Kitobni o'qish: «Рождение победителя»
Пролог
– …Зверь этот в гневе лют до удивления, а потому приближаться к нему следует с опаской. Даже достойнейшие из рыцарей не могут с ним совладать честным оружием. Не берет его ни железо мягкое, ни сталь каленая, ни бронза древняя языческая, ни серебро освященное, ни кость, ни деревянные острия, ни молоты каменные. Валуны гранитные, сброшенные на волшебного зверя, птицей воспаряют в небеса; ловчие ямы под копытами в твердь превращаются; огонь лютый становится холодом, а чары колдовские не имеют над ним никакой власти. Сведущие люди поговаривают, что способ добыть рог с его лба все же имеется, но очень уж тяжкое это дело. Слаб зверь до чистоты и юной красоты – на то и ловится. Надобно разыскать девицу красивую телесно, без единого изъяна, с душой светлой, несварливую, нежадную, с добрым характером. И непременно чтобы непорочная была – иначе и близко не подпустит. Ее надобно привести на опушку рощи, а дальше пусть идет одна, не оглядываясь и вверх не смотря. А когда он…
Где-то я уже про такой способ слышал. Опять с земной мифологией связь – не первый раз сталкиваюсь. Надо будет этого старичка подробнее расспросить: от кого узнал, откуда вообще суеверие пошло; не доводилось ли встречать слова «единорог», и прочее. Похоже, он еще не окончательно в маразм впал, раз ухитрился пережить здешний апокалипсис, – даже молодым и здоровым здесь нелегко приходилось. Есть шанс, что вспомнит.
Хотя вспомнит или нет – мне это не поможет. И вовсе не из-за того, что его способ нереально труден. Нет, вы не подумайте. Я понимаю, что найти прекрасную девушку с добрым характером (читай, безотказную), и при этом невинную, как цветок весенней фиалки, столь же непросто, как поймать черную кошку в помещении, где ее нет. Но дело вовсе не в этом – я просто не верю в целебную силу шарлатанского снадобья из рога несуществующего зверя.
Но сдаваться нельзя. Я искал и буду продолжать искать способ. Пока не найду. Сколько мне лет? Двадцать девять? Двадцать? Я и сам уже не знаю. Знаю одно – выгляжу на все сто (и это еще оптимистично сказано).
Развалина, в которую за несколько мгновений боя и неизвестно сколько дней лежания пластом превратился цветущий молодой человек. Опустошенное тело, неспособное без передышки подняться на второй этаж башни. Отдыхающее лишь на спине: любая другая поза – это гарантия нестерпимо болезненной ломоты через полчаса. С вечно слезящимися глазами. С шумом в ушах – когда бесконечно мерещатся голоса тех, кто умер или почти умер (что мне теперь до оставшихся за разделяющей миры бесконечностью?).
Чтобы в очередной раз победить смерть, я сделал то, с чем даже моя почти всемогущая система регенерации не справилась. Не исключено, что я потерял ее безвозвратно, – сгорела от перегрузки. Не выдержала информационного пресса и его физиологических последствий. Она ведь, если я правильно понял, с браком или повреждена. И гарантии на нее не имеется…
Я, кстати, пытался запустить черное сердце «вручную». Для начала пробовал потерять сознание методом нагрузки ног и прерывистого дыхания. Но уже после четвертого неуклюжего приседания, выполненного спиной к стене, в глазах потемнело, колени подогнулись, рухнув, ударился головой. Дух выбило напрочь – чего и добивался (правда, задумывал это не столь жестоко). Ну да ладно: того, чего хотел, все равно добился.
Но без толку. Сколько ни кричал в бездну, ответа не получил. Странный собеседник не появился. Или обиделся из-за чего-то, или ему неинтересно с инвалидом общаться, или тоже остался где-то за бесконечностью.
Не знаю…
Вот и сижу теперь в своем полуразрушенном замке, выслушиваю выживших из ума стариков и мутных типчиков с теми подчеркнуто честными рожами, какие нередко встречаются у профессиональных мошенников. Иногда даже интересные вещи узнаю. Но не те, в которых нуждаюсь.
Я до сих пор не знаю, что случилось. И, вспоминая события, предшествовавшие тому проклятому бою, прихожу к выводу: нелады со мной и до этого были. Нарастали снежным комом. Но я не замечал их – считал, что все идет как надо. Не понимал, что совершаю поступки, которые настоящий Дан вряд ли бы совершил.
Я не замечал простых вещей. Находил сложности там, где не стоило их искать. Делал то, чего делать не стоило ни при каких обстоятельствах. И бездействовал там, где мог справиться с проблемой парой вовремя сказанных слов. Я был дураком, использующим голову для принятия пищи и разбивания бетонных стен, которые умный человек попросту обходит.
Что со мной сделал этот мир?! Или это вина земных «яйцеголовых», спровадивших меня сюда в качестве то ли диверсанта, то ли подопытной морской свинки?
Я не ведаю. Но знаю одно: надо разобраться во всем. И стать прежним Даном. Умеющим думать головой, а не тем местом, которое я в последнее время для этого использовал. И чем быстрее верну себя, тем лучше. Не верю, что спокойная жизнь затянется надолго. Вскоре опять кому-нибудь приспичит накрыть меня медным тазиком. И встретить хозяина посуды должен настоящий Девятый: хитрый и ловкий диверсант из другого мира. А не эта развалина, которая одной рукой ложку с трудом удерживает.
Глава 1
Made in China
Тук привычно помог подняться, поддержал, участливо поинтересовался:
– Сэр страж, как вам сегодня? Лучше не стало?
– Ты же видишь: я порхаю по залу, будто бабочка, и сверкаю как бриллиант. Здоровья столько, что не знаю куда его девать…
– Эх… Вот глядя на вас хочется даже запить. Совсем вы сдали. Чуяло сердце: не надо было с тем чернокнижником драку затевать. Темные те еще шельмы – честной битвы от них не жди. Хоть вы его и укоротили на голову, но он успел вас чем-то отравить. Вот же козлище драный! А может, парилку попробовать с травами сушеными? В прошлый раз почти помогла.
– Если не считать того, что из бани меня пришлось на руках выносить.
– Ну с кем не бывает. Подумаешь – от пара сомлели. Без него ведь сами выходили.
– Ладно. Давай помогай умываться и одеваться.
– Ужинать сейчас будете или опосля?
При одной мысли о еде едва не стошнило желчью. Покачал головой:
– Лучше вообще не сегодня.
– Это вы зря так говорите. Кушать надо – от еды силы прибавляются. И пить тоже надо не воду, а что-нибудь поприличнее. Вино, например. Особенно красное хорошо больным помогает. Если перелом случится – так вообще первое дело.
– Я сломал себе все! Очень хочу излечиться! – донеслось сверху.
Оборачиваться на источник самого гнусного в мире голоса я не стал. И без того насмотрелся. Часами раскачивается на подвесном светильнике, обзывает всех с безнаказанной позиции и периодически клянчит спиртосодержащие жидкости.
Кстати, может, соорудить дистиллятор и выгнать настоящий спирт? Самому напиться с горя и Зеленому дать. Вдруг он дар речи потеряет и прекратит терзать уши? Хотя примитивным перегонным кубом здесь не обойтись – нужной крепости не добиться. Мне надо не меньше девяноста пяти оборотов: меньшим градусом летающую сволочь не удивить.
Стоп! Меня же учили. Дай время и кое-какие материалы, я не то что спирт – бензин девяносто пятый организовать смогу. В моих условиях непростая техническая задача, но решаемая.
Вот даже инвалидностью меня не исправить – так и тянет на нездоровую деятельность. Начав с мысли о спирте, закончил нефтепродуктами высокого качества.
А не пора ли сделать то, что уже не первый день откладываю?
– Тук. Мне надо опять на гору подняться.
– Сэр страж! Да вы одной ногой на похоронах, а опять туда же! Полежите, сил наберитесь. Глядишь, к весне и оклемаетесь, а там уж ходите куда вздумается.
– Тук, кто из нас главный?
– Простите, сэр страж. Вы, конечно. От души ведь говорю. Боязно за вас.
Кивнув на затянутое мутной пленкой окно, я уточнил:
– Как там с погодой?
– Да похолодало изрядно. Под утро иней был, и на мелких лужах ледок иголками. Местные поговаривают, что зима обещает быть холодной.
Меня это вполне устраивало. Главное, что дождя нет. Непромокаемая одежда в этом мире неизвестна. Плащи, наливаясь влагой, становятся свинцовыми, что в моем положении просто беда – тут бы сухое тряпье на плечах удержать. Каждый лишний грамм давит на спину, прессует, выбивает последние капли сил. Ненавистная осень – и еще более ненавистная зима. Не любил их на Земле – и здесь не полюблю. Несколько дней подряд моросит. Когда второй раз ходил к ковчегу, на обратном пути вымок и простудился. Наверное, это была последняя капля. Если поначалу, после комы, казалось, что дальше пойду на поправку, то теперь потянулся беспросветный инвалидный застой.
Нет, надо идти именно сегодня. Пока опять дождь не зарядил.
– Тук. Лошадей готовь. И сходи к Грату, забери у него железку, которую я заказывал. Поедем к ковчегу.
– Дело, конечно, ваше, да только зря вы это в самом деле. Ковчег железный много лет простоял и еще долго стоять будет. Никуда не денется. А куда ему деваться, такому тяжелому?
– Лошадей готовь. И Трее скажи, чтобы отвар мне сделала. И горячим пусть его принесут, а не как вчера.
– Отвар помогает?
– Конечно. Иди давай.
Не буду же объяснять, что он для меня вместо чая, а не лекарства. Хоть на несколько минут озноб прекращается, если горячего выпьешь.
* * *
Опять Языческий холм. Дважды проклятое место: темное капище на вершине, и здоровье свое там же оставил. Лысые серые склоны – лишь редкие тощие кустики не брезгуют расти на бесплодных камнях. Тощая трава уже поникла, мертвые стебли прибило к земле ветром. Лишь лишайникам непогода нипочем – их блекло-зеленые язвы не изменяются в зависимости от сезона.
Под копытами лошадей осыпается щебень. Меня не отпустили одного – хотя в окрестностях замка давно не показывались враждебно настроенные личности, но оставлять беспомощного сюзерена без охраны нельзя. Само собой, Тук поперся (очень недовольный – в Мальроке ведь гораздо веселее, чем здесь); Альра – Рыжая Смерть, или просто любопытная местная девушка; и Амед – один из четверых убийц, которых за мной послал «друг-инквизитор». Из хесков тогда уцелело лишь трое, причем все они теперь обязаны мне душой и жизнью. Дожидаются момента, когда смогут расплатиться – спасти стража, после чего опять станут независимой шайкой.
Вот такой у меня эскорт: толстозадый зеленый попугай с подлыми глазами; плечистый горбун с арбузного размера кулаками; огненно-рыжая малышка с невинными глазами, с ног до головы увешанная кинжалами, ножами, какими-то серпами, с луком за спиной; и нездорово-спокойный душегуб с внешностью профессионального висельника. Если на холме встретится кто-нибудь нехороший, наверняка останется заикой от одного взгляда на такую милую компанию.
Зеленый уже десять раз пожалел, что сменил теплый насест светильника в донжоне на плечо дистрофика. Дождя нет, но холодно и ветер задувает. На этом холме даже при полном штиле так всегда – странное место. Попугай и рад бы остаться, но подслушанные разговоры навели его на подозрение, что мы идем открывать нечто очень большое, куда много лет не заглядывали люди. Если предположить, что там хранится вино (а он всегда и во всем первым делом подозревает наличие вина), то выдержка у напитка должна быть отменная. Это я Туку ради шутки сказал, но птиц таких шуток не понимает – решил лично проконтролировать процесс, опасаясь, что в противном случае может оказаться обделенным.
Вот и сарай. Ветхое сооружение, построенное землянином. Как сюда попал этот человек, я не представляю. Ведь если верить тем, кто меня сюда забросил, даже перенос одного грамма невозможен – всей энергии Вселенной на это не хватит. В противном случае я бы попал сюда в своем теле, а не в виде информационной матрицы.
А этот вот попал. Причем не с пустыми руками – пару танков с собой прихватил. Одну машину давно поглотили коварные пески аномалии, вторая стоит в сарае, запертая на ржавые замки.
Ничего – я не зря второй раз сюда поднимался, прихватив немного воска и пергамента. Справлюсь.
Спешиться смог самостоятельно, и даже голова при этом не закружилась. Удачно получилось. Придя в себя после такого великого свершения, попросил:
– Постойте здесь. Я недолго.
– Не задерживайтесь, – попросила Рыжая.
– Я помню об опасности, – улыбаюсь девушке и захожу в сарай.
Хоть и помню, но не боюсь. Не знаю, какая чума занесла сюда этот танк, но сильно подозреваю – в процессе этого его здорово облучило. Он превратился в радиоактивный объект, пребывание рядом с которым вызывает лучевую болезнь. Здешние лекари справиться с ней не могли, из-за чего место стало непопулярным. При всей дороговизне металла ни один кузнец не рискнул отломить от ковчега что-нибудь на память.
Прошло время, фон должен снизиться. По крайней мере, очень на это надеюсь. Попугай, правда, ведет себя спокойно, но его чутье на радиоактивное излучение под большим вопросом, так что он не показатель.
Землянин, как я понял, тоже долго не протянул. Но мужиком он был сообразительным, знающим многое. Отпущенного срока хватило, чтобы у местных появились эффективные водяные мельницы, производительная добыча строительного камня и свинцовые копи где-то на севере. Устроил здесь такой прогресс, что его до сих пор вспоминают добрым словом. Хотя и прибавляют при этом, что выглядел тот человек странно. Совсем непохожим на нормальных людей.
Вот этот пункт мне непонятен. С моей точки зрения здешние жители если и отличаются от землян, то в лучшую сторону. Исключительно европеоиды (я не расист, но приятнее иметь дело с такими же белыми, как сам: как-то привычнее), нормального телосложения (бедолаг вроде Тука немного), с чистой кожей, физически здоровые и без тараканов в голове. Нет единых строжайших требований к внешности и поведению, отклонения от которых чреваты общественным порицанием. Хочешь – бороду отращивай. Не хочешь – брейся. Благо опасные бритвы из приличной стали не такая уж редкость. Шапку лишь в храме положено снимать: в простых домах – по своему усмотрению. Ну и прочий либерализм.
А какие здесь женщины! Мне раньше все не до них было – уж сильно жить хотелось, вот и занимался спасением себя любимого с утра до вечера. А теперь, когда свободного времени навалом, сумел оценить. На все вкусы: и стройные красотки, и приятные пышечки, недотроги-скромняшки – и очень даже пристально интересующиеся сильным полом, вплоть до полной бесстыжести. Если здесь и держат девиц под замком, то открывается он любой шпилькой. Бедолага-епископ пытается поднять нравы на высоту местного Эвереста, но пока что даже в его общине они на уровне укатанной горки, а про бакайцев лучше вообще помалкивать. Даже в сторону бессильного инвалида чертовки-островитянки не забывают бросать такие взгляды, что в очередной отчет постоянно тянет вставить заявку на ящик виагры: без нее я теперь только печально поглядывать способен.
И если кто-то думает, что в отсутствие косметических салонов женщины не могут следить за собой достойно, он сильно ошибается. Да, местные не используют сантиметрового слоя штукатурки, но в остальном все просто замечательно. Хоть прически и простые, но волосы ухоженные; чистая гладкая кожа, которую берегут пуще девичьей чести (ни одна не станет портки стирать, прежде чем не смажет руки какой-то защитной гадостью); кое-кто даже ногти отращивает (не пойму, как при этом ухитряются работать?). В теплые дни некоторые не стесняются носить юбки чуть ниже колен, демонстрируя ноги, знакомые с бритвой или даже депиляцией. И не только ноги – доводилось мне однажды видеть голую местную женщину. Точнее, не совсем женщину. А, ладно… что я опять о грустном…
Танковая броня обжигает холодом. Жалею, что не взял перчаток. Ну да не возвращаться же. Вот и люк, обследованный в прошлый раз. Мой коллега-землянин закрыл его на винтовой замок, а я, разобравшись в конструкции, сделал восковой оттиск и нарисовал чертеж для кузнеца. Грат к моим заявкам привык и легко выковал требуемое. Сейчас проверим, не напутал ли с размерами.
Не напутал – шестигранная трубка ключа легко вошла в отверстие, повернулась до упора. Выступы теперь в пазах замка. Начинаю поворачивать рукоятку по часовой стрелке, но безуспешно. Не подходит или заржавело? И то и другое вполне вероятно – я не мастер-взломщик, а танк слишком долго простоял без дела.
Кручу в другую сторону… с тем же нулевым эффектом. Но не отчаиваюсь – пробую расшатать механизм. Все так же безуспешно, к тому же руки начинают дрожать – даже мелкое усилие на меня действует плохо.
Позвать на помощь? Нет уж! Это дело чести! Я должен справиться сам!
К тому же не следует забывать о радиации. Утешаю себя мыслями, что за столько лет фон снизился до безопасного, но нельзя исключать и другого варианта. А раз так, то не стоит подвергать людей опасности. На себя уже почти наплевать, но зачем же товарищами рисковать.
Наваливаюсь на рукоять в отчаянном усилии. Без толку. В другую сторону. Оп! Сдвинулась! На пару миллиметров, но ключ все же повернулся. Теперь назад – расшатывая, увеличивая свободный ход.
Когда ключ совершил полный оборот, я взмок. А ведь это лишь один из многих – его еще крутить и крутить. Земляк! Зачем же ты закрыл машину так жестоко?! И что ты там такое спрятал, раз принял столь суровые меры предосторожности? Хорошо, если бы лекарство от всех болезней – даже неизвестных. Я от такого сейчас отказываться не стану.
После короткой передышки вновь взялся за дело. Ключ хотя и с трудом, но шел дальше и дальше. Механизм сильно заржавел, ему бы немного масла не помешало. Не сомневаюсь, что в маслобаках танка его хватает, вот только понятия не имею, как до них добраться. Люки двигательного отсека закрыты так же старательно, и возиться еще и с ними смысла не вижу.
Ключ пошел легко. Даже слишком легко. Похоже, все.
С душевным трепетом берусь за ручку, тяну, и… И ничего. Нет – крышка поддается, вот только сил поднять ее нет.
Ничего, я обязательно справлюсь. Без посторонней помощи.
Продеваю в ручку кинжал в ножнах, ухватываюсь, тяну двумя руками. Есть! С трудом, но открываю. Вот и черный проем люка. В последнем усилии отбрасываю крышку в сторону. Она откидывается с грохотом, в стороны отлетают куски механизма петель, а сам броневой диск с оглушительным грохотом скатывается с башни, ударяется о корпус, отскакивает, пробивает ветхую стену сарая, исчезает из глаз. Попугай с негодующим воплем взмывает с плеча, ударяется о низкий потолок, на голову сыплется труха.
Хорошо хоть по ноге не врезало. Железяка серьезная – из сорок пятого размера за секунду может сделать тридцать шестой.
Странно. Я был лучшего мнения о танках. Их ведь снаряд не должен брать – они чуть ли не вечные. А этот простоял немного под открытым небом, потом в сарае – и теперь рассыпается на глазах.
Может, его не радиация, а что-то другое накрыло? Какая-нибудь химия агрессивная. Хотя краска вон почти не облезла. С другой стороны, люк отвалился при открытии, а такого быть не должно. Опасно ведь для экипажа – можно без пальцев остаться или даже без головы. Или отлетит, как сейчас, и угодит во что-то совсем уж бесценное. Например, пробьет корпус батальонной полевой кухни или помнет дверцу личной командирской «Волги».
– Сэр страж! Что с вами?!
В дверном проеме показалась взволнованная Рыжая, за ее спиной так же переживает Тук, а в неровное окно, проделанное крышкой люка, заглядывает криминальная морда Амеда.
С трудом смирив дыхание, почти спокойно отвечаю:
– Со мной все в порядке. Не заходите сюда.
Спутники неохотно удаляются, а я наконец заглядываю в башню.
Темно, пыльно, пахнет чем-то затхло-техническим.
– Тук! Зажги фонарь и принеси мне!
Горбуна долго ждать не надо – показывается на пороге, ловко взбирается на броню, протягивает фонарь. Железно-деревянный каркас, обклеенный пластинами клееной слюды, внутри горит свеча. Не сказать чтобы яркая штука, но другого нет. Вот теперь можно забраться внутрь.
В жизни я много где побывал, но в танке как-то не доводилось. И не жалею – судя по тому, что увидел, потерял немного. Тесно, мрачно, броня будто давит сразу со всех сторон. Как они вообще в пространстве ориентируются? Все равно что ездить с непрозрачными стеклами. Спартанские сиденья, какие-то неизвестного назначения приборы и механизмы, радиостанция, длинные свертки в задней части башни, металлические ящички, намекающие на богатое содержимое. И кожаная планшетка, подвешенная на казенной части орудия. Не надо быть гением, чтобы догадаться: тот, кто ее здесь оставил, очень сильно хотел, чтобы она бросилась в глаза.
Я не стал бездумно хватать это послание трясущимися от волнения руками. По очень простой причине: не хотел, чтобы эти самые руки оторвало от тела взрывом гранаты или мины. Мало ли что было на уме у того, кто закрывал танк последним!
Чистой воды паранойя. Захоти он убить того, кто сюда влезет, – устроил бы взрыв боеукладки при попытке открыть люк. Я, может, и гражданское лицо, но догадался, что спрятано в свертках. Снаряды, тщательно завернутые в просмоленную парусину. Наверное, с целью лучшей сохранности. Кстати, боеприпасов для орудия маловато. Скорее, даже очень маловато. Я, конечно, не специалист по бронетехнике, но уверен – их должно быть больше восьми. Куда делись остальные? Неизвестно…
Ладно. Здесь должно быть еще кое-что очень ценное, причем доступное для моего понимания. А именно – пулеметы. Я, если откровенно, по ним тоже не спец, но и не полный болван. Кое-какой минимум по обращению с различными образцами огнестрельного оружия давали перед заброской. А еще в том бою, после которого превратился в дряхлую развалину, когда суетливо листал «книгу» чужих знаний, по неопытности «загрузил» в себя несколько лишних страниц. В том числе и воспоминания какого-то безымянного солдата, прикрывавшего отход частей Красной армии. Его оставили на смерть, и он это понимал. Раненный в ногу – двойная обуза для товарищей: и сам идти быстро не может, и «станкач» ноша серьезная. Дело происходило возле какой-то неширокой речки. Один берег заболоченный, второй возвышенный. Вместо того чтобы засесть на горке, как поступил бы я, этот боец устроил крошечный окопчик понизу, в жидких кустиках. Когда на лугу показались враги, он позволил им выйти из зарослей, а потом буквально выкосил, аккуратно водя стволом в считаных сантиметрах от земли. На ровной как стол болотине немцы, даже падая плашмя, не находили укрытий, а вот он, лежа по уши в воде, не обращал внимания на их пальбу.
Пули, промазав мимо солдат в первых рядах, летели дальше, подстригая осоку и находя жертвы позади. Только тогда мне стало понятно, почему он не устроился на горке: с высокой позиции такого фокуса не получится. Патронов у него имелось прилично – знатную жатву устроил. Жаль, не знаю, чем все закончилось, – возможности досматривать не было.
Я это вот к чему вспомнил: тот красноармеец в пулеметах толк знал, и кое-что мне от него досталось. Трудно ожидать, что здесь установлено такое же оружие, но общий принцип, надеюсь, схож.
А вот тут меня ждал первый жесточайший облом – пулеметов в танке не оказалось.
Я, конечно, дуб-дерево в бронетехнике, но пулемет совсем на иголку не похож – не спрячется. Напрягая мозговые извилины, даже вспомнил, что один вроде бы обычно ставят вместе с орудием, чтобы наводчик не тратил дорогостоящих снарядов на цели, которые доступны для недорогих пуль. Даже нашел следы, где он когда-то крепился. Но теперь его нет.
Почему? Танк попал сюда неукомплектованным? Или… Что здесь вообще самое ценное с моей точки зрения? Естественно, пулеметы – я не зря их ищу с таким энтузиазмом. Мобильное оружие невиданной по местным меркам огневой мощи. Пока не закончится боезапас – я непобедим. Думаю, и мой предшественник это понимал и наверняка снял их первым делом. Пушку оставил. И правильно сделал: тяжелая, без станка, более-менее эффективная разве что при осаде или защите крепостей. Хотя восемь снарядов – слишком несерьезно даже для этого. Рация и двигатель здесь тоже никому не нужны. Вот генератор еще снять не помешает – пригодится для демонстрации фокусов аборигенам. Да и кое-что попрактичнее можно придумать – например, гальванирование ювелирных изделий. Вряд ли здесь такая технология известна: пока что никаких намеков на использование электричества не находил. Под это дело можно и лампочки выкрутить везде, где есть. Но это малозначительные мелочи.
Кстати, мой предшественник увлекался строительством водяных мельниц. Может, хотел электростанцию на реке построить? Хотя много ли наработаешь от танкового генератора…
Ладно, чего гадать. Есть планшетка, которую повесили не просто так. Рыжая упоминала о каких-то скрижалях. Спорю на что угодно – речь шла как раз о записях землянина. Оставил послание тем, кто придет вслед за ним. Надеюсь, он не забыл упомянуть место, где спрятал пулеметы. Без них мне останется довольствоваться орудием со скромным боекомплектом, инструментами, если они здесь есть, и несколькими малополезными безделушками. Разве что тонны брони еще, но с ней не ясно ничего – может, металл по местным меркам никуда не годный. К тому же не исключено, что фонит она до сих пор, а я расселся на холодном сиденье и никуда не тороплюсь. Хотя попугай по-прежнему ведет себя спокойно – сидит на краю люка и внимательно следит за мной в ожидании момента, когда же на свет появится вино. А он, судя по его поведению на древнем руднике, радиацию должен чуять.
В планшетке меня караулил второй жесточайший облом.
Нет, я не ошибся в своих предположениях. Там действительно оказались бумаги. Плотный пакет из все той же парусины, заклеенный смолой. Пришлось поработать кинжалом еще раз, чтобы добраться до записей. Позабыв про опасность радиации или отравления чем-нибудь непонятным, подсветил, жадно уставился.
И чуть не расхохотался.
Нет, высшие силы действительно существуют, причем смысл их существования – исключительно в издевательстве надо мной. Не может ведь неуправляемая судьба раз за разом устраивать со мной такие шутки! Мало того что без пулеметов остался, так еще и…
Выбрался на броню, исследовал башню. Вот не зря первый раз мне эта звездочка какой-то неправильной показалась. Как бы красная, но каемка непонятная. Теперь при свете убедился, что не ошибся. Каемка имеется. Желтая. И еще знак в центре – тоже желтый. На серп и молот ни разу непохожий. А похож он на те закорючки, которыми испачканы все бумаги в пакете.
И отвалившийся люк вспомнился – зримый показатель качества сборки.
Покосившись на планшетку, вздохнул.
Сплошное невезение.
* * *
На этих двух обломах мои сегодняшние злоключения не закончились. Едва я, уставший и поникший, с помощью Тука вскарабкался в седло, как небо решило, что хватит терпеть, – опять полилось. Дождь, временами едва моросящий, а временами очень даже приличный, сопровождал нас до самого замка. Натянув капюшон отяжелевшего плаща, я мечтал лишь об одном: быстрее в донжон – к чашке с горячим отваром. А может, и кое-что покрепче себе позволю. Даже мысли о птичьем бульоне проскакивали, но приходилось их отгонять. Дичь в окрестностях охотники повыбили, а кур у нас осталось мало – на развод держим. Есть, правда, немного овец – их местные пригнали с горных пастбищ, куда не добралась ни погань, ни армия Ортара. Но, представив отвратительно жирную бурду из баранины, чуть с лошади не сверзился.
Короткое приключение с танком высосало последние силы. Встречая на дороге подданных, я с трудом вскидывал руку в приветствии. Со стороны это, наверное, выглядело очень натужно. Плевать – во всем Межгорье, наверное, нет человека, который бы не знал, в какую развалину превратился сэр страж.
Перед воротами пришлось остановиться: телега, груженная дровами, решила именно здесь остаться без колеса. Мужик, ею управлявший, не нашел ничего лучшего, чем устроить феерический скандал. Стражники, как и полагается, требовали от него побыстрее убрать свой хлам с проезжей части. А он, вместо того чтобы заняться этим нужным делом, обзывал их на все лады, обвиняя в произошедшем несчастье. Дескать, ворота открыли не полностью, вот и зацепился.
Правда, при виде нашей кавалькады все начали шевелиться и кое-как сдвинули повозку в сторону, освободив узкий проход. Но пришлось простоять под дождем несколько лишних минут – укрытий от непогоды перед башней не было.
А потом – плетеное кресло перед камином, толстостенная кружка с глинтвейном, попрошайка-попугай и последующий прерывистый сон. Не успеешь отключиться, как пробуждаешься от приступа режущей боли в спине или еще чего-нибудь столь же нехорошего.
Мечтал о спокойной жизни, а получил пытку…
* * *
«Продолжение отчета добровольца номер девять. Надиктовано попугаю неустановленной породы в главной башне замка Мальрок, находящегося в Межгорье. Только не уточняйте, пожалуйста, где находится само Межгорье, – спросите что-нибудь полегче.
Дядя Ваня, прошу прощения за очередной перерыв. Нет, не волнуйтесь: все это время я был жив и находился в сознании. Просто хреново очень. На душе и вообще. Болен я серьезно. Настолько серьезно, что, будь дело на Земле, мне бы дали пенсию безо всяких справок – только на лицо взглянув. Не до отчетов мне. Лежу днями, в потолок уставившись. Даже поплевывать в него сил не хватает. Не думаю, что, попади вам в руки мое запоминающее биологическое устройство (Зеленый! А ну убрал башку из моего бокала! Дырку клювом просверлишь!), вы бы с интересом выслушивали детальные описания потолочных перекрытий.
Других новостей не было. Народ работает, мне даже время от времени докладывают об успехах, а я как глядел в потолок, так и гляжу. Жизнь проходит мимо.
Сегодня впервые за несколько недель выпало что-то новенькое. Помните, я рассказывал вам про танк на холме? Сегодня я опять к нему съездил, изучил подробнее. Начну с хорошей новости: за время моего отсутствия его никто не украл.
А теперь о плохом: в нем не оказалось пулеметов. Так что прошу считать недействительными мои опрометчивые слова по поводу снятия заявки на крупнокалиберное автоматическое вооружение. Взрывайте сверхновые или сразу всю Вселенную и везите. Испытываю в них большую нужду. Нет, не в данный момент. Но, боюсь, вскоре понадобятся. Так и чувствую, что сюда приближается нечто или некто, испытывающий нездоровый интерес к вашему девятому добровольцу. Понятия не имею – смогу ли в своем нынешнем состоянии нажать на гашетку, но попробовать стоит.
Вторая плохая новость – в танке оказалось послание от человека, который сюда попал с Земли. Того самого – жертвы неведомого феномена, который иногда наблюдается на капище. Вы, конечно, спросите: «А чего же тут плохого?» Я вам отвечу: «А потому что я ни фига не смог прочитать!»
Нет, не подумайте, я не безграмотный. Но хоть и учился в инязе, к полиглотам меня отнести трудно. Ваня, я по-китайски знаю только одно слово: кун-фу. К тому же не уверен, что произношу его правильно. И не спрашивайте, как оно пишется, – за все сокровища мира не отвечу. Не потому что это секретная информация – просто не знаю ни одного иероглифа. А в бумагах, которые мне оставил этот милый человек, кроме иероглифов, нет ничего.
