Слово «паника» происходит из древнегреческого языка и является данью богу Пану, когда он случайно просыпался после полуденного сна, то издавал громкий крик, от которого разбегались стада. Поэтому греческие авторы создали слово panikos, «внезапный страх», оно стало основой для русского слова «паника»
Понять, в конце концов, что он имеет в виду. Расширение: разобраться, что имеет в виду Кинг, говоря об Артуре Мейчене и "Великом боге Пане", как о писателе и произведении, вдохновивших на "Revivаl". Роман дочитан и то, что прежде определяла для себя, как лавкрафтовские мотивы в произведениях любимых писателей, полной мерой представлено в нем. Ну, вы понимаете: иные миры, населенные опасными и безжалостными тварями, стремятся прорваться в спокойный и уютный наш. Изломанная геометрия, искаженное пространство, цветовые перверсии, неожиданные и пугающие метаморфозы знакомых вещей.
И есть кто-то, по случайности, невежеству, самонадеянности или напротив - взыскуя знаний, на которые человеку замахиваться не след, отворяющий этому дверь, Дверь - так правильно. Всякий раз, столкнувшись с таким, для себя маркировала, как "реверанс Лавкрафту". Не в восторге, но если любимый автор хочет рассказать о том - послушаю. У Кинга, однако, есть полезная, очень девья привычка (Дева - в смысле принадлежности по солнечному знаку), в преди- и послесловиях к своим книгам пояснять, откуда пришла идея. И отчего-то именно то, что четко определяла для себя, как лавкрафтиану (рассказ его "Н" или тот же "Revival"), относит к "Пану" в качестве источника.
Мы обычно не читаем того, что советуют почитать, правда ведь? Даже рекомендацию кого-то, глубоко симпатичного. В лучшем случае делаем себе заметку, взглянуть по возможности. Исключения: совет исходит от человека, которого хочешь понять; совет исходит от человека, который, как ты считаешь, помогает тебе понять саму себя. Второй вариант сработал-таки вчера с Мейченом, взялась. Н-ну, я его уже читала. Давно и сколько-нибудь заслуживающим интереса, не сочла.
Более рафинированно и упорядоченно, чем у Лавкрафта. Страсти-мордасти из иного мира не прут, как тесто из кадушки. Точечный впрыск. В одну отдельно взятую девушку, неосторожно позволившую произвести над собой рискованный эксперимент, подселяется что-то чуждое. Собственно, о ней теперь можно забыть "моск" съеден, табула раса в плане социального поведения и осмысленности поступков. Но у бесчеловечного эксперимента был свидетель. В силу природного интереса к подобного рода вещам оказавшийся рядом. А затем, не имеющий сил забыть виденное совершенно, невольный летописец последствий.
Все - не покидая истеблишмента, в высшей степени отстраненно и утонченно. Даже рассказ о деревенском детстве загадочной Эллен и связанными с тем промежутком времени двумя трагедиями, не выходит за рамки. Самое вопиющее - рассказ мальчика о случайно подсмотренных "играх" юной героини со "странным голым человеком". Так напугавших, что после наступает необратимая интеллектуальная деградация. Его и всех жальче. Дальнейшие жертвы приобщения к играм взрослеющей героини со своим неизменным партнером, сочувствия не вызывают.
От чего-то смутного отшатываются они там в ужасе. За каким-то перепугом массово и добровольно уходят из жизни через повешение. Что уж было такого, что могло так оттолкнуть человека со средствами, имеющего склонность к исследованию городского дна, чего не мог наблюдать или испытать без участия языческого демона? В мире, где так велик разрыв уровня благосостояния между имущими и неимущими, любой каприз можно исполнить посредством финансового впрыска.
А пляски голых леди и джентльменов под луной в полях и лугах должны представлять собой зрелище чуть смешное, довольно стыдное и в целом малоэстетичное. Не пугать до полусмерти. В этом, видно, и фишка. Кинг сумел разглядеть в произведении Мейчена, чего не увидела бесчувственная (или должным образом не настроенная на восприятие таких блоков информации) я. И трансформировать, переплавить через свое восприятие, отдав читателю. В том виде, какой способен потрясти. Но представление теперь имею. Укрепившись в мысли о необходимости существования разных интерпретаций.
Произведения Артура Мейчена (или Макена, кому как нравится) были для меня первыми в жанре мистического хорора. Мейчен - мастер нагнетения и готического описания темных делишек. Читая данное произведение на одной из скучных лекций, оторваться уже не смогла, так меня затянуло в этот мрачный мирок. А уже после прочтения, мои расшатанные нервишки дали о себе знать: до дома чуть ли не бежала, такое напряжение осталось внутри. Наверное, такие впечатления остались у меня именно от того,что это был мой первый рассказ подобного жанра. В общем, советую всем любителям Кинга, Лавкрафта и других представителей данного жанра.
«The Great God Pan / Великий бог Пан» kitobiga sharhlar, 2 izohlar