Kitobni o'qish: «Сердце для стража»
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
* * *
Пролог
Галера была далеко не новой, ее изрядно потрепали боевые пиратские приключения и превратности морской погоды, к тому же в этом рейсе судно безжалостно перегрузили, но капитан Саед выбрал «старушку» не зря: он предпочитал опытность, даже если это касалось неодушевленных предметов. При условии, конечно, что опытность ни имела ничего общего с дряхлостью.
Но хотя этот корабль к дряхлым не относился, трюмная команда без перерывов вычерпывала воду. Причем самым примитивным способом – деревянными бадейками, спускаемыми на веревках, так как помпы сломались еще вчера, не выдержав натиска штормовой стихии. Плотники сейчас спешно пытались их привести в порядок, но честно предупреждали, что после ремонта долго они не протянут, да и работать будут еле-еле. Нужен хороший кузнец и к нему соответствующая кузня – слишком уж намудрили демы с этими несложными устройствами. Виданное ли дело, чтобы добрая половина деталей была выполнена из металла, да еще и соединялась хитроумно? Конечно, производительность и удобство несомненны, только криворукие сухопутные крысы, поставленные за коромысла рычагов, быстро набедокурили. Кто же знал, что тут ни лишку нельзя потянуть, ни вполсилы качать?
Если шторм вернется, то придется огромным черпаком горя похлебать. Или теми же бадейками…
Ни один человек даже в приступе самого необузданного гнева не назовет матийца сухопутной крысой. Все представители этого народа в той или иной мере жили морем, ведь на островах трудно найти место, с которого не получится разглядеть необъятный водный простор. Будто нива землепашца, он давал всем жителям архипелага пищу, но методы ее получения существенно разнились.
Батраки-фелты в предрассветных сумерках поднимали пестрые от декоративных заплаток паруса баркасов, чтобы успеть снять сети до пробуждения хронически голодных матийских бакланов, размеры которых потрясали взоры всех без исключения иностранцев, а обезьянья ловкость позволяла воровать улов, ныряя на огромные глубины и не запутываясь при этом. Затем рыбаки разворачивались к берегу, чтобы вернуться вечером и поставить снасти заново. И лишь непогода могла прервать этот круговорот.
Женщины общины эдемов, по легенде некогда сбежавшие с земель демов, за что и получили их название с приставкой отрицания, выходили в море уже после рассвета, зато возвращались на берег только к вечеру. Весь день они раз за разом погружались на дно с помощью просверленного по центру плоского камня на длинной веревке, собирая там моллюсков, съедобные водоросли, деликатесных кремово-розовых осьминогов и хитрющих матийских лобстеров, наотрез отказывавшихся забираться в ловушки из дубовых прутьев, как их северные сородичи. Мужья эдемок при этом занимались домашними делами и по очереди патрулировали зону добычи от любопытствующих, так и норовивших поглазеть на ныряльщиц. Учитывая, что последние работали в той же одежде, в которой появились на свет, желание неудивительное.
Несмотря на то что фелты, эдемки и прочие работяги составляли большую часть населения Матийских островов, славу архипелагу завоевали не они. Военный флот – вот ее единственный источник. Непобедимые корабли, способные в три вымпела растерзать эскадру из десятка демских галер, оставив от южан лишь перья ощипанной гордости на разбавленной кровью воде. Не зря южане ненавидели их до зубовного скрежета. Человек, схваченный с матийским мечом в руках, был обречен на мучительную смерть, даже если нога его никогда не ступала на землю островов.
Матийцы чтили родовитость, но еще выше у них ценились удача и личные способности. Те, кого Всевышний ими не обделил, имели высокий шанс стать первыми на палубе независимо от того, где родились – в лачуге бедняка или дворце аристократа.
Несмотря на столь серьезную конкуренцию, первым на палубе сумел стать Саед Макуратар аб Веллис из древнего рода Картарис. И сейчас, выслушивая поток брани со стороны Арисата, в которой «сухопутная крыса» было самым безобидным выражением, он ни на миг не изменил своему ледяному спокойствию.
Ему ведь не надо никому ничего доказывать – сама жизнь доказала, что он далеко не пустое место. Да, и ему доводилось совершать ошибки, но кто их не совершает? Оправдываться? В чем? В том, что случилось сейчас, нет его вины. Впустую кипятиться в ответ? Зачем? Это бессмысленно. И на кого прикажете кипятиться? На Арисата?! Бакайца, который море видел лишь с палубы примитивного пиратского струга и никогда не терял берега из виду?! Матийцев тоже обвиняют в пиратстве, и против такого обвинения не всегда есть что ответить, но помимо алчной заботы о добыче, у них имеется нечто более важное: честь, жажда славы и новых открытий, стремление к победе любой ценой и безразличие к собственной жизни, если ее требуется отдать ради блага Матии. А эти стервятники даже объединиться для совместного отпора не сумели, когда демы пришли на их острова с настоящей войной. Так и сидели в своих разбойничьих гнездах, откуда их выковыривали одного за другим, будто подгнившие ядра залежалых орехов.
И это сплошное недоразумение смеет обзывать матийца сухопутной крысой? Даже не смешно…
Бакайцы легко вспыхивают и так же легко гаснут. Вот и сейчас, накричавшись до хрипоты, Арисат, обескураженный непоколебимым безмолвием Саеда, выдал почти нормальным голосом:
– И что ты теперь собираешься делать, пес матийский?
Капитан ответил без паузы, будто только и ждал этого вопроса:
– Для начала надо выпить.
– Что?! Ты, объедок селедки, и твои люди!.. Нет! Не люди! Черви, которых зачали шлюхи от вонючих козлов, а роды проходили в куче перепревшего навоза, проворонили нашего адмирала, нашего стража, сэра Дана! Он был на твоем корабле, а теперь его здесь нет! И после всего этого ты говоришь, что собираешься выпить?!
– Да, я сказал именно это.
– Гореть тебе в аду на самом медленном огне! Тогда и мне прикажи налить!
– Глонарис, принеси-ка нам чего-нибудь покрепче воды.
– Насколько покрепче?
– Намного, Глонарис, намного…
Корабль был перегружен сверх всякой меры, как команда, так и пассажиры большей частью толпились на палубе, и сейчас не один десяток глаз внимательно наблюдал за ссорой капитанов и началом того, что могло вылиться в офицерскую попойку. А чем еще заниматься командованию, потерявшему своего адмирала? Логика моряка и сухопутного человека во многом противоречат друг дружке – никто здесь даже мысленно не посмеет упрекнуть Саеда. Матиец не впал в бездействие – он, похоже, собирается пьянствовать, а здесь это уважаемое занятие, тем более при таких обстоятельствах.
Потеря адмирала, мертвый штиль, последовавший после жестокого шторма, в котором сгинули четыре корабля. Судьба их до сих пор неизвестна.
Как и адмирала.
Так почему бы не запить?
Верный Глонарис выбрался из каюты, держа в руках оплетенную бутыль. Со звонким «чпок» отточенным движением выдернул пробку, нюхнул содержимое, отчего его длиннющий нос мгновенно налился подозрительной краснотой, и начал наливать в бокалы, поставленные на бочку. Звук разбивающейся о стекло струйки алкоголя сработал будто заклятие чернокнижника. Только вместо вызова демона из преисподней появилось нечто иное. Упитанный попугай изумрудно-зеленого окраса со взглядом наглее, чем вся наглость человечества, спикировал с вершины мачты, где укрывался последние часы и всем своим видом демонстрировал высшую степень презрения к человечеству, уселся на край бочки, пересчитал бокалы и голосом трактирного пропойцы озвучил претензию:
– Мы ведь на троих договаривались сообразить!
– Это можно, – кивнул Саед. – Но для начала надо решить кое-какой вопрос.
– Ну так выпьем, и сразу за работу, – попыталась увильнуть от дела ленивая птица.
– Выпьем, и не единожды, но только после работы.
– Ну и чего тебе от меня понадобилось, глист сортирный?
– Совсем немногое. Мы, знаешь ли, не можем понять, где сейчас находится сэр страж, и…
– Ох и дуралей же я! – воскликнул Арисат, хлопнув себя по лбу. – Из-за всего этого позабыл, что умная птица чует стража издали!
– Вот и я о том же, – не обидевшись на перебившего, продолжил Саед. – Скажи мне, мудрая птица: в какой стороне нам следует искать сэра Дана?
Попугай посмотрел на один бокал, затем на второй – и, с трудом оторвав затуманившийся от переполнявших его желаний взгляд, уставился на Саеда и хрипло выдал:
– Тут все плохо. Совсем плохо. Ни зги не видать. Туман и метель одновременно, хоть коней заворачивай.
– Ты не знаешь, где страж?
– Плохие края, народец жаден и злобен. Ноги надо уносить, покуда за шею не повесили.
– Плохие… Ты имеешь в виду, что мы в Проклятых водах?
– Да все это море трижды проклято, – буркнул Арисат.
– Дурачок-то правду говорит, – поддакнул попугай.
– Сам такой, петух крашеный. Саед, возле сильной погани у него, бывает, чутье иначе работать начинает, а после того как выпьет много, и вовсе ничего не замечает. Наверное, в проклятых местах даже пропажа нюха может случиться. Вот как здесь.
– Все это море не совсем обычное, но до этих пор никто не говорил, что у птицы снизилось чутье.
– Необычное?! Да тут одни острова поганые чего стоят! Не видал разве таких?! Вы, матийцы, любите о них трепаться.
– Доводилось видеть. Но не приставать. Нельзя к ним богобоязненному человеку приставать.
– Вот то-то! А вдруг под нами сейчас, на дне морском, храм темный, со старых времен оставшийся, или еще что-то такое, совсем уж нехорошее? Мы над ним проходим, не замечая, а вот птица вся в растерянности. У нее ведь нюх на темные дела. Пусть море затопило землю проклятых язычников, но сама тьма могла остаться. Даже наверняка осталась. Сам же знаешь, ведь на карте твоей это нарисовано. Гиблые воды, раз даже птица стража чутье потеряла.
– Не удивлюсь, если ты прав до последнего слова. Что предлагаешь?
– Надо поскорее убраться отсюда в такое место, где Зеленый опять сможет чуять. Тогда он и подскажет нам путь к адмиралу.
– Все так просто? И каким образом мы уйдем отсюда в штиль?
– За весла возьмемся.
– Ах, Арисат, Арисат… Я вижу, у тебя нет опыта управления большими судами, не говоря уже об эскадрах таких кораблей…
– И откуда, к чертям собачьим, у меня может появиться такой опыт?
– Объясню коротко: корабли перегружены, глубоко просели, вода усиленно сопротивляется их движению, скорость даже на парусах смехотворна, на веслах и вовсе плачевная. К тому же у нас ограниченный запас пресной воды. Через несколько дней он выйдет, но даже я не знаю, где здесь можно найти источники для его пополнения. Все местные острова прокляты как один, на карте их редко отмечают, приставать не советуют. Не иначе как сама тьма наслала бурю, что нас сюда занесла. Самое поганое место во всем поганом море. К тому же и без темных дел хватает опасностей: по слухам, рифов и мелей здесь не меньше, чем чистой воды. Даже демы не осмеливаются ставить в этих краях свои проклятые храмы, а это о многом говорит. Вспомните тот, который встретился на пути к Железному Мысу: он располагался на острове, что в стороне от этой сплошной мерзости. Сейчас штиль, мы стоим, но море никогда не стоит. Течение несет нас вглубь опасных вод. Если сэр Дан все еще жив, на что я очень надеюсь, то его также должно нести в ту сторону. Нам или надо рискнуть всеми и отправиться за ним, или разделиться. Оставить один-два корабля, сняв с них большую часть пассажиров на другие, и пусть отыщут адмирала. Остальные в это время пойдут на веслах, и, когда будет возможно, парусами, на север. Там не так далеко до Стрелки Ксанта, а за ее круговоротом течение понесет их на северо-восток, и они легко доберутся до Межгорья. Если, конечно, не пропустят Стрелки. Но ее трудно пропустить и еще труднее не найти там источников пресной воды. Унылая цепь бесплодных островов, но зато там куда безопаснее, чем здесь. Нам с вами, Арисат, следует хорошенько подумать, как поступить. Всем идти или разделяться. А если разделяться, то кого куда отправлять. Вот чем надо заниматься, а не глупые ссоры затевать.
Бакаец, решительно хватаясь за бокал, заявил:
– Мы должны довести всех людей до Межгорья. Но и стража бросать не можем. Разделяться? У нас мало мореходов с опытом, делить их будет непросто. Даже не знаю, как лучше поступить. На трезвую голову такое не следует обдумывать.
– А дурак-то не такой уж и дурак. Поразительно мудрые слова, – в своей стандартной манере отреагировал попугай.
Глава 1
Капитан боевого бревна
Интересно, чем сейчас занимается моя команда? Точнее, команды всех судов эскадры. Наверняка ведь уже давно выяснили, что адмирал пропал. Адмирал не иголка, спохватиться должны были быстро. А куда можно пропасть в море? Известно куда: в этом самом море и пропадают. Далее неудачнику лишь два варианта остаются: либо в сторону дна двигаться, либо по горизонтали – это куда волны понесут.
Куда они меня несут, я сейчас понятия не имел. Ветер утих, будто в небесах рывком опустили рубильник запуска ураганов, но неунявшиеся водные валы продолжали перекатываться через мое неказистое плавсредство (и меня заодно). К великому счастью (хотя как еще на это посмотреть…), в моей биографии уже присутствовал эпизод аналогичного путешествия. Тогда я был глуп, неопытен, дезориентирован, плохо управлялся со своим новым телом, но даже это не помешало мне с помощью похожего бревна добраться до берега. Покоя, спасения и подспудно ожидаемого величия я там, правда, не обрел, но это уже к делу не относится.
Из еще не забытого опыта (всего-то год миновал) я хорошо усвоил простую вещь: пускай на дворе даже разгар лета, но замерзнуть придется до состояния, когда на позвоночнике будет явственно ощущаться слой льда. Руки и ноги при этом слушаются куда хуже обычного – особенно это касается пальцев. В спокойную погоду можно кое-как отогреваться в солнечных лучах, частично выбираясь на бревно, но сейчас эта возможность была недоступна из-за высоких волн. Да и небо облаками затянуло.
Пальцы одеревенели, я их почти не чувствовал. Как будто гроздью протезов цеплялся за бревно. Сломал пару ногтей, но даже не заметил этого – ни малейшей боли.
Кто бы мог подумать, что летнее море – это лучшая анестезия?
Хорошо, что я об этом вспомнил еще ночью, когда немного освоился с крахом карьеры. Только что был всеми уважаемым адмиралом, командующим приличной эскадрой, или даже небольшим флотом, и вдруг неожиданное предательство, бешеные глаза фанатика, его последний вопль, задушенный в треснувшем горле, – и ты уже низвергнут вниз, на должность…
Так какая же у меня теперь должность? Гм… А ведь не самая рядовая. Бревно ведь в данном случае – средство передвижения водным путем. То есть его можно приравнять к судам. Малотоннажным. На корабле всегда есть главный – капитан. А кто здесь главный? Никого? Тогда я главным буду.
Итак – я теперь не адмирал флота, а капитан бревна. Надеюсь, понижение временное, а то ведь буду скучать без причитающихся мне льгот.
На посту капитана я уже успел сделать немало. Прежде всего, еще ночью соорудил из штанов и куртки обвязку, прикрепив себя к бревну как можно крепче – не хотелось бы потерять и этот «корабль». Гибрида сапог и ботинок, который здесь принято называть «морские башмаки», я не потерял. Распустил шнуровку, привязал обувку покрепче. Пусть в море она мне ни к чему, но не вечно же водным процедурам предаваться.
Я был полон надежд добраться до суши. Любой суши. Пусть даже меня несет на юг и в конце концов выбросит к демам. Я и не из таких ситуаций выкручивался – выкручусь еще раз. А вот с морем заигрывать бесполезно. Ему плевать на твои выдающиеся физические данные, интеллект, умения играть на семиструнной гитаре и мухлевать в карточной игре, при этом не попадаясь. Ему ни до чего нет дела. Несет свои волны, куда ему вздумается, и горе тебе, если ему вздумалось нести их вдали от побережий.
Не люблю попадать в зависимость от таких непредсказуемых в своем выборе факторов.
Сейчас я замерз до такого состояния, что не смог бы ни узла завязать, ни даже куртку стянуть. Хорошо, что в темноте все успел сделать. Волны, ударяя в меня по десять раз за минуту, могли оторвать от бревна или даже украсть одежду. Довелось мне однажды видеть утопленницу на морском берегу. Бедняжку таскало недолго, но она осталась почти голой. Вот и опасался похожей участи.
Управлять движением бревна я мог, но даже не пробовал этим заниматься. А зачем, если понятия не имею, в какую сторону мне следует двигаться? Если ничто не изменилось с ночи, то течение должно тащить меня на восток. Там, примерно через тысячу километров, а может, и куда больше, располагаются проливы, ведущие в уютное внутреннее море. И суши завались, и людей полно. Но донесет ли туда потрепанный рыбами и соленой водой труп, прикрепленный к бревну? Боюсь, даже моя регенерационная система не сможет справиться с таким приключением.
Перспектива закончить героическую биографию таким неприглядным образом меня не устраивала, и поэтому я пытался от нее отвертеться единственно доступным способом. А именно – следил за волнами. Это только глупому человеку они все кажутся одинаковыми. Ничуть нет: силы, их порождающие, подчиняются строгим законам, не до конца, кстати, исследованным.
К примеру, есть такое явление, как волны-убийцы, ужасающие cape rollers. Прошу не путать с цунами – причины возникновения и механизм действия у них принципиально разный. Если встречи с цунами вдали от берега команда корабля может вообще не заметить, то этой напасти не заметить будет невозможно. На всю оставшуюся жизнь запомнят, если, конечно, жизнь после этого будет продолжаться.
До девяностых годов двадцатого столетия волны-убийцы творили что хотели, погубив немало кораблей и людей. Да и сейчас продолжают заниматься тем же самым, просто стали признанным явлением. А тогда маститые ученые напрочь отказывали им в праве на существование, безапелляционно причисляя к категории «глупых матросских баек». И лишь когда эти байки начали фиксироваться в массовом порядке, причем не глазами уцелевших очевидцев, а приборами, в том числе и спутниковыми, пришло время отказаться от незыблемого прежде постулата, гласившего, что в условиях Земли в открытом море волны выше двух десятков метров невозможны. До тех пор пароходства, обращаясь к страховщикам, из кожи вон лезли, пытаясь сочинить стройную версию, убедительно доказывающую, что гибель супертанкера, контейнеровоза или даже нефтяной платформы возможна за считаные минуты, а то и секунды.
В общем, к чему я веду: не все волны в море одинаковы. Есть побольше, есть поменьше. Если подняться на ту, которая повыше, можно заглянуть чуть дальше за горизонт. Именно этим я занимался все свое свободное время (шестьдесят минут в час): караулил «девятый вал», на подходе его изготавливался и, когда бревно поднималось, изо всех сил рвался наверх, натягивая скрученный жгут одежды, крепивший тело к «кораблю». На высшей точке бешено крутил головой, пытаясь разглядеть хоть что-то.
Но, кроме пенных барашков на вершинах волн, до сих пор не увидел ровным счетом ничего.
Хотя вру. Пару раз что-то мелькало в воде. Темное, неопознанное. Но явно не суша. Может, бревна, аналогичные тому, которое меня спасало, может, рыбы. Акул в этом море вроде бы не водилось, но вот именно что вроде бы. Ведь исследовано оно чуть хуже, чем кое-как. Даже на отличной по нынешним временам карте Арисата белые пятна занимали не меньше трети площади. Половину оставшейся украшали маловразумительные пояснения в духе «по слухам, где-то здесь имеется скалистый остров, пристать к которому можно лишь с запада, но делать это незачем, потому как воды на нем не найти даже малую кружку наполнить».
По тем же слухам, немало народу бесследно сгинуло в этом море при хорошей погоде и отсутствии признаков присутствия вражеских кораблей. Кто-то грешил на исполинских акул и спрутов, хотя таких здесь никогда не видели, другие населяли воды созданиями похуже, о которых мне сейчас лучше не вспоминать во избежание излишних стрессов.
В общем, каждая встреча с чем-то подозрительно-темным, болтающимся на поверхности, вызывала нервное напряжение. Жизнь научила меня не ждать от нее ничего хорошего, вот и сейчас я частенько косился на глубоко вбитый в бревно нож и с отвратительной ясностью осознавал, что воспользоваться им не сумею. Деревянные пальцы просто не смогут его ухватить и вытащить, а если и смогут, то ни за что не удержат. И полетит он в пучину морскую, пронзит ее сверху донизу, упадет на дно, даже не поцарапав шкуры вероятного противника.
Пока что у меня есть силы осматривать горизонт. Я еще не ослаб от голода, жажды и постоянного напряжения. Но долго ли так протяну?
Не знаю…
О приближении суши меня любезно предупредили чайки. Плавать эти птицы умеют, причем отлично, но далеко от земли улетать не любят. Там их гнезда с вечно голодными птенцами, да и ночевать предпочитают исключительно на твердой поверхности. Появление птиц я позорнейшим образом проворонил, и ситуацию спасли их крики.
Встрепенувшись, принялся с удвоенной энергией озирать горизонт, и вскоре усилия вознаградились. Далеко, на пределе видимости, среди волн темнело что-то подозрительное. То ли россыпь каменных зубьев, выдающая риф, то ли крошечный островок. И там и там вероятность разжиться пресной водой была опасно близка к нулевой, но даже столь мизерными шансами не стоит пренебрегать. К тому же даже кратковременный отдых от этой нескончаемой холодной болтанки для меня сейчас огромная ценность, и за нее стоит побороться.
Увы, мореходные качества моего «корабля» сыграли плохую шутку. Я, теряя последние крохи сил, пытался направить его к замеченной суше, но вместо того чтобы понемногу приближаться, она, наоборот, удалялась. Не надо быть гением, чтобы догадаться – мои планы противоречат направлению течения. Оно куда сильнее человека, оседлавшего бревно.
Окончательно осознав, что победа в состязании с морем мне не светит, я перестал бороться. Силы еще пригодятся. Где один островок, там и другие могут найтись, причем на более перспективных курсах. Остается лишь ждать.
Опять ждать…
