Kitobni o'qish: «Азербайджанские тюрки. Основные этапы становления нации в XIX-XX веках»

Введение

Изучение проблемы формирования азербайджанской нации в отечественном обществоведении до сих пор находится на зачаточном уровне. Некоторые аспекты проблемы хотя и затрагивались в отдельных публикациях последних лет, но в целом, она до сих пор не стала предметом специального исследования. Поэтому учитывая большую научную и практическую актуальность проблемы, мы решили посвятить данную часть работы освещению процессов формирования азербайджанской нации в XIX-ХХ веках.¹ При этом основной целью нашего исследования является определение предпосылок возникновения азербайджанской нации, выявление закономерностей, тенденций и условий развития этого процесса, а также раскрытие роли выдающихся представителей интеллектуальной элиты Азербайджана в формировании национальной идентичности азербайджанцев в XIX-ХХ вв.

Прежде чем приступить к исследованию проблемы формирования азербайджанской нации, считаем необходимым обратить внимание на некоторые теоретические положения трактовки категории «нация». Тем более что в мировой науке не существует общепринятой дефиниции «нация», которая объединяла бы в себе все разнообразие взглядов, мнений и подходов на данную проблематику.

В силу этого имеется огромное множество определений понятия «нация». В значительной степени это объясняется тем, что данная категория с трудом поддается строгому научному анализу. Неслучайно, многие исследователи, вообще, ставят под сомнение саму возможность объективного исследования сущности данного явления. Например, еще в начале ХХ в. известный русский философ Николай Бердяев подчеркивал, что «…поистине нация не поддается никаким рациональным определениям. Никакие рационально уловимые признаки не исчерпывают ее бытия. Все дальше и дальше в таинственную, иррациональную глубину уходит бытие нации по мере приложения к ней рациональных психологических и социологических определений». ²

С подобным мнением Н. Бердяева согласны и некоторые современные исследователи. Так, российский этнолог С. Чешко, отмечая бессилие всех существующих теорий в раскрытии сущности феномена нации, пишет: «Перед исследователями – явление, которое, безусловно, существует, но неизменно ускользает сквозь пальцы, несмотря на любые методологические ухищрения. Оно может проявляться повсюду, влияет на любые сферы жизни и деятельности человека, и в то же время его нигде нет». ³ Поэтому С. Чешко приходит к выводу, что из-за «иррациональной» сущности нации, данное явление невозможно выразить посредством какой-то точной дефиниции, по крайней мере, на современном этапе развития науки. ⁴

Впрочем, отсутствие в современной науке общепринятой универсальной теории нации можно объяснить и тем, что этот феномен является относительно новым явлением в мировой истории, несмотря на широко распространенное мнение о чуть ли не извечности нации.

Дело в том, что использование термина «нация» в современном понимании этого слова связано с Великой Французской революцией конца XVIII века. Этот термин, пущенный в оборот руководителями Французской революции, обозначал сообщество свободных граждан страны и противопоставлялся понятию «подданные короля». В их трактовке понятие «нация» подразумевало государство и народ как идейное и политическое целое.

Впоследствии, в течение XIX века эта идея получила широкое распространение в европейских странах. Именно в этот период, названный «веком национализма», нации постепенно превратились в доминирующий фактор мирового политического ландшафта. И насущная потребность осмысления процессов, происходящих в то время в жизни европейских обществ, стимулировала разработку теории нации.

Первым систематическим изложением теории нации принято считать доклад известного французского историка и философа Э. Ренана на тему «Что такое нация?», прочитанный им в Сорбонне 11 марта 1882 года. Анализируя исторический путь эволюции различных форм человеческих общностей, Э. Ренан приходил к выводу о том, что нация – «явление в истории довольно новое». По его мнению, древние государства не были нациями либо по причине своих ограниченных размеров, либо в связи с разнообразным составом населения и отсутствием идеи «гражданства» и «отечества». Придав термину «нация» политический оттенок, Э. Ренан подчеркивал, что нацию нельзя отождествлять ни с династией, ни с расой, ни с религией, ни с языком. Вывод Э. Ренана заключался в том, что нация есть выражение духовного стремления людей жить вместе, сохранять наследство, полученное от предшествующих поколений, и стремиться к общей цели. ⁵ Исходя из этого, он утверждал, что «существование нации – это (если можно так выразиться) повседневный плебисцит, как существование индивидуума – вечное утверждение жизни». ⁶

Взгляды Э. Ренана сыграли заметную роль в дальнейших исследованиях в этой области, дав толчок дискуссии в научном мире о сущности и происхождении нации. Данная дискуссия, касающаяся исходных понятий обозначенной проблематики, т. е. смысла термина «нация», продолжается и по сей день. Результатом ее является появление сотен и тысяч научных публикаций с самой разнообразной трактовкой феномена нации.

Однако, несмотря на огромное разнообразие мнений в отношении данного феномена, в научном мире в целом сложились две основные теории о происхождении и сущности нации: примордиалисткая и модернистская. Последователи примордиалистской теории (от англ. primordial – изначальный, исходный) утверждают, что прототипы наций в форме различных этнических общностей существовали всегда, т.е. являются «объективной данностью, своего рода, изначальной (примордиальной, т. е. исконной) характеристикой человечества». ⁷

Типичным примером примордиалистской теории является марксистская концепция нации, которая доминировала в советском обществоведении вплоть до краха коммунистической системы. Впрочем, по инерции данная концепция до сих пор сохраняет свои позиции на постсоветском пространстве. По крайней мере, даже спустя почти три десятилетие после развала СССР, азербайджанские ученые по-прежнему продолжают оперировать знаменитым сталинским определением, которое считает нацию «исторически сложившейся устойчивой общностью людей, возникшей на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры». ⁸

Между тем, начиная с 60-70-х гг. ХХ века в мировой науке получило развитие новая, модернистская концепция о происхождении нации, которая быстро завоевала ведущие позиции в западной этнологии. При исследовании и объяснении процесса формирования азербайджанской нации в XIX – ХХ вв., мы будем оперировать именно понятиями модернистской концепции. В отличие от примордиалистского подхода, модернистская теория исходит из того, что «нации не даны нам от природы, они не являются политической версией теории биологических видов. И национальные государства не были заранее предопределенной кульминацией развития этнических или культурных групп»⁹, как и «национальная принадлежность – не врожденное человеческое свойство».¹⁰ Модернисты убеждены в том, что нации – «это не пробуждение и самоутверждение мифических, якобы естественных и заранее заданных сообществ. Это, напротив, формирование новых сообществ, соответствующих современным условиям, хотя использующих в качестве сырья культурное, историческое и прочее наследие донационалистического мира».¹¹

Катализатором процессов формирования наций является ликвидация феодальной раздробленности в результате развития индустриализации и роста урбанизации, создания единого внутреннего рынка, унификации языка и культуры. В результате этого, система замкнутых в себе аграрных обществ, отделенных пространствами друг от друга, постепенно заменяется совершенно новым типом общества, для которого характерно слияние до сих пор более или менее замкнутых сообществ на основе единой экономики и культуры.

Другими словами, представители модернистского направления считают нации продуктом современной эпохи, и отвергают тезис об их древности или извечности.¹² По их мнению, нынешние нации, в современном понимании этого слова, начали развиваться в Европе, а позднее и в других частях мира, начиная со времен Великой Французской революции, т. е. на рубеже XVIII-XIX вв. Следовательно, с точки зрения модернистов, никакой французской, английской, немецкой, итальянской или какой-либо другой нации «в незапамятные времена» просто не существовала.

Главная особенность модернистской теории заключается в том, что она отводит представителям интеллектуальной элиты исключительную роль в процессе формирования наций. Модернисты считают, что достижение экономической и культурной однородности населения в ходе кардинальных изменений на этапе возникновения индустриального общества еще не дает ключа к самому процессу формирования наций. Оно лишь создает исходный материал, из которого при благоприятных условиях в перспективе может возникнуть нация. Для полномасштабного же «запуска» процессов формирования нации экономическое и культурное единство членов конкретной этнической общности должно быть дополнено представлениями об их политическом единстве. Эти представления находят воплощение в создании представителями интеллигенции национальной идеологии, которая, в свою очередь, является идеологизированной формой выражения и политической практикой реализации идентичности. В этимологическом плане понятие «идентичность» происходит от латинского слова «indenticus», т.е. «тождественный», «одинаковый».

Таким образом, по убеждению модернистов, процесс формирования нации начинается только с момента появления соответствующей национальной идеологии, когда небольшая группа интеллектуалов провозглашает существование нации. Именно в интеллектуальной и образованной среде, как правило, обсуждаются, формируются и воспроизводятся образы нации и концепции национальных интересов, которые затем транслируются в народные массы. В этом контексте национальная идеология, будучи формой выражения национальных интересов, является проектом создания нации, сконструированным интеллектуалами.

В формировании нации большую роль играют поэты, художники, журналисты, историки и лингвисты. По этой причине иногда даже утверждают, что почти все европейские нации – проекты представителей романтизма. Действительно, на формирование шотландской нации оказали большое влияние Роберт Бернс и Вальтер Скотт, датской – Ханс Кристиан Андерсен и Бертель Торвальдсен, польской – Фредерик Шопен, Адам Мицкевич и Генрик Сенкевич, итальянской – Джузеппе Мадзини, финской – Элиас Ленрот, немецкой – Шиллер, Гете и Гердер.

Тем самым, суть модернистской концепции заключается в том, что нации имеют сугубо политическое происхождение, т.е. этносы обретают черты нации в результате не саморазвития на этнической основе, а политического действия и, по существу, являются продуктами деятельности отдельных интеллектуалов. И основой этого процесса является сформулированная интеллектуальной элитой национальная идеология, согласно которой «политические и национальные единицы должны совпадать». ¹³ Как в этой связи подчеркивает Э. Геллнер, «именно национализм порождает нации, а не наоборот». ¹⁴

При этом модернистская теория вовсе не отрицает, что в аграрном мире время от времени возникали сообщества, которые по тем или иным признакам могли напоминать современное национальное государство. Однако если для аграрного мира создание подобных сообществ было исключением, то для индустриального общества – правилом.

Кроме того, модернисты считают, что процесс формирования нации вовсе не является заранее предопределенной кульминацией развития этнических или культурных групп. Другими словами, усилия по утверждению того или иного варианта национальной идентичности могут увенчаться как успехом, так и неудачей, равно как реальное воплощение нации даже в случае реализации проекта может существенно отличаться от его исходной версии.

Безусловно, у современных наций имеются глубокие корни в более ранних этнических сообществах, поскольку предвестником современной нации является этническая общность предшествующей эпохи. Как уже было отмечено, при формировании современных наций в качестве сырья используется культурное, историческое и прочее наследие доиндустриального периода. В этом смысле характерная для современных наций культурная однородность формируется на базе конкретной этнической общности, которая становится основой конструирования нации. Этнические и культурные характеристики того населения, которые становятся объектом интеллектуалов, существенно влияют на их концепции.

В силу этого, нельзя утверждать, что исходный этнический материал не имеет никакого значения в процессе проектировании нации интеллектуальной элитой. Но с другой стороны нельзя утверждать, что существует абсолютно неразрывная связь между национальными и более ранними формами общности, поскольку в реальной действительности этнос и нация – совершенно разные явления.

Неудивительно, что большинство современных наций сложилось из разных этнических общностей в процессе совместной жизнедеятельности в рамках единого государства. «Идея нации, – считает В. А. Тишков, – рождается среди народов, не обязательно культурно однородных, как политическая программа для создания суверенных гражданских сообществ, и уже государства создают нации».¹⁵

В силу этого, в состав нации могут входить представители различных народностей, причем, не обязательно родственных и культурно близких друг другу. Например, к моменту образования французского государства в конце XVIII века, лишь около трех миллионов населения страны из двенадцати говорили по-французски и могли считаться этническими французами. ¹⁶ Единой французской нацией это разноязычное и разноэтническое сообщество стало в ходе антифеодального движения, суть которого заключалось в защите и укреплении завоеваний Великой Французской революции. Лишь в процессе такой борьбы могла формироваться идея национального единства, без которого французская нация не смогла бы оформиться.

Таким образом, будучи исторической формой глобального процесса модернизации традиционных обществ, национальная идея, способствующая формированию нации, появилась и продолжает появляться в те моменты, когда с развитием индустриализации, урбанизации и роста индивидуализма социальная значимость родства ослабевает. И национализм заполняет этот образовавшийся социальный и культурный вакуум в жизни людей, выступая в качестве формы метафорического родства и объявляя всех членов нации одной большой семьей.

Но во всех случаях окончательное конструирование нации возможно только в качестве национального государства – «нации-государства». Не случайно, английский исследователь А. Смит считает, что нации могут состояться только в своих собственных государствах.¹⁷ По мнению К. Дейча, «нация – это народ, овладевший государством».¹⁸ По этой причине любая национальная идея обязательно подразумевает создание собственного национального государства если и не сейчас, то в перспективе. Более того, она исходит из того, нация и государство «предназначены друг для друга; что одно без другого неполно; что их несоответствие оборачивается трагедией».¹⁹

Суммируя все вышесказанное, можно констатировать, что согласно модернистской точки зрения, нация появляется лишь тогда, когда в обществе развивается высокая культура (которая в качестве своего источника имеет реальные или воображаемые элементы «народной» культуры), когда население является культурно гомогенным и существует достаточно стабильная и широкая система образования, функционирующая на национальном языке и позволяющая каждому члену общества получить доступ к высокой культуре, и самое главное, когда появляется национальная идея, цементирующая эти отдельные элементы в единое целое.

Процесс превращения этноса в нацию принято называть нациезацией этноса, а целенаправленные действия государства, его политических институтов или этнополитической элиты по превращению этноса в нацию – нациестроительством. При этом процесс формирования нации может приобретать различные формы в зависимости от конкретных исторических и социально-экономических условий.

Данное исследование будет фактически первой попыткой исследования процессов формирования азербайджанской нации в XIX – ХХ вв. в контексте модернистской теории.

Краткий экскурс в этническую историю азербайджанцев

Азербайджанские тюрки являются наиболее крупным по численности народом Кавказа. Они составляют основное население Азербайджанской Республики и северо-западных регионов Ирана, которые именуются Южным, или Иранским Азербайджаном. Это связано с тем, что историческая территория, на которой происходил процесс формирования азербайджанского этноса, выходит далеко за пределы современной Азербайджанской Республики, охватывая сопредельные регионы соседних государств – Ирана, Турции, Грузии, Армении и России. Поэтому неудивительно, что подавляющее большинство азербайджанских тюрков, общая численность которых в мире насчитывает примерно 30-35 млн. чел., живут за пределами своего национального государства – Азербайджанской Республики.

По данным переписи населения Азербайджанской Республики 2009 года, численность азербайджанцев составляет 8,17 млн. чел., т.е. 91,6% населения страны.²⁰

Но наибольшее количество азербайджанцев проживает в соседнем Иране. К сожалению, отсутствуют точные данные о численности азербайджанцев в Иране, т.к. официальные круги этой страны, как в шахский период, так и после исламской революции 1979 г., придерживаясь концепции «единая нация – единое государство», не учитывают численность нацменьшинств. Поэтому оценки численности иранских азербайджанцев, приводимые в тех или иных источниках, могут существенно различаться – от 14 до 30 млн. (от 18% до 42% населения Ирана). Думается, что более близки к реальности данные Б. Шаффер, по мнению которой, численность азербайджанцев в Иране составляет примерно 20 млн. чел.²¹ Азербайджанцы в Иране составляют подавляющее большинство населения северо-западных провинций этой страны – Западный Азербайджан, Восточный Азербайджан, Зенджан и Ардебиль. Крупные азербайджанские общины имеются в провинциях Казвин, Гилян и Хамадан, а также в таких крупных городах, как Тегеран и Мешхед.

В Турции азербайджанцы традиционно заселяют приграничные с Арменией районы: провинции Карс, Игдыр и округ Шенкая провинции Эрзурум. По последним данным, в этой стране проживает примерно 800 тыс. носителей азербайджанского языка.²²

В Грузии, по данным переписи 2002 года, проживают 284.761 этнических азербайджанцев. Азербайджанцы населяют южные и юго-восточные регионы страны, преимущество область Квемо-Картли, составляя абсолютное большинство населения в следующих Марнеульском (83,1%), Дманисском (66,8%), Болнисском (66,0 %), а также относительное равенство – в Гардабанском (43,7 %) муниципалитетах. Кроме того, азербайджанцы компактно проживают в Сагареджойском (31,9 %), Лагодехском (22,3 %) и Телавском муниципалитетах (11,9 %). ²³

В России, по данным переписи населения 2010 года, насчитывалось 603.070 азербайджанцев, из которых 473.044 являлись носителями азербайджанского языка.²⁴ Из них 130,9 тыс. азербайджанцев компактно проживают в южных районах Дагестана, где они официально признаны одним из коренных малочисленных народов. Азербайджанцы в Дагестане составляют большинство населения в Дербентском районе (58 %), а также компактно расселены в Табасаранском (18 %), Кизлярском (2,35 %) и Рутульском (1,56 %) районах.²⁵

 До начала армяно-азербайджанского конфликта в 1988 году азербайджанские тюрки проживали в различных регионах Армении, включая Эривань, где они до октябрьского переворота 1917 года были крупнейшей этнической группой, превосходившей по численности армян.²⁶ По официальным данным, в конце 80-х гг. ХХ столетия в Армении проживало более 160 тыс. азербайджанских тюрков.²⁷ Но после эскалации карабахского конфликта и последовавших за ним межнациональных столкновений все они были изгнаны из Армении.

В Турции же азербайджанцы традиционно заселяют приграничные с Арменией регионы – провинции Карс и Игдыр, а также округ Шенкая провинции Эрзурум.

Язык азербайджанских тюрков вместе с турецким, туркменским и гагаузским языками относится к огузской (юго-западной) группе тюркских языков. До 20-х гг. ХХ века в качестве письменности азербайджанцы использовали арабскую графику, которая с 1 января 1929 года была полностью заменена латиницей. Впоследствии под предлогом, что латинский алфавит якобы затрудняет межнациональное общение народов СССР и препятствует их приобщению к достижениям русской культуры, с 1 января 1940 года азербайджанская письменность была переведена на кириллицу. Лишь в 1991 году с целью устранения «исторической несправедливости» парламент Азербайджана принял решение о восстановлении функционировавшего до 1940 года латинизированного азербайджанского алфавита.

Азербайджанский язык, как и все современные языки огузской подгруппы, восходят к ныне мертвому староогузскому языку, который в IX-XI вв. являлся языком общения в Огузском государстве, а впоследствии имел государственный статус в государстве Газневидов и султанате Сельджуков.

Процесс разделения староогузского на различные самостоятельные тюркские языки начался в XI-XII вв. К этому же периоду относится и начало формирования азербайджанского языка. Толчком этому послужило массовое заселение в XI в. огузскими племенами территории современного Азербайджана, в результате которого тюрки превратились в доминирующий этнический элемент страны.

Хотя следует подчеркнуть, что начало этногенеза тюркского азербайджанского народа связано с гуннами. Именно поход гуннов в 395 году положило начало процессу постепенного проникновения и оседания на восточных областях Южного Кавказа тюркских племен. В последующие века этот процесс лишь усиливался. Как информируют арабские авторы, к моменту падения Сасанидской империи в середине VII века в некоторых областях Азербайджана тюркские племена уже составляли немалую часть населения.²⁸

Поэтому исследователи практически едины во мнении, что огузские племена в своем движении на запад в середине XI века столкнулись в Азербайджане с довольно компактным местным тюркским населением гуннского происхождения. Эти ставшие уже коренным населением гуннские элементы вместе с огузами и пришедшими в XII-XIII вв. кыпчаками составили основу азербайджанского этноса.²⁹ Последним обстоятельством объясняется и наличие в азербайджанском языке некоторых фонетических элементов, которые сближает его с языками кыпчакского ареала тюркских языков, в частности, узбекским, ногайским и кумыкским.³⁰

Таким образом, возрастание плотности тюркского населения ускорило процесс становление тюркского (азербайджанского) языка, который оформился на территории Азербайджана на основе огузских и кыпчакских племенных языков с преобладанием огузских элементов. За относительно короткий срок удобный и легкий в усвоении тюркский (азербайджанский) вытеснил все местные локальные языки. А отсутствие в азербайджанском языке какого-либо существенного слоя субстрата (элементов побежденного языка, сохранившихся в процессе скрещивания в языке-победителе) свидетельствует о силе тюркской основы языка.³¹ (Nəsibli, 2007. C. 103).

Литературный же азербайджанский язык начал формироваться с развитием поэзии на этом языке в XIII веке. Первым литературным памятником тюркского (азербайджанского) языка считается стихотворное произведение жившего в конце XIII века шейха Изаддина Гасаноглы. Историческая значимость данного произведения заключается в том, что оно впервые возвестило о появлении нового литературного языка на мусульманском Востоке.³²

Поэзия на тюркско-азербайджанском языке получила свое дальнейшее развитие в XIV веке в творчестве Насира Бакуйи, Гази Бурханеддина, Юсифа Маддаха и др. Но особое место в развитии нового литературного языка, несомненно, занимает творчество поэта и мыслителя Имадеддина Насими (1369-1417). Основное произведение Насими «Диван» является первым крупным памятником тюркско-азербайджанского литературного языка. Анализ этого произведения свидетельствует о неразрывной связи его языка с народно-разговорным языком. По крайней мере, большинство слов, употребленных в стихах Насими, в нетронутом виде сохраняются и в современном азербайджанском языке.³³

Впрочем, несмотря на создание в XIII-XIV вв. на тюркско-азербайджанском языке немалого количества замечательных произведений, исследователи практически единодушны в том, что в данный период этот язык следует рассматривать лишь в качестве регионального варианта общетюркского литературного языка огузских народов, который «в своей основе был понятен как азербайджанцам, так и туркменам и туркам».³⁴ Поэтому, попытки рассматривать азербайджанский литературный язык периода XIII-XIV вв. обособленно от общетюркского литературного языка исследователи считают «ненаучными и не соответствующими историческим реалиям».³⁵

Немецкий тюрколог Герхард Дерфер также отмечает, что в начальной стадии становления (XI-XV вв.) разница между азербайджанским и турецким языками была незначительной. Поэтому азербайджанские тексты данного периода он предлагает считать частью староосманского (турецкого) языка.³⁶

Реальное языковое размежевание азербайджанцев с османскими турками началось с вхождением азербайджанских территорий в состав Сефевидского государства в конце XV-начале ХVI вв. Тем самым, турки-османы и азербайджанцы оказались в составе двух различных государств, соответственно Османского и Сефевидского, которые в течение последующих двух столетий вели бесконечные войны за господство в мусульманском мире.

К тому же, с объявлением в Сефевидском государстве шиизма официальной религией, азербайджанцы стали практически единственным тюркским народом, в основной своей массе, принявшим это крайне враждебное к суннизму течение в исламе. Учитывая, что турки-османы проповедовали суннизм, то данное обстоятельство еще больше катализировало культурно-языковую дивергенцию между двумя народами.

Таким образом, жесткое государственно-политическое и религиозное размежевание между азербайджанцами и турками-османами до предела ослабив их культурно-этнические контакты, ускорило процесс выделения из общеогузской основы азербайджанского языка. Впрочем, впереди мы еще более подробно расскажем о сефевидском периоде этнического развития азербайджанцев.

При этом характерно, что важную роль в становлении и развитии азербайджанского литературного языка в первой четверти XVI в. сыграл сам основатель Сефевидского государства шах Исмаил I, писавший стихи «на ясном и простом народном языке» под псевдонимом Хатаи.³⁷ К тому же, он собрал при своем дворе элиту поэтов (Сурури, Матеми, Шахи, Гасими, Кишвери, Хабиби), творивших на азербайджанском языке, чем очень способствовал развитию и совершенствованию тюркско-азербайджанского языка.

Этапным моментом в развитии тюркско-азербайджанского литературного языка считается творчество Мухаммеда Физули (1491-1556), который первым среди азербайджанских поэтов, поставившим перед собой задачу добиться такого совершенства родного языка, чтобыон мог на равных конкурировать с арабским и персидским литературным языком. Очищая родной язык от арабских и персидских заимствований, обогащая его народно-разговорной лексикой, Физули «придал блеск тюркскому языку, тем самым, оказав большую услугу азербайджанским тюркам».³⁸

Начавшийся в XVI в. процесс дивергенции тюркско-азербайджанского от турко-османского языка основы завершился в XVIII в., когда у азербайджанцев «полностью сформировался отличный от других тюркских языков огузской группы свой, собственный, полнокровный язык».³⁹ Характерно, что окончательное формирование азербайджанского в качестве самобытного языка по времени совпало с возникновением на территории Азербайджана ханств – зачатков сугубо азербайджанской государственности в середине XVIII века.

В антропологическом отношении азербайджанские тюрки относятся к каспийскому типу европеоидной расы.

По вероисповеданию же большинство азербайджанских тюрков являются мусульманами-шиитами имамитского (признающего 12 имамов) толка. Лишь в северных регионах Азербайджана – в Шеки-Закатальской, Губа-Гусарской и Шамаха-Габалинской, а также в Казахском и Акстафинском районах преобладают приверженцы ислама суннитского направления.

Что же касается собственно формирования азербайджанского этноса, то следует учесть, что территория, на которой происходили эти процессы, располагалась на стыке Азии и Европы, и через нее издавна пролегали пути переселения народов и постоянных миграций. В частности, здесь скрещивались большие караванные пути средневековья – Шелковый путь и Путь пряностей, соединявших восточное Средиземноморье, а заодно и Европу с Индией и Китаем. По территории формирования азербайджанского этноса проходил Пушнинный путь, соединявший Западную Сибирь и северо-восточную Россию с Ираном, Византией и арабскими странами. С другой стороны, богатые природные ресурсы и выгодное стратегическое положение региона с древнейших времен привлекали внимание различного рода завоевателей. В силу этих причин, территория этногенеза азербайджанцев издревле была зоной активных контактов народов, синтеза их языков и культур, что предопределило чрезвычайно противоречивый и сложный характер процесса становления азербайджанского этноса.

Однако слабая изученность в отечественной и зарубежной историографии проблемы происхождения азербайджанских тюрков объясняется не только этими объективными обстоятельствами, но и политическими факторами. Не следует забывать, что данная проблема имеет как научно-познавательную, так и серьезную политическую значимость. Дело в том, что правящие режимы государств – Советского Союза и Ирана, в составе которых в течение последнего столетия по воле исторической судьбы находились азербайджанские тюрки, пытались манипулировать этой проблемой в угоду своим имперским интересам. В силу этого, подавляющее большинство советских и иранских историков подходили к проблеме складывания азербайджанского этноса не с научной точки зрения, а с позиций традиционной имперской политики. ⁴⁰

Как известно, принцип приоритета классового фактора над общечеловеческими и национальными ценностями являлся краеугольным камнем советской идеологии. В подобной ситуации вполне естественно, что пытаясь нейтрализовать влияние национального фактора на общественно-политическую жизнь народов, советский режим в течение всего периода своего существования энергично проводил в жизнь политику манкуртизации – «лишения народов их исторической памяти под надуманными псевдореволюционными лозунгами»⁴¹, что, в свою очередь, значительно облегчало задачу манипулирования ими в политических целях. Из памяти народов пытались стереть их знаменитые победы, подвиги национальных героев, вклад в мировую цивилизацию их величайших сынов. Предполагалось, что это значительно облегчит путь народов к светлому будущему коммунизма. Так рождались директивы, постановления, декреты, устные установки и прочие распоряжения «сверху», лишающие народы радости воспоминаний о своем героическом прошлом ⁴².