Kitobni o'qish: «Изгнание Айвиэна»

“

Дело не в дорогах, что мы выбираем, а в том, что внутри нас заставляет выбирать эти дороги

” (О. Генри)

ПРОЛОГ

Холмистую равнину, простиравшуюся от одного края горизонта до другого, усеивали цветочные поляны, небольшие перелески и густая трава. С каждым дуновением ветра листья и лепестки мерно покачивались, словно водная гладь.

Увы, сейчас красоту и великолепие этого места было трудно разглядеть. Пейзаж, ещё недавно полный жизни, теперь отдыхал, укрытый ночным полумраком. Лишь те, кому такая пора была предпочтительней, покинули свои жилища ради охоты или прогулки. Стрекотание сверчков и задумчивое уханье сов лишь усиливали чувство умиротворения. Пепельно-бледный свет Забытого также по-своему украшал картину и подчёркивал усеивавшие луг детали, будь то тени перелесков, блеск ночной влаги или же мощёный камнем Восточный Тракт, пересекавший равнину.

В стороне от пересекавшей луг дороги возвышалась на холме небольшая рощица. На первый взгляд она отличалась от других своих соседок лишь тем, что деревья в ней росли гуще. Сквозь них и в ясный день с трудом пробивался свет, а стена стволов была практически непроглядной. И хотя место казалось мрачным, его тень всегда была спасением от жары, а почва и корни деревьев были домом для множества грибов.

Но в эту ночь всё было иначе. Очертания деревьев казались более мрачными и даже зловещими. Немногочисленные жители перелеска с осторожностью покидали свои дома. Лишь одна сова – самая смелая из своих сородичей – видела причину таких перемен. Силуэт. Фигуру, что скрывалась под тёмной накидкой, от чего становилась совершенно невидимой для посторонних глаз.

Храня молчание, неизвестный сидел на краю перелеска. Его глаза, лишённые малейшего намёка на сонливость, жадно изучали окружение, а слух жадно выхватывал из ночной тишины малейший шорох, издаваемый зверями и птицами.

Однако ночные обитатели леса были не единственными, кто мог нарушить ночную тишину в эту ночь. Сквозь шелест листьев, шуршание травы и уханье сов то и дело прорывались другие звуки – разносившиеся по округе людские голоса, полные веселья. Их источник находился на северо-западе от густого перелеска. Каждое дуновение ночного ветра сопровождало возгласы слабым, но вполне же различимым запахом еды. И хотя шум мало интересовал силуэт в накидке, ароматы заставляли его вздрагивать и жадно сглатывать. Глаза неизвестного отчётливо видели огни поселения, частично скрытые от взора странника другим перелеском.

Нозма – так называлось то место.

Фигура, сидевшая на краю леса, отвела пристальный взгляд своих глаз от поселения людей и поднялась на ноги. Ночи на протяжении Времени Тепла были тёплыми, однако странник лишь плотнее укутался в свою накидку. Погрузившись в свои мысли, силуэт вновь повернула голову в сторону далёких огней.

Странник не сомневался в том, что жители Нозмы будут одними из первых, кто вернётся к своим домам и повседневной жизни. Неожиданное и необъяснимое бедствие, захлестнувшее большую часть Северного Королевства, почти не коснулось нозмичей. Да, они предпочли укрыться в стенах столицы вместе с остальными. Однако для них это стало скорее мерой предосторожности, нежели необходимостью, порождённой страхом и обстоятельствами.

Однако то, что Нозма легче остальных перенесла нашествие врага, не помешало её жителям присоединиться к празднованию окончания «войны». И хотя нозмичи не остались в столице дольше, чем это было необходимо, их праздник вполне можно было считать частью пира, что происходил в городе, где находился королевский престол.

Скрытое тенями лицо странника тронула едва заметная улыбка, наполненная как грустью, так и радости. Разум на несколько долгих мгновений словно перенёсся на улицы далёкой деревни. На слух мгновенно обрушился каскад шумов, музыки и голосов, некоторые из которых были хорошо слышны даже в отдалении. Перед мысленным взором пронеслись лица веселящихся детей, хмелеющих мужчин и смеющихся женщин. А от мыслей о разнообразных угощениях и выпивке, которыми без сомнений полнились столы, странник с большим трудом сглотнул слюну.

Неизвестный быстро покачал головой в надежде, что это поможет выбросить из головы нахлынувшие яркие образы. Постепенно мысли очистились, и фигура вновь сосредоточилась на окружении. Странник внимательно огляделся по сторонам, словно искал притаившуюся в ночи угрозу. Как и прежде, он был единственным в этом перелеске, не считая животных и сов, кто бодрствовал в эту ночь.

Внезапно он резко вздрогнул. Ладонь в мгновение ока выскользнула из-под накидки. В тенях холодно блеснула сталь кинжала. Всё его естество словно обратилось в слух. Странника в плаще по-прежнему окружали лишь деревья, и он прекрасно это понимал. И всё же он застыл и сосредоточился, словно далеко не каждый был способен уловить то, что так внезапно взволновало его.

Такая резкая перемена настроения заставила сидевшую на ветке сову переместиться на несколько веток назад. Птица, несомненно, была удивлена и даже испугана таким поведением странника. Однако любопытство по-прежнему брало верх, и она не отрывалась от наблюдения за силуэтом.

К сожалению или разочарованию, но сове не пришлось долго наблюдать. Напряжение, овладевшеее странником, постепенно спало. Спрятав оружие, фигура поправила плащ и начала идти вдоль границ рощицы. Достигло ли его ушей то, что он так тщился услышать, так и осталось тайной для пристально следившей за ним птицы.

И вот фигура достигла своей цели – дремлющей лошади, чьи поводья были привязаны к растущему рядом дереву. Животное нехотя пробудилось, взволнованное спешкой хозяина. Однако странник сумел быстро успокоить четвероногого товарища, и тот подчиняется желанию наездника.

Перед тем, как оседлать скакуна, странник огляделся. Пристальный взгляд на краткий миг встречается с глазами любопытной совой. Однако даже такая краткая встреча лишь сильнее разожгла её заинтересованность в новом знакомом. Увы, прошло совсем немного времени, прежде чем пернатая наблюдательница потеряла из виду незнакомца. О его пребывании в роще напоминал лишь удаляющийся стук копыт по каменной дороге. Блестящие в ночи глаза совы продолжали наблюдать за странником, пока он не стал неразличим, устремляясь вперёд к одному лишь ему ведомой цели.

Часть первая. ПОБЕГ

Закат. 40-й день Времени Тепла

Светлейшая плавно приближалась к линии горизонта. Как и множество раз с начала времён, диск света вскоре должен был коснуться зубчатой линии леса, что тянулась вдалеке темнеющей полоской. А после, спустя считанные часы, земли укроет покрывало ночи.Однако тепло, подаренное светилом за день, не намеревалось отступать столь же быстро, как свет. Оно, как и насыщавшие воздух запахи растений и звуки природы, действовали на мысли и душу, словно чудодейственный бальзам.

Всё с большей частотой и разнообразием слышались звери и птицы, которые возвращались к своим жилищам после дневных забот. Ещё недавно людям Королевства довелось переживать ужасные события. Жители леса чувствовали, как беда шагает по землям, и вынужденно хранили тревожную тишину, словно боялись навлечь опасность и на себя. Теперь же случившееся осталось позади. Сама природа ликовала вместе с людьми, а жизнь на её просторах стремительно возвращалась в привычное русло.

Посреди всей этой гармонии сквозь лес двигалась лошадь с всадником, скрытым тёмной мантией. Человек не мог не улыбнуться тому, что жители леса присоединились к ликованию, охватившему Королевство. Такой природа нравился ему больше, нежели когда среди деревьев стояла звенящая и напряжённая тишина, а меж них то и дело мелькали силуэты врага. Кроме того лесной быт и голоса птиц отвлекали его от собственных мыслей, которые то и дело грозили захлестнуть разум.

Не смотря на то, что наездник двигался достаточно далеко от Восточного Тракта, он всё равно то и дело внимательно осматривался. По одному ему ведомой причине, таинственный путник совсем не хотел, чтобы его присутствие в этих землях перестало быть тайной для случайных глаз. Да, вряд ли кто-то из жителей окрестных земель успел вернуться к себе домой, а некоторые ещё не помышляли об этом. Однако настороженность, которую подогревало быстрое возвращение к жизни деревни Нозма, склоняла странника действовать со всей осмотрительностью, на какую он был способен.

Внезапно неизвестный в мантии осадил лошадь. Его вниманием завладел неожиданно сильный порыв ветра, всколыхнувший густые кроны деревьев. В тот миг сама природа притихла, словно своим молчанием поддерживала настороженность путника. Напрягшись всем телом, странник медленно и глубоко втянул носом воздух. Несколько секунд наездник оставался совершенно неподвижен, а затем резко выдохнул и поморщился. Четвероногий спутник под ним тоже забеспокоился, и человеку пришлось успокоить лошадь. Наездник не мог винить четвероногого спутника за такое поведение, ведь он уловило то же, что и сам человек.

Приглушённый, но от того не менее настораживающий запах смерти и пожарища.

Странник слегка натянул поводья и направился в сторону, где должен был располагаться источник гротескного аромата. В его глазах, скрытых в тени капюшона, мелькнула мрачная решимость и печальное понимание. Он точно знал, что ожидает его впереди.

Вскоре лес начал понемногу редеть. Между деревьев то и дело мелькали фрагменты тёмной каменной кладки. Спустя ещё немного времени сквозь кроны и стены лесной обители стала виднеться верхушка крепостной стены. В стороне, по правую руку от странника, между вековых стволов начала мелькать светлая полоска дороги. Когда лес начал редеть, человек в плаще спешился. Привязав лошадь к дереву в паре десятков шагов от дороги, он ласково потрепал животное по голове, а после загашал к тому, что лес укрывал от его взора.

Как только странник вышел из-под тени деревьев, картина, ранее скрытая природой, предстала перед глазами во всём своём мрачном и гротескном виде. В конце мощёной камнем дороги возвышалась крепостная стена. Её кладка была испещрена трещинами, в некоторых местах виднелись пятна гари. Массивная ограда окружала то, что некогда называлось Толбасом. Ныне это были опустевшие руины, созданные беспощадной рукой войны и неумолимой яростью пламени.

С каждым шагом запах гари, тлена и смерти, казалось, лишь усилился. Однако фигура в плаще спокойно двигалась вдоль некогда оживлённой дороги к входу в город. Размышления о том, какая картина ожидает по ту сторону стен, заполняли разум странника. Шаг за шагом он сокращал расстояние до места, где не так давно располагались массивные городские врата. Ныне лишённый створ проход больше походил на волшебный портал, способный доставить путника в неведомые земли.

Увы, «иной мир» по другую сторону был совсем светлым и сказочным местом. Весь пейзаж был подобен чудовищному калейдоскопу, в котором одни кусочки гротескного узора усиливали мрачность других и от них же делались заметнее. Каждый отдельный элемент этого ужасного полотна сам по себе вызывал отвращение и страх. Целостная же картина была зловещим и по-своему поучительным зрелищем, которая вряд ли оставила бы равнодушным даже самого чёрствого жителя Северного Королевства.

Не смотря на всю неумолимость и ярость пламени, поглотившего Толбас, зданий сохранилось куда больше, чем предполагал странник. Некоторые постройки, а также небольшая группа плотно стоящих лачуг в Нижнем Районе по неведомой случайности избежала встречи с пламенем. Несколько других были уничтожены частично. Увы, даже такое количество на фоне остальной разрухи напоминали скорее снежинки в луже грязи. И от этого ощущение гнетущей пустоты, окутавшее некогда один из крупнейших городов Королевства, лишь усиливалось.

Окинув остатки города, таинственный путник направился вглубь города. Чернота и гнетущая атмосфера сомкнулись вокруг него, и, казалось, даже небо стало блёкло-серым. И всё же, ориентироваться в этом мёртвом месте было на удивление легко. И немалую помощь оказывало то, что очертания улиц – как широких, так и самых злачных – всё ещё были хорошо различимы даже в тех местах, где от домов осталось лишь осыпающееся и гонимое ветром пепелище.

Особое место в гротескном калейдоскопе ужаса и отвращения, в который превратился город, занимали тела. Мёртвые толбасцы попались на глаза едва ли не раньше постигших город разрушений. Десятки, сотни тех, для кого прижизненный дом стал посмертным, устилали землю. От этого ощущения, вызываемые мрачной картиной, накатывали с новой силой.

Увы, к мертвецам бушевавшее в городе пожарище отнеслось менее благосклонно, чем к постройкам. В начале города – месте, где первый рубеж обороны превратился в бойню – мертвецы лежали беспорядочными кучами, тронутые лишь временем и разложением. Пламя не оказало им своей милости – у него не было средств добраться сюда. У некоторых тел не хватало конечностей или голов, от других по земле протянулись «тропинки» из вывалившихся внутренностей. Пропитанная кровью земля уже высохла, однако сохранила багровый оттенок. Немногие стервятники, рискнувшие пировать здесь, едва удостоили взглядом фигуру, которая шла сквозь бойню вглубь города.

В пепелищах и на том, что осталось от улиц, также виднелись останки. Здесь пламя изменило всё, до чего дотянулось. То, что было домами, теперь отдалённо напоминало высохший дочерна лес. Запах пожарища в этом месте был настолько сильным, что страннику пришлось прикрыть нос. Разумеется, и мертвецы в той или иной мере несли на себе отпечаток пожара. Немалое их количество сгорело до костей и теперь взирало на мир опустевшими глазницами черепов. Другие – по-разному обугленные тёмные фигуры – застыли в самых разных позах, словно гротескные статуи. Однако всех без исключения жизнь покинула куда раньше, чем языки бушующего пламени добрались до тел.

Путник двигался дальше и осматривал мрачную картину, однако она едва ли вызывала хоть какие-то эмоции на его лице или в душе. Лишь ощущение гнетущей пустоты с каждым шагом становилось всё сильнее и назойливее. Несомненно, большую роль в этом играла тишина. Не было даже звуков извне крепостных стен. Раньше они просто утопали в никогда не смолкающем шуме городской жизни. Но теперь шумы природы и голоса зверей словно боялись того, что находилось внутри массивного крепостного кольца, и огибали её. Лишь редкие крики падальщиков и приглушённые пеплом шаги странника едва заметно появлялись и исчезали, словно искры в тёмную ночь.

Фигура в плаще поднялась по ступеням и вышла на площадь, на которой некогда располагался рынок. Каким-то образом огонь обошёл это место стороной, хотя все окружающие здания стали горами пепла. Площадка, насколько хватало глаз, по-прежнему была усеяна телами погибших, лежавшими вперемешку с навесами, прилавками и товарами. Последствия панического бегства и плохо организованной обороны были видны здесь как нельзя лучше. Одежда и волосы трупов были покрыты грязью. Ноги, руки и даже шеи у некоторых были вывернуты под неестественными углами. Виднелись даже белеющие кости в местах открытых переломов или пиршества стервятников. С десяток тел представляли собой сплошные синяки. Ещё несколько были растоптаны настолько сильно, что теперь представляли собой отвратительную гниющую кашу из кожи, волос, телесных жидкостей и раздавленных внутренностей. Лишь благодаря одежде и сломанным костям эта масса сохраняла подобие человеческого облика.

Остановившись на краю площади, странник поднял голову и посмотрел вдаль. Оба средних района города выгорели полностью. Пламя с такой яростью набросилось на эту часть города, что дальше можно было идти напрямую, не следуя по всё ещё различимым улицам, укрытыми толстым слоем пепла. Лишь одно здание едва-едва уцелело в творившейся вокруг суматохе – стоявшая немного поодаль от остального кошмара таверна. Пожар едва задел её, хотя сама постройка заметно покосилась. Почерневшие от копоти стены зияли выбитыми дверьми и окнами, а также была буквально испещрена следами погрома.

Вид этого здания заставил фигуру в накидке вздрогнуть, что стало первой лишённой равнодушия реакцией на творившееся вокруг безумие. В тот момент желание осматривать мёртвый город почти улетучилось, и путешественник едва не двинулся в сторону городских врат. Но посещение этих руин не было продиктовано исключительно любопытством, и странник всё же продолжил путь. Его цель была прекрасно видна позади грандиозного пожарища – дворец градоправителя с примыкающей к нему крепостью стражи.

Прошло чуть больше часа, прежде чем путешественник покинул город. Он вернулся в привычный и живой мир с весьма увесистым мешком припасов. Еда, питьё, выпивка, немного лекарств, несколько весьма неплохих ножей, пара колчанов стрел и небольшой мешочек монет. Деньги странник прихватил исключительно ради того, чтобы быть готовым ко всему. Предыдущим хозяевам, тела которых медленно разлагались внутри стен, больше не было проку от этих вещей, и их без труда получилось отыскать. Теперь дворец и казармы были для странника лишь огромным надгробием в сердце мёртвого Толбаса.

Мрачная ирония мелькнула на лице, скрытом капюшоном. Пожар, полыхавший в средних районах в день осады, не позволил выжившим добраться до запасов правителя… словно пламя предвидело, что позже они понадобятся страннику.

Как ни странно, но путешественник вынес их пепла и эмоциональный груз. Картины мёртвого города и множество образов из прошлого витали в разуме. Человек в плаще до последнего думал, что останки Толбаса не смогут повлиять на его мысли. Но попавшаяся на глаза таверна смогла ослабить цепи самообладания, и сознание стало напоминать скорее беспокойную реку, чем тихий пруд. Мысли роились, словно назойливые мухи и преследовали до тех пор, пока городская стена не оказалась за спиной странника. И хотя человек смог взять себя в руки, неприятное послевкусие осталось с ним.

Прошло совсем немного времени прежде, чем путник продолжил свой поход. Дорога, что соединяла Толбас и Восточный Тракт, вскоре скрылась за деревьями. К тому моменту Светлейшая уже наполовину скрылась за горизонтом. Приближение ночи усилило усталость, что копилась в страннике. Решив устроить привал раньше, чем планировалось изначально, человек в плаще спешился. Он медленно побрёл вдоль опушки, не выпуская из рук поводья, и осматривался в поисках удобного места для ночлега.

Неожиданно в сгущающихся сумерках на глаза страннику попалось то, что вновь обрушило тяжесть на его мысли. Перед ним возвышалось наполовину иссохшее ветвистое дерево, что стояло на самой окраине густого лесного массива. И хотя теперь образы, возникшие в голове, были более светлыми и даже радостными, странная злость всё же взяла верх над разумом.

Всё произошло слишком быстро, чтобы взять действие под контроль. Стремительным и на удивление изящным движением путешественник высвободил руку из-под плаща. Сжатая добела ладонь обрушился на ствол в мимолётной попытке избавиться от раздражения.

Осознание того, что вложенной в удар силы было слишком много, пришло мгновением позже. Трава и ветки деревьев в нескольких шагах вокруг вздрогнули, словно по ним ударил сильный порыв ветра. Тронутый старением ствол дерева с противным и гулким скрежетом переломился. Всё, что находилось выше корня, с грохотом упало на землю, усеяв её щепками и листьями. Наполовину поредевшая крона с треском разлетелась, словно семена одуванчика на ветру.

Лошадь, сопровождавшая странника, сделала несколько шагов назад, возмущённо покачала головой и недовольно фыркнула. Но она восприняла случившееся более спокойно, чем наездник. Сама поза человека красноречиво говорила о том, что такого исхода он никак не ожидал. С недоверием посмотрев сначала на кулак, а затем на дерево, путешественник тяжело вздохнул, ласково потрепал лошадь за ухом и голосом, полным грусти и неуловимого сожаления, произнёс:

– Ну, по крайней мере теперь вопрос о месте привала решён.

Ночь. 42-й день Времени Тепла

Если день был ясным и светлым, то ночь выдалась необычайно тёмной. Едва Светлейшая скрылась за горизонтом, густые тёмные облака закрыли собой небо. Небесная завеса была настолько густой, что в ней не было видно ни малейшего намёка на просвет, способный открыть путь лучам Забытого. Такой мрак смутил даже животных, что бодрствовали по ночам. Если звери и решались на какие-то занятия, то погружались в них робко и словно с неохотой. Это создавало впечатление, будто сама природа не решается мешать властвующей повсюду темноте.

Но всегда есть что-то, нарушающее ход событий. И небольшой костёр, рассеивающий мрак на опушке леса, был самым красноречивым подтверждением этого правила. Его пламя было единственной яркой точкой на весьма обширную округу. Однако никто из видевших свет не решался приближаться к нему. Языки пламени же, казалось, совершенно не замечали торжественности в окружающей темноте и тишине. Наперекор ночи, они весело плясали на хворосте, выбрасывали в чёрное небо горсти искр, озаряли своим светом близлежащие деревья, траву…

… и Айвиэна, сидевшего неподалёку и пристально всматривавшегося в этот причудливый и завораживающий танец.

Юноша сидел почти без движений. Лишь грудь, поднимавшаяся и опускавшаяся при дыхании, выдавала в силуэте живое существо. Накидка, под которой он скрывался днём, лежала рядом. Сейчас в ней не было нужды – в окрестных землях не было случайных путников, которых способен был привлечь к себе костёр. Не говоря ж о том, что к Толбасу, в окрестностях которого Айвиэн и устроил привал, и в лучшие времена старались не приближаться после наступления темноты. Теперь же, когда город стал одним большим могильником, люди в его окрестности не сунуться по меньшей мере десяток-другой лет. Но даже мёртвый, город сохранял присущую ему ауру опасности и настороженности, которая естественным образом усиливала дух смерти и трагедии.

Последним по-настоящему чистым местом в окрестностях города-могильника, по мнению странника, было поваленное на закате дерево. В детские годы оно было любимым местом для игр, способным – не без помощи фантазии – заменить ребёнку целый мир. После смерти родителей многое изменилось. Густые ветви нередко служили укрытием от жары или недоброжелателей, тайником, а также местом для тренировок. И такая перемена в «отношениях» с деревом лишь упрочила важность и тёплую связь молодого человека с этим местом.

Увы, но теперь ему казалось, что эти воспоминания были о совсем другой и чьей-то чужой жизни, протекавшей очень давно.

Айвиэн вовсе не хотел ломать дерево. Ударив со всей силы, он хотел, как не раз бывало раньше, хоть немного унять бурю мыслей и груз прошлого. Но вместо ожидаемой им боли в пальцах случилось совершенно противоположное. Мощь, переломившая ствол, взялась из ниоткуда и совершенно неосознанно… словно хотела подвести какую-то черту в судьбе своего обладателя.

Со времени ужасающего осознания, которое подтолкнуло юношу покинуть Новернес, такие странности с телом происходили всё чаще. Первым открытием для Айвиэна стало то, что усталость начала посещать его куда реже обычного. Вскоре выяснилось, что бывший вор теперь может бить сильнее, прыгать выше, бежать дольше и быстрее, чем прежде. И это не было изменение в мышцах – сила для действий просто возникала, когда в этом была нужда. Даже зрение в нужные моменты становилось более острым, а ночная темнота больше не мешала путешествию. Увы, это не всегда поддавалось контролю.

И, несмотря на поток мрачных мыслей, Айвиэн ни капли не сомневался в том, по какой причине случились эти изменения.

Тем не менее, странник был вынужден признать, что в случившемся со старым деревом были и свои плюсы. Место, где оно находилось, невозможно было увидеть с Восточного Тракта. Лишь случайный путник, которому хватило бы смелости приблизиться к мёртвому Толбасу, заметил бы яркое пламя, рассеивающее тьму. Множество сломавшихся при падении веток избавили Айвиэна от нужды искать топливо для костра и даже позволили заготовить небольшой запас на будущее. Так что теперь юноша и его четвероногий спутник, уши которого едва заметно вздрагивали при каждом треске костра, позволили себе небольшой отдых.

Хотя танец пламени и успокаивал мысли, он не был способен полностью избавить Айвиэна от воспоминания. Раз за разом юноша прокручивал события последней недели. Ужасная битва в Новернесе. Неожиданная победа. Осознание того, что случилось на самом деле, обрушившееся, словно гром среди ясного неба. И тяжёлое решение, которое пришлось принять.

Путешествуя в одиночестве, бывший вор потратил всего шесть дней на то, чтобы преодолеть расстояние от Новернеса до Толбаса. Возможно, это получилось бы быстрее. Но лошади, в отличие от юноши, отдых, еда и питьё требовались чаще. Загонять бедное животное до смерти не виделось парню необходимым, ведь никаких признаков погони видно не было. Тем не менее, приходилось соблюдать осторожность и двигаться так, чтобы никто не заметил одинокого путника. Чем дальше Айвиэн удалялся от столиц, тем меньше приходилось прятаться. Большинство жителей окрестных мест либо только начинали путь восвояси, либо всё ещё праздновали окончание этой странной войны.

И потом, даже если бы кто-то уже вернулся к родным домам, мёртвый город, в окрестностях которого ночевал юноша, вряд ли станет предметом для интереса или визита, тем более в такой поздний час. Даже те, кто чудом пережил его падение, не станут возвращаться. А немногие смельчаки, которых не отпугнёт репутация Толбаса, наверняка передумают после того, как узнают и собственными глазами узрят незавидную судьбу мёртвого города. Это место и в лучшие времена было клоакой Северного Королевства – прибежищем для худших из худших. Теперь же город ожидала слава самого большого могильника в северном государстве.

Внезапно Айвиэн вздрогнул. Пришедшая с наступлением ночи прохлада не была тому причиной, как и треск костра. Поток мыслей, обуявший разум молодого человека, неожиданно остановился. Перед глазами возник образ – девушка с длинными каштановыми волосами и сапфирово-синими глазами. И хотя это был всего лишь образ, один взгляд её заставил юноша сжаться.

– Ария, – непроизвольно прошептал он.

Что-то внутри юноши зашевелилось. Это странное и не слишком приятное ощущение мгновенно прогнало печаль, едва начавшую заполнять сердце молодого человека. Все до единой мысли исчезли. Сознание стало напоминать гладкую водную поверхность. Чуждая сущность, которая незримо присутствовала внутри Айвиэна с момента победы над Бледным Маршем, лёгкой рябью отражалась на воображаемой глади.

– Чего тебе? – вслух спросил юноша.

Его слова вызвали две реакции.

Размеренно сопевшая лошадь приподняла голову и, не смотря на сонливость, пристально посмотрела на своего наездника. Поняв, что человек обращается к кому-то другому, животное опустило голову и погрузилось в сон.

Сущность Лорда Бледного Марша, которая находилась глубоко в сознании Айвиэна, наоборот, обратила более внимательный взгляд на человека. Сознание монстра, которое использовало тело юноши, как убежище, время от времени напоминала о себе. Это был странный и морально неприятный процесс.

И вот теперь Лорд одаривал Айвиэна странным взглядом. Его глаза были полны неприкрытого интереса и неизвестных намерений, которые истинный владелец тела не мог прочитать или угадать. Не лишен был взгляд и лёгкого укора. Однако – и это каждый раз удивляло бывшего вора – в красных глазах не было никакой злобы.

Удивительно, но напомнившее о себе присутствие обрушило на юношу огромную волну усталости. Она была слишком тягучей и всеобъемлющей, чтобы ей сопротивляться. У Айвиэна даже возникла мысль, что он соскучился по этому чувству. Молодой человек протянул слегка дрожащую руку и взял лежавшую сбоку накидку. Набросив его на плечи, он сильнее прислонился к лежавшему за спиной стволу дерева.

Спустя несколько минут молодой человек уже спал, вытянувшись вдоль поваленного наземь массивного ствола, бывшего некогда его молчаливым лучшим другом.

Утро. 42-й день Времени Тепла

Первые лучи Светлейшей не без труда пробились сквозь начинающие редеть облака и озарили некогда оживлённый город. Однако, как и в каждое утро после катастрофы, они не застали ни одной живой души. Толбас и его окрестности вновь наполняли только тени прошлого и звери, которые набрались смелости и всё-таки приблизились к мёртвому городу.

Семейство оленей, шедших по границе леса к водопою, неожиданно остановились. Их внимание привлекло новое изменение в привычном окружении – поваленное дерево, рядом с которым располагалось небольшое каменное кольцо. Располагавшееся в нём кострище уже погасло. Лишь медленно остывающие угли и примятая трава рядом с полусухим стволом говорили о том, что недавно здесь кто-то был.

Айвиэн отправился в путь, когда предрассветные сумерки полностью прогнали темноту ночи. Усталость, внезапно обрушившаяся накануне, отступила быстрее, чем ожидалось. Юноша пробудился едва небо начало менять цвет. Перекусив и собравшись с мыслями, он приступил к своим немногочисленным сборам. Крепче перевязав пучок хвороста, странник навьючил его на щипавшего траву коня рядом с остальным припасами. Набросил на плечи накидку, он последний раз окинул взглядом места, бывшие некогда родными, и продолжил своё странствие.

Лошадь уверенно двигалась по лесу вдоль Восточного Тракта. Время от времени она возмущённо фыркала. Наездник не сомневался, что так животное выражало недовольство в моменты, когда приходилось часто петлять стороны в сторону меж густых зарослей. В этих землях лес был достаточно густым, чтобы скрыть путника от нежелательных глаз, но это сказывалось на скорости путешествия. Вскоре странник решил, что больше нет смысла мучить четвероногого попутчика. Великие Луга остались позади, а Тракт петлял достаточно часто, чтобы осложнить преследование. Аккуратно натянув поводья, путешественник выехал на дорогу.

«И что же ты намереваешься делать?»

Голос Лорда раздался в голове Айвиэна настолько неожиданно, что юноша вздрогнул и едва сдержался, чтобы не дёрнуть поводья. Если лошадь и заметила изменения в поведении седока, то виду не подала. С большим трудом юноша справился с удивлением. Начало разговора было сильным потрясением, ведь со времени сражения в Новернесе это были первые слова, сказанные чудищем.

– А я думал, что раз ты внутри, то можешь просто читать мои мысли, – сказал молодой человек, когда шок прошёл. Он хотел добавить надменности своим словам, но не смог.

«Могу, если пожелаю. Однако это отнюдь не значит, что я не могу или не хочу вести с тобой беседу. Но вернёмся к моему вопросу. Что же будет дальше, парень?»