Kitobni o'qish: «Затмение»

1

Лондон. 13 января 1939 г.

мои деяния вовсе не убийства а спасение спасение от уродства и безумия этого мира от войн и болезней от тщеты человеческого существования но если слово спасение вам не по душе то можете считать это убийством во благо аз есмь тот кому приказано освобождать страждущих от темницы их плоти

По левому берегу Темзы, в тени Лондонского моста, проплывает мимо рыбак, которого можно сравнить с перевозчиком Хароном¹.

Он обнаруживает тело молодой женщины в насквозь промокшем красном платье.

С самого моста просматриваются Вестминстер и Саут-Бэнк, колесо обозрения «London Eye» и то, что расположено ниже, – небоскрёбы Сити и Канари Ворф.

А на горизонте виднеются тусклые лондонские дома, которые по-прежнему были погружены в глубокий сон. Бледный свет фонарей едва достигает чёрных вод Темзы, рассеявшись в туманном Альбионе.

Мертвенно-бледное лицо девушки выражает не то абсолютную отрешённость, не то полное умиротворение, видимо, она была уверена в своём решении. Приглядевшись, в её левой руке можно увидеть кулон на цепочке.

А вот изображение на фотографии трудно разглядеть. Из-за долгого пребывания в воде оно практически стёрлось. Должно быть, возлюбленный этой несчастной или ребёнок.

Рыбак дотронулся до женской руки и тотчас же отшатнулся, почувствовав острый холод, исходящий от её кожи.

А неподалёку, у изголовья, мужчина заметил смятую записку, которую он вскоре поднял и, развернув, взялся бегло читать:

«мои деяния вовсе не убийства а спасение…»

В какой-то момент очевидцу стало не по себе, и, прервав чтение, он пустился бежать. Добежав до красной телефонной будки, которая находилась недалеко от берега, он начал быстро набирать номер.

– Полиция, полиция! – кричал он в трубку. – Боро-оф-Ламбет. На берегу найден труп.

Спустя некоторое время полицейские машины уже стояли у набережной. И в то время как криминалисты осматривали тело жертвы, один из детективов опрашивал рыбака.

– Здравствуйте, мистер. Инспектор Смит. – обратился к рыбаку детектив, показав своё удостоверение.

Он был без шляпы, с прямым пробором и в сером пальто.

– Здравствуйте, инспектор. – ответил пожилой мужчина.

– Как я могу к вам обращаться?

– Томпсон… Билл Томпсон!

– Мистер Томпсон, будьте добры, расскажите, что вы видели.

– Я просто рыбачил, и вдруг вдалеке, сквозь густую мглу, мне показалось что-то красное. Я причалил к берегу и увидел её, эту молодую женщину. Пульса не было. Рука казалась холоднее льда. Ещё эта записка. А потом вы и так знаете, я прибежал к телефонной будке и сообщил о происшествии.

– И больше ничего странного не заметили? Например, подозрительных людей, или человека?

– Нет, что вы! Такой туман! – усмехнувшись, произнёс старый рыбак и почесал свою седую бороду. – Да и зрение, по правде сказать, уже не то, что в молодости.

– Спасибо, мистер Томпсон… – тяжело вздохнув, проговорил детектив. – Вы нам очень помогли!

2

– Кто там, Джо? – устало спросил Мэтт Каррингтон, поворачивая вправо старенький серый кадиллак.

– Похоже, наши! – ответил напарник, всматриваясь в туман, где постоянно мелькали огоньки и тени людей.

А позади Лондонский мост, напоминающий скелет гигантского чудовища, который выглядывал из туманной завесы инобытия.

– Что-то они рановато сегодня.

– Да это просто мы припозднились.

Джо вышел из серого автомобиля и сразу направился к экспертной группе. Криминалисты мельтешили в густом тумане, точно муравьи, окружившие красавицу-бабочку, или какое-нибудь крикливое вороньё.

Каррингтон не торопился.

Выйдя из машины, он захлопнул за собой дверь, после чего судорожно вынул из пачки сигарету и закурил. Затем повернулся в сторону Темзы, над которой стояла непроглядная сиреневая мгла.

Какое-то странное и тревожное чувство овладело им в эту минуту.

– Мэтт! Мэтт! – крикнул Джо.

– Иду, – спокойно ответил Каррингтон, докурив сигарету.

Тем временем вдалеке слышался разговор Джо и инспектора Смита.

Мэтт направился к экспертной группе.

– Ну что там?

– Да ничего, Джо. Только эта грёбаная записка с вклеенными буквами из газеты! Так себе зацепка, я тебе скажу. Да и в целом выглядит как преступление на религиозной почве, если, конечно, в этом нет никакого подвоха.

– Чёрт!

И чем ближе Мэтт подходил к экспертам, тем оглушительнее и интенсивнее казалось то чувство, которое возникло ещё пару минут назад.

Впереди туманный берег Темзы, Лондонский мост, мерцают раздражающие вспышки фотоаппаратов… В голове всё звенит. Громче и громче! И тело… Какое-то женское тело, лежащее на сером песчаном берегу. Потом картинка расплывается, как во время сильного дождя.

А через мгновение всё начинает проясняться: лицо, тёмно-каштановые волосы, фигура, алое платье, золотой кулон… Нет, не может быть! Это не она! Это не может быть правдой!

– Мэтт, мне очень жаль… – тихо произнёс Джо, коснувшись его плеча.

– Эх, молодая, красивая… и такое… – в недоумении произнёс один из экспертов, разговаривая с женщиной за спиной Мэтта.

– Очевидно, самоубийство. Такое нередко происходит из-за тайных связей.

– Вы так думаете?

– Да, одна моя знакомая так закончила. Сбросилась с моста, пока её муж был в отъезде. Кажется, накануне они поссорились.

Но Каррингтон ещё пребывал в шоке, потому и не мог ничего ответить.

Он был оглушён, как тогда во время битвы на Сомме в 16 году, на которой он не смог спасти товарища.

В голове Мэтта неожиданно стали воскресать воспоминания его потерянной юности: как троих разнесло на части, как другому оторвало ноги вместе с нижней частью туловища. Потом они складывали всех убитых в большую воронку.

А через пару дней война забрала и Алана Бейтса – его школьного друга, с которым они сидели за одной партой и были влюблены в одну и ту же девушку.

То было светлое время, полное надежд и юношеских грёз. Время, которое безвозвратно ушло, кануло куда-то глубоко-глубоко и будто бы уже давно скрылось за многовековым слоем дёрна.

Бейтс хранил во внутреннем кармане своего кителя фотографию возлюбленной.

Ту самую фотографию, которую Мэтт позднее от него унаследовал. Она-то, в конце концов, и помогла ему выжить. Иной раз товарищ Каррингтона снимал фуражку и доставал этот потёртый снимок с изображённой на нём девушкой. И, долго вглядываясь в её милое и светлое лицо, не мог оторваться, точно очарованный каким-то сказочным существом, – прекрасной феей.

Ей была Элизабет Голден. Да, если феи и впрямь существовали, то они, вероятнее всего, имели её облик.

А ещё в неё был тайно влюблён сам Каррингтон. С тех самых пор, как она перешла в их класс и озарила собой всё вокруг. Что бы она ни делала, что бы ни говорила – всё походило на музыку и приобретало невероятную лёгкость. Она переехала из Чилтерна, где жила с матерью, сестрой и тётушкой. К этой пташке тянулись все, и со всеми она общалась, ко всем была добра.

И особенно ласковой она была с Аланом, которого местные дети часто задирали из-за его мягкого характера. Все, кроме Мэтта, которому приходилось за него заступаться. Неудивительно, что эта девушка, это воплощение доброты, нередко являлось юному Мэтту во снах.

Её тёмно-каштановые волосы заливало вечернее солнце, а большие лазурные глаза и вишнёвые губы всегда радостно блестели и как бы обещали всё самое заветное и желаемое.

Перед уходом на фронт друзья поклялись друг другу: что кто бы из них ни вернулся с войны, он должен жениться на Лиззи и сделать её счастливой, если, конечно, она ещё будет свободной.

И вот во время неожиданной атаки Алан получает смертельное ранение, когда Каррингтон и другие солдаты поют весёлую песню и громко шутят, раскуривая крепкий английский табак.

Алана принесли с разворочённым животом, из которого, точно немецкие сосиски, вываливались кровоточащие кишки. А он кричал и кричал. Звал свою мать, отца и сестёр.

Это была душераздирающая картина, в которой солдат сгорал от лихорадки и умер через сутки. На глазах у своего школьного товарища.