Kitobni o'qish: «Тетива»

Твоё желание

В бамбуковой роще – тихо. Не слышно пение птиц, шороха зверей, журчание горного ручья, только слабый ветер свистит, просачиваясь между зелеными стволами спицами, зловещий рокот эхом проносится и глохнет в белой пелене. По белоснежной глади бесшумно скользит мужчина с ребёнком, оставляя ровный след от снегоступов. За плечами у них большой лук и кожаный колчан со стрелами. В безмолвии раздаётся хриплый крик белой цапли, от неожиданности мальчик пугается и чуть не падает, отец ловит его за ворот меховой накидки, возвращает на место и прикладывает палец к потрескавшимся от морозного ветра губам. Мужчина не стар не молод, в холодных серых глазах отражается несгибаемая воля, горечь утрат и мудрость. Складки на лбу разглаживаются, жёсткий взгляд сменяется восхищением. Из рощи, величественно с горделивою осанкой выходит олень. Рога у него огромные, как мшистые ветви столетнего дуба, глаза влажные – понимающие. Он бьёт по насту копытами и тычет носом в снег. Рука тянется за луком. Тетива натянутая до предела, дребезжит. Стрела c глухим свистом в мгновение пронзает мощную шею оленя. Зверь не кричит, безмолвно заваливается набок и в последний раз всматривается в холодную синеву зимнего неба, встречая смерть.

– Так умирают благородные, Неджи, – говорит отец сыну, доставая нож из холщовой сумки.

Хрустальная кромка озера медленно заливается рубиновой кровью.

Некогда мальчик, теперь юноша вспоминает бамбуковую рощу, первую в своей жизни охоту и слова отца. Склоняет голову перед победителем. По ногам пробегает дрожь, ожидание смерти, оказывается страшнее, чем сама смерть.

– Подними голову, – слышит он властный голос, над самым ухом. – Есть ли смысл в твоей смерти, и в смерти твоих людей?

Неджи взирает на победителя непонимающим взглядом, кровь с рассечённого лба заливает глаза, но он не смеет прикрыть их. Перед ним стоит достойный воин, выигравший много сражений, забравший много жизней. Лицо его когда-то красивое, покрыто мелкими порезами и окроплено кровью его людей, с длинных волос стекает багряная грязь. Тело его заковано в доспехи; на металлических пластинах навеки отпечатаны следы катаны и копий его врагов.

– Когда-то и я был молод. Считал, что умереть на поле боя или склонить голову перед победителем, принять гибель с благородством и честью – правильно. Есть ли в этом смысл? Не лучше ли просить о милосердии?

– Достойный воин падёт в бою, а не склонит колено, прося о пощаде.

– Как тебя звать?

– Неджи.

– Ты мне нравишься Неджи, – лёгкая тень улыбки скользнула по лицу. – Но ты так молод и не знаешь цену жизни. Взгляни, Неджи. Посмотри на всех этих людей, – вздёрнув выдвинутый подбородок и окинув стальным взглядом, сказал мужчина. – Это твои люди. Стоят склонив головы, ожидая твоего решения. Как ты думаешь, все ли согласны с тобой? Все ли желают умереть сегодня? Или если предоставить им выбор, они выберут жизнь?

Юноша оглядел толпу. Побитые, уставшие воины покорно ждут своей участи. Он знал многих из них; с некоторыми вместе рос, играл, охотился. Все они ринулись за ним на поле боя, защищать честь клана.

– Я уверен в своих людях.

– Правда? А если я дам им выбор? И если они выберут второе, ты в них разочаруешься?

– Жить с позором страшнее и они это знают. Я не прошу пощады, но если вы им предложите и если их выбор отличается от моего, то жить с этим клеймом им, а не мне. Я своё решение принял.

–Я отнял не одну жизнь,– спокойным тоном проговаривает воин и поднимает руку в чешуйчатых перчатках к его глазам, бронзовые пластины измазаны кровью. – Мои ноги никогда не склонялись ни перед кем, и я не знаю, каково – проиграть. Я бы отсёк тебе голову прямо сейчас, в одно мгновение. Без сожаления. Я всегда так делал. Но, однажды, после очередного сражения, занеся катану над головой, откуда ни возьмись, бросилась к ногам, моя покорная дочь. Она стояла на коленях и не смея смотреть мне в глаза, заливаясь слезами, просила: «Отец, прошу, пощади их. Прояви милосердие». Я тогда задумался, что ни разу мысль о пощаде не приходила ко мне в голову. Я сказал ей тогда, что для воина лучше умереть с честью, чем стать рабом. Но, она упорно продолжала говорить о милосердии и тогда, я ради интереса предложил им выбор. Хотел показать дочери, что она неправа. И каково было моё удивление, когда половина выбрала жизнь.

– Я свой выбор сделал, – ответил твёрдо Неджи.

– Тогда я предложил каждому. Сейчас же, только от твоего решения будут зависеть их жизни, – словно не слыша ответ, произнёс полководец и положил тяжёлую руку на плечо парня. – Подумай, у каждого есть семья, любимые, кто-то из них хотел бы вернуться домой. Посмотри на них внимательно, неужели твоя гордыня оборвёт их жизни.

– Зачем вы так поступаете?

– Я видел тебя в битве. Хотел бы, чтобы ты сражался на моей стороне. Такой талант жалко гробить.

Неджи стоял не двигаясь, казалось, ноги его приросли к земле, а на плечи навалились валуны и последний раз, взглянув на своих людей, он проглотив вставший в горле ком, преклонил колено.

Самодовольная ухмылка растекается по лицу Хиаши, внутри всё затрепетало и расползлось приятным теплом, от победы над этим юношей. Ему по нраву своевольные и гордые вояки, но больше всего ему нравилось их ломать.

– Это неприятно, – бесстрастно говорит Хиаши, держа над огнём тонкий прутик с причудливой символикой на конце. – Прежде, я так никогда не поступал. Однако, людям присуще предавать своих господ. Я как-никак оставляю на тебя земли и должен быть уверен, что ты не заключишь с кем-нибудь союз и не восстанешь против меня. Клеймо на видном месте не даст это сделать и к тому же будет напоминанием – кому ты служишь. Если память начнёт подводить, – оранжевые язычки пламени в последний раз поцеловали раскалённое докрасна железо. Хиаши метнул взгляд в сторону своих людей, давая тем самым команду, чтобы крепче держали и запихнул в рот кляп, – Некоторые прокусывают себе язык. Не хочу иметь дело с немым, – железо зашипело, соприкасаясь с кожей. – Не придавай меня Неджи и тогда твои люди не будут знать, что такое голод.

Острая боль пронзила лоб. Слёзы в первый раз прыснули из глаз, стиснув со всей силы деревянный брусок, он упал на землю и заскулил как раненый волк, закрывая руками свой позор.

Он нёсся по тёмному густому лесу, не осознавая, куда и зачем. Падая словно слепой и поднимаясь, он обдирал руки и колени об острые камни и ветки колючих кустов. Внутри него клокотала ненависть и жаждала вырваться наружу. Одинокий серп луны проскальзывал сквозь тёмные тучи и освещал холодным светом неспокойный лес. Сухая ветка полоснула и без того ноющий от боли лоб. Неджи вскрикнул упав на колени и вцепившись руками в рыхлую землю, неистово закричал. Деревья зловеще зашелестели от резкого порыва ветра и стихли, повеяло замогильным холодом, по спине прошёлся холодок. Молочный туман окутал всё вокруг, послышался тихий хруст веток и из-за зарослей появилась женщина в ослепительно белом одеянии, седыми волосами и мертвенно бледной кожей, губы её тонкие были неестественно алыми.

– Я чувствую твою боль, – сказала незнакомка и провела по щеке холодными длинными пальцами. Острые ногти оцарапали грубую кожу. – О, какая боль, – с восхищением проговорила она и глубоко вдохнув, слизала языком кровь.

– Кто ты? – спросил Неджи, с интересом разглядывая женщину, было в ней что-то завораживающее и опасное.

– Твой спаситель.

– Спаситель?

– Я исполню твоё желание. Хочешь, я накажу того, кто сделал это с тобой, – мягко, как мать прошептала женщина.

– Желание?

– Да, только одно желание. Так чего ты хочешь?

– Что ты возьмёшь взамен? –  спросил юноша с подозрением.

– Ничего. Желание можно загадать только раз и изменить его нельзя, поэтому подумай, чего ты действительно хочешь.

Неджи болезненно морщился, закусил губу и, устремив на неё решительный взгляд, сказал:

– Хочу одержать победу над кланом Хьюга.

– Хм, – разочарованно вздохнул лесной дух и коварно улыбнувшись, коснулся губами его губ, – будет исполнено.