Kitobni o'qish: «Записки из другого мира»
Писатель остаётся писателем в любой момент своей жизни, и даже после. Об этом «после» и пойдёт речь. Разумеется, как всю свою жизнь, так и потом, я никогда не марал бумагу ради тщедушной цели – заслужить «великое звание писатель», а делал это только по велению души передать людям ту искренность, которую бы мог пролить на мои записи главный мозг вселенной – Бог. Писать – это трудное счастье. И счастье, и труд не малый. Но трудно мне писать не потому, что у меня больные руки, или нехватка времени и сил, напротив – сил во мне, как говорится, хоть отбавляй, времени – целая вечность, свобода – безгранична, информационный поток – необъятен. Трудно мне душевно, и единственно от того, что не известно попадёт ли это моё писание в измерения, далёкие от того, в котором я теперь нахожусь. А ведь там ещё так много близкого осталось…
Но..
Бог всемилостив! Надо надеяться. Да и я, всё – равно, просто не могу не писать.
1
Было тёплое утро. Где-то неподалёку слышалось журчание воды. Свиристели птицы. Пахло полевыми цветами. Я приоткрыл сначала левый, потом правый глаз. Небо… синее-синее, в нежно-жёлто-розовых лучах утреннего солнца. Я лежал на мягкой траве, и был бы совершенно голым, если бы на мне не было чьих-то оранжевых трусов в белую полоску и сереньких тряпочных тапочек.
Самая большая радость человека поутру заключается в том, что он просыпается живым – пронеслась во мне счастливая мысль по старой привычке.
Я неторопливо встал на ноги и подошёл к небольшой речушке с намерением умыться. И тут…
Незнакомое лицо, представшее моему взору из моего же собственного отражения в воде, ошарашило меня настолько, что я чуть не потерял сознания.
Это был не я!
Не веря глазам, я дотронулся до своего-чужого лица. Отражение повторило мой жест, и ужас отразившийся в его глазах, вторящий моему внутреннему состоянию, уверил меня, что оно было всё-таки мной.
Что же случилось вдруг этой ночью? Вторая половина вчерашнего дня будто бы стёрлась из памяти каким-то важным событием, которое, увы, никак не обозначалось в сознании.
Немного погодя, успокоившись и наконец умывшись, я принялся с интересом рассматривать самого себя в водяном отраженье.
Надо же, думал я, ещё вчера чахлый, пожилой, полулысый брюнет, за одну ночь превратился в румяного, мускулистого шатена с роскошной шевелюрой. Как такое возможно? И если это не сон, то, чёрт возьми, что же тогда это такое?!
Ответа на моё недоумение пришлось ждать недолго. В ближайшей берёзовой роще скрипнула сухая ветка старого дерева. Я оглянулся на звук. Из рощи навстречу мне вышел аккуратно одетый молодой человек среднего телосложения, примерно одного со мной роста. В руке у него был небольшой зелёный чемоданчик.
– Здравствуй! – произнёс незнакомец подойдя ближе.
– Здравствуй! – ответил я, каким-то чужим голосом, мягким, но в то же время более мужественным, чем был у меня раньше.
Молодой человек показался мне почему-то знакомым, или похожим на кого-то из знакомых. Хотя, на кого он мог быть похож?..
– Так и знал, что ты будешь именно здесь, – продолжал он. – Ты очень точно описал это место.
– Я?.. – посмотрев вокруг, я ничего такого не припомнил.
– Ну, не я же! – рассмеялся он добродушно и, поставив свой чемодан на землю, бросился меня обнимать, приговаривая уже совершенно серьёзным голосом. – Честно говоря, я давно тебя ждал… Мы все тебя ждали.
Удивляться было уже дальше некуда. Я оттолкнул от себя парня и, стараясь не волноваться, спросил:
– Что это за место, которое я «точно описал»? И откуда ты меня знаешь, если я не помню кто ты такой?
Пропустив мимо ушей мои вопросы, парень указал на чемодан.
– Твоя одежда. Если хочешь, можешь одеться. А то, как-то странно, и не очень прилично идти в город в одних полосатых трусах – пусть даже таких нарядных – и тапочках на босу ногу.
