Kitobni o'qish: «Мама. 48 откровенных историй, рассказанных взрослыми о своих мамах»

У кого-то случаются незапланированные дети, а у кого-то – внезапные сборники! На одном из писательских марафонов проекта «Автор, пиши еще!» участники писали свои истории о мамах. Тексты оказались настолько пронзительными, что стало понятно: с этим нужно что-то делать. Эти истории должны увидеть мир в виде книги! Мы бросили клич среди пописчиков и предложили всем желающим прислать свои тексты. В сборник попали истории, написанные на нашем марафоне, а также в других писательских проектах.

Вот лишь несколько цитат:

***

Мысленно я похоронила её в 19 лет после того, как она сказала:

– Дочери у меня нет. И с рождением внука меня поздравлять не надо.

***

Помню, как мама отказывалась выходить из машины, упиралась как могла, а я её силой волокла в психоневрологический пансионат, чтобы оставить там навсегда.

***

Я хотела отделиться от тебя. Стать независимой. Стала. И стою теперь одна. Без тебя. На всех ветрах. И некому позвонить.

1

Марина Агапова

Я жила без матери. Мысленно я похоронила её в 19 лет после того, как она сказала:

– Дочери у меня нет. И с рождением внука меня поздравлять не надо.

Мы не общались много лет.

Наши отношения с детства складывались непросто.

Чаще всего помню маму, вечно всем недовольную с капустным листом на лбу, перевязанным красным детским шарфиком. Она ворчала постоянно и по любому поводу. Мама была приветливая при посторонних и совершенно невыносимая для семьи.

Мне больно колет сердце, когда я вспоминаю её слова:

– Дочка, зачем ты меня обманула? Ты сказала, что мы только посмотрим, а сама бросила меня в этой больнице.

Помню, как мама отказывалась выходить из машины, упиралась как могла, а я её силой волокла в психоневрологический пансионат, чтобы оставить там навсегда.

И только когда в жизни у меня всё сложилось, я стала сочувствовать ей. Начала искать в памяти приятные воспоминания о маме. Зла и ненависти я к ней не испытывала за то, что в детстве не чувствовала себя любимой дочкой, что маленькой девочке не хватало материнской ласки, доброты и поддержки.

Но была обида. За что? Чем я не угодила? С обидой было очень тяжело жить. А без мамы ещё тяжелее.

Мне стоило огромных усилий понять, что многие поступки были продиктованы её болезнью. Ведь гадости звучали, в первую очередь, из уст моей мамы, а не душевнобольной женщины.

Помню, как однажды я тайно наблюдала за мамой. Она что-то готовила у плиты и пела. Я тихонечко подглядывала через дверь.

В хорошем настроении, с улыбкой на губах, мама, как же ты была похожа на Белоснежку! Ты плавно двигалась вдоль плиты, покачивала бёдрами и кружилась. Чуть слышно ты напевала песенку своим дивным голосом.

В кухне было особенно светло и уютно, будто это моя мама излучает свет и тепло. Мне казалось, что вот-вот распахнется окно, в него влетят птицы и подхватят мамин мотив:

«Динь-динь-динь,

Динь-динь-динь!

Колокольчик звенит…

Этот звон, этот звук

О любви говорит!» ¹

И глаза у тебя были счастливые.

Я бережно храню это воспоминание о тебе. Оно для меня самое теплое.

Мама, знаешь, я пишу для тебя. Всё началось с писем, где я рассказываю тебе о своей жизни, о том, как растут твои внуки, что меняется вокруг. Потом стала активно вести свою страничку в соцсети, чтобы каждый день тебе прилетала какая-то весточка обо мне. Надеюсь, медицинский персонал позволяют тебе из этого что-то читать. Мне легче излагать свои мысли письменно.

Мама, я поняла, что ты сделала для меня всё самое лучшее, что только могла. Ведь ты ждала моего появления на свет и, верю, что любила.

Мама, я простила тебя за всё, и обиды больше нет.

Пусть звон этого колокольчика никогда не смолкает в наших сердцах, чтобы ни произошло.

Прости меня за ложь, разочарования и боль, которые я тебе причинила. Мама, я тебя люблю.

2

Александра Данко

Мама, мамочка, мамуля.

Сижу на подоконнике, смотрю на небо, как же хочется сейчас с тобой поговорить…

А тебя нет здесь, чуть больше 15 лет.

А я всё равно тебе всё расскажу…

– Ты знаешь, если бы было возможно Всё, я бы сейчас очутилась в том времени, когда тебе было столько сколько мне сейчас.

Я бы представилась, что я твоя дочь, рассказала бы тебе всю нашу с тобой историю по сути. Чтобы не перегружать тебя информацией и не давать не нужных эмоций. Чтобы ты не чувствовала себя виноватой…

Я бы сказала тебе глядя в глаза, что я всем сердцем тебя люблю и гораздо больше чем саму себя. Каждую твою клеточку, каждую морщинку, улыбку, голос, манеру общения, я обожаю в тебе всё.

Ты бы спросила почему? А я бы ответила: потому что ты, когда была жива, очень сильно меня любила, порой безумно! Ты меня боготворила, наделяла теми качествами, которых во мне не было! И эти качества во мне рождались, смелость, харизма, обаяние, таланты многочисленные…

Ты же знаешь, когда по настоящему любят нас, мы можем Всё! И кстати гораздо больше, гораздо больше чем просто сворачивать горы, перепрыгивать собственные планки… Ведь в ответ на любовь наши сердца всегда реагируют только любовью, хотим мы или нет.

Тебе интересно, почему я тебя люблю больше жизни? Несмотря на все проклятия, пакости и мерзости которые ты творила со мной.

Потому что вмешался Бог, Он моё сердце постепенно, ранку за ранкой исцелил, как хирург снова собрал моё сердце по кусочкам. То самое сердце, которое ты своим не знанием разодрала тогда почти в клочья.

Правда исцелил, чтобы я смогла быть искренне благодарной.

– Да не обижаюсь я на тебя, честно. Наоборот, хорошо, что наши с тобой отношения мама были именно такими. Смесью твоей безумной, очень сильной любви, мгновенно переходящей в искреннюю ненависть.

А поскольку ни воспитания, ни границ, ни уважения к людям в тебе не было напрочь, ты творила со мной ну порой мерзости не слабые. Не плачь, я правда не обижаюсь уже. Правда не обижаюсь и не злюсь, потому что мне не на что злиться, я прекрасно понимаю что ты была сильно «израненным» человеком и потому так себя вела, вот и всё. Дело-то не в этом.

А в том, что несмотря на твою огромнейшую внутреннюю боль, в тебе при этом было так много, тааааак много любви ко мне безмерной, понимаешь…

Вот кто кроме тебя меня любил хотя бы точно так же, кто? Я имею в виду из людей, Бога не считаем. Его сердце не человеческое сердце, Его сердце любит нас Абсолютной, Безусловной любовью.

Люди на такую любовь даже близко не способны и это хорошо.

Так кто из людей меня любил даже не больше, а хотя бы так же как ты, кто? Сама ты и ответила что пока что никто.

Теперь ты поняла, почему я тебе всем сердцем благодарна за твою искреннюю любовь ко мне. Ты поняла, почему я хочу тебе вернуть любовь с лихвой? Чтобы ты никогда, услышь меня, чтобы ты никогда не чувствовала себя ненужной, нелюбимой, некрасивой…

Я хочу научиться любить тебя так, как хочешь именно ты. Думаю, я примерно понимаю, как надо.

Люди достаточно просты, то, что они дают, то они и хотят получить взамен, хотя чуть больше.

Сейчас, ты знаешь тот самый момент, сейчас когда в моём сердце нет к тебе ни единой обидки! Я хочу отдать тебе всё моё сердце, отдать столько любви, чтобы ты стала внутренне свободной мама! Чтобы ты никогда не боялась ничего, чтобы любовь в твоём сердце горела сильным пламенем всегда! Чтобы ты ощутила Бога в своём сердце, чтобы ты больше никогда не почувствовала себя одинокой! Я хочу отдать тебе всю мою любовь, чтобы ты ожила, зажила по-настоящему.

Но тебя уже нет, нет 15 лет. И я только сейчас смогла тебя полюбить по-настоящему.

Оторвалась от раздумий, взглянула на небо и увидела, что небо распахнулось, а там бал. И ко мне выходит сам Бог, молодой красивый мужчина, ведя под ручку её. Мама улыбается, вся сияет счастьем, смотрит на меня своими изумрудными огромными глазами, тем самым взглядом, который я не видела 15 с лишним лет…

Она удивительно красивая, миниатюрная белокожая брюнетка аристократического вида с высокой причёской, как Софи Лорен, только маленькая и изящная.

– Привет мам, как же я по тебе соскучилась.

– Привет доченька! А я за тобой все эти годы наблюдала, каждый день.

– Мам, я знаю.

– Сашенька, я так рада, что ты наконец выросла, эмоционально выросла, стала взрослой, стала собой. Что ты, несмотря на внутреннюю боль, принимала верные решения в жизни и итог мне нравится! Я тебя услышала, скоро у тебя будет Человек, который будет тебя любить по-настоящему, больше чем я тогда, когда ты была ребёнком и тебе будет достаточно его любви…

– Пусть уже поскорее приходит, я согласна, принимаю. А то, знаешь, хочется заботиться, но не лишь бы о ком-то, а только о том, кому смогу доверить себя, зная, что он будет бережен с моим сердцем.

Смотрю, видение исчезло. А на сердце тааааакая радость, я знаю, что мне не показалось.

Во сне на цветочном лугу гуляли с ней, разговаривая обо всём том, что хотела с мамой обсудить. Так красиво в Раю.

Проснувшись, побрела в душ, улыбаясь. Надо же какая Красота привиделась. Встречу я его и узнаю сразу, ну ну, держу карман шире… Хотя чувствую, что я уже в это верю! Никогда не верила по настоящему, никогда… А сейчас расцвело сердце непостижимым образом и я верю, верю, искренне Верю всем сердцем!

Звонок в дверь…

3

Дарья Дивеева

Есть такой цветок – мать-и-мачеха. Ранней весной он распускается по всей средней полосе яркими желтыми пятнами. Он получил свое название за то, что нижняя часть листьев мягкая и теплая из-за множества мелких волосков, а верхняя – жесткая и холодная. Как рука матери и рука мачехи.

Когда я рассказываю, что меня воспитывала мачеха, обычно слышу вздохи и сочувственные ободрения. Но дело было совсем не так, как в сказке «Морозко».

Она появилась в моей жизни после того, как мама родила второго ребенка и уехала с ним жить к своей маме, а меня оставила с отцом.

– Знакомься, это Аня, – сказал мне он.

Мне было двенадцать. Я не понимала… кхммм… многих нюансов. Аня, так Аня. Я Даша, очень приятно.

Мы прожили вместе восемь лет. Многое тогда было новым и очень странным для меня. Например, вкусная еда, разговоры по душам, обсуждение книг, поездки в парки и активный отдых. Вообще веселье.

Мне до одури хотелось быть похожей на нее. Да и сейчас хочется.

Хочется брать от жизни все, в какую жопу меня бы ни закинуло. Улыбаться, махать рукой и говорить: «Все пройдет».

Готовить вкусно, с душой. Говорить страстно и то, что думаешь. Спонтанно уезжать на море. Собирать дома друзей и гулять до поздней ночи по городу.

Любить жизнь. И просто Любить.

Для меня, взрослой женщины, моя мачеха кажется почти святой. Сейчас мне столько же лет, как было ей, когда мы стали жить вместе. Теперь я понимаю… нюансы нашего знакомства. И безумно благодарна Ане за то, что она отнеслась ко мне, не как к «прицепу», а подружилась со мной, что дала мне опыт любви и привязанности. Дала мне пример человеческого отношения пусть даже к неродному ребенку. Я чувствовала себя роднее ей, чем родителям.

Пару раз в разговоре я случайно называла ее мамой. И мы обе смущались. Нюансы, сами понимаете.

Я стала врачом, потому что именно Анины больничные истории меня захватывали больше всего на свете. Мне хотелось той жизни, которую она вела. Пусть и с некоторыми нюансами. Да и она всегда поддерживала во мне стремления к медицине, с удовольствием делилась всем, что знала сама и умела. Думаю, если бы она с таким же воодушевлением рассказывала про работу кондуктором, я пошла бы проверять билеты и считала себя кондукторшей от бога.

Когда мне становится очень тяжело, я просто вспоминаю ее улыбку. И благодарю небо, что моим родителям хватило ума развестись, а мачехе – глупости связаться с моим папочкой.

Когда она собиралась уйти от него, мы сидели вместе на темной кухне и плакали. Мне безумно хотелось вцепиться в нее и не отпускать эту замечательную женщину. Чтобы она осталась, и нам было хорошо. Но еще больше я хотела, чтобы Аня была счастлива. Поэтому я плакала и уговаривала ее уйти. Она не заслуживала страдать от того, как относился к ней отец. Не уверена, что она меня правильно поняла в тот момент. Может, считала, что я так поступаю из ревности или что-то в таком духе. А еще я понимала, что она точно не позовет меня с собой. Все-таки я не ее дочь. Такой вот нюанс.

Сейчас мы мало общаемся. Живем на разных концах города, изредка созваниваемся, еще реже видимся. У меня своя семья, своя жизнь. У Ани – своя.

Греческие аэды не сложили бы о ней песен, как о многомудрой жене, но воспели бы, как богиню. И я пишу не о мудрости, а о любви к жизни, о бесстрашии, о горении и воспламенении всего вокруг. Когда у меня получается хоть на искорку так же, как у нее, я собой горжусь.

А весной, когда в парках зажгутся огоньки жёлтых цветков, я наклонюсь к одному из них и поглажу листик с нижней стороны. Для меня именно она соответствует мачехе.

4

Ксения Ворон

Моя мама родила меня, когда ей было 40.

Один этап ее жизни закончился и начался другой. Думаю, что я – это один из ключевых перевалочных пунктов этих перемен.

Чтобы понять причину маминых поступков, её характера и судьбы, нужно немного рассказать о ней. Конечно, в том свете, как понимаю и чувствую это я.

Мама родилась в послевоенные годы, отношения с её мамой у неё были сложные, поэтому много того, что говорила и делала её мама, моя мама делала со мной позже.

Моя бабушка умерла достаточно рано и мучительно, в 45 лет от остеосаркомы, так и не успев защитить докторскую диссертацию по хирургии. Маме было 15 лет, её младшей сестре 10.

С ними осталась бабушка, которая их поднимала и очень сильно любила.

Боль, связанную со сложными отношениями со своей мамой и её уходом, моя мама несет всю жизнь.

40% от того, какая я сейчас, что я думаю, чувствую и какие принимаю решения – это влияние моей мамы, её воспитания, слов и наших очень непростых взаимоотношений до моих 23 лет.

В моем детстве я помню маму постоянно уставшей, за что я на неё обижалась. Мама каждый вечер засыпала, когда читала мне сказку, и я помню, как сильно меня это злило и раздражало.

Мне всё время не хватало внимания и проведенных со мной часов, хотелось поиграть с мамой или порисовать. Поделать что-то вместе.

Безраздельно моей мама была тогда, когда мы ходили туда, куда, как ей казалось, нужно водить ребенка, чтобы он вырос образованным и толковым.

Поэтому это были всякие музеи, театры, опера, балет и планетарий. Оперу и музеи я ненавижу до сих пор.

Переломный момент наступил тогда, когда я пошла в школу, и начался кромешный ад и ужас.

Мне было сложно социализироваться, я не была самой умной и сообразительной, поэтому уроки делались до двух часов ночи с ором, подзатыльниками и моими слезами.

Как мама потом мне скажет после моих 25 лет, у неё были возрастные гормональные изменения и поэтому её так нещадно штормило.

Маленькую семилетнюю девочку штормило ещё больше.

Именно мама вырастит во мне концепцию «бьют по левой щеке, подставь правую», поэтому всю школу я буду отгребать от одноклассников и не уметь за себя постоять.

Как бы мы ни не хотели, в детстве мы неосознанно копируем поведение наших родителей. Да и до сих пор я ловлю себя, что иногда разговариваю ненавистными для меня мамиными фразами. Чаще всего, когда злюсь и теряю над собой контроль.

Я была такой же застенчивой и тревожной, как моя мама. Как будто я извиняюсь за то, что живу, стою тут, занимаю место и дышу этим воздухом. Всё время хотелось сказать – извините, я не нарочно, я скоро исчезну. Иногда я так себя чувствую и сейчас.

Несмотря на все сложности наших с мамой отношений, я её очень любила и хотела заслужить её гордость за меня. Это мне почти никогда не удавалось, поэтому последней отчаянной попыткой это сделать стало поступление в медицинский университет. Мама хотела стать врачом, но не стала, поэтому я решила, что это подходящий вариант для того, чтобы поставить точку в риторическом вопросе «Ну почему все дети, как дети, а ты у меня…» и «Ну посмотри на Нику/Валю/Настю, вот они, а ты…».

Мама всегда боялась меня перехвалить. Её мама выбрала такую же тактику и ругая её думала, что критика это стимул к развитию и если перехвалишь, то ребёнок стараться не будет.

Но уже в детстве я переставала видеть подтверждение этой теории, когда дети, чьи родители возносили их до небес, старались ещё лучше и искренне любили себя.

Моя же самооценка падала всё ниже и стараться особо не хотелось. Смысл стараться, если всегда есть какие-то другие дети, которые лучше.

В тот момент я думала: Вот, у Юли богатые родители и всё ей покупают. Мне было завидно, конечно, но никогда не приходило в голову сказать в ответ: «Да, я не Юля, но ведь и вы Юлины родители».

Спорить было страшно. Потому, что это было бы или «ты как с матерью разговариваешь!» или пытка молчанием и игнорированием, а потом замордовывание «ты ничего мне сказать не хочешь?».

Мне хотелось, чтобы этот ужас поскорее закончился, и я извинялась, но мама шла дальше и говорила: «А за что ты извиняешься? Перечисли».

Мне кажется, я могу написать пособие – как сделать так, чтобы твой ребёнок тебя ненавидел. Вероятно, это одна из причин отсутствия у меня своих детей.

Мне не хочется, чтобы они мучились так же, как и я. А я, не проработав еще все свои травмы и больные места, пока хорошей мамой стать не смогу. Кто-то же должен разорвать этот порочный круг?

Это сейчас я понимаю, что проживая свою жизнь с позиции жертвы, кладя себя на алтарь и чувствуя себя жутко уязвимой, у неё не было другого варианта поведения.

Если стать жертвой – это череда определенных обстоятельств, то находиться там десятилетиями и не желать оттуда выбираться – это выбор. Конечно, страшно идти в свою боль, проживать её и пытаться с этим что-то сделать. И мне страшно. Да всем страшно! Только одни что-то делают, а другие находят миллион причин, почему нет. Не мне их судить.

Несмотря на всё вышенаписанное, я всегда могла рассказать маме о своих мыслях и переживаниях, обсуждала с ней какие-то вещи. До сих пор её точка зрения очень значима для меня.

Когда я «страдала» над сочинениями в школе и попадала в творческий тупик, я всегда приходила к маме на кухню, где она что-то готовила, читала ей вслух и спрашивала: как лучше? Так или эдак? А мама всегда внимательно меня выслушивала и давала дельные советы. Её филологическое образование очень мне помогало в такие моменты.

Лет до 20 я жутко комплексовала из-за возраста своих родителей. Если их работа неловкости и стыда вызывала у меня меньше, то возраст 40+ был для меня катастрофой.

Иногда меня спрашивали: «А ты с бабушкой пришла, да?»

Мама всегда выглядела очень уставшей и измученной, практически не следила за собой и я очень сильно не хотела, чтобы она забирала меня со школы.

У других детей родители были повеселее, помоложе, поактивнее. Мои были 90% времени хмурыми (кроме застолий и праздников), практически всегда занятыми и всегда уставшими. И я помню, как чувствовала постоянную неловкость за это.

Сейчас я понимаю, что если подожду с деторождением еще лет 5-7, то у моих потенциальных детей будут такие же эмоции, скорее всего. И это меня расстраивает.

В подростковый период мы постоянно ругались с мамой. Ей казалось, что я не так разговариваю, что я специально не учу алгебру и химию и всё в таком духе.

В подростковый период единственное, чего мне хотелось, это умереть. Ну или исчезнуть куда-то. Я ощущала себя тотально непонятой и очень одинокой.

После того, как в 18 лет моя жизнь рухнула в первый раз, мы с мамой очень сблизились.

Практически безвылазно я провела полгода в своей комнате, постоянно плакала и не понимала, как мне жить дальше. Всё это время мама была рядом, поддерживала, и её сердце как-то смягчилось по отношению ко мне.

Я помню себя ночью с ножом в руках и единственное, что меня остановило, была мысль, что мама проснется и увидит картину меня мертвой в луже крови. Мне тогда стало её жаль, я подумала, что это её сильно расстроит.

Время шло, а сепарация всё не происходила.

Мне очень не хотелось быть похожей на свою маму – фигурой, судьбой, жизненными постулатами. Я понимала, что она это она и у неё есть причины для сложившихся убеждений. Но мне виделась ужасом такая жизнь, как у неё и её представления о том, что происходит вокруг.

Наверное, я испытывала ровно то же самое, что и она ко мне. Она не хотела «такую» дочь. Такую – не самую успевающую в школе, не самую талантливую, не самую смекалистую. Не самую во всём.

А я не хотела такую маму – немолодую, вечно раздраженную, уставшую и грустную.

Какой должна была быть она в сложные девяностые, когда у неё еще было двое подростков? Какой должна была быть я, когда постоянно ощущала, что я не дотягиваю и мои желания что-то начать или пойти в какой-то кружок сопровождались словами «да ты опять это бросишь». Что может быть хуже, когда в тебя не верят твои родители?

Как много всего в нас закладывается в детстве. Того, что потом невидимой рукой влияет на всю жизнь. Влияет по-разному.

Меня всегда сильно раздражала мамина набожность, которая иногда граничила с какой-то неадекватностью. Папа был этим недоволен, я молча внутри себя была солидарна с папой и понимала, что, значит, мне не кажется.

Сложности с христианством я испытываю до сих пор, как немой протест против того, что было в моем детстве.

Я это прошла, я это закончила, я отдала этому дань, я имею право там не быть.

Столкновения с мамой на фоне религии были краеугольным камнем наших с мамой разборок. Она была за радикальное православие, а я была за единого Бога и то, что все религии это об одном и вообще Бог внутри меня.

Я помню, что был скандал, когда в 18 лет я начала слушать мантры и подпевать.

Потом был скандал, когда я пришла в целительство. Еще один, когда я начала делать пуджи.

Когда я полгода назад сняла крестик (а было это вообще из-за посещения врача, а не по каким-то убеждениям), скандала не случилось. Мама не замечала где-то месяц, пока я сама не сакцентировала на этом внимание. Скандала уже не было, но было недовольное лицо и я прям почувствовала разочарование внутри неё.

Мне искренне непонятно, зачем навязывать свою волю другим. Не нравится – пройди мимо. Я не заставляю тебя любить то, что я делаю, что для меня важно и ровно того же прошу от тебя.

Мне иногда кажется, что моё существование – это самый сложный урок для мамы.

Он о том, что человек, которого ты родил, тебе не раб. И он не обязан мыслить теми же категориями, что и ты. Не обязан соответствовать твоим ожиданиям. Есть даже такая вероятность, что он будет полной твоей противоположностью. И всё, что с этим нужно сделать, если не получается этот факт принять – просто отойти и не мешать.

Мне очень ценен мой путь, каким бы сложным и болезненным он не был. Потому, что он мой. Он о том, что как бы меня не пугали, не устраивали истерик и так далее, я всё равно буду двигаться так, как сочту нужным. Не мешая другим, но и не давая ущемить то, что важно для меня.

Сейчас отношения с мамой гораздо лучше, хотя это бесконечное поле работы по прощению, принятию себя и её, проживанию своих эмоций.

Мы уже пришли к такой реальности, в которой мама читает акафист в одной комнате, а я в другой делаю пуджу, и это всё происходит одновременно.

Сейчас я могу присылать маме мантры, и что-то ей даже нравится, и она любит это слушать. Но когда мама рядом, я всегда спрошу, могу ли я включить мантру при ней.

А мама не будет в одной комнате вслух читать православную молитву.

В то же время, мама может дать мне послушать то, что она сочинила для православной службы, её музыку.

Нам понадобилось приличное время, чтобы принять интересы и взгляды друг друга, при этом не переубеждая, что только эта точка зрения единственно верная.

Мне очень хочется быть собой и при этом показать маме, какая она замечательная, добрая, отзывчивая и заботливая. И какой она может быть – красивой, уверенной в себе, радостной, наполненной.

Сейчас мне 30, а маме 70. Она ещё старше, чем была, когда я стеснялась её возраста.

Но выглядит она лучше. Потому, что это важно для меня и потому, что у неё сейчас есть больше времени и финансов на себя.

Я подбираю ей красивые платья, папа дарит украшения, которые я выбираю и присылаю. Это не сказка про идеального мужчину, который будет угадывать всё с первых нот, но это явно лучше, чем было до.

Я определенно не самая лучшая дочь, но мне хочется дать маме то, чего у неё не было раньше. И если я могу это сделать, если у меня есть на это время, ресурсы и желание, то почему бы и нет?

Именно мама – моя самая большая поддержка и опора, сейчас и всегда. Все мои идеи, курсы, обучения, посвящения и прочее поддерживаются ею.

Даже если сначала она будет против, со временем она изменит свою точку зрения, видя, что для меня это действительно важно и я в этом счастлива.

Когда у меня заканчиваются вера в себя и силы, я знаю, что всегда могу написать, приехать и почувствовать, что даже в периоды моих падений меня любят.

А падаю я часто. И всё это время мне помогает встать моя мама.

Я осознанно не хотела писать только плохое или только хорошее, потому что жизнь – она про разное.

Про то, как достигать взаимопонимания, когда внутри много боли и обид. Про то, что мы все живые люди и всеми нами что-то движет, когда мы принимаем решения и кричим что-то в сердцах.

У каждого свой чемоданчик боли и разочарований. Но мне ближе позиция Юнга:

«Я не то, что со мной случилось, я – то, чем я решил стать».