Kitobni o'qish: «Отражение»
Все персонажи произведения являются вымышленными, любое совпадение с реальными людьми – случайно.
Отражение
Все началось отвратным воскресным утром. Ничто не предвещало никакой суеты. Просто очередной пустой, бездарно прожитый день. Унылый столичный пейзаж за окном в виде размазанного по небосклону пятна добавлял настроению серых красок… Спасало какое-то бульварное чтиво, вяло отвлекавшее меня от дурных мыслей.
Звонок телефона заставил вздрогнуть.
-Привет, ты занят?
–Нет.
–Я отдыхаю.
–Рад за тебя.
–В особой клинике под Петербургом.
Это был мой старший брат. За пару недель до этого он уехал куда-то на отдых, взяв небольшой отпуск на работе, ничего никому толком не сказав, ссылаясь на очередные неурядицы с женой. Короче, собрал пару чемоданов и уехал прорываться к нирване в неизвестное мне до этого звонка место.
Подумаешь: звонок из дурдома в выходные. Разве он может предвещать беду, правда?
Сказать, что я удивился? Нисколько. Знаю, выглядит странно: родной брат непонятно где, а реакции – никакой. Не спешите с выводами: просто такие исчезновения и возвращения дражайшего родственника – это не в первый раз. Пару лет назад, после очередной черной полосы в жизни, оказавшись брошенным всеми и не пожелав принять помощь друзей, он сорвался в безумное путешествие за новыми впечатлениями. К сожалению, кроме просаженных заемных миллионов, подставленных друзей и испорченных с кем только можно отношений ничего путного из этого не вышло. Тогда все кончилось именно дуркой… Хотя, если подумать – впечатлений брат получил предостаточно. В целом, этот период в его жизни для меня покрыт туманом, как, впрочем, и последний, но по другой причине: два года назад я не был основным действующим лицом. В этот раз мне досталась авансцена.
Я расскажу вам историю одного сумасброда. И она настолько нелепа, что вы сразу поверите в то, что она правдива.
Часть 1.
Глава 1.
–Какой еще клинике? Ты же отдыхать поехал, – где он, конкретно сказано не было, но поводов напрячься, как я упомянул выше, хватало.
–Я отлично отдохнул. Меня почистили, сделали кучу анализов, и мы постоянно слушаем лекции на самые разные темы. Тебе бы здесь понравилось, – да, мой брат – поклонник «аур», шаманских бредней и веры в то, не знаю, что. Тем не менее, парень отнюдь не глупый.
–Господи, я тебе не раз объяснял про этот вездесущий бред со «шлаками», «чистками» и прочей идиотией, благодаря которой из тебя высасывают кучу денег, – и да, я бываю занудой.
–Может, тебе просто пора научиться зарабатывать деньги? Сидишь ровно и не дергаешься, а люди делают большие суммы. Это бизнес, и не важно, как это происходит. Если человек может заплатить за такие процедуры, он платит, а ты только воздух трясешь, – сказал он гораздо горячее обычного, что меня насторожило. Мы совершенно разных взглядов на жизнь, и потому спорим нередко, но с ходу припомнить, как брат набрасывается на меня из-за обычного занудства, не могу.
–Для меня есть неприкосновенные темы. Если человек давал клятву помогать людям, то не обязательно на каждом шагу впаривать всякую мишуру ради лишней пары тысяч, – чушь полная, но мне почему-то захотелось его позлить.
–Мне помогает.
–Ну, это замечательно и стоит во главе угла, в конце концов.
–Я нездоров.
–У тебя нашли опасную концентрацию редких «шлаков» где-нибудь в мозге? – да, юмор – не моя сильная сторона.
–У меня рак.
–Рад за него.
–Я серьезно. Рак желчного пузыря в последней стадии. Не операбелен. Осталось полгода.
Я не поверил. Нет, скорее сильно усомнился в услышанном. Когда новости бьют молотом по наковальне, именуемой вашей головой, первые минуты звон в ушах служит непреодолимой стеной для слов, летящих в ваши уши.
Дальнейший диалог был очень напряженным с моей стороны и абсолютно спокойным – с его. Я задавал уйму вопросов и пытался проверить правдивость его слов. Все-таки черт знает, где он находится, да и мало ли, чем он надышался да что придумал после своих шаманских трав …
После высланных мне на почту снимков КТ с контрастом, неутешительных заключений врачей под ними, результатов тонны всевозможных анализов, сложнопроизносимых онкомаркеров, невероятно превышавших норму, мои сомнения были рассеяны. Брат вскользь упомянул еще и внезапную потерю почти тринадцати килограммов, списанную им на «стресс».
У моего брата рак. Чертовски приятное воскресное утро.
Брата зовут Артур. Молодой человек тридцати трех лет. Не могу сказать ничего примечательного о его внешности. Он среднего роста, с густыми темными курчавыми волосами, которые он никогда не отпускал чересчур сильно, так как считал, что его это сильно молодит; с красивыми голубыми глазами, которыми очень гордился, и понурой расхлябанной походкой, напоминающей усталую поступь моряка после ночной разгрузки трюма. Менеджер высокого звена, всю жизнь искавший больших денег и положивший жизнь на их добычу.
С утра до ночи сидеть в душном офисе и заниматься непонятно какой работой…Конечно, непонятной именно для меня. Он был начальником интернет-маркетингового отдела в крупном коммерческом банке. Чрезвычайно востребованное направление. А какие перспективы, не говоря уже о статусе! Сколько молодых людей мечтало бы оказаться на его месте: дорогая иномарка, элитная недвижимость и прочие прелести «руководителей» – о чем еще мечтать, правда? А сколько бы отказалось, осознав, чем придется за это заплатить? Сколько покрутило бы у виска, скажи я, что единственную неразменную монету в жизни – время, заплаченную за все это, им не вернуть.? Да что за глупости. Единицы. Никто. Мнимое чувство превосходства над другими и способность не просто навязать клиентам необходимость ненужных вещей, а заронить в сознание эту необходимость, просто кружит голову. Спасибо тебе, Ян Кунен, ты явственно показал, что такое вызов и провокация в каждом мгновении жизни. Всего лишь искра на фоне фейерверка, разумеется…
Брат курил. Просто спокойно выдыхал дым в трубку на другом конце провода. Он выдыхал его так уверенно и емко, что мне почудилась густота этого дыма. Я занервничал. Сорвется. Опять снесет крышу – и жди беды. Это единственное, что вертелось у меня в голове в том момент. Не жалость к нему, а осознание последствий происходящего. Кому их разгребать?
В «тот» раз он просто вышел из банка после очередного рабочего дня и вместо своей машины сел на поезд до Северной столицы России. Так все и началось. Знаете, порой возникает острое желание совершить какую-нибудь глупость. Маленькую осознанную глупость, так необходимую нам для разрядки. В этом нет ничего страшного, правда? Всем иногда хочется сбросить с плеч заботы и сделать что-то по-детски глупое, по-настоящему свободное. Но как часто путают «свободу» и «распущенность»! Мы забываем, что самые банальные мелочи приводят к катастрофическим последствиям, что именно несущественные мелочи становятся переломными моментами в жизни. Мы вообще часто забываем про последствия. Его желание в тот момент было таковым: «Уехать отсюда. Просто к чертям свалить отсюда, и плевать на все!» Это официальная версия брата… Сколько эта мысль вызревала на почве злости в его душе и чем он так обильно ее удобрял, мне неизвестно. Но, сойдя с поезда, он не предпринял прогулку по Невскому проспекту и не пообедал в чудном заведении с видом на Исаакиевский Собор, а решил отправиться в Берлин. Да, думаю, по «маленьким глупостям» Артур всем нам даст фору.
Так и начался его спонтанный евротур с провальными медиа-проектами в соцсетях, откровенным мошенничеством, сомнительными попутчиками, ожидаемо окончившийся потерей работы и неожиданно – месячной пропиской в желтом доме. Весьма насыщенно проведенное время, не правда? Но, как я сказал выше, мое представление об этих днях в целом весьма туманно; детали мне не известны, а ведь дьявол всегда кроется именно в них.
Узнав, где именно брат находится в Петербурге, я велел ему оставаться на месте, одновременно натягивая штаны. Честно говоря, я мало тогда думал, действовать надо было быстро, и я действовал.
–На Ленинградский вокзал и как можно скорее, – выпалил я, запрыгивая в такси.
–Сделаем, но до восьмидесяти километров. А то штрафов много прилетит.
–Давайте как можно скорее, я вам накину деньжат за штрафы, хорошо? – немного раздражают болтуны, особенно, когда спешишь.
–Хорошо-хорошо, едем, – таксист сильно напрягся из-за моего внезапного порыва и пресек разговор.
Прыгнув в машину, я начал звонить в Питер своим знакомым врачам и разведывать, к кому и куда можно обратиться за помощью. По пути оказалось, что быстрых поездов в Ленинград нет, ближайших авиарейсов – тоже. Мы мчались к центру Москвы в сторону вокзала.
–А-а-а, черт! Нет никаких путей в Петербург… Слушай, шеф, давай до Санкт-Петербурга, а? Выключай счетчик, или что там, и полетели, мне нужно там быть как можно скорее, я хорошо заплачу, – почти безнадежно выпалил я, но, к моему удивлению, упрашивать водителя не пришлось. Он тут же согласился, будто ожидая такого предложения, а попросил всего десять тысяч, хотя на один только бензин ушла бы половина суммы (его я тоже возместил бы); видимо, проникся жалостью, вслушиваясь в телефонные разговоры про онкологию, нервные срывы и тяжелые последствия. Желтый седан взял направление на магистраль «М10» до Санкт-Петербурга, а уже через двадцать минут позвонил Артур.
–Через три часа буду в Домодедово. Взял билет на самолет, – тембр голоса был все такой же спокойный.
–Эм…Хорошо, тогда встречу тебя там… – я потерялся от такого поворота, мягко скажем.
–Да, жди меня там. Пока без связи, – на заднем фоне было много непонятных голосов и разного шума, будто он уже был в аэропорту, хотя прошло не больше часа с нашего разговора, что тоже было странным.
Таксист, казалось, был в легком исступлении от моей суеты; он промолчал, никак не прокомментировал смену маршрута и, видимо, даже не расстроился от потери небольшого гонорара, радуясь возможности избавиться от странного пассажира. Я же через два часа уже стоял в здании аэропорта и ждал. В голове было абсолютно пусто.
Еще через полтора часа я увидел брата.
Замечали ли вы когда-нибудь, как резко мы находим другим человека, если узнаем о каком-то событии, кардинально изменившим его жизнь? Рождение ребенка – и вот мы уже видим перед собой спокойного и уверенного в себе отца, а не вчерашнего раздолбая. Смертельная болезнь – и перед нами неустанно сражающийся боец, а не испуганный жалкий человек. Мне так кажется. Обстоятельства часто обуславливают поступки людей, и если мы становимся свидетелями того или иного события в жизни человека, то начинаем смотреть на него под другим углом, сквозь призму этого события. Не потому даже, что он действительно преобразился, а потому что уже не можем мыслить по-другому, непредвзято. Вот и Артур вышел из зоны прилета внутренних рейсов для меня совершенно преобразившимся. Ни страха, ни тени сомнения на лице, уверенная походка. Он даже показался мне сложенным крепче, чем обычно, несмотря на явную худобу.
Через десять минут мы уже были в машине такси.
-Едем к тебе домой? Или ты хочешь еще куда-то заехать? – нам надо было многое обсудить, и мне поскорее хотелось оказаться наедине.
–Сразу домой. По пути только возьмем виски, – выдал он отрывисто, но громко.
–О-окей, виски, так виски. А вдруг с Миленой пересечемся?
–Вряд ли. Она давно уехала к матери.
–Куда? Мать же в Хабаровске, – удивился я.
–Да там долгая история. Сейчас вроде здесь. Милена с ней где-то ошивается, – больше отмахнулся, чем ответил, Артур. Я не стал его допытывать. У меня с самого начала их брака, с пышной свадьбы на берегу океана с непременными атрибутами аристократических мероприятий – белоснежными шатрами на белом песке, хрусталем и дорогим металлом вместо посуды, – сложилось впечатление о жуткой меркантильности Милены. Меркантильность, вросшая в ее сущность самым отвратительным образом. Это когда вы свой явный порок выставляете заботой о ближнем… Что-то библейское или простое лицемерие? Нет, просто Милена.
Я попросил водителя остановиться у любого магазина ближе к адресу. Мы почти не разговаривали в машине, хотя я постоянно пытался шутить. Смех скрашивает любые тяжелые переживания, по крайней мере, заставляет отвлечься. Впрочем, отвлекал он только меня, кажется, потому что Артур постоянно пялился в экран смартфона.
-Эм, я не могу открыть дверь, – сказал Артур.
–Почему?
–Ключи в куртке.
–Ну так поставь пакеты и достань ключи.
–Нет-нет, они в куртке, – вот с этого момента я начал немного тормозить.
–И дальше что?
–В куртке, которая в аэропорту…
–Твою ж… Это опять два часа в одну сторону тратить.
–Да не два, а все двадцать два.
–В смысле?
–В аэропорту Петербурга.
Это было не смешно. Он забыл свою куртку с ключами и некоторыми документами в аэропорту Петербурга. Мы только с дороги, с набитыми пакетами, стоим перед входом в квартиру, в которую не попасть. Я выругался.
–Вторые ключи у Милены?
–Да, – а это значит, что ключей у нас нет.
–Забрать никак?
–Ну ты шутишь, что ли? Вообще под предлогом смерти не пойду.
–А предлог-то имеется… – даже не черный, а туалетный юмор, но самый подходящий и расслабляющий, учитывая обстоятельства. После обсуждения нашего безвыходного положения было принято решение поехать ко мне, а там уже думать, что делать дальше. Через полтора часа мы наконец вошли в мою квартиру. Я чувствовал себя невероятно измотанным, виски был очень кстати.
-Тебе один к одному с колой или только со льдом?
–С колой, – небрежно кинул Артур. Я разлил виски по стаканам с содовой и, усевшись на диван напротив, попытался завязать давно созревший разговор:
–Я отправил все твои результаты своим знакомым врачам в Петербурге и здесь, тебя записали на консультацию к одному очень толковому онкологу. Прием уже через два дня, после встречи с ним можно будет обсуждать стратегию лечения, – четкие и простые действия мне казались лучшим решением в тот момент.
–Оперативно, – как-то очень туманно произнес Артур. – Ну, как скажешь, результаты на руках, и тебе виднее, как поступить, – заключил он.
–Тогда до среды постараемся не делать глупостей, а там – как карта ляжет.
–Эх, да мне по барабану, если честно, делай, как знаешь. Есть пара других мыслишек в голове.
Разговор этот дальше был все более туманным и кончился на допитой бутылке виски. Мы разошлись спать, и я еще долго не мог уснуть, хотя алкоголь упорно меня тянул в долину безмятежных сновидений. Ворох мыслей и безосновательных предчувствий не давали мне покоя. Сейчас я уже не помню, в какой именно момент все покатилось снежным комом, и я перестал оглядываться назад, но где-то здесь все и началось.
Я открыл глаза посреди ночи от странных отрывистых звуков где-то в глубине квартиры. Не поняв, что это и откуда они, снова заснул. Сквозь сон мне показалось, что дверь моей комнаты открылась и кто-то вошел. Проснулся я от сильного толчка в плечо и истерического смеха. Посмотрев через плечо, я увидел Артура. Он стоял над моей кроватью и смеялся. Точнее, даже не смеялся, а как бы резко и отрывисто навзрыд глотал воздух ртом, с сардоническим оскалом на лице. У него слезы текли ручьем, подбородок дергался, и он задыхался. Я перепугался и попытался встать, но он резко сел на край кровати и разрыдался окончательно, долго и истерически смеясь при этом. Я сидел, отведя глаза куда-то в сторону, и просто держал его за плечо. Я понятия не имел, что сказать… Как-то неожиданно выбивает из колеи вид плачущего взрослого мужчины. В ходе этого своего небольшого первого припадка он постоянно выкрикивал, что совсем не хочет умирать, что еще не пожил, что у него нет детей. Я пытался его успокоить и заверял, что все будет отлично. Как это отвратительно: уверять человека в подобном, зная, что он может умереть, но как это необходимо. Когда он успокоился, мы снова сели за стол и открыли вторую вчерашнюю бутылку. Так и начался день – со вчерашнего стакана.
–Я хочу что-то оставить после себя, – произнес он уже спокойно, но все еще как бы глотая слова, – Не просто деньги, а что-то настоящее. Я хочу детей! Ты поможешь ей воспитать моего ребенка, мы хотим с ней детей! – выпалил он.
Я вообще перестал что-либо понимать. Точнее, ушам не верил. Может, я еще не протрезвел? Он всю ночь не спал и уже похоронил себя. Хотя минуточку… каких детей?.. Кто «мы»? Они с Миленой не хотели сейчас детей…
–Осади! – крикнул я с выпученными глазами. – Мы с тобой вчера не обсудили ничего толком, а ты уже похоронил себя! У тебя есть шанс на выздоровление, мы это обсудили!
Обсудили – не обсудили…В моем выкрике никакой логики не было, впрочем, как и в его воплях о детях. Просто я был окончательно сбит происходящим с толку. Вчера мы с ним ничего не обсудили, конечно. Да и нечего особо было обсуждать. Как я и говорил Артуру, я отправил все его медицинские документы знакомым врачам, и предварительные выводы были, мягко говоря, скверные. Один из врачей прямо сказал, что прогнозы неутешительные.
Пятилетняя выживаемость с четвертой стадией, на которую указывал докторишка из клиники Артура, составляет пятнадцать процентов и меньше. Это ужасный прогноз для брата. Пока же главное было – не поддаваться панике. Ах, как логично звучит- то со стороны! Но кто станет осуждать отчаявшихся? Как говорится: отчаяние ведь сродни безумию, а на безумцев не действуют доводы разума.
–Давай дождемся среды, после приема будет ясна стратегия лечения и все будет в порядке. Сейчас не время для суеты.
Артур выругался в ответ и продолжил:
–Ай! Ты не слушаешь! Я не буду лечиться! Все, что мне нужно было, я услышал. Не хочу терять ни минуты! Я не хочу провести оставшиеся полгода под капельницами в палате с умирающими.
–Как не будешь? Слушай, ситуация из ряда вон, но не руби сгоряча, надо все спокойно обдумать.
–Арчи, – сказал очень спокойным, совсем не вяжущимся с предыдущим выкриком тоном, – просто помоги мне. Меня никто не поддержит в моих идеях, я открою все только тебе. Давай сделаем все это вместе.
С минуту подумав, я перестал его переубеждать. Мой хороший друг как-то переболел раком. Я видел, через что ему пришлось пройти. Но, знаете, есть «рак», а есть «Рак». Первый сбивает тебя с ног, угрожает знакомством со всевластной госпожой, которую мало кто захочет видеть раньше срока, но дает уникальный шанс: переродиться. Немного людей я знаю со вторым днем рождения.
Второй же тебя уничтожает в прямом смысле. Убивает медленно, вылущивает изнутри саму твою суть. Ты больше не тот весельчак, которого привык видеть в зеркале, ты не узнаешь высохшего старика в отражении, да и никто не узнает. У тебя нет шанса. Нет времени. Нет будущего. И вот таким ты уходишь из жизни: уже и так давно умершим. Так вот, мой друг прошел ужасный путь своего перерождения через первый вид этой дряни, а Артуру предстоял второй и далеко не героический. Я прекрасно понимал, что его ждет, и вовсе не желал брату такого пути. Причем от изнурительного лечения он в действительности бы просто продлил именно свои мучения, а не жизнь. В такой ситуации я бы выбрал жизнь, в этом я точно уверен. Короткую, но очень яркую жизнь. И ничего бы не сказал своим родным. Никому. Ведь, когда мы умираем, особенно вот так медленно, сильнее страдают те, кто вокруг нас, а не мы.
–Добро. Я с тобой. Выкладывай, что хочешь. Какой план? – сказал я спустя несколько минут молчания. Я его поддержал.
Плана у брата не было. Была идея. Я бы даже назвал ее идеей фикс. Она поднималась им уже давно и не раз и касалась озонотерапии. Только теперь она приобрела совсем другой масштаб. У Артура была мечта об офисе в Москва-Сити, как у любого недалекого менеджера, и «рабочая» идея, как у любого горе-предпринимателя. Реализовать ее казалось очень даже просто. Мне так казалось… Мы четко представляли, что нам нужно и кто нам нужен, но, конечно, как и все зарвавшиеся дилетанты от бизнеса, ничего не просчитывали и не анализировали. Уже на следующий день мы ходили по башням Сити и выбирали себе квадраты. Выбор пал на одну из башень «Города Столиц».
–Эти квадраты подходят! – выпалил Артур, пробежавшись по помещению. – Да, место шикарное, а вид – просто сказка. Эй, ты видел, что там за ванна?! – он был явно счастлив видеть что-то большее, чем мы рассчитывали, за что не придется доплачивать.
– Их тут две! Еще прямо в офисе есть!.. – и он ринулся вглубь без пяти минут наших квадратов.
–Нам надо обсудить некоторые детали… – риелтор Кира мне не внушала доверия, и я старался выудить побольше информации о помещении, но не тут-то было. С самого утра, когда мы проходили по разным этажам и осматривали офис за офисом, она мне не понравилась. Это была среднего роста кареглазая брюнетка. Волосы у нее были завиты в кудри, плавно ниспадающие к плечам. Она была хоть и не очень высокого роста, но, казалось, с чересчур длинными ногами для ее пропорций. Девушка в теле, с острым, цепким и немного надменным взглядом, после которого остается впечатление, что тебя раздели, высмеяли и отправили на все четыре стороны. Она слишком уверенно ходила на каблуках. Точно. Именно это мне не понравилось. «Дайте женщине пару хороших туфель, и она покорит весь мир!» – вертелась у меня в голове цитата. Да, Мэрилин меня предупреждала загодя, я это точно знаю. Но это были только мои впечатления. Артур был от нее в восторге. Деловых людей она цепляла кротостью, разговором строго по делу и безупречным стилем одежды; молодых горе-предпринимателей, как мы, милыми глазками, пышными формами и легким налетом мнимой глупости, так обезоруживающим мужчин. Но я точно знал, что она та еще змея. Не знаю, почему я так за нее зацепился и в чем крылись причины этой мгновенно возникшей антипатии. Время показало, что я был прав.
«Наше» помещение оказалось неожиданно большим. Проход к лифтам был не через лабиринт разных бутиков, как проход к обычным лифтам в башнях Сити, а отдельный, сразу справа от поста охраны на входе. Так мы прямиком попадали на шестьдесят второй этаж и, повернув налево из лифта, могли пройти к большим тяжелым деревянным дверям офиса. Первым, что бросалось в глаза внутри, был улей маленьких, отгороженных друг от друга панелями кабинетов. Перегородки из пластмассы были выстроены вдоль рамы окон в пол, огибающих угол здания под прямым углом и выступающих в роли стен всего крыла. Эти перегородки делили одно помещение в шестьдесят квадратов на шесть почти равных частей; остальные сорок – общая зона.
Наш офис был с отдельным входом. Не очень приметная, даже дешевая на вид дверь скрывала небольшой коридор, ведущий в две комнаты. Первая, сразу налево от входа, была определена нами под личный офис; просторная, в белом цвете, неприметный серый линолеум и окна в пол, как и везде. Дальше по коридору вторая комната делилась на два помещения побольше. Первое из них сразу было определено основным, для озонотерапии; второе, узкое, но неожиданно большое по квадратам, оставлено для остальных нужд. Основное помещение требовало только нескольких звукоизоляционных перегородок и хитрых дизайнерских доработок, перекраски стен и мебели (уже был найден и дизайнер, и определен бригадир с рабочими. Последний вверен риэлтором как надежный человек). Нас все устраивало.
–Черт возьми, здесь вообще целый спа-комплекс вместится! – выпалил Артур, ощупывая взглядом второе помещение.
–Я вас оставлю. Осмотритесь. После я могу сразу подготовить договор аренды, – агент была тертым калачом и уже поняла, что Артур меня и сам «дожмет», эти квадраты были без пяти минут сданы. Она поспешно удалилась, оставляя нас наедине.
–Здесь поставим мини-ресепшен, глубже по коридору…
Я оставил его в полете фантазии, занимаясь бумагами.
За следующую неделю мы успели провернуть уйму дел. Заключили договор субаренды на три и три миллиона в год быстро и напрямую с собственником благодаря посредничеству Киры. Согласовали и наняли дизайнера помещений, которого оставили в творческом полете оформления наших квадратов, дав ему жалкую неделю времени. Загнали бригаду рабочих, начавших в эти же дни такие базовые и грубые вещи, как возведение перегородок между кабинетами и подготовку квадратов для мини-спа (которое Артур все же упросил влепить во второе помещение).
По рекомендации тех же врачей, которым я сбрасывал результаты Артура и коих беспокоил в последний раз, мы познакомились с врачом-анестезиологом Оксаной, работающей в одной из частных клиник на юге Москвы. Свежей и очень прыткой женщиной лет тридцати пяти. Она постоянно ходила по кабинету без видимой необходимости и все время разговаривала – слишком много для врача, но не сильно – для женщины. После декрета ей пришлось работать в клинике, где мы оказались, и она была явно недовольна своим финансовым положением. По последней модели телефона, достаточно броскому для рядовой смены врача макияжу и немалому количеству украшений из золота и камней стало понятно, что она любит тратить деньги и не против небольшой прибавки к зарплате. Мы сделали ей первое предложение, и сумма оплаты сразу показалась ей удовлетворительной. Обе стороны так остались довольны друг другом, что даже не вдавались особо в подробности.
Нужный врач-анастезиолог у нас появился. Так же, как и пара ее коллег. Вопрос с кадрами, казавшийся самым тяжелым, был очень быстро и неожиданно решен. Необходимая документация для учреждения «ООО», пакет документов для проверяющих инстанций, самое важное для нас – медицинская лицензия – все это было отдано нужным людям для оформления. Дорого, но это экономило кучу времени. Ведь его – то у Артура как раз и не было. Мы даже нашли медицинский ксенон по выгодному предложению от одной закрывающейся клиники; у нее же скупили сопутствующие элементы интерьера медицинских кабинетов и эту ужасную белую мебель, вызывающую у меня ассоциации не с чистотой, а с каким-то ледяным безразличием врачей к их пациентам, и вывезли все в арендованное складское помещение. В целом, все выходило просто. Даже слишком гладко. Единственной проблемой стало самое важное – оборудование. Установка для ингаляции медицинскими газами, нужная нам стационарная модель, одна стоила от миллиона до двух. Нам нужно было таких три штуки, по количеству кабинетов для ингаляций ксеноном. Четыре миллиона – это были почти все наши деньги на руках после аренды офиса, ремонта и оформления документов. Мы очень не хотели ввязываться в кредиты или искать инвестиции, так что вышли напрямую на производителя подобного оборудования в Москве. Сделал я это буквально через поисковик, к собственному удивлению, и мы как можно быстрее решили отправиться прямо на завод, решать вопрос с ценой и оборудованием.
Каждый божий день начинался почти с литра кофе и бешеной суеты. К вечеру мы, обычно только к восьми часам, садились ужинать или где-то в ресторане, или за обильно заставленный дома стол, сдабривая все большим количеством виски и компанией легкомысленных девиц. Постоянный недосып, литры алкоголя и вечная суета медленно подмывали фундамент здравых мыслей в голове…
Глава 2.
Синяя шапка.
Нужный нам завод оказался расположен в далеком глухом промышленном районе Подмосковья. Встав ранним утром, мы отправились на Ленинградский вокзал. Утро было по обыкновению серым и холодным. Я был в легкой ветровке и пытался спастись от холода стаканом горячего отвратительного привокзального кофе – безуспешно. Раннее утро августа мне показалось морознее обычного дня октября. Никак не проснуться… Глаза жутко чесались и сохли – то ли от пыли, взвешенной в воздухе, то ли от обезвоживания.
Наш поезд должен был отходить уже через пять минут, но он еще даже не подошел. Я стоял на перроне, весь трясся от, казалось бы, легкого ветра и бездумно озирался по сторонам. С братом мы почти не разговаривали. Мой взгляд уперся в статую Георгия Победоносца, знаменующую площадь трех вокзалов. Динамичный монумент: святой поражает коварного змея своим копьем. Если приглядеться, то на груди Победоносца можно увидеть герб нашей страны. Интересно, по замыслу Щербакова скульптура так и должна показывать скорее физическую силу, нежели святость? По мне, так это иронично. И еще кажется, что люди, ежедневно снующие мимо памятника из всех северных областей столицы, и не знают, кто это. Вот женщина прислонила к фонтану вокруг памятника сумку и продолжила говорить по телефону. Уверен, если сейчас спросить ее, что сзади за монумент, она не ответит, хотя ни одну сотню раз бросала беглый взгляд на статую, опаздывая на очередную рабочую смену. Голубь пролетел – виновник падения величия образа святого, который, весь в голубином помете вместе со своим конем, явно проигрывает змею, избежавшему такой унизительной участи…
Поезд подошел. Мы с Артуром сели по разные стороны от прохода. Мне в попутчики достался странного вида парнишка, лет шестнадцати на вид, не старше. Он все время сидел в одной позе, плотно прижав ноги к стенке вагона справа, подперев подбородок одной рукой, а второй как бы обхватив себя за грудную клетку. Он весь вжался в кресло, а туманный взгляд его уперся в пролетавший мимо нас городской пейзаж. За весь час поездки он ни разу не пошевелился, лишь напряженно подергивался в такт качки поезда. Глаза его бесцельно блуждали по мелькавшим за окном картинкам, и казалось, что он пытался найти в них какое-то значение, как будто от этого зависел смысл его жизни. Очень напряженно. Он напомнил мне одного знакомого за несколько дней до суицида… Замечали, насколько часто самоубийца оторван от реальности? Идет вдоль течения реки и вечно жалуется, что намочил штанины. Мысли о суициде как бы позволяют дать себе отдых: «Грядет конец. Скоро все закончится, можно не напрягаться». А действительно свести счеты с жизнью мало кому хватает духу. Жалкие создания…
Вдруг, на полном ходу поезда, раздвижные входные двери тамбура заходили ходуном, приоткрылись и заскрежетали. Я вздрогнул. Мне показалось, что их сейчас вырвет, но никто не обратил ни малейшего внимания на произошедшее. Из-за легкого испуга меня стал раздражать мужчина сзади, который всю дорогу рассказывал сначала одному, а потом другому попутчику- незнакомцу о своей тяжелой болезни и неподъемной стоимости операции на ноге, которая ему предстояла. Он постоянно постукивал костылем по полу, заканчивая предложение, и говорил очень бодро и слишком громко, как бы гордясь своим положением. Знавали мы таких людей, которым постоянно требуется что-то претерпевать, преодолевать, страдать – но не слишком взаправду, разумеется, а именно чтобы кичиться своими превозмоганиями. Этот был именно таков и никак не мог успокоиться до конца поездки. Да, скверное настроение… Через час мы были на нужной нам станции. Выходил из поезда я с мыслью, что все мы можем скатиться в такое же жалкое состояние, как мой юноша-попутчик, который так и поехал дальше до конечной, не шелохнувшись.
