывший министр Императорского Двора Российской империи, бывший член Государственного совета, бывший генерал от кавалерии Владимир Борисович Фредерикс, получив, наконец, разрешение советского правительства, отъезжал в Финляндию со своей дочерью – вдовой офицера русской армии, героически погибшего за царя и отечество в боях под Барановичами и матерью – страшно подумать! – революционерки с баронской родословной.
Вера Владимировна вышла на перрон. Снова и снова вглядываясь в поисках дочери в серую толпу чуждых ей людей, она прижимала к груди, разрешение на выезд Надежды – бесценный документ, добытый с неимоверным трудом.
***
Когда в России настала смута, ее Наденька, шестнадцатилетняя смолянка, ровесница бурно надвигающегося двадцатого века, увлеклась демократическими идеями, стала посещать какие-то кружки, где политика непостижимым образом переплелась с искусством и вседозволенностью, и начисто выскользнула из-под влияния семьи.
Впрочем, семьи-то уже и не было. Всесильный отец был в Ставке с государем, а она, Вера, оплакивала смерть горячо любимого мужа и находилась в полной прострации.
Надежда тем временем проявляла все большую политическую активность и оказалась в техническом секретариате Временного правительства.
Когда это самое правительство арестовало ее деда, а революционно настроенная толпа разграбила и сожгла их особняк, Надя, к счастью матери, разочаровалась в справедливости бурных событий и вернулась домой, вернее, не домой, а в дворницкую, куда переселилась Вера Владимировна, в то время как их дворник по-барски расположился в уцелевших от пожара комнатах особняка.
Но неуемная энергия и тяга к приключениям привели Надежду к большевикам, внезапно пришедшим к власти. На одном из митингов она познакомилась с матросом, которого в это смутное время ревсовет назначил командиром корабля.
Эта, как ей казалось, героическая судьба, заслуживала восхищения и поклонения. Так Степан, малограмотный парень с рабочей окраины Петрограда, стал ее кумиром и гражданским мужем.
***
Из толпы отделилась девушка и бросилась к Вере Владимировне.
– Милая моя девочка, ты успела, счастье-то какое! Вот разрешение на выезд, идем в вагон.
Она повела дочь в тамбур, но вдруг путь им преградил матрос.
Нарочито качающейся походкой проковылял он к Наде и, словно вылезший из норы краб, решительно схватил ее похожими на клешни руками под локоть, выразительно сплюнул и произнес:
– Минуточку, гражданка! Никуда она не поедет: наше место в Советской России.
Только теперь Вера Владимировна заметила, что ее Наденька беременна, и по тому, как прижалась ее девочка к этому страшному человеку, она поняла, что это тот самый злодей, который отнял у нее единственную дочь.
– Я не поеду с вами, я пришла, чтобы сказать вам об этом, и это мое окончательное решение, – выпалила Надя заученные слова, словно рапортуя на митинге, которые новая власть устраивала по каждому поводу, преследуя единственную цель – дать самовыразиться каждому плебею, дабы тот ощутил себя хозяином жизни.
Понимая, что все кончено, и она навсегда теряет дочь, Вера Владимировна, задыхаясь от слез, в отчаянии прокричала:
– Уедем, эта страна проклята! Тебе не будет здесь счастья, умоляю, уедем!
Надежда с безнадежной тоской молча смотрела на мать. Исполненный показного величия, матрос монументом застыл рядом – как олицетворение новой жестокой и бездуховной России.
Поезд тронулся, проводник втащил Веру Владимировну в вагон и запер дверь в ее прошлую жизнь.
***
Словно сомнамбула, вошла Вера Владимировна в купе, взяла книгу и начала водить глазами по строчкам.
«Люди подвержены страданиям низких миров от рождения до смерти. Кем бы мы ни рождались в шести мирах живых существ, мы нигде не будем свободны от природы страдания».
– «Да, вот они вихри сансары», – подумала Вера Владимировна.
Еще недавно обласканный судьбой, приближенный самого императора, ее отец был вдруг арестован Временным правительством, а их роскошный особняк разорен.
Уже тогда, сразу после освобождения отца, надо было бежать. Надеяться было не на что. И, может быть, она не потеряла бы свою девочку.
Когда же в октябре семнадцатого года власть захватила кучка оголтелых революционеров, увлекших за собой толпы невежественных, озлобленных людей, а свобода утонула в бессмысленном насилии, мышеловка захлопнулась – выехать из новой России было уже невозможно.
Только теперь, через семь лет унижений и мытарств, им разрешили покинуть пределы страны. Но дочери с ней не было, и отъезд не принес ни освобождения, ни радости.
– За что?! За что такие муки? Это же так несправедливо, – в отчаянии шептала Вера Владимировна. – Может быть, самобичевание отца не пустой звук? А что если именно Надя расплачивается за его великий грех? Грех непротивления распаду Империи.
Дрожащими руками она разыскала нужную страницу и прочла вслух:
«Место человека в каждом новом воплощении, его положение в обществе и судьба зависят от его деяний и деяний его близких, благих или дурных поступков в прошлых воплощениях. Возмездие за грехи определяется законом кармы».
Поезд монотонно стучал колесами, усугубляя страдания Веры Владимировны. Ее отец сидел напротив, отрешенно глядя куда-то в пустоту. Мысли его блуждали далеко в прошлом.
***
А прошлое было феерически ярким. Потомок шведского офицера, генерал от кавалерии, барон, возведенный в день 300-летия дома Романовых в графское достоинство, он верил в великую Россию и честно служил родине.
И теперь он никак не мог понять: что произошло с могучей многострадальной Россией? Зачем новая власть упразднила сословия, сословные звания и гражданские чины? Как могло случиться, что дети дворян опасались вспоминать собственных родителей? Страшась быть признанными дворянскими отпрысками, они уничтожали документы, письма и фотографии, прятали семейные реликвии, часто меняли фамилии и мигрировали по стране.
Впрочем, в этих метаморфозах есть и его вина.
Когда в Государственном совете, членом которого он состоял, провозглашались либеральные взгляды, ведущие к разрушению самодержавия, он возражал лишь про себя и ни разу не высказал своего возмущения публично.
Когда с начала войны он находился с Николаем II в Могилеве и был свидетелем принятия бездарных военных решений, он, пользовавшийся полным доверием государя, тоже молчал.
И, наконец, то, чего он никогда не сможет себе простить. Когда 2 марта 1917 года во Пскове он своей подписью скреплял машинописный лист с Актом об отречении от престола Богопомазанного Государя, он все еще мог убедить царя не делать этого во имя спасения России. Но, как и все его окружение, привык бояться, что при отсутствии лояльности к решениям монарха незаметно и мягко лишится своего положения при дворе. И хотя бояться было уже нечего, по рабской привычке он безропотно исполнил то, что было велено, не страшась большего наказания – проклятия Господнего до седьмого колена за причастность к разрушению Великой Российской Империи.
***
Поезд неожиданно остановился. Вера Владимировна закрыла книгу и посмотрела в окно. Мощные карельские скалы грозно возвышались в лесной чаще. На одной из них Вера Владимировна разглядела волка, вальяжно возлегающего в окружении покорной стаи. Вожак мирно спал, положив голову на вытянутые лапы, но даже в его ленивой расслабленной позе угадывалась могучая сила. Рядом с ним расположилась волчица, которая то и дело нервно привставала при излишне резвых действиях молодняка.
К вожаку, демонстрируя свое полное подчинение и покорность, подполз светло-серый волк. Прижав уши и поскуливая, он принялся лизать ему морду. Вожак ответил осторожным прикусыванием. Тот умиротворенно отполз в сторону. В это время мощный волк, лежавший несколько поодаль, вдруг резко вскочил и бросился на серого. Вожак привстал, оскалился, и хватило лишь одного стремительного взгляда его огненно-черных глаз, чтобы в стае мгновенно воцарился порядок.
ГЛАВА 1. БРАХМА
Часть I
СТАЯ ЛЮДЕЙ
После драматического отъезда Веры Владимировны из Ленинграда минуло шестьдесят лет.
Новенькая «Волга», давняя мечта Алексея, мягко шуршала шинами по асфальту Приморского шоссе. Спокойный и невозмутимый Алексей плавно вел машину по извилистому побережью Финского залива. Эх, видели бы сейчас его – талантливого конструктора, счастливого мужа и отца, родители! Какой гордостью наполнились бы их сердца!
Алексей, сын военного летчика, героя отечественной войны, погиб-шего при бомбежке Берлина в 1941 году, пережил тяжелое детство. Ока-завшись с матерью в блокадном Ленинграде, трехлетний Алеша заболел дизентерией и угасал у нее на глазах. Мать не в силах была смотреть на больного, голодного, жестоко страдающего сына и отдавала ему почти всю свою и без того скудную пайку хлеба. Алеша выжил, а мама вскоре умерла от голода.
В числе тысяч других сирот зимой 1943 года его вывезли из Ленин-града по льду Ладожского озера и определили в детский дом.
На переднем сидении автомобиля сидела жена Алексея Люба. Ее лицо освещала кроткая улыбка. Молодая женщина была счастлива счастьем своего мужа.
Прапрадед Любы, граф Владимир Борисович Фредерикс, министр Императорского Двора Российской империи, эмигрировал из Советской России вместе со своей дочерью – прабабушкой Любы в середине двадцатых годов. Бабка Любы, в вихре революционных событий порвала со своей титулованной родней и вышла замуж за красного командира Степана Рогожкина. Люба появилась на свет весной 1942 года. Отец Любы летом 1941 года ушел на фронт, а в сентябре на него пришла похоронка. Мать Любы ненадолго пережила своего мужа. И если бы не бабушка Надя, с трудом выходившая Любу в военное лихолетье, древний дворянский род закончил бы свое существование. Но беды маленькой Любаши не закончились. К концу войны не стало бабушки Нади. Девочка осталась круглой сиротой. На долгие годы ее прибежищем стал детский дом.
Слегка поворачивая голову, Алексей, время от времени смотрел на жену. Ее безмятежность согревала, ему было хорошо от тихой улыбки Любы. Будучи совершенно непритязательной, она могла довольствоваться тем, что имеет, и быть при этом счастливой.
На заднем сиденье расположилась их дочь – кукольно красивая смуглая девочка с большими выразительно-умными бархатистыми глазами. В Индии – стране, где родилась девочка и провела первые годы своей жизни, о ней говорили: «У нее глаза, как у оленя». Это была высшая похвала, которую здесь мог заслужить ребенок. Девочку звали индийским именем Майя.
В бурно развивающейся Индии Алексей, вместе с десятками советских специалистов, работал на строительстве гидроэлектростанции Балимела. В столице штата Орисса Бхубанешваре – городе тысячи храмов, в одном из самых почитаемых священных мест индуистов молодая семья провела двенадцать лет.
***
Пока шло строительство гидроэлектростанции, о ребенке они даже не помышляли, это непременно заставило бы вернуться в Советский Союз, а Алексей так мечтал увидеть запуск своего первого проекта. Люба понимала и поддерживала мужа в его планах.
Когда станция была запущена, ему предложили продлить контракт, нужны были опытные специалисты для обеспечения ее эксплуатации. К тому времени произошли послабления для работающих за границей, и специалистов с новорожденными детьми на родину уже не отправляли.
На семейном совете было решено родить ребенка и до исполнения ему семи лет оставаться в Индии. Это могло позволить им, воспитанникам детского дома, не имевшим никакого другого жилья, кроме места в общежитии, заработать себе на квартиру.
Решение было принято, но счастье не улыбалось им. Люба не беременела, чрево ее не хотело давать новую жизнь. А ведь она так страстно желала иметь детей!
В детстве, когда детдомовцы проводили лето в пионерском лагере, в родительский день к другим детям приезжали родственники. Они кормили, обнимали и целовали любимых деток, а Люба наблюдала за этой идиллической картиной, прячась в кустарнике, плакала от жалости к себе и уже тогда мечтала о своей собственной счастливой семье. Позже, когда ее подруги рожали, она радовалась так искренне, как если бы это были ее дети.
Теперь, когда настал черед ее счастливого материнства, который год подряд она не могла забеременеть. Ей не в чем было себя винить, но Люба чувствовала себя виноватой. Она так любила Алексея, что готова была уйти от него, чтобы с другой он смог стать счастливым отцом. Можно было, конечно, взять ребенка из детского дома, но это было бы эгоистично по отношению к Алексею, который мог иметь своих детей.
Она непременно возьмет ребенка из детского дома, когда отдалит от себя, бесплодной, любимого Алешу, думала Люба. Но между тем она понимала, что никогда не пойдет на это: он для нее был всем, и жизнь без него казалась ей бессмысленной, ненужной. Она страдала, но держалась из последних сил, не теряя надежды.
Алексей видел страдания жены и, как мог, пытался облегчить их. Со свойственным ему оптимизмом он шутил:
– В прошлом году это было несвоевременно: в Индии была страшная засуха. И вообще, как ты представляешь нашу семейную радость, когда в Японии цунами смыл пол-острова?!.
Нежно обнимая жену, он ласково шептал ей на ухо:
– Любаша, все случится в нужное время.
Но иногда непонятно откуда выползала и, как наваждение, преследовала его предательская мысль оставить Любу. Он вытравливал из своего сознания эту крамолу, но она цеплялась за жажду отцовства, пряталась в потаенных местах подсознания и, вопреки его воле, все чаще и чаще появлялась при звуках детского смеха. Однако он понимал, что если оставит Любу, то никогда себе этого не простит. Каждый отпуск он вез ее в новую лечебницу или на курорт, рассчитывая на чудодейственное излечение.
Отношения не портились, но наступала очевидная отчужденность. Алексей все чаще пропадал на работе, и они все меньше времени проводили вместе.
Но однажды из телепередачи они узнали, что существует обозначенное верховным брахманом место, благоприятное для зачатия, куда в определенное время съезжаются молодожены и просветленные индусы, чтобы в богослужении дать миру новую жизнь с чистой кармой.
Согласно индуистским установлениям, зачатье, рождение, формирование и развитие человека – не только и не столько физиологический, сколько мистический процесс и потому требует постоянного освящения санскарами – очистительными ритуалами жизненного цикла.
В душе Алексея засияла звезда надежды и он обратился за советом к Балараме – ведущему инженеру гидроэлектростанции. Брамин по происхождению, представитель высшей касты, он был высокообразованным как в светском, так и религиозном смысле человеком. Ореолу духовной славы он был обязан и деду, принявшему аскезу. Изнурив себя голодом, дед закончил свой жизненный путь.
***
Баларама с большим вниманием выслушал Алексея, взял его правую руку, пристально рассмотрел ладонь и сказал:
– Я вижу дочь, более того, я вижу дочь твоей дочери, которая будет прямым перевоплощением своей матери, что, впрочем, не очень хорошо. Но вам с Любой надо очистить кармы от запретов на священное продолжение жизни во Вселенной.
– Если ты имеешь в виду избавление от плода, то этого не было, – попытался оправдаться Алексей.
– Мысль также материальна, – со священно-мистическим видом произнес Баларама. – Учение о карме утверждает, что не только за физическое или моральное действие, будь то поступок или слово, но и за духовное – мысль – карма воздает соответственно. В законе кармы нет прощения, но есть искупление. Возьми, к примеру, эту скатерть, – философски продолжал Баларама. – По своей природе она белая, но, когда ты ею пользуешься, она становится несвежей и на ней появляются пятна. Ты отдаешь ее прачке, и та возвращает тебе белую свежую скатерть. Подобно скатерти, твоя душа чиста, но наше эго загрязняет ее, нечистые помыслы, низменные желания отдаляют нас от духовного начала. Садхана – духовная практика – подобно заботливой прачке, очищает душу, и она снова обретает чистоту. Даже самые мудрые наставления не принесут пользы тому, кто страшится действия. Что проку от светильника в руках слепого? Я смогу вам помочь лишь в том случае, если вы готовы приступить к духовной практике очищения.
***
Ради ребенка от любимой женщины Алексей готов был петь мантры, сгибать себя в кольцо, стоять на голове. Но, вопреки его ожиданиям, Баларама принес Махабхарату, эпос древней Индии, и передал со словами:
– Это священная книга о философии, религии и других сторонах жизни Индии. Не прочитав ее, вы не сможете вникнуть в суть индуизма и приступить к духовному просвещению.
Долгими вечерами Баларама обсуждал с Алексеем и Любой ключевую часть священного писания – Бхагавад-Гиту, в котором Кришна ведет диалог с принцем Арджуной, чье послушание и мужество стали для индусов примером исполнения религиозных предписаний.
– Индуизм не требует постоянного посещения храма, – деликатно заметил как-то Баларама. – Вера живет в сердце человека, но все индусы имеют в доме алтарь, фигурку бога, которому поклоняются, регулярно возлагают цветы и пищу. В вашем случае это безусловно должен быть Брахма – творец и правитель мира, отец богов и людей, сын Верховного Существа Брахмана и женской энергии, известной как Пракрити, или Майя.
С этими словами Баларама поставил на стол фигурку Брахмы.
– Мы не сможем понять Вселенского бога, если не познаем его в персонифицированном виде. В действительности существует только один бог, который является нам во многих проявлениях. Все они – лучи света этого божественного источника. В этом смысле и Иисус, и Мухаммед, и Будда – это тоже, наряду с Брахмой, лучи единого бога. К слову сказать, – с видом мудреца, раскрывающего великую тайну, заметил Баларама, – мало кто знает, что Иисус Христос восемнадцать лет осваивал в Индии йогу и духовные практики. Он и сам – инкарнация Будды, который, в свою очередь, был инкарнацией Вишну.
Алексей взял фигурку и стал пристально рассматривать лица божества.
– Четыре головы Брахмы олицетворяют четыре Веды, – пояснил Баларама. – Каждая непрерывно декламирует одну из Вед: Риг, Саму, Яджур и Атхарву. Белая борода символизирует вечную природу его существования. Четыре руки Брахмы указывают на стороны света. Задняя правая рука представляет ум, задняя левая – разум, передняя правая рука – эго, а передняя левая – уверенность в себе.
– Я что-то не припомню храма, посвященного Брахме, – заметил Алексей.
– В Индии существует всего несколько храмов бога Брахмы. Его культ очень мало распространен, хотя Брахма, наряду с Вишну и Шивой, является одним из трех основных богов индуизма. В ведических и пуранических текстах говорится, что Брахма редко вмешивается в дела людей. Но в вашем случае, и я в это искренне верю, Брахма поможет вам, – горячо завершил свое повествование наставник.
– Баларама, – робко спросила Люба, – ты научишь нас сделать так, чтобы наши молитвы были услышаны во Вселенной?
При этих словах Алексей забеспокоился. Советские специалисты запросто заходили в гости друг к другу, и он почти воочию увидел, как к ним приходит секретарь парткома, воинствующий атеист Порфирий Васильевич, видит их обращенных с молитвами к Брахме и ни слова не говоря готовит представление на их отъезд из Индии.
Баларама, словно почувствовав эту угрозу, сказал:
– Ваше обращение в индуизм практически невозможно, но вы можете взывать к индуистским богам через Брахму. И если это обращение будет искренним, боги услышат вас и даруют то, что вы просите. В домашнем храме – одной из комнат богато оформленной по канонам индуизма, индусы поклоняются высшему божеству Ишваре. Но не все могут выделить для этих целей отдельное помещение, и в этом случае достаточно простого домашнего алтаря. Ваша пуджа – благоговение перед богом – может проходить скромно, но важно ежедневно ранним утром осуществлять песнопения и подношения из цветов и фруктов. И тогда вам будет дарована божественная энергия, которая очистит вашу карму.
В один из вечеров Баларама водрузил на стол глиняную чашечку с фитилем и превратил ее зажжение в священнодействие. Он объяснил, что дейя – так называлась эта чашечка – является непременным атрибутом религиозных церемоний и обрядов. Налив в нее благовонное масло, Баларама зажег фитиль, сел в позу лотоса и стал призывать богов, распевая мантры.
– Магическое сочетание звуков помогает соединиться с высшими силами, а медитация – отделить себя от бренных мыслей и мира вещей. Это приводит к успокоению и гармонии, – наставлял Баларама. – Вибрации, возникающие при пении мантр, способны привести к проявлению Бога в человеке.
Баларама объяснил, что один из главных постулатов индуизма о ненасилии ко всему живому – ахимса – обусловлен учением о перевоплощении и распространяется на употребление пищи.
– Поедание животной пищи требует убийства, а так как человек после смерти может стать животным, то и любое животное потенциально является человеком. Значит, при широком понимании всего живого на Земле, убивать и есть мясо – каннибализм. Никто не знает, чья душа находится, например, в козе, чье мясо человек ест. А если это душа умершего отца или матери? Поэтому всякий, принимающий индуизм как учение, должен быть вегетарианцем. Древняя мудрость гласит: «Нельзя разбудить человека, который притворяется, что спит». Вы не сможете достичь цели, не соблюдая ахимсу.
К индийской кухне Люба с Алексеем привыкли давно и знали, что, если в гости к ним придут индусы, мясо на столе недопустимо. Так что от мясной пищи они отказались на удивление легко и больше никогда к ней не возвращались.
***
Как-то в воскресенье Баларама пригласил Любу с Алексеем в свой дом.
Всюду курились благовония, звучали мантры. По дому ходил павлин, то и дело распуская царственный хвост.
– Хороший знак, – заметил Баларама. – Он редко покидает сад.
Жена Баларамы Анкита приготовила изысканные индийские яства. Люба, по отзывам соотечественников, превосходно готовила блюда индийской кухни, но то, как это делала Анкита, было выше всех похвал.
Гостей ждали три вида протертых супов. Алексей испробовал все и объявил, что его обед на этом завершен. Нан, то есть лепешки, выпеченные в тандуре, Баларама готовил сам. Они были с разнообразными специями, ни одна лепешка не походила по вкусу на другую. Приготовленные Анкитой баклажаны были истинным кулинарным чудом.
Люба много раз готовила оригинальное блюдо под названием самоса, которым восторгались все гости, но такой сочный и нежный фарш приготовленный Анкитой из овощей ей не удавался никогда, уже не говоря об изящной форме каждого самоса.
Десертам не было конца. Люба спросила хозяйку, как та готовит кервай – маленькие фаршированные банановые шарики так, что он не разваливается. На что Анкита почти извиняющимся тоном ответила:
– Бананы должны быть неспелыми.
Чай был одного вида, но какой! Знаменитый имбирный чай готовили на глазах у гостей. Имбирь, мед, лимонный сок и черный молотый перец, поочередно перемешивая, варили, остужали, отжимали, растворяли, мешали, процеживали. В итоге получился пикантный сытный напиток.
– Этот чай, – как бы невзначай заметил Баларама, – способствует очищению всей детородной системы как у мужчин, так и у женщин.
В саду всех ждал красочный костюмированный спектакль, подготовленный детьми. В ярких одеждах, торжественно и пафосно дети играли фрагменты из «Махабхараты», где Брахма представлялся как создатель Вселенной управляющий течением времени.
Ближе к вечеру Баларама привел гостей в богато украшенный домашний храм, здесь же расположилась вся его семья. В центре алтаря на полу стоял мурти семьи Баларамы – металлическая статуэтка Ганеши, слоноголового бога мудрости. На стене висел портрет деда Баларамы – семейного гуру.
Усевшись перед алтарем в позе лотоса, Баларама приступил к совершению пуджи. Он зажег лампу, и все положили гирлянды цветов к стопам божества. Баларама начал песнопения, во время которых делал подношения Ганеше в виде изысканных блюд, приготовленных накануне для ритуала.
Священные тексты Баларама распевал на хинди, и Люба с Алексеем не могли понять их смысла, но то блаженство, которое они испытали, слушая божественные гимны, привело их в состояние невесомости и, казалось растворило в вечности…
Затем Баларама приступил к купанию Ганеши, поливая его молоком, которое собиралось в специальном углублении. После купания Ганеша был тщательно вытерт и украшен. В заключение ритуала Баларама собрал из углубления молоко, ставшее, по его утверждению, освященным и чудодейственным, и налил его в правую ладонь каждого присутствующего. Все омыли лицо и волосы божественной жидкостью.
Баларама пояснил, что, совершая пуджу, он просил богов о семейном счастье Алексея и Любы.
– В индуизме известны три главных способа достижения духовной чистоты, – умиротворенно и, в то же время, торжественно сказал он. – Джнана-йога – спасение через познание и медитацию. На пути к духовному очищению вы изучаете священные книги. Бхакти-йога – спасение через самопожертвование. Вы отказались от многих привычных для вас вещей, постоянно обращались к Брахме и тем самым принесли свою жертву. Третий способ, Карма-йога – ритуалы жертвоприношения. Для достижения духовной чистоты вам осталось совершить паломничество к святым местам. Но сделать это можно только по зову сердца, по искреннему внутреннему побуждению. Вы готовы к санскаре?
Люба улыбнулась такой светлой улыбкой, что ответа не понадобилось.
– Тогда на следующей неделе я приглашаю вас совершить паломничество в Храм Солнца в Конараке.
***
До города Пури добрались поездом, а оттуда по живописному побережью Бенгальского залива направились в Конарак на такси.
Конарак оказался маленьким, ничем не примечательным городком, но уже само его название, означающее «Край солнечного света», многое обещало.
– Сегодня вы увидите жемчужину Индии – величественный храм древнего индийского бога Солнца Сурьи, построенный прославленным правителем Ориссы раджей Нарасимхадевой Первым на берегу Бенгальского залива еще в тринадцатом веке, – начал рассказ Баларама. – Великий завоеватель поклонялся богу Солнца и считал, что все победы он одерживает только благодаря милости и покровительству Сурьи, почитаемого как всевидящее око богов, небесного стража, носителя света и целителя. К строительству храма Нарасимхадева приступил на пятый год правления, считающийся в индуизме наиболее благоприятным для подобных начинаний, и закончил сооружение храмового комплекса в рекордные даже для нашего технологичного века сроки – через восемнадцать лет.
– Да, нам бы его секреты стахановского строительства, – заметил Алексей.
– Боюсь, сегодня эти методы не приемлемы, – улыбнулся Баларама.
– Может быть, у вас, инженеров, какое-то свое видение пространства, но я не понимаю: если храм был построен на берегу, то почему же моря возле него вовсе не видно? – спросила Люба.
– Дело в том, – ответил Баларама, – что раньше ступени храма действительно омывались морскими волнами, но живая земля находится в непрерывном движении, и за сотни лет море отступило на три километра.
***
Паломники наконец добрались до Храма. Он был построен в виде гигантской колесницы, вознесенной ввысь тремя большими уступами, перед которыми располагались каменные скульптуры.
– Эта и есть бог Сурья, – сказал Баларама, указав на величественную статую. – Сурья стоит по всем четырем сторонам храма, а лев, напавший на слона, это олицетворение силы строителя храма Нарасимхадева – ведь его имя переводится как «человек-лев». Колесницу везли семь священных коней, что означает ход времени. Как видите, до настоящего времени сохранилась лишь пара лошадей.
– Вглядитесь, с какой филигранной тщательностью исполнены детали скульптуры Сурьи, – заметила Анкита. – Кажется, что ожерелья бога не часть мощной глыбы, а отдельно изготовленные и надетые драгоценные ювелирные украшения. С таким же изяществом здесь выполнены все скульптуры и барельефы, а резьба отличается богатством форм и утонченностью исполнения.
Подошли к огромным, в два человеческих роста, колесам. В своем основании храм имел 24 вырубленных из камня колеса – по двенадцать с каждой стороны. На гигантских колесах и стенах Храма Солнца барельефы изображали эротические сцены.
– Два колеса, соединенные осью, символизируют мужское и женское начало, супружеский союз Неба и Земли, – продолжал экскурс Баларама. —Тема земли и неба, мужского и женского начала, пребывающих в супружеском союзе, говорит нам о космическом единстве макрокосмоса и микрокосмоса, достигаемом во время соития мужчины и женщины. Многие ошибочно считают, что эротические сцены изображены лишь в храме любви, который в Кхаджурахо, но это не так. Здесь на колесах и дальше по всему периметру святилища вы увидите скульптуры мужчин и женщин в любовных объятиях. Вы были в Кхаджурахо?
– Советским людям чужда апология секса, – отшутился Алексей.
