Kitobni o'qish: «Приличной женщине нельзя…»

Пролог

Моя бабушка любила говорить: «Судьба тебя и за печкой найдет».

В том смысле, что – можешь не дергаться, деточка, не лазить по сайтам знакомств, не шляться по клубам, не прогуливаться с умным видом и каблуках в районе с богатыми офисами. Придет время – и любовь к тебе нагрянет, даже если будешь изо всех сил сопротивляться и сидеть дома, не открывая дверь даже участковому.

С участковыми надо быть особенно осторожной – бывают такие красавцы, ах!

Я, кстати, с бабушкой была совершенно согласна.

Опыт тоже подтверждал – замуж я выскочила абсолютно случайно, за парня с «Авито», который приехал за пластинками на семьдесят восемь оборотов, что остались никому не нужны после ее смерти.

Брак оказался удачным – все десять лет я была абсолютно счастлива, а на память об этом мне осталась чудесная умница-дочь.

Однако народная мудрость требовала одной оговорки.

Это относилось только к молодым.

В двадцать лет ты можешь открыть дверь, даже если никого не ждешь, встретиться глазами с человеком, который просто спутал этажи – и вот она, любовь на всю жизнь.

Особенно, если дома ты ходишь в футболке без лифчика и коротких шортах. Да и мордочка, не залакированная косметикой, глаза, не уставшие от скуки метро и не уложенные пушистые волосы, пахнущие отваром ромашки – это все только в плюс.

Да и ты сначала увидишь своего принца в лыжной шапочке и влюбишься в его зеленые глаза и изогнутые луком губы, еще не зная, что он уже наполовину облысел, лечится от простуды смесью хрена и чеснока и вообще программист, и главным вашим развлечением в семейной жизни будет просмотр черно-белых американских сериалов шестидесятых годов.

Впрочем, я не об этом.

В тридцать пять соблазнить естественной красотой уже не выйдет.

Поэтому воскресным утром даже ухом не поведешь на звонок в дверь – я никого не жду, а пугать посторонних людей опухшей мордой после вчерашней банки соленых огурчиков в одну эту самую морду – запрещено Женевской конвенцией о пытках гражданского населения.

В моем возрасте к встрече с потенциальным мужчиной мечты готовишься заранее, кандидатов отбираешь, тщательно изучив биографию, чтобы быть готовой к наследственному алкоголизму, любви к коллекционированию втулок от туалетной бумаги, маленькой зарплате, ну и… всему остальному маленькому.

Никакая поражающая как финский нож любовь не ломает тебе жизнь, надолго привязывая совершенно неподходящему человеку.

Так что, если судьба не торопится искать тебя за печкой, вычеркнув из списка невест еще лет пять назад, расстраиваться не надо.

В юности было хорошо спонтанно убегать на гулянку, но и сейчас по три часа обмазываться кремиками перед тем, как вырваться попить кофе – тоже хорошо, просто по-другому.

Всякому овощу свое время.

Эту присказку бабушка тоже любила.

И говорила каждый раз, когда я требовала «оливье» посреди лета или арбузов на новый год.

Как меня в детстве просто бесили все эти глупые ограничения!

Почему красивое платье только на праздник?

Почему сервиз из тончайшего фарфора только для важных гостей?

Кто сказал, что дарить подарки надо только в определенные даты?

Вот вырасту – и буду каждый день есть «оливье», селедку под «шубой» и мандарины!

И выросла, и ела, и носила праздничные платья каждый день, и ничего не хранила на особый случай, насмотревшись на ту же бабушку, которая так и померла, ни разу не испачкав полотенца с васильками, которыми так любовалась, не прокрутив мясо в новой электрической мясорубке и не сняв упаковку с красивого мыла.

И было мне хорошо.

Пока я вдруг не поняла, что с каждым годом все сложнее найти в себе новогоднее настроение. Ну что особенного в вашем новом годе? Бутерброды с красной икрой я и так ем, дорогие духи и так покупаю, а если хочется праздника – смотрю рождественские мелодрамы прямо посреди жаркого июля.

Вот только мандарины все равно вкуснее в сезон – а сезон у них в декабре, под Новый год.

Только зимой они по-настоящему яркие и брызжут кисло-сладким соком на языке.

Арбузы самые сладкие-сахарные – в августе.

Пусть хоть с другого конца мира привезут их в декабре, а все равно будут водянистые.

Поэтому лучше все-таки ставить на новогодний стол вазу с мандаринами и не пытаться удивить гостей.

Природу не обманешь. У нее свои сезоны и урожаи.

Если хочешь полюбоваться пушистым снежком – придется ждать до зимы, а чудом найденные в январе подснежники потому и чудо, что их нельзя купить в ближайшем цветочном, просто втридорога.

Всякому овощу свое время.

И если хочешь замирать от счастья, наряжая елку и предвкушать «оливье» и мандарины – не надо частить. И так с каждым годом время бежит все быстрее, отделяй его хотя бы такими немудреными традициями.

Одной из моих новогодних традиций была прогулка по ВДНХ в самые снежные декабрьские дни.

Раньше я бродила среди заснеженных елей в метель, чтобы найти какую-нибудь диковину в одном из национальных павильонов. Редкий чай, вкуснейший мед, экзотические сладости, ручной работы украшения – нынче все это можно найти на маркетплейсах. Пропал дух настоящей охоты за подарками!

Я воскрешала его принудительно, заказывая их за неделю до Нового Года – чтобы, волнуясь, следить за трекингом. Успеют или нет?

А на ВДНХ ездила, чтобы пофотографировать иллюминацию и полюбоваться на фигуристов. Однажды мне сказали, что именно там катаются те, кто всерьез увлечен коньками.

Я собиралась полюбоваться на них, выпить глинтвейна из киоска, как следует замерзнуть и, приняв ванну, лечь спать пораньше, чтобы завтра хватило сил доделать предновогодние дела.

Меня ждала встреча Нового Года в компании старых подруг – тоже разведенных и тоже отпустивших своих отпрысков развлекаться самостоятельно…

Однако…

Была у меня еще третья любимая поговорка, о которой я в тот день забыла.

Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах.

…пялиться на молоденьких мальчиков

Уже стемнело, и каток сверкал огнями, как волшебная игрушка. Сиял бриллиантовый лед, перемигивались яркие украшения, множество людей каталось по дорожкам, залитым по всему ВДНХ – от самого входа, вокруг фонтанов, даже к киоскам с фаст-фудом можно было подъехать, не снимая коньков.

Какой разительный контраст с теми годами, когда я бродила тут в темноте и только хрипящие динамики напевали что-то новогоднее, заглушаемые свистом ветра!

Все вокруг улыбались, хохотали, делились восторгом с друзьями и незнакомцами, ели какую-то вкуснятину прямо на ходу. Мое слегка подувядшее после отъезда дочери новогоднее настроение стало выправляться. А ведь с утра я даже на елку дома смотрела в сомнениях – может, убрать? Для кого она тут стоит, если Машка все равно свалила к отцу в Англию? Он там удачно устроился в филиале своей фирмы, за несколько месяцев обжился и щедро пригласил нас похвастаться новой жизнью. Мне его не хотелось видеть даже в Лондоне, а вот дочь поскакала с большим энтузиазмом и уже несколько дней присылала фоточки рождественских ярмарок, украшенных гирляндами сказочных домиков и катков у стен Тауэра и в Гайд-парке.

Наверное, они меня и навели на мысль тоже съездить на наши катки, ничем не хуже!

Я шла вдоль ограждения, любуясь тем, как красиво скользят девочки в коротких шубках, парочки, держащиеся за руки и целая компания молодняка лет двадцати. Красивые парни и пара девчонок среди них. Парни, по понятным причинам, интересовали меня куда больше. Вообще я в последнее время стала засматриваться на ребят, которые по возрасту ближе моей дочери, чем мне. Как же обидно, что в моей юности таких не было!

Все-таки последние пятнадцать лет изобилия положительно отразились на внешности парней. Помню, в мои шестнадцать выбор был небольшой – либо «крутые», быдловатого вида чоткие пацанчики, уверенные, что мир принадлежит им. Лица не обезображенные интеллектом, стрижки почти под ноль – товарищ старшина будет доволен, мечты о личных тачках и планы пойти работать в ментовку или в бизнес.

Либо задроты с немытыми патлами, гитарой за спиной и заумными разговорами о Кастанеде. Как некий компромисс между теми и этими были еще всякие субкультуры типа метталистов, эмо, готов, панков… В общем, разнообразно – но как-то так разнообразно, без особого выбора. Если хотелось симпатичного, да еще чтобы умел пользоваться парфюмом, хорошо выглядел, мог поддержать беседу, то гот он, панк или чОткий – уже было неважно. Приходилось брать, что дают.

А нынче… один высокий, стильный, даже на каток вышел в полупальто и с повязанным по-шерлоковски шарфом. Даже странно, что без зонтика-трости.

Другой – в белом лыжном костюме, с андеркатом и выбритой бровью, даже на месте спокойно не стоит, пританцовывает на фитнес-коньках.

Третий – с выбеленными волосами, крашеными на концах в розовый, десятком колечек в левом ухе и в расстегнутой косухе, под которой майка обтягивает мышцы груди. У меня аж материнский инстинкт пробуждает – так и хочется рявкнуть: «Свитер надень!» А он мало того, что не надевает, так еще и ту маечку задирает как бы ненароком, демонстрируя стиральную доску вместо живота.

Четвертый – бычок такой мощный. Вот он и в свитере под горло, и в штанах камуфляжных и взгляд такой – суровый, исподлобья. Но двигается легко, словно на коньках родился.

Пятый – явный мажорчик в куртке с огромной надписью Balenciaga. Да и прочие шмотки у него явно брендовые и недешевые. Но выражение лица такое, что ясно – он во всем этом модном обвесе с удовольствием попрется со всей компанией хоть в глухой лес, хоть в дом с привидениями, хоть на запрещенные гонки на заброшенной военной ВПП.

Я стояла, облизываясь на каждого из них и в первый раз в жизни, кажется, думала: «Эх, где мои шишнаццать лет!»

Я бы – ух!

Я бы – ах!

Я бы не была такой приличной книжной девочкой, какой была в свои шестнадцать!

А Машке, кстати, совершенно пофиг – ей интереснее фанфики по Гарри Поттеру писать, и облизывается она на старых пердунов типа Дженсена Экклза или Алана Рикмана. Нет, не спорю, Алан Рикман прекрасен. Но он уже умер! А она только смеется и отвечает: «Какая разница?»

Один из парней, тот, что с выбеленными волосами и розовыми прядями, отделился от группки друзей и лихо прокатился по кругу, разгоняясь все быстрее и быстрее, а потом сделал «ласточку» и сразу – закрутился, весь вытягиваясь вверх. Казалось, он может вот так вертеться бесконечно долго.

– Ух, какой! – Выразила мои чувства женщина лет пятидесяти рядом со мной. Она пришла с пятилетней девочкой и подбадривала ее, стоя за оградой. – Прыгни еще! Прыгни! Умеешь?

Парень обернулся к ней, мотнул подбородком и снова покатился по кругу – вывернув обе ступни наружу и разведя руки в стороны.

– О, посмотрите, молодец какой, «кораблик» умеет! – Снова восхитилась женщина. – Похоже, серьезно занимается.

Я покивала с улыбкой – добавить мне было нечего, в фигурном катании я понимала примерно ничего. Зато вместе с соседкой по заборчику с удовольствием смотрела, как ловко светловолосый перетекает из одного элемента в другой, словно это ему вообще ничего не стоит. Ощущение обманчивое – я пару-тройку лет назад пыталась встать на коньки, чтобы разнообразить наш с Машкой зимний досуг. Максимум, на что меня хватило – проковылять вдоль бортика до следующего выхода и с позором рухнуть на скамейку. Лед, правда, у нас во дворе был не такой гладкий.

Вообще удобно быть взрослой тетенькой, которую никто не заподозрит в амурном интересе к молодняку возраста наших детей. Можно беспалевно пялиться на этот молодняк, пуская слюни, а потом пожаловаться на то, что твои отпрыски не торопятся заниматься спортом.

– А я вот внучку заинтересовала! – Похвасталась женщина. – Говорят, можно на коньки с трех лет ставить, но мы дотянули до пяти, страшно было за юные косточки. Зато от «Ледникового периода» ее теперь не оторвать.

– Моя в Лондоне на катке сейчас зажигает! – зачем-то соврала я, демонстрируя на телефоне фотографии, сделанные Машкой на демонстративно-вежливом отдалении от катка.

– Ну молодец, молодец… – как-то неискренне порадовалась женщина и принялась звать свою внучку: – Есения! Давай сходим покушать!

– Ну ба-а-а-а… – заканючила та.

Парни тем временем разъехались в разные стороны и принялись раздавать зевакам, глазеющим на каток яркие листовки. Я дождалась своей очереди и разочарованно выдохнула: «Скидка на билет 5%!»

Они тут не по зову души выпендриваются, оказывается, на работе люди.

Светловолосый, не глядя сунувший мне рекламку, услышал мой вздох и вернулся.

– Согласен, пять процентов жлобство, – заявил он так, словно мы с ним сто лет уже знакомы и давно обсуждали. – Давай я тебе свою карточку дам, там двадцать процентов, а коньки в прокате все равно хреновые. Уломаю Дианку дать свои погонять на часик.

– Зачем?.. – Оторопела я и зачем-то принялась впихивать ему листовку обратно в руку. – Мне не надо.

– Да какое не надо! Ты же уже полчаса на нас пялишься, как девочка со спичками на камин в богатом доме. Конечно, надо!

Листовку он у меня забрал, но взамен протянул свою ладонь.

Вблизи его уже не хотелось закутывать в шарфик и требовать надеть шапочку – от его тела пыхало жаром, как от печки, только что пар не шел. Светлые до прозрачности глаза смотрели нагло и дерзко – никакого уважения к взрослой приличной женщине!

…заигрывать с посторонними парнями, годящимися в сыновья

Как теперь этому молодому-резкому объяснить, что я не на каток хотела, а совсем иных удовольствий?

Посмотреть хотела! Конечно, просто посмотреть на красивых мальчиков, которые нарезают круги и выпендриваются трюками. Полюбоваться! А вовсе не то, что я сама про себя сейчас подумала! И вообще, если бы я выбирала из молодняка, я вон того, в пальто с шарфиком взяла, он постарше выглядит. А этот мне в сыновья годится!

Ну, годился бы, будь я совсем неприличной девочкой в свои юные года.

– Почему вы меня на «ты» называете? – запоздало возмутилась я. – Молодой человек, мы с вами на брудершафт не пили!

Я смерила его максимально ледяным взглядом. Но, видимо, ледяные взгляды ему были так же нипочем, как и кусачий морозец на катке.

– А в чем проблема? – ухмыльнулся он. – Давай выпьем. Глинт будешь?

Снова оглядев его с ног до головы – черные фигурные коньки, брюки-карго с кучей пряжек и карманов, косуха, обтягивающая футболка, наглая улыбка, высветленные волосы с розовыми кончиками – я прям рассердилась на судьбу. Почему ко мне малолетки клеятся? Почему стаканчик глинтвейна мне не мог предложить серьезный мужчина лет сорока с благородной сединой и серебристым «Лексусом» на ближайшей парковке?

Я тут уже минут сорок мерзну, давно пора.

– Не буду, – покачала я головой. – Вам не советую – вы управляете транспортным средством повышенной опасности.

– Я – что? – озадачился парень. Но быстро сообразил: – Оу! Ты про коньки! Да брось, я на них даже в дугу бухой устою. Даже крепче буду, чем пешком. Знаешь, как моряки по твердой земле с трудом ходят после качки?

– Уверена, что почти все пьяные водители, попавшие в аварию, думали точно так же, – нахмурилась я. – Давайте завязывать этот бесперспективный разговор.

Он поднял брови, намереваясь возразить, но в этот момент звонкий девичий голосок позвал:

– Демон! Ты чего застрял там?

Он оглянулся на свою компанию. Среди парней там тусовались еще и две девчонки. Одна рыжая, сияющая шевелюрой ярче новогодних огней. В белой шубке, в клетчатой юбочке и румяная – как с картинки. Другая тоже как с картинки – но уже из другого журнала. Темноволосая, холеная, с накачанными губами и наращенными ресницами. Такие красотки в ее возрасте как раз находят себе «папиков» и с шелупонью вроде этого Демона перестают общаться. На ее задницу в обтягивающих лосинах пялился весь каток. Включая тех самых серьезных сорокалетних владельцев «Лексусов» с сединой, на которых я рассчитывала.

Звала его рыжая, а темненькая только смотрела с насмешкой – но, видимо, хватило и этого. Он хмыкнул, развернулся и, не прощаясь, укатил к ним. А я осталась стоять с рекламкой в руке, как дура.

Будь я на десяток лет помоложе – смутилась бы и сбежала с катка. Но вместе с морщинами и килограммами с годами нарастает еще и дзен, поэтому я осталась стоять и любоваться дальше. А что? Ничего противозаконного не творю. Может, мне тот, в пальто, тоже глинтвейна предложит?

Но «тот, в пальто» вообще в мою сторону не смотрел. Зато девчонки пялились исподтишка и хихикали, обмениваясь шепотками на ухо. Рыжая особенно часто стреляла лисьими глазками в мою сторону. Нашла к кому ревновать!

Парни снова разъехались по всему катку, по мере сил изображая крутых фигуристов. Лучше всего получалось у Демона и темноволосой девчонки – потому что с ее задницей можно было вообще никак не кататься.

Светловолосый же снова разогнался и завернул лихой росчерк по льду, затормозил как следует – и буквально с пустого места снова закрутился веретеном. Выглядело это совершенно нереально, я даже представить не могла, как у него получается. Тем более, с моими навыками катания. А он, не делая паузы, снова вышел в «ласточку», присел, делая «пистолетик» – в общем, красовался изо всех сил, пару раз сорвав даже жидкие аплодисменты немногочисленных зрителей.

И – не забывал поглядывать на меня.

Ну… Хватит уже. Шоу прекрасное, но мне пора.

И я направилась в сторону выхода вдоль ледяных дорожек, попутно выкинув в урну рекламку. Отойдя подальше от веселой тусовки, остановилась, чтобы надеть перчатки – и тут к бортику подкатил светловолосый Демон, лихо развернувшись и осыпав меня вихрем ледяных крошек.

Схватился за ограду и перескочил, преградив мне путь.

– Уходишь? – спросил он небрежно.

– Ухожу.

Я аккуратно обогнула его и пошла по дорожке дальше, но он в два прыжка на зубцах коньков снова оказался передо мной.

– Почему?

– У тебя коньки не затупятся? – вместо ответа поинтересовалась я.

– Затупятся, – кивнул он. – Это шеффилдская сталь, они только для искусственного льда, на асфальте им хана.

– Ты профессиональный фигурист?

– Ни в коем разе! – он прижал ладонь к груди, слегка оттягивая футболку вниз, и из-под ворота показалась татуировка в виде змеи, обвивающей его ключицы.

– Но ты круто катаешься, и коньки, вон, у тебя непростые.

– Я просто люблю выпендриваться, а для этого нужны какие-то достижения, – хмыкнул он, откидывая челку с лица резким движением.

Вот чего я стою и болтаю тут с ним? Вблизи он вовсе не такой красавчик, как мне казалось. Был у меня одноклассник чем-то на него похожий, только рыжий. С таким же неистребимым хамским выражением на лице, даже когда молчит.

– У тебя они есть? – сама не заметив, я тоже перешла на ты.

– До тринадцати лет меня прочили в олимпийские чемпионы.

– А что потом случилось?

– Природа нагадила, – развел он руками. Но в лице не было ни намека на сожаление. – Двойной прыжок – мой максимум, как ни бейся.

– И ты бросил?

– А смысл оставаться? – хмыкнул он. – Тридцатое место на первенстве Бутово – не мой уровень достижений.

– Есть такое первенство? – удивилась я.

Он не ответил, только сощурил свои нагло-прозрачные глаза и склонил голову набок. Вот узнаю эту манеру, Машка так же себя ведет, заменяя этой пантомимой невежливое: «Мать, ну ты совсем дура, что ли?»

– Фигурист, значит… – кивнула я.

– Бывший, – уточнил он.

– Может, еще и танцор? – спросила, вспомнив, как он двигался.

– Бывший, – повторил он.

– Еще кто бывший?

– Оперный певец.

– Ого! Что же пошло не так на этот раз?

– Природа… – снова развел он руками. – Диапазон маленький, полторы октавы.

– Что еще у тебя маленькое, даже спрашивать не буду… – пробормотала я себе под нос, не удержавшись.

Он сам подставился! Я не виновата!

Он сощурился и продуманно-небрежным жестом положил ладонь на живот, вновь как бы невзначай задирая футболку и открывая поджарый живот.

– Показать?