История молодой девушки

© Издательский Дом «Русская Философия», 2022

© Ольга Александровна Овчаренко, перевод, предисловие и комментарии, 2022

* * *

Герменевтика «Истории молодой девушки» Бернардина Рибейру

Одной из величайших загадок, волшебным очарованием португальской литературы, неповторимым свидетельством ее приобщения к литературе мировой является психологический роман Бернардина Рибейру «История молодой девушки».

Видный исследователь творчества Б. Рибейру Антониу Салгаду Жуниор озаглавил свою знаменитую работу об «Истории молодой девушки» «"Молодая девушка" и сентиментальный роман эпохи Возрождения» (Авейру, 1940).^[1]

В этом исследовании в целом правильно отмечена связь романа Рибейру с творческими исканиями итальянской и испанской литературы, но думается, что историческое наполнение термина «сентиментальный роман эпохи Возрождения» опирается прежде всего на произведения таких писателей, как Хуан Родригес дель Падрон, Хуан де Флорес, Диего де Сан Педро. Как показали многочисленные исследования, начиная с известной работы Марселино Менендеса Пелайо «Истоки романа», «История молодой девушки» тесно связана с творчеством вышеуказанных писателей, но нельзя не заметить, что Бернардин во многом превосходит не только своих испанских предшественников, но и таких писателей, как Боккаччо. Его задачей является не столько повествование о перипетиях любовной истории (одна из двух любовных интриг, на которых «завязаны» основные узлы повествования, вообще остается то ли намеренно, то ли нет, но незаконченной), сколько исследование тончайших оттенков человеческих чувств, душевной жизни человека в ее связи с общим состоянием мироздания. В этом отношении Бернардин оказался непревзойденным мастером португальской литературы и повлиял в первую очередь на Камоэнса, в драме которого «Филодему» есть прямые ссылки на Б. Рибейру Поэтому для определения жанровой принадлежности «Истории молодой девушки» мы предпочитаем термин «психологический роман», хотя ниже и пойдет речь о ее связи с рыцарской и пасторальной литературой, а также с уже указанными произведениями испанских писателей.

Документальных свидетельств о жизни Бернардина не сохранилось, хотя со временем он стал национальным мифом, и каждое последующее поколение исследователей его творчества старалось восполнить отсутствие недостающей информации при помощи собственного воображения; замечательный роман его был издан посмертно, и история этого издания также заслуживает отдельного разговора. Из намека, содержащегося в одной из его эклог, можно сделать вывод, что он родился в городке Турране провинции Алентежу, вероятно, в 80-е или 90-е гг. XV столетия, ибо 12 его стихотворений входят во «Всеобщий песенник» Гарсии де Резенде, относящийся к 1516 г. (кроме того, одна из его эклог распространялась в списках и была помечена 1536 г.). Впрочем, нельзя с полной уверенностью утверждать, что Бернардин Рибейру «Всеобщего песенника» и автор «Истории молодой девушки» – это одно и то же лицо, ибо есть определенная разница в масштабах дарования между поэтом и прозаиком. С другой стороны, нельзя не видеть сходства между художественным миром романа и лирики Бернардина. Так, в его первой эклоге влюбленный пастух Персиу сходит с ума из-за того, что его оставляет любимая, и даже его стадо начинает худеть («logo entao começou/ ho seu gado emagrecer»).

Действующими лицами второй эклоги Бернардина являются пастухи Жану (по-видимому, герой автобиографический) и Франку де Сандувир, чье имя, возможно, представляет собой анаграмму имени и фамилии выдающегося поэта Франсишку Са де Миранды, творчество которого также дает основания предполагать его дружбу с Бернардином. Поскольку Са де Миранда ввел в португальскую поэзию стихотворные формы итальянской ренессансной лирики, возникла гипотеза о совместной поездке двух поэтов в Италию в 1521–1526 гг., но сама лирика Бернардина в своих метрических схемах придерживается сугубо пиренейской традиции, хотя по содержанию является вполне ренессансной и даже частично маньеристской.

В уже упоминавшейся эклоге II, иначе называемой «Жану и Франку», пастух, прислонившийся к ясеню (дереву, которое в «Истории молодой девушки» символизирует связь любви со смертью), жалуется другу на свою горькую жизнь. Тот отвечает:

 
Desastres! cuidava eu já,
quando eu ontem aqui cheguei,
que a vós, e à ventura má
ambos acabava! e errei!
 

(О несчастья! Я уже думал, /когда прибыл сюда вчера, / что вы и мои неудачи /уже закончились! но я ошибался!)

Мотивы изгнания (desterro), трагической любви, космического масштаба постигших мир катастроф являются общими как для лирики, так и для романа Бернардина. Так, в его III эклоге пастух Сильвештре, прообразом которого также, возможно, был Са де Миранда, говорит:

 
Verei a casa caida,
sem parede, e sem telhado,
e verei meu mal dobrado,
cuidado de minha vida,
о vida de meu cuidado.
…………………………
A causa de meus cuidados
foi buscar longos desterros,
leva-m’a meus tristes fados
de uns erros em outros erros,
por erros mui enganados…
 

(Я увижу разрушенный дом /без стен и потолка /и увижу, как мои несчастья удвоятся, /о моя бедная жизнь, полная забот… По причине своих несчастий /я отправился в дальние края, /и моя печальная судьба /бросает меня от одних ошибок к другим, /совершенно меня в них запутав).

Его же друг Амадор (буквально влюбленный; по-видимому, герой также автобиографический) заканчивает эти сетования следующим выводом: «О quem fora tam ditoso /que perdera о pensamento!» (О как бы стать столь счастливым, /чтобы лишиться рассудка!») и самоубийстве Бернардина в связи с замужеством его возлюбленной и отъездом ее в Савойю к мужу.

В смысле глубины психологического анализа Бернардин-лирик не достигает высоты Бернардина-прозаика, но интересно, что именно он ввел жанр эклоги в португальскую литературу. «До Бернардина Рибейру поэт не воплощался в аллегорическом образе пастуха»^[2], – писал видный исследователь его творчества Теофилу Брага, видевший предшественников Бернардина в так называемых сицилийских поэтах, подражавших Феокриту, а также испанском поэте и драматурге Хуане дель Энсина и провансальской поэзии.

Поскольку Бернардин-прозаик, по-видимому, вырос и Бернардина-поэта, а также, возможно, учел опыт других поэтов-буколистов, своих последователей, то упомянем, что его пример оказал влияние на Са де Миранду. Кроме того португальская литература знает еще эклогу «Кришфал» – «самое загадочное и лучшее во всей национальной, возможно, и во всех новых литературах буколическое стихотворение»^[3], и это стихотворение также таит в себе немало загадок.

Оно было впервые опубликовано в 1554 г. в Ферраре в одной книжке со знаменитым первым изданием романа Бернардина Рибейру «История молодой девушки». Однако при этом стихотворение было озаглавлено «Эклога Криштована Фалкана под названием Кришфал». Но, поскольку другие (впрочем, немногочисленные) известные стихотворения К. Фалкана в художественном отношении оказались намного ниже «Кришфала», многие исследователи считают автором этой эклоги Бернардина Рибейру, что, тем не менее, не мешает им признавать, что эклога под названием «Кришфал» превосходит все пять эклог автора «Молодой девушки». Стихотворение повествует о любви юного пастуха Кришфала к пастушке Марии, которую родные увозят от него, считая их неподходящей партией друг для друга, и помещают в монастырь. Ночью Кришфал как бы окидывает взглядом всю Португалию, встречая других страдающих от любви пастухов, и видит томящуюся в заточении Марию, приказывающую ему оставить всякие мысли о любви (стихотворение основано на реальной истории Криштофана Фалкана и Марии Брандан). Исследователи видят в этой эклоге даже элементы «магического реализма», считая, что она предвосхищает наше время;^[4] мы же полагаем, что по своей искренности, силе трагизма и мастерству психологического анализа она действительно занимает выдающееся место в португальской литературе, и думаем, что принадлежит она все-таки не Бернардину, хотя в ней есть сходные с его мироощущением настроения:

 
Os tempos mudam ventura,
– bem о sei pelo passar, —
mas, por minha gram tristura,
nenhuns poderão mudar
a minha desaventura.^[5]
 

Интересно, что трагические мотивы в поэзии самого Бернардина и усиление их в «Истории молодой девушки», герой которой Бимардер также находится на грани помешательства из-за несчастной любви, породили легенду о безумии самого писателя и его смерти около 1536 г. в лиссабонской Больнице Всех Святых. Некоторых исследователей подобные легенды подвигли на поиски вдохновительницы творчества Бернардина, и здесь возникали самые разные кандидатуры на роль его музы, начиная с инфанты доны Беатриш, дочери короля Мануэла Великолепного, продолжая испанской принцессой Хуаной Безумной и заканчивая двоюродной сестрой того же короля Мануэла Жуаной де Вилена.

Не имея ни возможности, ни желания углубляться в историю прототипов романа, ибо их идентификация мало чем может помочь в исследовании его своеобразия, укажем лишь на драму выдающегося португальского писателя прошлого столетия Алмейды Гарретта «Ауто Жила Висенте» (1842 г.), в которой повествуется о взаимной любви писателя и дочери короля Мануэла инфанты доны Беатриш.

Сложности в интерпретации романа связаны также с историей его издания. Впервые он был опубликован в 1554 г. в Ферраре издателем Авраамом Ушке, братом выехавшего из Португалии писателя Самуэла Ушке. Первое издание романа начинается словами «Menina е moça mе levaram da casa da minha mãe para muito longе» (молодой девушкой меня увезли из дома моей матери очень далеко), не содержит разделения на части и главы (впрочем, в графическом оформлении текста есть признаки его определенной рубрификации) и заканчивается тем, что Авалор начинает рассказывать попросившей о его помощи девице историю своего отца.

Второе издание романа вышло в свет в португальском городе Эворе, издателем книги был Андре де Бургош, начинался роман словами «Menina е moça me levaram de casa de meu pai para longes terras» (молодой девушкой меня увезли из дома моего отца в дальние земли). В эворском издании роман состоит из двух частей, все главы снабжены аннотациями, не всегда идеально совпадающими с их содержанием, и, по сравнению с первым изданием, роман Бернардина (или его продолжателей?) очень «вырос», ибо первое издание заканчивалось на 17 главе II части издания, во втором же издании вторая часть состоит из 58 глав. Однако сам по себе «рост» романа не представлял бы научной проблемы, если бы не резкая смена тона и стиля повествования, а также ощутимая разница в масштабе дарования между автором феррарской версии романа и его продолжателем.

Если «феррарский» вариант содержит в себе, как уже указывалось, установку на исследование внутреннего мира личности, кризиса эпохи рыцарства и болезненного перехода к ренессансным (может быть, вернее было бы сказать, буржуазным, ибо Бернардин видит в этом не столько возрождение, сколько деградацию) нравственным ценностям, то его «эворское» продолжение в основном является эпигонским произведением рыцарской литературы. Если «феррарский» вариант сосредоточил повествование вокруг историй двух влюбленных пар – Бимардера и Аонии и Авалора и Аримы, то «эворский» свелся в основном к рассказу о приключениях странствующих рыцарей, оставив неоконченной историю Авалора, но введя в повествование множество новых действующих лиц.

Кроме этих двух изданий, в XVI столетии роман был переиздан в Кельне (1559 г.), и этот вариант в основном воспроизводил феррарский текст.

Также известно и несколько списков романа. Это так называемый «Манускрипт Бернардина из Национальной библиотеки Лиссабона», который, судя по начертанию букв, относится к 1540–1550 гг.; это также рукопись «Tratado de Bernaldim Ribeiro», хранящаяся в Библиотеке Королевской Академии Истории в Мадриде, опять же придерживающаяся феррарского издания и являющаяся копией списка, сделанного в 60-е гг. XVI столетия. А также рукопись, принадлежавшая проживавшему в Португалии испанскому литературоведу Эухенио Асенсио и содержащая, помимо романа Б. Рибейру, стихотворения Са де Миранды и кастильских поэтов. Э. Асенсио датировал эту рукопись 1543–1546 гг. (впоследствии рукопись была куплена профессором Ж. В. де Пина Мартиншем и подарена Национальной Библиотеке в Лиссабоне). В феррарском издании 1554 г. роман назывался «История молодой девушки» («Historia de Menina e Moça»). Начиная с «Манускрипта Бернардина» и продолжая эворским изданием, стало популярным еще одно название романа – «Obra intitulada saudades de Bernaldim Ribeiro q foi autor della» (см. Ribeiro Bernardim. História de Menina e Moça. Estudo Introdutório por José Vitorino de Pina Martins. Lisboa, 2002. – P. 259).

Слово «саудаде», употребленное здесь во множественном числе, – это «тоска неясная о чем-то неземном», исконное свойство португальской национальной психологии, не подлежащее однозначному переводу на иностранные языки. Саудаде – это томление, грусть, печаль по утраченному на время или навечно человеку, времени, месту и даже Богу.

В трактовке «саудаде» или «саудадеш» (во множественном числе) расходились уже современники Бернардина Рибейру. Исходя из содержания его романа, можно перевести это слово как «превратности любви, любовные муки, любовные терзания». А вот в так называемом III письме Камоэнса это слово явно имеет значение «красоты природы»: «Среди новостей, которые вы мне прислали, я вижу, что вы хвастаете деревенской жизнью: светлыми струящимися водами, высокими, тенистыми деревьями, текущими источниками, поющими птицами и прочими саудадеш Бернардина Рибейру, которые делают жизнь благословенной» (Camões Luís de. Obras Completas. Lisboa, 3a edição,1972, vol.III. Autos e cartas. – P. 249).

Наличие столь серьезных разночтений между двумя первыми изданиями не могло не вызвать усиленных споров о том, какое из них считать editio princeps и что именно написал Бернардин, а что – его продолжатели. Пролог к эворскому изданию свидетельствует о том, что обсуждение проблемы подлинности романа началось еще в XVI столетии: «Foram tantos os traduzidores deste livro, e os pareceres em eles tão diversos, que não é de maravilhar que na primeira impressão desta história se achassem tantas cousas em contrairo de como foram pelo autor dele escritas… conveo tirar-se a limpo do próprio original seu, esta primeira e segunda parte todas enteiras, pera que mui certo conheça quem ler ua e outra a diferença d’ambas».^[6] Кроме того, II часть романа в эворском издании была названа Declaraçăo (то есть объяснением) I, что можно понимать и как продолжение ее уже не Бернардином. Но на самом деле объяснением I части следует считать вовсе не всю II часть, а лишь главы XXV–LVIII эворского издания.

Чтобы дать более полное представление о теориях авторства романа, нам придется выделить основные узлы его композиции и коснуться основных моментов его содержания. Роман открывается монологом «Молодой Девушки», жалующейся на то, что ее увезли далеко от отчего дома, предчувствующей свою скорую смерть и поэтому решившейся описать некоторые известные ей события. Повествовательница сразу же предупреждает, что ее книга будет печальной и поэтому любителям развлечений лучше ее не касаться. Символом общего «несовершенства мира», как сказал бы Камоэнс, является знаменитый эпизод смерти соловья. Едва только Молодая Девушка (это словосочетание написано с прописной буквы, ибо мы знаем о героине, что «молодой девушкой» ее увезли из родительского дома; судьба ее и возраст в момент повествования нам неизвестны) начинает обретать подобие душевного покоя, слушая пение соловья, как «бедная птичка, выводившая свою жалобную песнь, не знаю почему, но упала мертвой в воду и, поскольку, падая, задела за ветви деревьев, то вслед за ней упало множество листвы». Вскоре из-за деревьев появляется одетая в черное величественного вида Дама Былых Времен и вступает в беседу с Молодой Девушкой. Дама предлагает рассказать о несчастьях, происшедших когда-то в тех местах, упоминает, что у нее умер сын, и приступает к истории двух друзей. Имена этих друзей не называются, что также дало почву для различных толкований, но говорится следующее: «Когда мой отец рассказывал о той низости, с которой те, кто не заслуживает именоваться рыцарями («os falsos cavaleiros» – ложные рыцари), убили двух друзей, он говорил, что отдал бы многое, чтобы вообще никогда не слышать об этом… Но если очень тяжело было перенести гибель двух друзей, то еще тяжелее было узнать о смерти двух девиц, которых несчастье довело до этого, ибо не только двое друзей отдали жизнь за них, но и они приняли смерть по доброй воле»). Эти слова многие исследователи рассматривают как намек на предстоящее самоубийство героинь, хотя в тексте эворского издания соответствующих эпизодов нет, и речь может идти лишь о первоначальном авторском замысле, в дальнейшем по той или иной причине нереализованном.

Далее начинается история приезда в эти земли семейства, состоящего из мужа и жены – Ламентора и Белизы – и молодой девушки Аонии, сестры Белизы. Вынужденные скрываться неизвестно по какой причине от родных Белизы, беглецы устанавливают шатер и устраиваются на ночлег. Ночью Белиза умирает при рождении дочери Аримы, причем эпизод предсмертных страданий Белизы и ее прощания с Ламентором выписан с большим психологическим мастерством.

Когда Аония оплакивает умершую сестру, в шатер Ламентора заходит странствующий рыцарь Нарбиндел и, потрясенный красотой девушки и растроганный жалостью к ней, влюбляется в нее. Таким образом, завязывается история Бимардера и Аонии, которая так или иначе займет одно из центральных мест в повествовании.

Кстати, хотя в самом начале романа произошла смена повествовательниц (Молодой Девушки на Даму Былых Времен), женский голос, столь явственно звучавший на его первых страницах, постепенно сходит на нет и, несмотря на отдельные реплики Девушки и Дамы (глава XLI I части, глава XXV II части), повествование фактически начинает вестись от лица автора.

Поскольку Ламентор не поощряет ухаживаний неизвестного за Аонией, тот решает отказаться от атрибутов рыцаря, стать пастухом и поселиться неподалеку от возлюбленной. В связи с этим он меняет и свое имя Нарбиндел на Бимардер (оба они являются анаграммами имени Бернардин). Вскоре Бимардеру удается завоевать любовь Аонии, но Ламентор, ничего об этом не знающий, выдает ее замуж за рыцаря Филену, причем она только со временем успевает предупредить Бимардера, что вышла замуж против своей воли.

Видящий, как Аонию увозят из дома, Бимардер впадает в отчаяние. В историю любви его и Аонии вплетается история прошлого Бимардера, а также история его друга Тажбиана. Когда-то Бимардер дал обет рыцарского служения некой Круэлсии (в других вариантах – Акелизии), которую никогда не любил. «Но он стал чувствовать себя обязанным ей, так как много она для него сделала…» (глава XIII, часть I). Именно находясь «на службе» Круэлсии, он полюбил Аонию и ради нее фактически отказался от прежнего обета. Круэлсия выслала на поиски затерявшегося рыцаря его бывшего оруженосца, и тот вскоре стал вестником смерти своего господина, ибо Аония, несмотря на полные обывательской «мудрости» советы своей служанки Инеш, не смогла забыть своей любви и влюбленные договорились о встрече.

Едва они встречаются, как следивший за ними ревнивый муж Аонии Филену пытается убить Бимардера, тот защищает себя и Аонию, и в результате погибают все трое.

Узнав о гибели Нарбиндела-Бимардера, Круэлсия впадает в отчаяние, отказывается от пищи и в конце концов также умирает. Часть II романа начинается историей Авалора и Аримы, дочери Ламентора и Белизы. Арима вынуждена отправиться ко двору, где встречается с Авалором, который в нее влюбляется. До этого он служил «обездоленной девице» – сироте, лишенной наследства. Мучаясь от раздвоения личности, он видит сон, в котором девица, «настолько хрупкая на вид, что, казалось, она не могла жить долго», говорит ему: «Знай, рыцарь, что многое можно сделать благодаря силе любви, но многое делается из-за любви, навязанной насильно» (глава V, часть II).

Между тем, Авалор так сильно любит Ариму, что публично падает в обморок от волнения при виде ее. При дворе распространяются слухи о его любви. Арима не поощряет, но и не отвергает его ухаживаний, однако говорит ему загадочные слова: «Оu me vós tendes errado, Avalor, ou me andais pera errar» – один из возможных вариантов перевода: «то ли вы уже совершили ошибку в отношении меня, Авалор, то ли собираетесь ее совершить» (глава IX, часть II). Отец призывает Ариму к себе, и она удаляется от двора. Авалор следует за ней и терпит кораблекрушение. Устав бороться с жизненными испытаниями, он готовится к смерти, говоря сам себе: «Если тело не обрело счастья, нечего ему больше преграждать путь душе». Далее происходит буквально следующее: «И тогда он полностью положился на волю волн, которые, к счастью, сжалились над ним, ибо говорят, что в море также есть вещи, сохраняющие религию». (Думается, что эти слова можно понимать как то, что «у моря также есть душа». Интересно, что в эворском издании их нет.) Море выбрасывает его на берег как раз в те места, где должна была находиться Арима, он пребывает в тяжелом психологическом состоянии, и ему кажется, что в ушах его звенит голос Аримы, говорящей ему ласковые и нежные слова. Но тут раздается другой голос, произносящий: «Разве ты не помнишь, Авалор, что море не терпит мертвечины?» Неизвестно, следует ли это понимать как предсказание скорейшей смерти Авалору или как упрек ему за то, что он отказался в жизни от всего, кроме Аримы. Во всяком случае, когда сам Авалор пытается постигнуть смысл сказанного, то слышит: «То, что я сказал тебе, правда, так как кто не жив, тот мертв».

Тут же (история кораблекрушения Авалора и его разговора с «тенью», как сказано в аннотации, Бернардину, конечно, не принадлежащей, относится к главам XII и XIII части II) резко меняется тон повествования. Авалор слышит призывы нуждающейся в его помощи девицы Зиселии, которую бросил ее возлюбленный Донанфер во имя некоей Олании, и начинается целая серия рыцарских приключений. Авалор восстанавливает девицу в ее правах. Тут Молодая Девушка просит Даму Былых Времен, чтобы та еще что-нибудь рассказала, и та рассказывает предысторию женитьбы Белизы и Ламентора (главы XXVI–XXX части II), историю похитителя Белизы Фамбударана и его сестры Фартезии и историю сестры Круэлсии Ромабизы, полюбившей друга Нарбиндела Тажбиана и отправившейся на его поиски. Узнав, что Тажбиан содержится в плену у некоего Ламбертеу, Ромабиза просит о помощи Ламентора. Тот освобождает Тажбиана, уговаривает его жениться на Ромабизе и умирает от ран, полученных во время поединка с Ламбертеу. Судьба Авалора остается неизвестной, а Ромабиза и Тажбиан берут на воспитание Ариму.

Таким образом, в повествовании есть перебои даже с точки зрения элементарной логики. Кого следует считать двумя друзьями, историю которых обещала рассказать Дама Былых Времен: Бимардера и Авалора или Бимардера и Тажбиана? Какую смерть приняли из-за них их возлюбленные? И какое отношение они имеют к самой Даме? Является ли один из них (возможно, Бимардер) ее погибшим сыном?

В главе XIII части II совершается неожиданный переход от истории отца Авалора к истории самого Авалора, не говоря уже о том, что остаются непонятными многие узловые моменты, на которых строятся сюжетные линии: почему отец Белизы противится ее браку с Ламентором; почему Бимардер не открывает Ламентору своей любви к Аонии; что мешает соединить свои судьбы Авалору и Ариме? Но, чтобы ответить на эти вопросы, нам неизбежно пришлось бы коснуться вопроса о мировоззрении автора романа.

Пока же укажем на основные теории его авторства. Теофилу Брага считал подлинным весь эворский текст (книга «Бернардин Рибейру и буколизм»; 1-е издание – 1872 г.). Каролина Михаэлис де Вашкунселуш, переиздавшая в 1923 г. феррарское издание, признавала подлинность только его (то есть первой части и шестнадцати глав второй, заканчивающихся встречей Авалора с Зиселией).^[7] Крупный исследователь португальской литературы Алвару Жулиу да Кошта Пимпан полагал, что «у нас нет никакого повода отвергать подлинность глав с I по VIII II части.^[8]

Что касается глав с IX по XI^[9], то они кажутся мне принадлежащими не Рибейру, а кому-либо из его вдохновенных учеников… Но надо заметить, что в этих трех главах есть два выдающихся эпизода, которые обычно приписывают Бернардину: сцена падения (глава IX) и романс Авалора (глава XI).

Если Жозе Пессанья и Делфин Гимараэнш преувеличивали, считая подлинной лишь I часть^[10], Салгаду Жуниор также преувеличил, признав подлинность двадцати четырех глав II части»^[11].

Современная исследовательница Тереза Амаду считает, что «пришло уже время определенно считать “Историей молодой девушки” только текст, включенный в издание Феррары и списки».^[12] Исследователь истории португальского романа Жуан Гашпар Симоэнш поддерживает мнение тех, кто полностью отвергает какое бы то ни было участие Бернардина в написании II части романа, заявляя: «Особенно апокрифическими нам представляются главы с VI по XI за исключением, возможно, стихов» и говорит о II части романа: «В ней исчезает вся поэтичная, наполненная меланхолией атмосфера, вся душевная грусть. Перед нами рыцарский роман».^[13]

Надо заметить, что с феррарским изданием практически полностью совпадают список из Библиотеки Академии Истории в Мадриде и список Асенсио/Пина Мартинша.

Профессор Иркулану де Карвалью полагает, что «при нынешнем состоянии вопроса думается, что наиболее разумно продолжать придерживаться традиции, оставляя за Бернардином только текст, содержащийся в феррарском издании и списках и ничего более».^[14] Безусловно, это было бы наиболее легким решением, однако нам ближе позиция Антониу Салгаду Жуниора, высказанная им в работе «“Молодая девушка” и сентиментальный роман эпохи Возрождения», до сих пор остающейся наиболее тонким исследованием произведения Бернардина Рибейру. В самом деле, автор, безусловно, не успел закончить своего романа, Более того, он даже не успел дать ему названия. Однако нельзя утверждать, что Бернардин остался полностью чуждым всему, что появилось в эворском издании по сравнению с феррарским. В данном случае речь может идти действительно о «вдохновенных учениках», использовавших идеи, а возможно, и наброски своего мэтра. Антониу Салгаду Жуниор считает, что авторство Бернардина охватывает первую часть романа и 24 главы II части, то есть включая историю кораблекрушения Авалора и его разговора с попросившей его о помощи Зиселией. Следующая, XXV глава представляет собой как бы конспект, формально необходимый элемент композиции, оправдывающий переход от истории навсегда исчезающего из повествования Авалора к истории Бимардера. Но думается, что личное участие Бернардина Рибейру во всех двадцати четырех главах II части все-таки сомнительно. Представляется, что в настоящее время имеет смысл считать условно подлинным текст феррарского издания, которое и следует признать editio princeps. Что касается глав XVIII–LVI части II эворского издания, то они, без сомнения, были написаны близким к автору человеком, знакомым с его набросками и планами, которые также, вероятно, еще не достигли своего окончательного варианта.

Так, по справедливому замечанию Антониу Салгаду Жуниора, свойственная Рибейру концепция любви ощущается и в истории Донанфера и соперничающих из-за него Зиселии и Олании, в общем-то написанной, конечно, не им «рибейровский» элемент чувствуется и в главе XXIX части XXI, посвященной примирению полурыцаря-полуразбойника Фамбударана с его сестрой Фартазией и ее возлюбленным.

В целом же Антониу Салгаду Жуниор считает, что план книги представлял собой «сентиментальный Декамерон», то есть цикл любовных историй, и состоял «из преамбулы, в которой встречаются повествовательницы, и воспроизведения рассказанных ими историй, в том числе (а, скорее, в конце их) изложения историй их самих, последних историй, которые, возможно, оказались бы связанными между собой идентичностью сына Дамы и возлюбленного Девушки».^[15]

Думается, что само по себе выражение «сентиментальный Декамерон» применительно к роману Бернардина оказывается неудачным. Если «Декамерон» Боккаччо знаменует собой торжество ренессансных идеалов, праздник освобождения плоти, радость человека от ощущения своего всемогущества (или его иллюзии), то «История молодой девушки» с горечью констатирует крушение прежних норм жизни, рассматривает любовь как роковую силу, как правило, ведущую человека к гибели и невольному разрушению чувства долга, и вообще является произведением, проникнутым трагедийными, а не радостными настроениями.

Мы уже говорили, что идентификация прототипов романа мало проясняет его идейное своеобразие, но нельзя отрицать, что все имена главных героев являются анаграммами: Бимардер/Нарбиндел – Бернардин, Аония – Жуана, Белиза – Изабел, Авалор – Алвару, Арима – Мария и т. д. В связи с этим приведем попытку расшифровки некоторых анаграмм и выявления наиболее важных прототипов романа, предпринятую в прошлом веке видным историком португальской литературы Теофилу Брагой:

«Бимардер – Бернардин Рибейру;

Аония – Жуана Тавареш Загалу, двоюродная сестра писателя;

Арима – дочь доны Изабел Тавареш, удалившаяся в монастырь (в Удивелаше), где и умерла очень молодой;

Молодая девушка – дочь Бернардина Рибейру и его двоюродной сестры доны Жуаны, удалившаяся в Монастырь святой Клары в Эштремоше;

Дама былых времен – дона Жуана Диаш Загалу, мать поэта, жившая в Синтре вместе со своей внучкой».^[16]

Эта идентификация может частично пролить свет на некоторые загадки романа, в частности, на описание духовного облика Аримы и ее нежелание вступить в союз с Аваларом: «Арима (ибо так звали питомицу няни) за это время стала самым прекрасным созданием на свете. Прежде всего от других ее отличала честность, причем непритворная. Чувство такта, проявлявшееся в ее словах и поступках, казалось пришедшим из другого мира. Ее слова и сам тон их также были выше человеческого разумения» (часть II, глава I). Сочувствующая Авалору дама говорит об Ариме: «Верно то, что она прекрасна и совершенна во всем, но она настолько не от мира сего, что никому не следует ее любить» (часть II, глава IX).

Однако независимо от реальной основы романа, весь он проникнут настроениями тоски (saudade), которая объясняется уже не действительно происходившими событиями, а авторской концепцией мироздания. В романе, кажется, нет ни одного счастливого персонажа, кроме, возможно, Ромабизы, почти насильственно женившей себе Тажбиана, но и ее счастье весьма относительно, она пережила смерть матери и сестры, прошла через тяжелые жизненные испытания, а кроме того, мы уже знаем из рассказанных ранее историй, что насильственно навязанная любовь никогда не заканчивается добром.