Kitobni o'qish: «Слишком хорошая няня»
1
Маленькая девочка с белокурыми волосами и в чистеньком голубом пальто очень уж чужеродно смотрится среди толпы бомжей, собравшихся погреться у вентшахты метро.
Они прижимаются друг к другу, чтобы согреться – ноябрь уже немилосерден к тем, кто живет на улице и выглядят огромной мусорной кучей буро-серого оттенка. Полулежат на картонках, опираются на тележки, заваленные разномастным скарбом и подкладывают под голову рюкзаки, перевязанные веревками.
Девочка четырех-пяти лет со светлыми кудряшками и в светло-голубом пальто так сильно выделяется, что я замедляю шаг.
И кудряшки, и пальто еще довольно чистые, в отличие от одежды ее соседей, и мне даже кажется, что я ошиблась – она тут не с ними.
Помню, в детстве бабушка любила пугать меня цыганами – они жили на окраине ее деревни в наспех сколоченных из фанеры хибарах. Все сплошь загорелые и чумазые. А я в детстве была светленькая, как эта девчушка.
«Украдут тебя, Ларчик, как есть украдут! – говорила бабушка. – Они очень светленьких любят!»
Эта малышка выглядит так, будто ее уже украли. Откуда вообще ребенку взяться среди бездомных? Может, она не с ними? Просто мамаша заболталась по телефону и не заметила, что дочка убежала? Но почему тогда она сидит на картонке, привалившись к стене с таким же безразличным и усталым видом, как и все остальные?
Я не успеваю додумать мысль, откуда здесь взяться маленькой девочке – светофор переключился на зеленый, меня толкают плечом, и я смешу на переход. Мысли как-то сами собой переключаются на грядущее собеседование, и о девочке я забываю. Противная мелкая морось летит в лицо, и перед тем, как войти в здание, я прячусь под козырьком парадной, чтобы быстро поправить макияж.
В стеклянные двери с названием компании я вхожу, уверенно улыбаясь и готовая к абсолютно любым, даже самым каверзным вопросам.
– Почему вы ушли с прежнего места работы?
Этого вопроса я ждала с самого начала разговора. Из такой компании, как у меня, сами не уходят. И с такой зарплатой лучшей доли не ищут.
Молодой человек в несвежей рубашке, имени которого я не запомнила, задает его с тайной надеждой на скандальные подробности. Не дождется.
Мне, в принципе, уже с самого начала ясно, что ловить тут нечего, раз собеседовать послали одного эйчара, не пригласив никого из руководства.
Но я всегда дочитываю книги до конца и заканчиваю готовить блюдо, даже если вижу, что оно не получилось.
– Фирма релоцировалась в другую страну, удаленно работать становится все сложнее.
– Почему вы не переехали вместе с ними?
– Не захотела, – пожимаю я плечами и ловлю недоверчивый взгляд.
Наши переехали не в одну из ближайших стран – скромненько и бедненько. Наши перебрались в теплые края с бирюзовым морем и сильной экономикой. Перевезли семьи, домашних животных и получили неплохие «подъемные». Не эмиграция, а мечта.
Задумается даже тот, кто всю жизнь обнимал родные березки и даже в Турции не был.
– Я люблю Россию, – объясняю я. – У меня тут мама, бабушка, могила отца, в конце концов.
Улавливаю пустоту в его взгляде, вздыхаю и перехожу на более понятный ему язык:
– Круглосуточная доставка, дешевое такси, большие торговые центры. К тому же Петербург – один из красивейших городов мира, музей под открытым небом. Не хочется менять его на провинциальное захолустье, хоть и в пяти минутах от моря.
– Понятно… – молодой человек стучит карандашом по моему резюме. Ему уже тоже все ясно, но мы оба должны доиграть спектакль. Он пишет на полях несколько цифр и придвигает ко мне лист. – Вот столько можем вам предложить.
– Гм, – я изучаю получившееся число, поискав в нем потерявшийся нолик, и поднимаю на него глаза. – Это в два раза меньше моей прошлой зарплаты. В вакансии вилка была шире.
– Понимаете, Лариса, – молодой человек горбится и низко наклоняется над столом, словно от кого-то прячется. И понижает голос. – Вы же сами говорите, что не знаете никаких языков программирования. Умели бы вы кодить, я бы еще подумал. А в текущих условиях этот ваш деврел-менеджмент, все эти митапы, хакатоны, ивенты, сами понимаете, излишество. Нам не на конференциях надо коктейльчики пить, а впахивать, чтобы занять ниши ушедших крупных айти-игроков.
– Но я же… – начинаю, но вовремя понимаю, что это блюдо можно не доедать.
На обратном пути я перебегаю знакомый переход и снова кидаю взгляд на лужайку у вентиляционной шахты. Девочка все еще там.
За время собеседования дождь усилился, прохожие пораскрывали зонты и спешат домой, где их ждет горячий чай и теплый плед. Любая, даже самая плохая мать уже давно забрала бы ребенка домой. Или хотя бы увела от компании бомжей. Они же наверняка воняют, да и заразиться можно черт знает чем!
Я вновь бегу мимо, тоже торопясь домой к чаю и пледу, но на этот раз выкинуть увиденное из головы не получается.
Хотя я изо всех сил пытаюсь.
– Что сказали?
– Что я излишество! – жалуюсь я Вике, своей лучшей подруге и прекрасной коллеге – увы, уже бывшей.
В отличие от меня, могилы предков и круглосуточные доставки ее в России не держат, и она с радостью переехала туда, где нет центрального отопления. Потому что оно там не нужно! И сегодня, пока я бегала по лужам в ботильонах, мечтая об оставшихся дома резиновых сапогах, она гуляла в сандалиях по берегу моря.
– Ты прекрасное излишество, тебя могут позволить только очень богатые и умные компании, – пытается утешить меня она. – Это комплимент!
– А ипотеку я тоже буду комплиментами платить? А маме помогать? Она, кстати, еще не в курсе, что я уволилась.
– Что ты сразу ипотеками кидаешься? – возмущается она. – Еще не все потеряно. Нам всего-то надо выяснить, сколько у нас компаний, просто-таки мечтающих обзавестись уникальным специалистом, которых в стране, дай бог, если пара десятков.
– Удивлюсь, если больше трех. Во все уже написала!
– Спорим?
Мы с Викой продолжаем обсуждать рейтинги крупных айти-корпораций, уход с рынка зарубежных компаний, перспективы развития игроков поменьше, и я привычно жонглирую фактами и статистикой, обдумывая, куда можно обратиться напрямую с предложением создать вакансию специально для меня. А из головы у меня все никак не выходит та девочка.
– Вик, слушай, я не про работу сейчас… – сдаюсь я наконец.
Дождь за окном усилился, и я никак не могу избавиться от картины того, как жмется к вентиляционной шахте девочка в промокшем насквозь пальто.
Я рассказываю подруге о том, что увидела рядом с перекрестком и спрашиваю:
– Как думаешь, может, надо было подойти? Узнать, чья она? Может, потерялась? Может, ей помощь нужна?
Вика раздраженно цокает языком:
– Лар, вот вечно ты не в свое дело лезешь. Чем ты ей поможешь? Опеку вызовешь? Ты уверена, что в детдоме лучше, чем на улице с мамой? А?
– Не знаю, Вик… – я подхожу к окну и прислоняюсь коленкой к горячей батарее – сколько выдержу. Загадываю, что если больше трех секунд, то… Отдергиваюсь почти сразу. Топят у нас от души, за всех уехавших в края без отопления. – Но дело это мое.
– Лара!.. – патетически восклицает Вика, и я как наяву слышу звук закатывания глаз.
Но уже поздно.
Я приняла решение.
Потирая обожженную коленку, бросаюсь в прихожую. Не трачу время на то, чтобы переодеться из домашнего платья в джинсы – хватаю ключи, телефон и плюшевого зайца.
Я не большая любительница мягких игрушек, но этот заяц со мной лет с шести и я к нему очень привязана. Даже реву в его серый живот, когда совсем одиноко. Больше игрушек у меня нет, а я уверена, что детей надо подманивать чем-нибудь интересненьким, словно котят шуршащей бумажкой.
Такси вызываю уже из лифта.
2
В честь зарядившего ливня тариф на такси максимальный, но на метро было бы намного дольше. Не могу не думать о пальто, в которое одета девочка. Оно наверняка впитывает воду и еще долго будет тяжелым и холодным. Не заболеть будет чудом.
С другой стороны, я ведь могла ошибиться. Приеду сейчас на то место, а там никого нет. Что делать? Бегать по улицам и звать: «Девочка-а-а-а-а! Девочка в голубом пальто, ты где?»
В первый момент, когда я практически на ходу выскакиваю из такси, ситуация выглядит именно так. На нужном месте никого нет, только размокшие картонки в луже воды.
Но я оглядываю и вижу знакомую буро-серую шевелящуюся массу – под аркой одного из домов неподалеку. И девочка с ними. Держится чуть в стороне, но рядом.
Иду к ним, на ходу замечая, что на нее надета разная обувь. На левой ноге коричневый сапожок на молнии, на правой – порядком испачканный розовый кроссовок.
Да и пальтишко было застегнуто кое-как, не на те пуговицы.
Словно одевалась она впопыхах.
Выставляю перед собой плюшевого зайца, словно щит. Глупо, глупо, глупо – и девочка доказывает мне это, вскакивая и выбегая из арки под дождь, подальше от меня. Делаю к ней шаг – и она, как испуганный зверек, отступает ровно на то же расстояние.
Рядом заходится сухим кашлем укрытая мусорным пакетом женщина с опухшим лицом.
Не нахожу ничего лучше, чем спросить:
– Это ваша?
То, что это женщина, я понимаю только по отсутствию клочковатой неопрятной бороды, которой щеголяют все остальные из компании. А так они все одеты в бесформенные многослойные одеяния из курток, кофт, жилеток, шарфов, намотанных кое-как одеял.
– Не. Приблудилась, – хриплым басом отвечает собеседница и снова начинает глухо кашлять. – Кормим вот. Жалко же.
Девочка тем временем подходит чуть ближе, буквально на пару шагов, прислушивается. По всему видно, что она готова пуститься наутек в любую секунду.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я, полуобернувшись к ней и не делая попыток подойти. – Сколько тебе лет?
Но девочка не отвечает и смотрит на моего зайца, которого я прижимаю к себе.
– Да она немая, наверное, – снова басом говорит женщина. – Мы спрашивали. Молчит на все.
– Сколько ж она тут с вами?
– Дня три… – равнодушно роняет она. – Или четыре.
– Три дня! На улице? И всем все равно? – Я уже забыла, что сама сегодня дважды прошла мимо. – Почему вы не обратились в полицию?
Бомжиха снова то ли кашляет, то ли смеется – сразу и не разобрать. Но хриплые каркающие звуки длятся так долго, что становится понятно – все-таки это смех.
– А ты поймай ее! – советует она мне. – К ней подходишь – она на дорогу выскакивает! Задавят – ты будешь виновата!
Мне кажется, что у полиции было бы больше шансов и дорогу перекрыть, и девочку догнать. Но, возможно, эта бездомная леди знает жизнь чуть лучше меня. Да и ей наверняка не хочется встречаться с представителями властей. Это даже я понимаю.
Замечаю, что девочка делает еще шажочек.
Мой заяц кажется теперь крайне идиотской идеей – приманивать ребенка, живущего несколько дней на улице, игрушкой? Надо было еды принести! И не только ей.
Но что ж делать…
Поворачиваюсь и все же протягиваю девочке зайца:
– Привет! Это заяц по имени Ой. Вообщето, его звали Кроль, но я в шесть лет выговаривала только половину букв и получился Ой.
Девочка склоняет голову набок и смотрит на меня с любопытством.
И стоит на месте! Даже когда я чу-у-у-уточку качаюсь в ее сторону.
– Меня зовут Лара. В детстве я называла себя Лала, и ты можешь меня так называть. У меня были такие же кудряшки, как у тебя, – девочка внимательно слушает, и я понимаю, что надо продолжать говорить, неважно что, главное, не молчать. – Однажды мне рассказали тайну: все, у кого такие же светлые кудряшки – на самом деле настоящие феи и умеют перемещаться в волшебный сад. Там всегда накрыт стол с пирожными и фруктами и можно есть, сколько влезет!
Глаза у девочки загораются. Она переводит взгляд на свои кудряшки и даже дергает за локон, который мгновенно собирается обратно пружинкой.
– Для того, чтобы попасть в волшебный сад, надо… – я понижаю голос. – Кое-что сделать, но это секрет… – продолжаю я шепотом, и девочка делает шаг ко мне, чтобы расслышать, как следует.
Я пользуюсь моментом и одним прыжком преодолеваю расстояние между нами, подцепляя ее за мокрый капюшон пальто.
Все! Теперь не сбежит!
Она пытается дернуться, но я сгребаю ее в охапку и прижимаю к себе вместе с зайцем.
Сердце колотится, как ненормальное. Я лезу в карман за телефоном и набираю короткий номер полиции.
3
Несмотря на поздний час, жизнь в полицейском отделении кипит. По сумрачным холлам, узким коридорам и крошечным кабинетам вышагивают с деловым видом мрачные мужики со стопками бумаг, трещат телефонные звонки, кто-то на кого-то орет, хлопают двери.
В тот единственный раз, когда я пыталась найти своего участкового, помню, что долго бродила по пустынным лабиринтам коридоров, не встречая ни одной живой души – только старые школьные стулья, пыльные стенды с образцами документов и полудохлые фикусы с уныло обвисшими листьями.
Может быть, я просто не вовремя его искала, надо было ближе к ночи, как сейчас? Полицейские как вампиры – оживают в темное время суток?
Нас с девчушкой, хоть и довезли в одной машине, на месте попытались развести в разные кабинеты.
Однако стоило полицейским оторвать ее от меня, как она подняла такой визг, что поглазеть собралось все отделение. Внятного она до сих пор ничего не говорила, только хмуро смотрела исподлобья на молоденького сержанта, которого отрядили общаться с ребенком. Видимо, решив, что по возрасту он ей ближе. Но она даже головой не мотала, а то, что она хочет пить, догадались по неотрывному взгляду на кулер.
Выхлебав три стакана воды, она вцепилась в зайца, уперлась взглядом в пол и дальше ни на что не реагировала. Кроме попыток отнять зайца – тогда отделение услышало визг во второй раз. Так нас и оформляют – девочка сидит на стуле с зайцем в обнимку, я примостилась на облезлой банкетке рядом, держа ее за руку.
– Дайте хоть пальто с нее сниму, жарко же! – предлагаю я, ответив на очередную порцию вопросов и подписав десяток листочков.
Голова идет кругом, поэтому подписываю, не глядя, хоть и знаю, что это неправильно.
– Так вы были знакомы с девочкой? – спрашивают у меня в сотый раз. – Встречали ее раньше.
– Нет, говорю же, просто увидела среди бомжей… простите, бездомных лиц.
– Да ничего, мы тут не хипстеры, чтобы толерантненько выражаться, – машет рукой усталый грузный полицейский, который и задает мне большинство вопросов, записывая ответы аккуратным округлым почерком, на удивление разборчивым. – Или хипстеры уже устарели? Лех, чо скажешь?
– Устарели, – подтверждает сержант. – Теперь у нас зумеры.
– Ну вот… Так, значит, впервые видите девочку? А зачем тогда вы ей принесли игрушку? – привычно недоверчиво интересуется полицейский. – Вы всем встречным детям игрушки дарите?
– Ну я же говорю – мне показалось это ненормальным! – в очередной раз пытаюсь объяснить я, начиная понимать, почему мимо девочки прошли все остальные. Допросы в полиции – малоприятное занятие.
– Посмотрите, у нее там на одежде нет нашивок с именем, – советует он, глядя, как я выпутываю руки девочки из рукавов пальто. С зайцем это в пять раз сложнее.
– Неа, нет, – осматриваю воротник, подол, манжеты. Куда еще можно пришить метку?
Полицейский крякает и достает следующий лист бумаги, сразу заполняя ее мелкими теснящимися строчками текста, одновременно продолжая говорить.
– Мне мама в детстве на всю одежду метки пришивала. Заказывала в прачечной, была такая услуга. Очень полезная, кстати! Если бы я потерялся, меня бы сразу нашли.
– Сейчас GPS-трекеры используют, – вмешивается сержант. – Это удобнее.
– Ерунда это все! – машет рукой грузный. – Нам-то это как поможет? Родители что-то не спешат ее искать… Девочка же домашняя, видно, что из приличной семьи.
Дверь кабинета открыта, как и все двери здесь, и скоро я перестаю обращать внимание на людей, которые то и дело заглядывают, перебрасываясь парой фраз с полицейскими, которые нам помогают. Пару раз мимо проводили задержанных – и все было в порядке, пока третьей не оказывается в дупель пьяная тетка, которая цепляется за стены и косяки и громогласно вопит:
– Я требую своего адвоката! Сволочи! Не имеете права! Твари! Отпустите грешницу! Я и так страдаю!
Девочка, только что пытавшаяся выковырять глаз из моего плюшевого кролика, вдруг вся сжимается и попыталась пригнуться, прячась за массивный стол.
– Та-а-ак… – полицейский смотрит на это с очень мрачным видом.
– Видимо, семья была не настолько приличной, – комментирую я. – Она знает, чего ждать от…
Машу в воздухе рукой, пытаясь изобразить смутное ощущение неблагополучия, исходящее от девочки. Пальтишко ее хорошее и дорогое, кроссовки и сапожки непростого бренда. И все-таки она как-то оказалась на улице.
В кабинет заглядывает огромный амбал – размером с дверной проем четко:
– Сергей Вадимыч, тут снова привезли вашего любимчика, сейчас пока в камере, подойдете?
Даже я в первую секунду отшатываюсь. А вот девочка не обращает на него ровно никакого внимания, вновь возвращаясь к заячьему глазу.
– Ну хотя бы мужчин не боится, – комментирует Сергей Вадимыч. – Нет, Миш, попозже. Сейчас дела поважнее.
– Даже думать не хочу, почему она должна их бояться мужчин, – качаю я головой.
Тот бросает на меня грустный взгляд и возвращается к своим бумагам.
Под пальто на девочке оказывается криво застегнутая кофта, надетая поверх розового «принцессинского» платья из атласа и тюля. Такое ощущение, что одевалась она самостоятельно, без присмотра взрослых и впопыхах.
Я расстегиваю ее кофту, чтобы застегнуть нормально – и под закатанными рукавами на запястье нащупываю браслет.
– О! Смотрите! Смарт-часы! – радуюсь я. – Вот и GPS, и телефоны близких, все, как вы хотели!
Часы оказываются разряжены, и я понимаю, почему девочку до сих пор не нашли.
Но история близка к завершению – от финала ее отделяет только провод зарядки, который находится у сержанта в рюкзаке.
Я и не подозревала, как я ошибаюсь…
4
Поиски зарядки, подходящей к часам, заканчиваются успешно – спустя несколько минут их экран загорается, и сержант первым делом нажимает на кнопку SOS.
– Сейчас начнут дозваниваться экстренным контактам, – комментирует он.
– Не разбираюсь я в этой ерунде, – ворчит Сергей Вадимыч, продолжая заполнять бумаги. – Напиши ты фамилию, имя, отчество, адрес! Что за ерунда!
Умные часы пытаются куда-то дозвониться, но, похоже, безуспешно. Я сижу рядом с девочкой и, вытягивая шею, пытаюсь разглядеть, чем там занимается сержант. А он становится все мрачнее с каждой секундой.
– Не отвечают? – кряхтит Сергей Вадимыч. – Вот тебе и чудо-техника!
– Сейчас на следующий по приоритету будут звонить, – не сдается сержант. – Если он есть.
– Дина? Это ты? Дина, что случилось? – раздается вдруг раздраженный мужской голос, и сержант быстро достает из часов симку, вставляет в свой телефон. Тот моментально начинает звонить.
– Дай-ка мне, – говорит Сергей Вадимыч.
Он откашливается и даже выпрямляет спину, прежде чем взять трубку.
И не зря – из-под пыхтящего увальня с пузом и лысиной вдруг проглядывает суровый служитель закона, который зычным голосом чеканит фамилию-имя-отчество-должность-полное-наименование-госучреждения.
На меня бы произвело впечатление.
А вот на его собеседника, кажется, не очень. Я не слышу, что он говорит, но вижу, как меняется лицо Сергея Вадимыча.
– Дина – это ваша дочь? – уточняет он. – А вы-то где? Отделение полиции города Санкт-Петербурга, записывайте адрес. Да, сейчас дам ей телефон.
Девочка, только что обретшая имя, уже тянет руки к телефону, заливаясь слезами и уронив моего зайца на пол. Сержант вздыхает и подхватывает меня под локоть. Он сгребает со стола стопку бумаг и тянет меня в коридор.
– Все, дальше справимся без вас, – говорит он. – Вот тут подпишите. Вы нам еще можете понадобиться, так что никуда не уезжайте. Минутку, фото сделаю.
– Я больше не нужна? – растерянно спрашиваю я.
– Да, можете быть свободны, – чуть-чуть извиняющимся тоном говорит сержант.
Я подписываю несколько бумаг чуть ли не на весу. Только что я боялась, что задержусь тут на много часов – и вот меня уже практически выгоняют вон. На пути к выходу я проскакиваю мимо открытой двери кабинета, где маленькая Дина без слов рыдает в трубку телефона. Взгляд задерживается на плюшевом зайце, валяющимся на полу.
Ну что ж, друг, ты свою миссию выполнил. Спас еще одного ребенка.
Вернувшись домой, стаскиваю куртку, снимаю пижаму и заталкиваю в стиральную машинку, а сама залезаю в душ, чтобы избавиться от въевшихся в волосы казенных запахов. Почему-то мне грустно и одиноко, словно я сделала что-то неправильно.
Но это проходит.
Все проходит.
На следующие несколько дней у меня назначено еще нейсколько собеседований, и я крашу губы, надеваю яркий пиджак со строгими брюками и вновь и вновь пытаюсь объяснить, зачем крупным компаниям нужно такое «излишество», как я.
На этот раз разговоры проходят куда удачней – обе компании просят время на подумать и называют вполне приличные зарплаты. В одной из них даже есть расширенный ДМС, спортзал, компенсация дороги и прочие мелкие симпатичные плюшки.
Несмотря на то, что в айти-индустрии царит полный хаос, еще остались люди, которые строят планы, развиваются и никуда не собираются уходить из страны. Мы даже обсудили эту ситуацию с потенциальным начальником – и оказалось, что мы с ним на одной волне.
Так что я возвращаюсь домой воодушевленной и в прекрасном настроении, предвкушая, как сейчас буду обсуждать свои сияющие карьерные перспективы с Викой.
У моего дома, перегораживая подъезд к парадной, стоит огромный автомобиль. Я задерживаю на нем взгляд, потому что он необычный, двуцветный – крыша и капот черные, а бока серебристые. Огибаю его и вижу серебристую крылатую фигурку на капоте.
О! Это же «роллс-ройс»! И знаменитая богиня Ника, она же «дух экстаза».
Красиво!
Пассажирская дверь начинает медленно открываться, и я смущенно делаю вид, что вовсе не пялилась на чужую машину. Отворачиваюсь и делаю шаг к двери парадной.
– Лариса Михайловна Городецкая? – летит в спину низкий мужской голос с раздраженными нотками.
Это про меня.
Удивленно оборачиваюсь.
Пассажир роскошного автомобиля опускает ногу в блестящем ботинке прямо в лужу. К счастью, неглубокую. Но все равно как-то неловко за наш двор.
Но из машины он не выходит.
Лицо в полутьме автомобиля плохо видно, только резкие будто вырезанные из камня черты, которые складываются в хмурую маску. И сияющий треугольник рубашки в вороте пиджака, разбитый на части темным галстуком.
Зато с другой стороны машины из салона вылетает моя знакомая потеряшка – Дина!
Она без сомнений пробегается по луже и с визгом виснет на меня, так что я пошатываюсь.
– Лала! Лала! – бормочет она, зарываясь головой в мой живот и отворачиваясь от машины.
Я поднимаю взгляд на мужчину в машине. Он смотрит на нас так, словно у него болит зуб. Давно и сильно.
– Садитесь в машину, Лариса, – говорит он с явным неудовольствием. – Меня зовут Александр, я отец Дины. Вы ведь искали работу, я не ошибаюсь? Я беру вас няней.
