Kitobni o'qish: «Последний день на Земле»

День выдался скверный. Не придумаешь погоды лучше для последнего дня на Земле. Ветер сдувал с кленов последние листья и плотно усыпал ими дорожку. Свинец облаков закрывал небо тяжелым куполом. Казалось, что вот-вот должен пойти дождь, но с утра не упало ни одной капли.

Я шел медленно, опустив голову, полностью погрузившись в свои мысли. Не по своей воле. Все, что мне сейчас было нужно – отвлечься от них. Но каждый раз, когда это мало-мальски удавалось, они снова утягивали меня в свой омут и медленно пожирали мое тело. Оставаться в такой ситуации один на один с собой было сущей пыткой. Однако выбора у меня не оставалось.

Листья лениво шелестели и ползали под моими ногами. Нос начинал замерзать. Жалко, я не могу убрать его в карман к рукам. От тяжести моих мыслей подкашивались ноги и, если честно, хотелось просто упасть на землю и рыдать от безысходности. Но я мужчина. Мужчины не плачут.

Как же начинаешь ценить время, когда его остается так мало. Понять меня может, наверно, только приговоренный к смертной казни. Или кто-то из экипажа. Но судя по их поведению, они справляются гораздо лучше меня. Они смеются. Шутят. Гуляют. А я? Я иду.

Все-таки тяжело расставаться со днями, когда они сочтены. Когда понимаешь, что ни один из них больше не повторится. А ведь это мой последний день. Тут. На моей родине.

И вот я снова произнес эту фразу у себя в голове. И вот снова сердце сжалось до размеров грецкого ореха. К горлу подъехал знакомый ком. Желудок приготовился излить все мою печаль наружу.

Мне жутко хотелось побежать в штаб и сказать, что я остаюсь тут и никуда не лечу. Но как я мог это сделать? Нас готовили к этому полету пять лет. И тогда я сам на это вызвался. Нас посчитали героями. Нами гордится вся страна. И что же теперь? Один из героев вдруг оказался слабаком? Быть не может. Забудь.

Надо мной пролетели черные птицы. Я очень им завидовал. Птицы мало думают. Поэтому живут счастливо.

Когда дорожка парка повернула за деревья, я увидел старую серую брежневку. Стараясь концентрироваться на текущем моменте, я зашел во второй подъезд и пополз на четвертый этаж. Внутри было темно и пахло сыростью. Из каких-то квартир просачивался запах оладий или блинов. Но он меня не манил.

Я постучал в железную дверь и стал ждать. Скоро послышались шаги босых ног, затем щелчок замка и лязг дверных петель.

– Наконец-то ты пришел, – ее голос был тихим и взволнованным. – Что же мы будем теперь делать?

И вот она не выдержала и упала, рыдая, на меня. Я собрал все свое мужество, прошел в квартиру, слегка подталкивая Раю, и захлопнул дверь.

– Пожалуйста, не плачь. Иначе я не выдержу.

– Хорошо, – простонала она и ушлепала босыми ногами в ванную. Включила кран и, видимо, умывалась.

Вообще-то членам экипажа запрещалось заводить лишние знакомства. Они могли общаться только с близкими родственниками, штабом и другими членами команды. Это делалось для их же блага. Во избежание такой ситуации, которая происходит сейчас.

Но перед Раей я устоять не мог. А теперь жалел, что не отказал ей тогда.

В квартире был потушен весь свет. Только серость дня едва проникала через окна, а слабый ветер, задувая в открытые форточки, с трудом качал занавески. Я любил эту квартиру.

– Я поставлю чай, – послышался ее голос с кухни.

Я подошел к полке с книгами и взял оттуда фотографию в рамке. Там были я и она. На наших головах венки из одуванчиков. Мы такие веселые и беззаботные. А над нами голубое небо.

Я вдруг почувствовал что-то мягкое и теплое в области лодыжек. Опустив глаза, понял, что это был Самсон – пушистый кот, похожий на облако дыма. Я погладил его, на что он одобрительно мяукнул. На душе немного отлегло. Нахлынули приятные воспоминания, как мы с Раей забирали этого кота от странноватой бабушки, у которой нижний клык залазил на верхнюю губу. Как мы играли с ним на улице и однажды чуть не постирали его вместе с бельем.

Все же я очень благодарен этим временам. И Рае. Жалко, что таких дней больше не будет.

Она показалась в дверном проеме.