Kitobni o'qish: «Френдзона»

Shrift:

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Есть что-то трагичное в дружбе, окрашенной цветом влюбленности.
Оскар Уайльд

Глава первая

Ненавижу начало учебного года. Все такие счастливые в школу тащатся. Почему-то они уверены, что сентябрь – это непременно новая жизнь. Думают, что теперь обязательно серьезно возьмутся за учебу. Будут читать устные предметы, аккуратно вести конспекты, отвечать на уроках. Ага, еще спать пораньше ложиться, в школу вовремя приходить… Ну что за бред? Всем понятно, что никакой новой жизни не будет. Уж если ты был лентяем, то им ты и останешься. Поэтому я никаких иллюзий насчет нового учебного года никогда не строю. Просто тихо и люто ненавижу школу.

Я с грохотом бросила сумку на деревянный стул, тут же ко мне подсела Маринка Петрова, школьная подруга и по совместительству соседка по парте. Та еще проныра, все ей про всех знать надо.

– Инка, какой загар! Колись! Турция?

– Ага, Турция, – согласилась я, не вдаваясь в подробности. Не расскажешь же ей, что все лето горбатилась у бабушки в огороде, пока наши сверстники разъезжали по курортам. Мама вновь устраивала свою личную жизнь и решила, что у бабушки мне будет самое то. Потому что я, видите ли, только мешаюсь. Мама у меня бесхребетная, и мужики ею вертят как хотят. Я этих рыцарей на белых конях насквозь вижу, ведь ни у кого из них нет серьезных намерений. А мама – наивная душа. Ну, я этим ухажерам сразу и говорю, что не на тех напали. Нашли дурочек. Мама, конечно, краснеет как рак, кричит, чтоб я извинилась. Но кто они такие, чтоб я признавала свою вину перед ними?

В класс вошла учительница. Географичка, Алла Николаевна. Терпеть ее не могу. Тоже строит из себя добрейшей души человека, а на самом деле…

– У нас новенький, – горячо прошептала мне в ухо Маринка. – Антон Кораблев, видела?

– Не-а, – также шепотом ответила я, записывая тему урока.

– У него папа заместитель прокурора, – продолжила Маринка. – Говорят, он в старой школе наделал делов, выгнали за хулиганство и неуспеваемость. Ему бы на старшие классы вообще забить, но папаша, видимо, его потом хочет в хороший институт пристроить…

– Ясно, – ответила я сухо, глядя на доску.

– …Похлопотал перед директрисой, и вот теперь Антон в нашей школе, – не унимаясь, шептала Маринка. – Так-то к нам тоже сложновато попасть, все-таки лицей. Видимо, у папочки там такие связи…

– Слушай. – Я наконец повернулась к Маринке. – Школа наша – отстой. И прекрати шипеть мне в ухо!..

– Зырянцева! – Географичка обратила внимание на нашу парту. Разумеется, в самый неподходящий момент. – Быть может, ты знаешь новую тему лучше меня?

– Это вряд ли, – честно ответила я, поднимаясь с места.

– А может, ты выйдешь к доске и повторишь все, что я сейчас сказала?

– А может не стоит, Алла Николаевна?

– Зыря-я-янцева! – закатила глаза Валя Куницына, отличница и активистка. Сидит за первой партой, учителям в рот заглядывает. – Ты как разговариваешь? Немедленно извинись перед Аллой Николаевной!

– За что? – искренне удивилась я.

– Хотя бы за то, что отнимаешь время у всего класса, – строго сказала географичка.

– Ой, ну конечно! Мои одноклассники прямо очень переживают, что урок может сорваться.

– Вот-вот! – поддакнула Валька.

– Помолчала бы, – не выдержала я.

– И перед Валей извинись! – покраснела Алла Николаевна.

– Перед Куницей? Может, мне вообще к каждому индивидуально подойти, на колени встать? За отнятое время…

– Ну, все! – взорвалась географичка. – Все! Давай, Инна, дневник на стол, сама за дверь. Мое терпение тоже не резиновое.

Приехали! Превосходное начало учебного года. Выгнали с первого же урока. Это все Маринка со своим новеньким.

Положив дневник на учительский стол, заметила наглую злорадную ухмылку Куницыной. Такая злость меня в тот момент разобрала, что я по дороге к выходу из класса взяла грязную меловую тряпку с доски и прямо в морду ее довольную зашвырнула. Такой визг поднялся. Я поспешно покинула класс, а то еще к директору вызовут в первый учебный день. Конечно, скандала можно было избежать, не вступай я в полемику. Могла просто сказать: «Простите, я больше не буду». Но разве так просто сказать «прости», тем более когда не чувствуешь себя виноватой?

* * *

– Ну? Как школа? Есть новенькие? – встретила меня на пороге мама.

– Превосходно! – ответила я, сбрасывая туфли. При маме дневник лучше не открывать. Хотя вряд ли ей придет в голову, что я в первый учебный день заполучила гневное послание красной пастой на полстраницы.

– А поконкретнее? – Мама увязалась за мной на кухню. – Тебе обед погреть или сама?

– Погрей.

– Тебе Саша звонил.

– Очень за него рада.

Молчание.

– Инна, ты бы хоть в этом году к папе сходила, у него сегодня день рождения.

– Мам, ты опять? Вот еще. Меня никто и не приглашал, между прочим.

– Он нам на домашний звонил, тебя звал.

– На мой телефон приглашений не поступало.

– Инна! – рассердилась мама. – Ты как маленькая! Ну что тебе, официальную телеграмму послать, чтоб сходила? Отец – занятой человек…

Мама поставила на стол горячую тарелку со щами.

– Уже неохота обедать, – ответила я и ушла в свою комнату.

– Саше перезвони! – прокричала вслед мама.

Саша – мой друг детства. Жутко приставучий тип. Кажется, он единственный, кто еще мне звонит на домашний. И папа. Поэтому я предпочитаю пореже брать трубку.

Отец ушел из нашей семьи, когда мне было восемь. Не скажу, что я особенно переживала по этому поводу. Переживала мама. Она ночами устраивала истерики на кухне, а утром шла на работу с опухшими от слез глазами. Не думаю, что мама и папа подходили друг другу. Мама – слабая. А отцу всю жизнь не хватало, чтобы его хорошенько пнули под зад. Все восемь лет брака он не имел постоянной работы, пропадал в пивнушках и валялся на диване у телевизора. С новой женой папа открыл свой бизнес и сейчас цветет и пахнет. А со мной общается как-то странно. Вернее, совсем не общается. Подарки на Новый год и дни рождения он передает исключительно через маму. Возможно, все эти годы его грызет чувство вины. А взять и просто поговорить со мной по душам у него не хватает смелости. Наверное, неумение извиняться и принимать свои ошибки у меня от него. Ощущала ли я когда-нибудь отсутствие в своей жизни отца? Конечно, ощущала. Когда на День города другие папы брали своих дочерей, моих ровесниц, на плечи, и они смотрели салют. Мне же в таких случаях приходилось взбираться на дерево.

Я взяла трубку и набрала папин номер. После одного гудка сбросила и снова начала стучать по кнопкам.

– Ну, чего звонил?

– Инка, любовь моя, тебя здороваться не учили? Вам там в начальной школе не преподают этикет? – весело проговорил в трубку Сашка. Я закатила глаза. Саша меня порой чересчур выводит. Вообще он бегает за мной с детства. Хотя в то же время эти разговоры не мешают ему менять девчонок как перчатки.

– Зачем так орать?

– Хотел поздравить тебя с началом учебного года.

– Зашибись праздник.

– Во двор выйдешь вечером?

Да, мы всю нашу сознательную жизнь живем в одном дворе.

– А это обязательно? – на всякий случай спросила я.

– Обязательно. Я хочу посмотреть, какие ты там щечки у бабушки наела. Все лето тебя не видел.

– А я б тебя еще сто лет не видала, – заключила я и положила трубку. Если честно, мне льстит внимание Сашки. Он старше меня на два года, учится на втором курсе в университете. Про Сашку все говорят, что он красивый. А я не замечаю. Может, потому что видела его в ту пору, когда у него только-только зубы молочные на коренные поменялись, и меня это не слишком зацепило? За Сашкой еще со школы бегают девчонки, но мне он говорит, что любовь всей его жизни – это я. И мы в один прекрасный день поженимся. Мне кажется, Сашка меня не любит. Может, в детстве я ему, конечно, и нравилась. Но сейчас он просто привык так думать. Иначе почему этот парень часто встречается с новыми девчонками?

Разумеется, телефон зазвонил вновь. Друг терпеть не может, когда я бросаю трубку.

– Господи, – тяжело вздохнул Саша, – ну почему ты такая невежа?

Я хихикнула.

– Инна, а хочешь, я угадаю, чем ты сейчас занимаешься?

– Ну, попробуй! – ехидно ответила я, а сама в это время бросала фантики от конфет в цветочный горшок.

– Ты улыбаешься.

– А как ты угадал? – спросила я. И правда, улыбаюсь. Только улыбка у меня в эту минуту злобненькая такая.

– Никак не угадал. Только я так умею.

– Как?

– Слышать, как по телефону люди улыбаются.

– Ну-ну, не гони!

– Так ждать тебя во дворе?

– Давай я загадаю и покажу один из указательных пальцев, а ты теперь попробуй догадаться, на какой руке. На правой или на левой. Догадаешься – выйду во двор. Готов?

– Ага, – сосредоточенно ответил Сашка. Я опять злобно ухмыльнулась, как Гринч, который крадет Рождество. Подняла вверх указательный палец на правой руке. – Ты загадала правый палец?

Вот гад, угадал.

– Не-а, Сашенька, левый! – как можно беспечнее и равнодушнее ответила я, и сама обрадовалась непонятно чему.

– Ну, ты, Зырянцева, и вруша. Я опять слышу, как ты улыбаешься. Так что давай так: теперь моя очередь. Делаю то же самое, загадываю пальцы. Угадаешь – так и быть. Можешь сидеть дома как старая бабка и никуда не выходить.

– Хм, – сказала я, – ладно. Допустим, ты загадал левый палец?

– Я загадал и показываю тебе средний палец, так что не угадала, вечером жду! – ответил Сашка, и на сей раз первым бросил трубку.

Ну, вот не гадина ли? Я так развеселилась, что решила все-таки перезвонить отцу и поздравить его с днем рождения. Пожелания получились сухими и надиктованными на автоответчик.

* * *

Почему-то в детстве наш двор мне казался таким огромным и зеленым… Как говорится, когда деревья были высокими. Сейчас место, где я провела свое счастливое детство, представляло собой удручающую картину. Облезлая горка, пустая песочница, скрипучие качели… На последних я и расположилась, нервируя скрежетом уличного кота, который умывался неподалеку. На улице уже смеркалось. Несмотря на начало сентября, вечер казался летним. Так же стрекотали кузнечики в траве, и воздух был теплый и тяжелый. Я вышла во двор в рваных джинсах и вязаном свитере, помня, что в поздний час уже может быть прохладно. Ничего подобного. Духота раздражала так же, как скрип моих качелей.

– Ни фига ты негр! – раздался удивленный голос Сашки. – Я тебя в темноте и не разглядел. Твоя бабуля переехала на Галапагосские острова?

– Отвянь, – лениво отозвалась я. – Что хотел-то?

– Поздравить с началом учебного года.

– Гони тогда цветочек.

Саша с готовностью полез в клумбу, на которой уныло торчали несколько хризантем. Мне нравятся эти цветные пушистые бутоны. Бабушка говорила, что на языке цветов хризантема означает «Ты прекрасный друг». Это название мне почему-то запомнилось. Светлое и доброе. На ощупь лепестки сорванного цветка оказались гладкими и прохладными.

– Мы с ребятами на следующей неделе в выставочный центр Союза художников идем, хочешь с нами?

Тут надо сказать, что Саша учится на кафедре философии и культурологии. Та-дам! Немного неожиданно, правда? Притом что Саша увлекается спортом – играет в футбольной команде за свой университет, и играет хорошо, – он знает еще наизусть кучу стихов и прочитал тьму книг. Сашка разбирается в музыке, живописи и постоянно пытается «просветить» меня. А я не очень-то и даюсь просвещаться. Наоборот, чаще подсмеиваюсь над Сашей. Ну кому и для чего это нужно? Я, знаете, звезд с неба не хватаю и филологическую деву из себя не строю. В будущем, думаю, с легкостью справлюсь с работой среднестатистического менеджера.

– Что я там позабыла? – немного грубовато ответила я на Сашкино предложение.

Сашкины друзья те еще снобы. Строят из себя взрослых и чересчур начитанных. Всезнайки.

– Ты забыла там свою эрудированность, – сумничал Сашка.

– Ладно, тогда пойду.

– Ты только учти, там девчонка одна с нами будет, Лиза. Смотри про меня ничего не ляпни.

– А чего ляпать, – невинно похлопала я глазами, – время придет, сама обо всем догадается.

– О чем ты? – настороженно спросил Саша.

– О твоем занудстве.

Друг достал сигарету и закурил. Я поморщилась. Знаю, что поступает он так, когда взволнован. Что там за Лиза такая расчудесная?

Я смотрела, как в соседнем доме загорается свет в окнах. Некоторые из них совсем голые, без занавесок. Вот в одном из них мужчина в черной майке-борцовке и шортах подошел к холодильнику… А вот у кого-то на экране телевизора маячит ведущая новостной программы «Время». Почему люди не повесят хотя бы тюль, который немного скроет их от посторонних глаз? Наша квартира находится на четвертом этаже, и в моей комнате постоянно задернуты плотные шторы в мелкий цветок. Дневной свет в своей «каморке Папы Карло», если честно, я вообще редко вижу.

– И все-таки пообещай, – хриплым голосом прервал тишину Сашка.

– Ты о чем?

– Что не будешь меня высмеивать, как ты это обычно делаешь, при Лизе.

О господи!

– Это только наши с тобой шуточки, только мы их понимаем. У тебя же язык как бритва, ты и не со зла, может…

– Ну, а зачем ты меня тогда вообще на эту выставку зовешь? – искренне удивилась я.

– Да потому что ты темная деревня! Тебе этот поход вообще не повредит.

Нет, это я еще его высмеиваю?

– Хорошо, обещаю! – Я клятвенно подняла руку вверх. – Могу даже пару ласковых за тебя замолвить. Только можно я теперь домой пойду? Нам на завтра уже уроки задали, между прочим.

– Правда, замолвишь? – обрадованно спросил Саша. – Спасибо, Инн, ты супер!

Он выбросил окурок, резко наклонился ко мне и поцеловал в загорелую коленку, которая торчала из рваной штанины.

– Тогда созвонимся!

Саша быстро направился к своему подъезду, а я даже возмутиться не успела. Вот человек-непосредственность. Признаться, меня жутко смущают такие поступки Саши, которые редко, но все же случаются. В таких случаях я, не зная, как скрыть это самое смущение, просто на Сашу ору.

Я вновь заскрипела качелями, размышляя, какие эмоции у меня вызывают подобные выходки Саши. Например, прикосновения. Терпеть не могу, когда нарушают мое личное пространство. А когда трогают за волосы? Это же вообще караул! Но когда Сашка со словами «Молодец, толково!» треплет меня по макушке… Мне приятно. Безумно приятно! Хочется в ответ замурчать. Нравится ли мне Саша? Нет, не думаю. Когда он тут распинался про свою Бедную Лизу, мне было абсолютно все равно. Ни ревности, ни чувства собственничества. Быть может, мне просто приятна похвала? Не сказала бы, что когда меня хвалит наша классная у доски, по телу разливается тепло. Тогда все спишем на возраст. Видимо, пришло время получать свою порцию мурашек от представителей противоположного пола. Независимо, проявляешь ты к нему симпатию или нет. Да, пусть будет так.

Я бы еще с удовольствием поскрипела качелями, если б из окна первого этажа не высунулось сморщенное неприятное лицо старой соседки. Начала шипеть, что ночь на дворе и я мешаю спать ее кошкам. Я поднялась и тяжело вздохнула. Действительно, уже слишком поздно. Нужно идти делать ненавистные уроки.

* * *

– Сильно тебе вчера попало? – учтиво спросила Маринка, усаживаясь рядом со мной на полу у двери классного кабинета. Была перемена, по узкому коридору носились туда-сюда младшеклассники. Я вытянула ноги, кто-то запнулся. Кишат, как маленькие тараканы.

– За что попало? – Я оторвалась от учебника.

– Ну, тебя же из класса выгнали.

– А, да фигня. Ай-ай-ай сказали, чтоб больше так не делала.

– Прости, Инка, это все из-за меня! Но и ты хороша: сложно извиниться, что ли?

– Да уж, конечно, в тебе вина. Со своим новеньким.

– А я опять по этому поводу… – Маринка густо покраснела. – Нет, ты только посмотри на него!

Я перевела взгляд в ту сторону, где стоял новоиспеченный ученик одиннадцатого «А» класса – Антон Кораблев. Находился он уже в окружении наших бравых ребят и нескольких самых популярных старшеклассниц. Что-то оживленно рассказывал. У Антона стройная подтянутая фигура, светлые волосы, карие глаза. Ухмылочка такая дурацкая. Вот в принципе и все.

– Посмотрела.

– Правда, хорош?

– И хорошéе видали, – ответила я сердито. Блин, вот как отделаться от Маринки, чтобы ее не обидеть? На теорему меня вчера не хватило, уснула. А за перемену разве все выучишь?

– Инн, а как считаешь, у меня есть шансы?

– Шансы на что? Попасть в финальную тройку капитал-шоу «Поле чудес»?

– Да нет же! Шансы на Антона…

Я посмотрела на Марину. Невысокая, стройная, круглолицая, крашеные темные волосы по плечи. Пожалуй, ничего особенного, если бы не ее глаза. Они такие синие, ей-богу, никогда таких синих глаз не встречала. Да, пожалуй, Маринка очень даже хорошенькая. А еще добрая. Пару раз защищала меня перед учителями и всегда дает списывать – нежадная. Для меня это тоже показатель хорошего человека. Разве жалко дать списать другу?

– Чтобы не обратить на тебя внимание, нужно быть полным кретином. Но тебе-то он зачем?

– Спасибо, конечно, но ты о чем? – настороженно спросила меня Марина.

Я еще раз посмотрела на новенького. Он продолжал что-то рассказывать девчонкам, которые кокетливо хихикали в ладошку. С таким бы не обжечься Маринке.

– Да ну. Ухмылочка какая-то… И ты ведь мне говорила, что его из прошлой школы поперли. За что, интересно знать.

– Ты чего так всполошилась? Может, он тебе самой нравится? – предположила Марина.

– Что? Нет! Еще чего! – бурно отреагировала я. Неожиданно для самой себя, кстати.

– Н-да? Ну, смотри…

Возникла неприятная пауза. Криков в коридоре стало меньше – прозвенел звонок, многие разбрелись по классам. Наша математичка задерживалась.

– У меня есть номер его телефона. Я напишу? – Марина осторожно заглянула мне в глаза.

– Да не нравится он мне! Пиши кому хочешь, – великодушно разрешила я.

* * *

Поворачиваю ключ в замке, толкаю дверь… Странно, закрыто на цепочку. Что за ерунда? Мама, что ли, дома?

В прихожей наткнулась на мужские ботинки. Из кухни доносились приглушенные голоса. Все ясно. Папа явился.

– Здравствуй, Инна, – виновато и широко улыбнулся мне отец.

А ведь я не видела его несколько лет. Он стал каким-то толстым, обрюзгшим и от этого еще менее мне приятным. Нет, умом я понимала, что у взрослых свои заморочки, – ну, влюбился человек в другую женщину. Каждый имеет право на счастье. Но сердцем все мамины слезы ему простить не могла.

– Привет, – сухо ответила я.

– Ты такая взрослая стала… Выглядишь отлично!

– А ты что-то так себе выглядишь.

– Инна! – Мама, как обычно, схватилась за голову.

– Ну, знаешь ли, юная леди, – нервно засмеялся папа, – время никого не щадит. И ты в мои годы молодеть не будешь.

– Ты угрожаешь, что ли?

– Инна, мой руки и живо садись за стол, картошку с мясом погрею.

Когда я села обедать, напряжение достигло своего пика.

– А чего пришел-то? – не выдержала я.

– По делам, – ответила за бывшего мужа мама.

– Ух, какой деловой мужчина!

Папа строго заметил:

– Ты на поворотах-то поаккуратнее. Все-таки я тебе родной отец.

Да, это я в папу такая «ласковая».

– А пришел я действительно по делу. У нас с твоей мамой есть кое-какое нажитое совместное имущество. Я обещал до твоего совершеннолетия этот участок не трогать, но раз тебе в ноябре исполнится восемнадцать…

– Ты не только деловой, но еще и очень благородный мужчина, – сделала я вывод. – А я думала, ты просто соскучился.

Вновь возникла неловкая пауза.

– Инна, давай без клоунады? – тихо попросила мама.

А я не могу без клоунады! Мне обидно до чертиков. Ведь он с нами прожил восемь лет. Также первое время ночами не спал, гулял со мной, на море возил, за руку в первый класс провожал, а потом? Неужели так просто вычеркнуть из жизни родного человека, ребенка? При том что в нем твоя кровь, твои холодные серые глаза, твой непростой характер. Просто был у тебя ребенок, и вдруг его не стало. Хотя он жив-здоров. Будто все это было в прошлой жизни…

– Да пошел он к черту, – глядя в тарелку, ответила я.

– Инна, Инна! – непонятно чего испугалась мама и сорвалась на крик. – Извинись! Извинись немедленно!..

Это я еще и извиняться должна? Я? Приехали!

– Наташа, – тихо перебил ее отец. – Не надо, не стоит.

– Конечно, не надо! – согласилась я. – Перед кем извиняться-то? Мама, ты тут кого-то разве видишь?

Я встала из-за стола и, не доев, ушла в свою комнату. По закону жанра, громко хлопнув дверью.

* * *

Больше всего на свете я люблю вечера пятницы. Несмотря на то, что у нас в школе шестидневка. Не покидает ощущение, что сложная рабочая неделя позади. Обычно такой вечер я посвящаю фильмам. Особенно люблю драмы, основанные на реальных событиях. Вот теперь листаю планшет, смотрю, что бы такое глянуть, чего еще не видела.

Утром Маринка сказала, что идет на прогулку с Кораблевым и вечером обязательно напишет, как все прошло. «Жду не дождусь!» – с раздражением подумала я. Какое-то непонятное чувство тревоги, связанное с этой парочкой, не покидало меня. А почему, сама не знаю.

В «ВКонтакте» мне пришло сообщение. От Маринки.

«Ты готова к подробностям?)) Он – нечто!»

Слово «нечто» у меня почему-то ассоциируется с «ничто». Я ухмыльнулась и написала:

«Валяй свои подробности!»

Тут же вновь пришло сообщение. А, это от Сашки:

«Вы уже проходили Пастернака?»

Господи, ну что за зануда? Я тут валяюсь в кровати, поедаю жареный арахис и, внимание, отдыхаю от школы!

«Отвали, пожалуйста, со своим Пастернаком», – написала я в ответ.

Вновь звуковое оповещение.

«Значит, слушай! Мы пошли в кино. Фильм выбрала я. Правда, он такой занудный был, но в компании Антона мне это было только на руку. Знаешь, на середине фильма он в темноте взял мою руку в свою и подул мне на костяшки пальцев… Это было так мило и очень трогательно))».

«В зале, что ли, холодно было?» – искренне удивилась я.

«Нет! Инна, какая ты неромантичная!»

Куда уж мне.

«Ознакомься с эпистолярным романом Цветаевой и Пастернака». – Это Сашок не сдается, строчит. – «Тебе понравится».

Я решила ничего ему не отвечать. Ну, не понимает человек, что своим занудством меня в могилу загонит. Пойду лучше орешков еще пожарю.

Когда я вернулась к ноутбуку, мигали непрочитанными два сообщения. Одно от Марины:

«Мы поцеловались у подъезда, когда он меня провожал. Боже, Инна, у меня подкосились ноги))) Как думаешь, я не тороплюсь?»

А второе от Саши:

«Просто когда ты рядом, мне так спокойно и хорошо, и никого больше не надо»

У меня резко вспыхнули щеки, и сердце ухнуло куда-то вниз. Вот это переход, конечно, от Пастернака до признаний в любви.

«Ты чего?)) Головой стукнулся?» – решила я сначала ответить Сашке. Тут же пришел от него ответ:

«Блин))) Ин-Ин, это не тебе, прошу прощения».

Что? Серьезно? Как в старых добрых анекдотах. Надо еще Маринке написать, она ждет. Ее сообщение так и мигало без ответа.

«Откуда мне знать, торопишься ты или нет? Я подобного никогда не испытывала. К сожалению».

Настроение почему-то было окончательно испорчено. Вот тебе и любимый вечер пятницы.

Звуковое уведомление известило о новом сообщении. От Саши. Сердце гулко забилось, на сей раз послание для меня:

«Пастернак – это сплошное настежь:
все двери с петли: в Жизнь.

М. Цветаева

Входи, мой друг, входи без стука.
Для нашей дружбы нет двери.
Мои стихи к тебе послушай,
Я – вся внимание – твои.

Входи, мой друг. Ведь дверь взлетела.
Ее, как перышко, несли
Те письма – белые метели,
Любви и дружбы корабли.
Входи, мой друг, – родней не будет,
И знай: не стоит и гроша,
Когда жена тебя ревнует, —
Ведь я с тобою – лишь Душа…

Придешь без стука ты на помощь
Как ангел дочери моей.
Ты все, что с нами было, помнишь,
Мой самый близкий из людей…»

Далее Сашка написал: «Правда, эта дружба больше, чем любовь? И это классно».

«Правда», – ответила я. – «Только спать очень хочется. В выходные увидимся!»

* * *

В выставочном зале на этой неделе современное искусство. И я, честно говоря, в этом совсем не разбираюсь.

Молча слонялась от картины к картине и откровенно сдерживала зевок, так как Саша велел притащиться сюда к самому открытию. И это в воскресенье! В единственный законный выходной.

– Саша, что означает этот нарисованный крючок? – шепотом спросила я друга, чтобы его приятели-снобы не дай бог не услышали.

– Какой крючок? – искренне удивился Сашка. – А! Это скрипка!

– Какая скрипка? – в свою очередь удивилась я. – Вот это? Вот это скрипка? Ты смеешься? Я что, не знаю, как скрипки выглядят? А где тогда палка эта…

– Палка?

– Ну, прутик такой!

– Ты имеешь в виду смычок?

– Ага, – радостно закивала головой я. Саша, глядя на меня, просто махнул рукой. Мол, чего с тебя взять.

Немного погодя выставка мне эта вообще наскучила. Но уйти я не могла, потому что до сих пор не увидела здесь самого главного – Лизу.

– Ну, где твоя подлиза? – пристала я опять к Сашке.

– Ты о ком? – сделал непонимающий придурковатый вид он.

– О твоей новой пассии.

– Она задерживается.

– Какая непунктуальная Луиза, – сердито заметила я.

– Да что с тобой сегодня? Ты чего на нее уже взъелась?

И, правда, чего взъелась, не знаю. Обычно мне плевать на Сашкиных пассий. Может, я просто чувствую, что она неприятная особа, и хочу предостеречь друга от разочарований?

– О, вот она! – Саша со всей дури заехал мне локтем в живот. Я чуть ли пополам не согнулась.

– Ты совсем уже чокнулся, что ли?..

Но Сашки уже рядом со мной не было. Вернее, не было обычного, уверенного в себе Сашки. Вместо него рядом стояла подбоченившаяся кисейная барышня, томно вздыхающая при появлении той самой Лизы. А вздыхать там есть по кому. Ноги от ушей, фигура как у модели с обложки журнала «Спортс Иллюстрейтед», и роскошные темно-русые кудри до поясницы. Причем кудри свои! А не эти безвкусные локоны, накрученные на плойку…

– Она тебе понравится! – весело сообщил мне Саша.

– Да я вообще ее уже люблю, – криво улыбнулась я.

Пока ясно одно: в современном искусстве она разбирается так же, как и я. В глазах Лизы-подлизы паника и даже некая брезгливость. Оставшись один на один с той самой, как оказалось, музыкальной картиной (пока Сашка-сноб вступил в полемику со своими друзьями-снобами), Лиза достала телефон и… Что она там делает, не вижу! Чекинится?

– Хрень полная, верно? – подкралась я к ней сзади.

– Что, прости? – Оторвавшись от телефона, Лиза натянуто улыбнулась мне.

– Ты ведь Лиза? Я – Инна! Сашина подруга. И я о картине: согласись, чушь?

– Ну, зачем же ты так.

Так! Это что означает?

– Вот этот крючок – скрипка, представляешь? Больше похоже на крошечный гнутый гвоздь.

– Вы о чем? – К нам подрулил Саша.

– Твоя подруга Инна, – начала каким-то странным грудным голосом Лиза, – делилась впечатлением об этой картине. Говорит, что это, как она выразилась, хрень полная. А вот я не согласна!

А?

– Еще бы! – восторженно ответил Саша. – А ты что думаешь об этом?

– По-моему, это чудесно, Саша!

Что? Я сплю?

– Смотрю на эту картину и не могу оторвать взгляда. Так и слышу скрипичные звуки.

А я так и слышу скрип своих зубов.

– А я о чем! – чересчур громко откликнулся Сашка. – Это же некая отсылка к скрипке Пикассо. Правда, у современного автора все менее масштабно.

Я бы даже сказала: менее-менее масштабно. Да я эту закорюльку еле разглядела!

– Вот! Учись у Лизы, Инна, видеть прекрасное, – назидательно произнес Сашка и ласково щелкнул меня по носу. Как несмышленого ребенка. На сей раз его жест не вызвал во мне никаких мурашек. Захотелось в ответ кулаком треснуть в нос обоих.

– Ладненько, вы восторгайтесь дальше, а я пройдусь еще посмотрю, что тут есть. Буду выгуливать свою темную глупую душонку.

Фу, как бесит! Так она и слышит скрипичные звуки. Ей бы лучше скрипичным ключом по кудрявой башке…

Так я забрела в античный зал. Не скажу, что раздетые древние статуи подействовали на меня умиротворяюще. Но тут хотя бы видно – это люди. А не осьминоги со скрипками в щупальцах.

В этом зале было прохладно и немноголюдно. Поэтому я без труда заприметила уже известную ядовито-оранжевую ветровку. Кораблев. Рядом с ним стояла хрупкая светловолосая девушка. Антон, как обычно, травил байки, а его спутница тихо хихикала. И если это Маринка, с которой он недавно целовался, то, значит, я ее сто лет не видела. Как девчонка изменилась.

– Вот черт! – прошипела я. Будет некстати, если одноклассник заметит меня. Ведь тут к гадалке не ходи, что я обо всем доложу подруге.

Я решила понаблюдать за парочкой со стороны. Вот ведь чувствовала, что он еще тот козел. И правда, хорош!

Я не нашла ничего более умного, чем спрятаться за статую какого-то раздетого античного мужчины. Периодически выглядывая у него из-за спины.

Антон с белобрысой еще потоптались минут десять у каких-то древних сосудов и, наконец, перешли в зал современного искусства. Класс, кажется, меня не заметили.

– Зырянцева! – зашипел кто-то мне в ухо.

– А? – растерянно отозвалась я.

– У тебя гормончики заиграли, что ли? – это Сашка. Вот дурак, о чем он? – Ты чего к голому мужику пристроилась?

– Тише ты! Не привлекай ко мне внимание. А то меня вон та пожилая тетенька из зала выставит.

– И правильно сделает. Смотри, уже недобро глядит на тебя. Поди, это ее ухажер.

– Да ну тебя! Скучная выставка, я домой.

– Погоди, мы с Лизой тоже уходим, проводим тебя до остановки.

– Какая честь! – проворчала я.

За прошедшие несколько дней погода существенно испортилась. Как только мы вышли из здания, в лицо ударил прохладный, почти октябрьский ветер. На улице пахло дождем и жухлыми листьями. Лиза со смехом подхватила развевающуюся юбку. Холодный воздух оголил ее стройные длинные ноги. Сашка пялился на свою пассию с откровенным восхищением. На ступеньках я поравнялась с этой кудряшкой Сью. Боже, какая она дылда! Это притом, что мой рост тоже выше среднего. Ну, конечно, она была на каблуках! Причем шла на них так плавно и уверенно, что мне ничего не оставалось, как крякнуть от зависти. Я посмотрела на свои старые пыльные «конверсы» и вздохнула. Наверное, пора уделять внешнему виду больше внимания. И мама, и Сашка всегда твердят, что мне можно и не краситься. У меня эта самая… природная красота. А бабушка обычно добавляет: «В тебе есть порода!» Но бабулины слова нужно делить надвое. Это же родная бабуля! Так, допустим, с косметикой мы разобрались. Но вот загвоздка: я так и не смогла вспомнить, расчесывала ли утром волосы…