Kitobni o'qish: «Рохля Несчастливчик – первый пулинский путешественник»

Глава 1. Первый пулинский путешественник

В ночь, когда родился Эшши Рох, на маленькую деревушку близ Пулинских гор обрушилась невиданная прежде гроза. Гром, ставший эхом первого младенческого крика, сотряс скалы и они осыпали соломенные крыши ветхих лачуг градом мелких камней. На самой окраине поселения старая, больная и толстая, как казалось ее хозяевам, коза с громким блеянием выпустила в мир трехголового шестилапого козленка. Такими странными и разрушительными событиями сопровождалось появление на земле величайшего из героев – хоблина по прозвищу Рохля Несчастливчик.

Ко второму и последнему классу хоблинской школы Эшши твердо усвоил три самые важные вещи:

1. Разводить огонь следует… кому угодно, только не ему.

2. Говорящих птиц не бывает! И если ты полез искать клад в глубине мусорной кучи – глумливо ржущая с ветки ворона тут совершенно ни при чем.

3. Жить там, где каждая собака помнит, как ты походя разрушил три амбара одним мотком веревки, совершенно невозможно.

Справедливости ради, на другом конце этой проклятой веревки был привязан пойманный начинающим героем призрак, но каждый хоблин с раннего детства знает: если ты что-то видишь, это не значит, что оно есть. Все, что есть на самом деле, перечислено в великой Книге Всего, а призраками там отродясь даже не пахло.

И сколько бы Эшши Рох не получал нагоняев за "дурные фантазии", сколько бы Очистительных Судов (1) не прошел, так и не прекратил свои "глупые проделки" и "позорящие род выходки". Ибо он-то точно знал, что на самом деле спасает деревню и ее жителей, а не пытается свести с ума уставших отстраивать здания старейшин.

– Меня никто не понимает! – сокрушался ночами в подушку тощий и нескладный хоблин, и был абсолютно прав.

В день своего страннолетия, когда оракул должен был сообщить потомку храбрых (2) камегрызов, какую профессию ему уготовила судьба, родители, соседи и даже товарищи по играм собрались на площади Хорри Жониса. Ровно сто один широко распахнутый глаз смотрел на невысокую сцену, а сто два уха топорщились вверх, надеясь расслышать, в чью лавку или мастерскую определят главное несчастье маленького, но гордого народа.

Упитанный старец в потрепанной темной тунике долго кашлял, растягивая ожидание и нервы слушателей. Первые ряды зашептались, споря, следует ли немедленно вызвать знахарку или это будет расценено богами как вмешательство в священный обряд, а Рохля Несчастливчик, заметивший у стены ближайшего дома сидящую в луже кикимору, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Даже не думай сейчас охотиться, маленький глупый хоблин! – шепотом уговаривал сам себя Эшши.

Когда повисшее в воздухе напряжение достигло плотности студня, а малолетний забияка Финкл Мряк занес ногу, чтобы, протиснув ее между стоящими впереди академиками (3), пнуть старейшину Кобба по выпирающей из заднего кармана фляжке, оракул наконец прекратил давиться воздухом и поднял сухую морщинистую руку, призывая к тишине.

– Боги сообщили мне свою волю! – пискляво и не слишком торжественно прокричал старик. – Эшши Рох, прозванный… Чего, малыш? Не надо прозвище? Но положено же… Ладно, ладно.

Рохля отпустил рукав оракула и снова выпрямился, как и подобает воспитанному страннолетнему хоблину. Кикимора в луже глумливо захихикала.

– Эшши Рох, прозванный сами знаете как, с этого самого дня по велению судьбы и издевающихся… простите… оберегающих его богов нарекается первым пуланским путешественником и отправляется в путь не позднее, чем завтра на рассвете.

Толпа завизжала от восторга, а Несчастливчик почувствовал, как теряет сознание. Последнее, что отпечаталось в памяти героя раскаленным клеймом, была захлебывающаяся хохотом и дождевой водой кикимора.

Экипировку для первого путешественника собирали всей деревушкой. Добрые соседки насушили сухарей, налили сидра в дорогу и даже положили дюжину теплых носков. Отец, гордый и печальный одновременно, достал с чердака ржавый зазубренный меч, оставшийся от чокнутого (4) дальнего родственника. А хозяин маленькой фермы у самого леса привел хромого косоглазого ослика, совершенно непригодного к тяжелой сельскохозяйственной работе.

Эшши очнулся перед самым рассветом и с удивлением обнаружил, что к руке привязан потрепанный повод, на другом конце которого недовольно пофыркивает донельзя навьюченное животное. Сердце героя сжалось от нежности и светлой грусти. Как мог он столько лет не видеть, какие милые и добрые хоблины его окружают? Как мог не ценить их теплой, пусть и неловкой заботы? Как мог он…

Из-за угла показался нос Финкла Мряка.

– Рохля Несчастливчик напялил мамин лифчик, – пропел вредный мальчишка ненавистный Эшши стишок, – А потом без ворожбы снес фонарные столбы. А затем запрыгнул в речку и топил в ней человечков. А когда совсем устал, вдруг амбары рушить стал.

Первый пулинский путешественник, в одночасье растерявший жалкие крохи нежности к родному селению, сплюнул себе под ноги, перехватил повод поудобнее и с гордо поднятой головой зашагал в сторону восточных ворот. Впереди его ждали настоящие приключения и хорошие, верные друзья. В этом начинающий герой был совершенно уверен.

Справка:

(1) Очистительный Суд – общественное мероприятие, где провинившегося хоблина дергают за уши все пострадавшие соседи. Суд считается закрытым, когда уши приобретают бордовый оттенок или виновный сознается во всем и приносит ровно тысячу извинений. Да, они считают.

(2) Камнегрызами становятся только самые отважные хоблины, так как велика вероятность наткнуться на пещеру с хищным ящером внутри или, что гораздо страшнее, на камень, не поддающийся разгрызанию и оставляющий хоблина без зубов.

(3) Академиком считается каждый хоблин, умеющий считать до тысячи. Да, таких мало.

(4) Только по-настоящему чокнутому хоблину придет в голову бегать с мечом по округе, так как Пулин отрезан от остального мира и не имеет поблизости воинственно настроенных соседей.

Глава 2 Герою нужны де-е-еньги!

Эшши Рох сидел на берегу затянутого тиной озерца, с упоением вдыхал болотный запах и грыз сухарь. Над камышами жужжали и попискивали мелкие насекомые, из муравейника ползли наглые, а возле самого уха крутились круглые и полосатые. Но безмятежный покой первого пулинского путешественника сейчас не смогла бы нарушить даже вредная хохочущая кикимора. Кикимора?!

Хоблин подскочил на полметра вверх и плюхнулся обратно, больно ушибив то место, где у менее тощих существ находятся ягодичные мышцы. Над водой в легкой утренней дымке красовалась (если это слово применимо к чему-то настолько некрасивому) зеленая пупырчатая голова с редкими рыжими волосенками.

– Ну и чего тебе надо? – спросил Эшши, поражаясь собственному благодушию.

– Подрабо-о-отка нужна-а-а?

– Работать на тебя?! А ну пшла прочь, поганка болотная! Да я таких как ты…

Не договорив, путешественник швырнул в нечисть сухарем, не попал, плюнул и принялся складывать в сумку остатки провианта.

– Нет, ну совсем обнаглели уже! Сначала куриц крадут, потом божьих коровок на водопое топят, на площадях ржут, – ворчал хоблин, рисуя в воображении сотню хохочущих кикимор на дюжине площадей. – а теперь работу предлагают?

Осел, чувствуя настроение нового хозяина, зашелся противным криком и бодрым шагом направился к лесу, Несчастливчик еле за ним поспевал. Уже у самых деревьев парочку настиг отчаянный писклявый вопль:

– Я ще-е-едро заплачу-у-у!

Эшши остановился и поковырял пальцем в ухе, выковыривая остатки застрявшего звука, но оборачиваться не спешил, всем своим видом демонстрируя: он стоит потому что оглох, а не потому что ему действительно интересно.

– Кла-а-ад хо-о-очешь? Гер-о-ою де-е-еньги нужны-ы-ы.

Вот теперь можно было слегка повернуть голову, мол, продолжай, конечно, но я пока не слишком впечатлен.

– Зде-е-есь побли-и-изости разбо-о-ойники мешо-о-очек закопа-а-али, а в не-е-ем моне-е-еты. Мно-о-ого! – искушала нечисть, почувствовав, что рыбка клюнула.

– Что делать надо? – буркнул хоблин себе под нос, не сомневаясь, что наглая болотная жительница его услышит.

– Подойди-и-и, расскажу-у-у.

– Так рассказывай. К тебе только подойди, сразу в утопленники запишешь.

– Труси-и-ишка! – прошипела кикимора и премерзко захихикала.

Такого Эшши спустить не мог. Один раз перед нечистью опозоришься – нигде житья не будет. Как потом призраков да гулей по буеракам гонять? Засмеют только. Покусав губу и поиграв ушами, путешественник выбрал риск вместо позора. Но веревку в кармане перехватил поудобнее, мало ли что?

– Ну? – буркнул хоблин, выбрав место у самой кромки воды и прикинув дерево, к которому будет сподручно привязывать чешуйчатую гадину.

– Ты вере-е-евочку заговоре-е-енную пода-а-альше убери-и-и, а?

– Нет. Говори или я ухожу.

Кикимора помялась, пофыркала, показала клыки и, наконец впустую исчерпав весь арсенал угрожающих рож, вздохнула и рассказала о произошедшей с ней трагедии.

За три дня до страннолетия Рохли Несчастливчика на вверенную болотной нечисти территорию коварно пробрались неизвестные нарушители и превратили маленькое вонючее озерцо в прекраснейший и чистейший водоем. Лягушек переловили и переселили (а может, и съели), тину сачками повытащили, а камыши безбожно подстригли. И если с первым пунктом зеленомордая еще могла смириться, то варварское отношение бандитов к взлелеянным ей растениям серпом прошлось по маленькому сдвоенному сердечку.

Эшши недоверчиво окинул взглядом откровенно заболоченный пейзаж и задал на удивление разумный для хоблина вопрос:

– А чего тогда у тебя тут такое творится?

– Поворожи-и-ила, – призналась кикимора и принялась ругаться: – Га-а-ады граблеру-у-укие! Мздрю-ю-юки малохо-о-ольные! Одни-и-ин раз натвори-и-или – ла-а-адно, второ-о-ой – уже ху-у-уже, но тре-е-етий-то заче-е-ем?! И четве-е-ертый… И бу-у-удет пя-я-ятый, коли ты не помо-о-ожешь!

– Так это каждую ночь происходит? – сообразил путешественник и неожиданно для себя самого ощутил искреннюю жалость к нечисти. – А чем я тебе помочь-то могу? Чай не сторож, а так. Если это кто из хоблинов творит…

– Не хо-о-облины, э-э-эльфы.

– Ну тогда тем более! – отрезал Рохля и развернулся, чтобы уйти. – Они ж даже не нечисть, так, мелкие вредители.

– Как некта-а-ара напью-у-утся, така-а-ая не-е-ечисть!

Эшши не снизошел до ответа, только хмыкнул и направился к жующему повод ослику. Далось ему это золото, с эльфами лучше не связываться, те еще прохиндеи!

– Два-а-а сундука-а-а! – заверещала кикимора, окончательно решив проблему хоблинской нерешительности.

***

Искать эльфов при свете дня – дело почти безнадежное. Их зеленые костюмчики сливаются с кронами деревьев, а маленькие желтые огоньки, которые так хорошо заметны ночью, слишком похожи на солнечных зайчиков и блики росы. А потому оставалось только устроиться поудобнее на окраине зачарованной рощи и терпеливо дожидаться сумерек.

Эшши Рох, как и любой хоблин его возраста, не славился своим терпением. Скорее уж наоборот. А потому принялся от скуки мастерить сачок, которым с наступлением темноты наловит как можно больше эльфов, чтобы было, кого расспросить об учиненных на озере безобразиях. Ослик целеустремленно обгладывал кору дерева слюм, сладкую и настолько душистую, что по сравнению с ней трава под копытами вовсе казалась несъедобной. А Рохля Несчастливчик выкручивал гибкие прутья, сворачивал их кольцом и связывал надерганными из заговоренной веревки нитями.

К обеду вышло целых восемь отличных, прочных и даже чуть-чуть заколдованных колец. Зачем так много? Нет, он не планировал превратить их все в сачки и бегать, растопырив руки и зажав между пальцами по четыре ловчих устройства. Несколько штук можно было превратить в ловушки, парочку отложить как запасные, на случай, если вредные эльфы порвут или сломают то, чем их будут ловить, и только оставшиеся два – снабдить ручками и сеткой из тех же заговоренных нитей.

Работа это была кропотливая и утомительная, но спорилась быстро, и к часу хоблинского медопития всё было готово, и Эшши растянулся на траве, расслабляя затекшую спину и натруженные руки. И сам не заметил, как задремал.