Kitobni o'qish: «Планы на лето»

Ася Лавринович

Shrift:

Разве, к тебе идя, не иду домой я?
Владимир Маяковский, из поэмы «Люблю», 1922

Плейлист

Сироткин – Планы на это лето

Ирина Отиева – Последняя поэма

Борис Грим и Братья Грим – Ловушка снов

Дурной вкус – Пластинки

Звери – Говори

Звери – Тебе

Nirvana – Come As You Are

Nirvana – Smells Like Teen Spirit

Ludovico Einaudi – Experience

Рок-острова – Ничего не говори

Три дня дождя, MONA – Прощание

Сироткин, FEDUK – Никто не любит быть один

Thomas Krüger – Suite No. 7 in G Minor: No. 6, Passacaglia

Глава первая

Ключ никак не мог попасть в скважину, и доносившийся из прихожей скрежет уже начинал раздражать. Я лежала на диване с учебником по физике в руках. Рядом валялась раскрытая тетрадь, в которую я еще не записала ни одного решения. Когда скрежет повторился, я сердито фыркнула и, поднявшись, направилась в коридор. Прокатившись в белых носках по ламинату, оказалась у входной двери и, не взглянув в глазок, щелкнула замком.

– Ты забыл, как пользоваться ключами? – сердито начала я, зная, что за дверью точно стоит мой старший брат Вова. Только он мог прийти домой в такое время. Мама обычно задерживалась допоздна у подруг, да еще и часто нарочно оставляла дома ключи. – Пьяный, что ли?

– Мне кажется, я палец вывихнул, – глухо огрызнулся Вова. – А левой рукой мне неудобно.

В полумраке я не сразу разглядела его лицо: на скуле ссадина, нос распух, рот – устрашающе-кровавый. На улице недавно прошел дождь, и новая светлая куртка брата была в грязевых разводах, будто его от души потаскали по земле.

– Вова! – ахнула я. – На тебя напали?

Меньше всего я ожидала увидеть брата в таком виде. Вова с детства занимался спортом и успел получить юношеский разряд по самбо. Какой именно, я не вникала. Меня никогда не интересовали спортивные успехи брата. Это дедушка как одержимый таскал Вову по всем секциям. В итоге брат вырос высоким широкоплечим парнем, и все в его внешнем облике выдавало спортсмена, даже легкая, слегка пружинистая походка. Мне кажется, мало кому придет в голову пристать к Вове на улице. Если только он, включив борца за справедливость, первым не ввязался в драку, чтобы кого-нибудь защитить – это на Вову похоже.

– У тебя отобрали телефон? – спросила я первое, что пришло в голову.

– С чего ты взяла? – улыбнулся брат. Из-за окровавленного рта улыбка получилась кривой и какой-то жутковатой. – Палец выбил… Вот Мальцев сволочь!

– Так это Мальцев тебя отделал? – еще больше поразилась я. Матвей Мальцев считался лучшим другом моего брата, поэтому новость о том, что он поколотил Вову, ввела меня в ступор.

– Почему сразу отделал? – поморщился брат. – Ты еще его рожу не видела. Долго я буду стоять в проходе? – раздраженно добавил Вова.

Я молча отступила. Вова прошел в коридор и, неестественно выгнув палец, попытался свободной рукой расстегнуть молнию на куртке. Во второй руке он держал спортивную сумку.

– Да ты сумку-то брось на пол, – посоветовала я. – Давай помогу!

Я подошла к Вове и, привстав на цыпочки, стянула с его головы шапку. Что ни говори, а братец мой к выпускному классу вымахал будь здоров. И хотя я младше всего на год, уже давно едва доставала ему до плеча.

– Тебе надо в травмпункт, – вздохнула я, когда с горем пополам стянула с брата куртку. – Похоже на перелом. Ты как будешь ЕГЭ писать?

– Говоришь как наша классная… Фигня полная, а не перелом.

– Не знаю, что там с рожей Мальцева, но твою точно нужно чем-нибудь обработать.

И хотя Вова отнекивался как маленький, я повела его на кухню, где хранилась домашняя аптечка и было больше солнечного света. Брат нехотя уселся на стул, а я достала из шкафа огромную пластиковую коробку с лекарствами и принялась искать в ней перекись водорода.

– И что вы не поделили? – спросила я, не оборачиваясь к Вове. Сомневалась, что брат ответит мне. Скорее всего, как обычно, огрызнется, что это не моего ума дело. С Мальцевым они дружат с пеленок, и это не первая их потасовка. Всякое бывало. Но в сознательном возрасте, когда рост обоих уже перевалил за сто восемьдесят сантиметров, до рукоприкладства не доходило. – Девчонку?

В этом году в нашей школе появилась новенькая – Соня Аверина. И, как бы мой брат ни отнекивался, он запал на нее с первого сентября. Соня училась вместе с Вовой в одиннадцатом «А», в то время как Матвей Мальцев – в «Б», и расположить к себе Аверину у него явно куда меньше шансов. Да и не боролись эти двое обычно за внимание одной девчонки. Но это ведь Аверина! Новая звездочка, на которую запали все парни. Приворожила она их, что ли? Я, честно говоря, не испытывала восторга по поводу Сони. Впрочем, как и другие старшеклассницы нашей школы. Аверина казалась мне какой-то мутной и неискренней, хотя внешность у нее, стоит признать, интересная: высокая, тоненькая, изящная, с чуть раскосыми глазами и густыми каштановыми волосами, которые Соня чаще всего носила распущенными. И тембр голоса у нее низкий, необычный.

В открытую Мальцев не проявлял интереса к Авериной, потому как та сразу обозначила свою симпатию к моему брату. Но теперь Вова и Соня из-за чего-то поссорились, и Аверина явно переключилась на Матвея. А тот и рад, что ему красивая девчонка внимание уделяет. Уверена, драку спровоцировала Соня. А я предупреждала Вову, что добра от нее не жди, но разве ж он послушает меня?

Как я и думала, брат проигнорировал мой вопрос. Мне осталось лишь тяжело вздохнуть и, отыскав наконец перекись и ватные диски, заняться его боевыми ранами. Брат морщился, но мужественно терпел. За окном снова шел дождь. Крупные капли с дробным стуком разбивались вдребезги об оцинкованный карниз.

– Еще, как назло, мама в городе, – вздохнула я. – Привяжется сразу, когда тебя увидит. Спросит, что случилось.

– Скажу, на тренировке с чемпионом области в спарринг поставили, – тут же нашелся с ответом Вова.

– А чего сразу не с олимпийским? – съязвила я. – Куртку твою теперь только на помойку.

– Зачем на помойку? Ты постираешь, – сказал брат.

– Ага! – Я отвлеклась от обработки Вовкиных ран и продемонстрировала ему кукиш. – У нас не патриархат, а равноправие. Сам стирай свои вещи.

Жили мы действительно в равноправии и душа в душу и последние пару лет были практически предоставлены самим себе. Раньше родители часто уезжали в рабочие экспедиции, а затем и вовсе перебрались в Южную Африку, изредка приезжая в гости, а нас спихнули на дальних родственников, которые, впрочем, не особо занимались нашим воспитанием. В этот раз мама прилетела на Новый год и осталась на несколько месяцев. Признаться, мы даже забыли, каково это – жить со взрослыми, но мама практически не бывала дома. Иногда складывалось впечатление, что и она забыла, как общаться с детьми, и попросту нас избегала.

За время отсутствия родителей мы успели пожить у бабушки, которая страшно нас разбаловала, а затем попали в ежовые рукавицы деда. Позже, женившись во второй раз, дедуля передал нас до совершеннолетия брата под надзор тете, которой по большому счету было на нас плевать.

В этом году нам приходилось справляться самим, что нам даже понравилось. Тетя время от времени заглядывала к нам в гости, но скорее для галочки. Были в такой жизни плюсы: никто нас особо не контролировал, а еще, пытаясь загладить вину, родители никогда не жалели карманных денег, поэтому на всевозможные развлечения нам хватало с лихвой. Поначалу родители часто звонили, но со временем звонки раздавались все реже. Никто не ругал нас за оценки, не выговаривал за внешний вид и беспорядок в комнатах. Вова одно время вообще ушел вразнос, регулярно устраивая дома вечеринки. Друзья брата часто торчали у нас, а некоторые и вовсе периодически оставались ночевать. В частности, это касалось Мальцева – тот совсем потерял совесть и буквально прописался у нас. Это даже хорошо, что они с Вовой подрались. Может, теперь не станет проводить здесь день и ночь.

– Значит, Матвей не придет к нам в пятницу? – осторожно спросила я, раз уж мои мысли перескочили на Мальцева.

– Значит, не придет, – согласился со мной Вова.

– Как же он тебе навалял, если ты у нас спортсмен, а он – музыкант?

– Так он барабанщик, – улыбнулся Вова, – у них, знаешь, какие крепкие руки!

– Начистил тебе тарелку, получается, – засмеялась я, резко мазнув ватным диском по разбитой скуле. Вовка замычал.

– Можно осторожнее?

– Могу вообще тебе не помогать, – сказала я.

– Да больно надо, – тут же отозвался Вова, но от меня не отодвинулся. Я продолжила активно обрабатывать его раны.

– Если это из-за Авериной, то она того не стоит, – продолжила я.

Вовка взвыл:

– Да что ты привязалась ко мне с Авериной?

– Это вы к ней привязались, как два упертых барана. Она вами крутит как хочет, сталкивает лбами, а вы и рады стараться на потеху остальным. Над вами же уже вся школа ржет.

– Пусть только попробуют, я их сразу заткну.

– Ну-ну, – хмыкнула я. – Забей уже на них… ну, на Соню с Матвеем. Пусть встречаются. А ты кого-нибудь получше себе найдешь. Вот еще – ссориться из-за девчонки.

– Ты ведь со своей Диной ссоришься из-за парня, – припомнил мне брат.

– Это совсем другое, – отрезала я.

Тут в спальне заиграл мой телефон – мелодия, которую я поставила на звонок на Динку. Подруга словно подслушала наш разговор и напомнила о своем существовании. Я отложила ватный диск и понеслась в комнату. Наверняка Дина решила узнать, готова ли я сегодня к выходу в театр. Мы еще в марте договорились сходить на оперетту, билеты на которую было сложно достать. Только благодаря маминой подруге удалось получить заветные контрамарки. Мы так давно никуда не выбирались вдвоем с Динкой, что сегодняшний вечер я ждала с нетерпением. Даже ненавистную физику села на понедельник делать.

– Да? – бодрым голосом отозвалась я, приняв звонок.

– Катя? – как-то сдавленно и глухо начала Дина, будто ее заперли в подвале и запретили мне звонить.

– Ну Катя, а кто ж еще? – засмеялась я. – Почему я тебя так плохо слышу?

Тогда Динка откашлялась и сказала уже громче:

– Горло берегу.

– А чего тебе его беречь? – удивилась я. – Сама собралась в оперетте выступать?

– Вот я как раз про оперетту, – начала Дина, и ее тон мне совсем не понравился.

– Только не говори, что ты не пойдешь!

– Горло что-то разболелось, – вполне правдоподобно прохрипела подруга, – и температура, кажется, поднимается.

Я расстроенно молчала, не зная, что сказать. С таким трудом мне достались эти билеты, а теперь я понятия не имела, с кем пойти в театр.

– Ты же помнишь, что мне пришлось просить маму достать контрамарки? – спросила я упавшим голосом. Понимала, что Дина разболелась не нарочно. Еще вчера в школе она чувствовала себя превосходно. – И позвать, кроме тебя, мне некого.

– Прости, что не позвонила раньше, – жалобно проговорила Дина и громко закашляла в трубку. – Думала, может, полегче станет, а оно наоборот.

– Ладно, чего уж… Выздоравливай, – тяжело вздохнула я. – Пока!

Обидно до слез! Некоторое время я простояла в задумчивости с телефоном в руке, а затем вернулась на кухню, где Вова уже успел разогреть себе обед. Ложку он держал в левой руке и, отхлебывая суп, каждый раз морщился – то ли из-за разбитой губы, то ли из-за того, что было горячо.

– Пойдешь со мной сегодня в оперетту? – без особого энтузиазма предложила я.

Брат перестал есть суп и посмотрел на меня как на полоумную. Вова у нас фанатом театрального искусства явно не являлся, тем более оперетты.

– Идти не с кем, билет пропадает, – объяснила я.

– Давай, Матвею предложу? Музыка ведь по его части.

– С дуба рухнул? – ужаснулась я, представив себя на оперетте с Мальцевым. – Музыка, может, и по его части, но явно не такая. К тому же Аверина меня убьет. Этого мне еще не хватало.

Про Соню я добавила нарочно, чтобы позлить брата. Вова снова криво улыбнулся. Его новая кровожадная ухмылка меня пугала.

– Не убьет. Она меня любит. А с Мотей – это так, меня позлить…

– Турецкий сериал, – вздохнула я. – Услышал бы Мальцев, что ты его Мотей называешь, опять в лицо бы прописал. И как ты собрался звать его в оперетту, если вы поссорились?

– Да это тоже фигня, – сказал брат и продолжил как ни в чем не бывало есть суп.

Ничего себе фигня! Как просто у него все всегда. Я была до глубины души оскорблена Динкиной внезапной простудой, кидала она этакая. А Вовке половину лица снесли, но он не в обиде, ничего страшного. Сидит, суп уплетает.

Настроения не было. На новое черное платье, которое я планировала надеть в театр, я теперь смотрела скептически. Так и слонялась по квартире без дела, к физике возвращаться тем более не хотелось. Вова после обеда заперся в своей комнате и врубил музыку. Мама, внезапно пришедшая сегодня домой раньше, застала меня в коридоре в пижамных штанах и домашней футболке. Она стряхнула с огромного черного зонта крупные капли дождя и удивленно посмотрела на меня.

– Кать, ты почему еще не готова? Или театр не сегодня? Помню, как ты мне все уши прожужжала с этим спектаклем.

– Дина заболела, – ответила я. – Думаю, идти ли вообще… Одной неохота.

– С ума сошла? – страшно оскорбилась мама. Видимо, вспомнила, как ей пришлось на уши поставить всех знакомых, чтобы достать злосчастные контрамарки. – Что я подруге своей скажу?

– Скажи, весной погода противная, все болеют.

– Ну уж нет! Если билет пропадает, я с тобой пойду.

А вот это стало для меня настоящим сюрпризом. Я решила, что мама шутит, но, судя по ее виду, настроена она очень решительно. Не помню, когда мы куда-то ходили с ней вдвоем. О театре я вообще молчу. Наверное, последняя наша совместная культурная вылазка – новогодний утренник в детском саду.

Отказываться от такой компании я не собиралась. Да простит меня Динка со своей внезапной простудой, но о походе с мамой я и мечтать не могла. Так уж получилось, что с детства нам с братом приходилось заслуживать внимание родителей. А теперь я могу весь вечер провести с мамой – это ли не сказка! Вовка, как бы ни строил из себя взрослого и независимого, наверняка в душе мне немного позавидует, хотя в оперетту его не загонишь даже под дулом пистолета, присутствием сотней мам и драгоценной Авериной в придачу.

Теперь, собираясь в театр, я летала по квартире как влюбленная. Вовка, не желая расстраивать маму разбитой физиономией, из комнаты не показывался. А та, в свою очередь, подошла к сборам не слишком ответственно: собралась в считаные минуты и все же выглядела невероятно. Я всегда восхищалась мамой. Стройная миловидная блондинка, она выглядела гораздо моложе своих лет. Нас часто сравнивали и говорили, что я мамина копия – такой же маленький вздернутый нос, цвет волос и зеленые глаза. Мне очень хотелось быть похожей на маму не только внешне, однако до ее внутренней уверенности в себе мне еще расти и расти…

В театр мы поехали на маминой машине. Я смогла занять переднее место, на котором обычно восседал брат. На улице бушевал неистовый весенний ливень, дворники не поспевали сгребать дождевые капли со стекла. По дороге мы практически не разговаривали. Ни мама, ни я не могли найти подходящую тему для разговора, хотя, казалось бы, за время разлуки у нас должно их скопиться предостаточно. В салоне негромко играло радио, а за окном проплывали потемневшие от дождя серые дома.

– А это правда, что в Кейптауне есть пингвины? – внезапно спросила я.

Мама отвлеклась от дороги и рассеянно посмотрела на меня. Кажется, она даже не сразу поняла мой вопрос.

– Правда, – выдержав небольшую паузу, ответила мама.

– И правда, что есть пляжи, где можно загорать и купаться рядом с ними?

Мама одобрительно промычала.

– Мне хотелось бы увидеть пингвина, – сказала я.

Маме с папой надоело жить вдали от цивилизации, поэтому они наконец обосновались в Кейптауне, откуда и выезжали в командировки по Южной Африке. Этим летом мы с Вовой могли попасть к ним в гости, правда, с одним условием, о котором мне пока думать не хотелось.

– Они тебе понравятся, – улыбнулась мама, но через секунду нахмурилась и кому-то посигналила.

Однако вместо пингвина на одном из светофоров рядом с набережной я увидела не менее занимательную фигуру. Знакомый розовый пуховик, серая шапка-балаклава и черные классические «мартинсы». Фигурка спряталась под зонтом с весьма экстравагантным высоким парнем с яркими сиреневыми дредами на голове и туннелями в ушах. Такую яркую парочку сложно было не заметить, особенно в серый день. Не обращая внимания на дождь и порывистый ветер, они стояли у парапета и, обнявшись, о чем-то увлеченно разговаривали. Мама притормозила на светофоре, в это время парень с дредами обернулся.

У меня внутри зажгло от обиды. И если я могла простить Дине простуду, то эту прогулку за моей спиной не прощу никогда. Подруга снова променяла меня на него. Вот так, обманув мое доверие и прикинувшись больной. И я должна это проглотить? Я достала из кармана пальто телефон, открыла сообщения и собралась написать Дине что-нибудь язвительное, наподобие: «Как погодка? Не замерзла? Или любовь греет?» или «Смотри, еще сильнее не простудись!», но свернула вкладку с сообщениями и сфотографировала их со спины. Автомобиль тронулся с места, и снимок получился размытым, яркие фигурки под зонтом смазало дождевыми каплями на стекле.

Про Кейптаун я больше не спрашивала. И про пингвинов тоже. Мы молчали до самого театра, а во время спектакля я не могла вникнуть в суть постановки и все время возвращалась мыслями к Дине и ее бойфренду Виташу, как он просил себя называть, хотя на самом деле его зовут Виталиком. Этот неформальный парень свел мою подругу с ума. Динка так погрязла в своей первой большой любви, что у меня не было никакой возможности вытащить ее из этого болота – только так я могла назвать их отношения. Прав был Вова: наша дружба трещала по швам из-за парня. Виташ мне категорически не нравился, и дело тут не только в моей ревности и Динкином предательстве – этот парень относился к подруге потребительски. Мог пропасть на несколько дней, не брать трубку и не отвечать на сообщения. Кто знает, чем он занимался в это время. Дина страдала в неведении, а когда Виташ наконец объявлялся, бросала все, в первую очередь, конечно, меня, и бежала к нему. Слушать она никого не хотела. Это первые серьезные отношения Динки, и до них я даже не подозревала, что моя лучшая подруга может быть такой наивной дурой.

На сцену я смотрела рассеянным взглядом и никак не могла сосредоточиться на сюжете. Злилась на подругу из-за того, что она не только обманула меня, но и испортила долгожданный поход в театр. Быть может, я прониклась бы постановкой больше, если бы не думала постоянно о предательстве Дины. Время от времени в полумраке я переводила взгляд на маму. Она практически не смотрела на сцену, больше читала что-то в телефоне. В антракте мы съели по эклеру с заварным кремом и собрались домой. Оперетта показалась маме скучной.

* * *

Я увидела их еще в сквере недалеко от нашего дома. Мальцев и Аверина сидели на спинке скамейки, поставив ноги на сиденье. Вот Матвей что-то негромко сказал Соне, и она рассмеялась, запрокинув голову назад. Мальцев заулыбался своей фирменной белозубой улыбкой и попытался приобнять Соню, но та быстро отстранилась и погрозила Матвею пальцем, словно тот был нашкодившим ребенком.

Меня они пока не заметили. Я притормозила посреди аллеи, раздумывая, идти ли мимо них. Можно, конечно, повернуть назад, но тогда придется обходить полсквера, а на улице неприятно дул апрельский ветер, разнося по асфальту пыль. Ну вот еще! Много им чести. Погода стояла дрянная, но Соня была без шапки, и ее густые медно-каштановые волосы трепал ветер. Одета Аверина, как обычно, стильно: в модном темно-зеленом пальто, брендовом шарфе и в высоких черных ботинках. Хотя Соня мне не особо нравилась, я понимала, почему мой брат на нее запал. Удивительно, как она обратила на него внимание. Нет, Вова был хорош собой, за ним всегда бегали девчонки – рубаха-парень, спортсмен и гордость школы. И все-таки мне казалось, что Вовка не ее типаж. Вот Мальцев – отличная кандидатура на роль бойфренда Авериной, такой же модник с претензией на «не как все». Сейчас они с Соней даже сидели одинаково – закинув ногу на ногу. Матвей тоже был без шапки, его темные волосы торчали, взъерошенные. На носу, как и всегда, солнцезащитные очки в черной оправе. Матвей и Вова смотрелись вместе комично: Мальцев – весь из себя, и мой брат, который не придает значения своему стилю. Вовка предпочитал носить толстовки, свободные футболки и треники.

Поравнявшись с парочкой, я не удержалась и повернула голову. Матвей как раз снял очки, и я увидела, что Вова вчера не обманул, когда сказал, что Мальцеву тоже неплохо досталось. Фингал под глазом, конечно, впечатлял. Интересно, что чувствовала Соня, стравив лучших друзей? А в том, что драка произошла из-за козней Авериной, я даже не сомневалась.

Напрасно я думала, что получится пройти мимо них незамеченной. Разумеется, Матвей меня окликнул, даже не окликнул, а свистнул. Я его свист демонстративно проигнорировала и двинулась дальше, однако Мальцев не унимался.

– Катя! – крикнул он. – Брат дома?

Я обернулась:

– Тебе-то что? Предатель!

– Почему это я предатель? – вполне искренне удивился Матвей, будто это не он сидел рядом с девчонкой своего друга.

– У нее спроси, – кивнула я пренебрежительно в сторону Сони. – И вообще, сидеть с ногами на лавке неприлично.

Матвей усмехнулся, а Соня подозрительно дружелюбно мне улыбнулась:

– Передай брату большой привет от меня. А еще скажи, что если он не будет вести себя как кретин, то я его прощу…

– Я не секретарь, чтобы передавать твои сообщения, – перебила я Соню.

Девчонка растерянно захлопала глазами. Мы с ней не так часто пересекались и практически не общались, поэтому она явно не ожидала от меня такой грубости. Привыкла к Вовке – нашему воспитанному джентльмену, которого мне с детства ставили в пример. Я же не собиралась церемониться с Авериной. Было обидно за Вову, который рано или поздно примет обратно этих двоих, уж я-то его знаю. Брат милосердия. А Матвей и Соня совсем обнаглели – сидят в сквере недалеко от нашего дома чуть ли не в обнимку. А если бы Вова возвращался с тренировки, а не я из магазина? Наверняка Аверина, зная привычный маршрут брата, нарочно притащила сюда Матвея. А тот и рад! Даже не понимает, что им просто пользуются.

– Не обращай внимания, она всегда такая грубиянка, – склонившись к Соне, проговорил Мальцев. Впрочем, утаить от меня он это не пытался. Сказал нарочно громко, чтобы я расслышала.

– А тебе я второй глаз подбила бы, – окончательно расхрабрилась я. Конечно, говорить такое рослому парню крайне рискованно, но я знала Матвея с детства. Он не сделает мне ничего плохого. Но промолчать не могла, уж слишком я люблю справедливость. И брата, каким бы гадом он порой ни был.

Как я и думала, Мальцев мне не ответил. Просто одарил ослепительно ненавидящей улыбкой и снова надел очки.

Круто развернувшись, я гордо пошла домой. Если Аверина решила, что я передам брату ее послание, то она сильно ошибается. Поначалу я решила вообще сохранить в секрете нашу встречу, но потом подумала, что это просто свинство. Пусть Вова знает, какой негодяй его лучший дружок, которого он вечно покрывает и находит ему оправдание.

Дома был только брат. Мама решила воскресенье посвятить подругам. Видимо, хватило с нее нашего похода в театр. Вова мою возмущенную пламенную речь выслушал с отрешенным видом, будто я рассказывала о каких-то посторонних людях, а не о его лучшем друге и девушке. Всем видом брат давал понять, что не настроен говорить на эту тему, и в конце концов я, махнув рукой, от него отстала. Разобрала пакеты с продуктами и ушла в свою комнату. Мне больше всех надо, что ли? Своих забот хватает.

В первую очередь я, конечно, думала о предательстве Дины. Вчера она мне больше не писала, наверное, некогда было – гуляла со своим ненаглядным Виташем. Сегодня я первой отправила ей сообщение, поинтересовавшись, как ее здоровье. Дина ответила спустя пару минут: «Вчера выпила ударную дозу противовирусных, сегодня мне уже лучше. Завтра, наверное, даже в школу приду. А ты как вчера в театр сходила?» Прочитав сообщение, я разозлилась. И хватает же наглости! Решила ей не отвечать и перевела телефон в авиарежим.

Чтобы отвлечься от мыслей о Дине и Виташе, взяла с полки книгу. Правда, из-за душевных терзаний мне не удавалось уловить суть прочитанного. Я постоянно возвращалась к одним и тем же строчкам и перечитывала целые абзацы по несколько раз. От мучений меня избавил Вова, заглянувший в комнату.

– Я обед приготовил. Идешь?

С облегчением отложив книгу, я поднялась с кровати. Таков распорядок в нашем доме: если один сходил за продуктами, второй готовил обед. Конечно, бывали дни, когда мы оба ленились или не успевали из-за учебы. Тогда со спокойной совестью заказывали на дом пиццу или роллы. Если бы не Вовка со своим спортом и правильным питанием, мы быстро спустили бы все оставленные родителями деньги на фастфуд, но брат часто занудничал на эту тему, поэтому все же приходилось готовить дома. А делали мы это оба неважно. И если я иногда пыталась разнообразить наше меню, то Вовка обычно просто отваривал гречку и тушил курицу. А сегодня он даже накрошил что-то наподобие овощного салата. Правда, страшно все пересолил. И все-таки для меня это лучше, чем готовить самой. А еще я скучала по маминой еде. В России она уже четыре месяца, и ни разу за это время у нас не было нормального семейного ужина, на котором мы собрались бы втроем.

Вова, как обычно, открыл везде форточки, и сквозняк с шорохом перебирал занавески. С улицы доносился птичий гомон, кухонный стол осветило солнце, а ветер за окном трепал позеленевшие деревья и белые облака. Казалось бы, живи и радуйся – в городе весна. И у нас все хорошо: мы живы и здоровы, одеты и обуты, с крышей над головой. И наши родители счастливы: имеют интересную профессию, ни в чем не ограничивают детей, у которых впереди целая жизнь… И все-таки эта красивая картинка: весеннее небо, подсвеченный солнцем город и мы за обеденным столом, – казалась какой-то неполноценной, словно для полного и безграничного счастья не хватало нескольких пазлов.

Задумавшись, я не сразу заметила, что Вова не ест, а пялится на меня.

– Настолько невкусно? – недовольно спросил он.

Я поднесла ложку ко рту.

– Сносно, – ответила я, попробовав. – Мама утром видела твою разбитую физиономию?

– Видела.

– И не спросила, кто тебя так?

– Сказал, что на тренировке.

– И она поверила? – подняла я брови.

– Поверила, – кивнул брат.

– Ну еще бы, – усмехнулась я, – куда уж ей вдаваться в подробности.

– О чем ты?

– Ты не знаешь, где она все время пропадает? – не выдержала я.

– Давно дома не была, дел накопилось, – равнодушно пожал плечами Вова. Казалось, что его вообще ничего не смущало.

– А мы не ее дела? Почему даже в воскресенье нельзя с нами пообедать?

– Ну начина-а-ается, – протянул Вова. – Ведешь себя как обиженный ребенок.

Я насупилась и промолчала. А ведь я и есть ребенок. Мне всего семнадцать! Но почему-то нам с Вовой с детства твердят, что мы уже большие и нам положено быть самостоятельными всегда: сам завяжи шнурки на кедах, почитай книгу перед сном, убери в комнате, приготовь обед… И если Вову раннее взросление вполне устраивало, то я жила с ощущением, что так и не успела побыть ребенком.

Вова заметил, что я надулась, но продолжил есть, время от времени поглядывая на меня. Человек он миролюбивый, поэтому долго сидеть в неловком молчании не мог.

– Ладно, извини.

Я кивнула и снова принялась за салат.

– О чем думаешь? – спросил брат, чтобы разрядить обстановку.

– О пингвинах, которые живут на пляже. И о жирафах. Хочу их всех увидеть вживую. Ты знал, что Кейптаун и наш Петербург – города-побратимы? И как думаешь, она правда возьмет нас с собой, как и обещала? – засыпала я брата вопросами.

– Ну-у-у если ты не завалишь физику…

Вова умел все испортить. Заметив мой несчастный вид, брат сжалился надо мной и пообещал:

– Обязательно возьмет. А если нет, мы с тобой сбежим в Африку.