Kitobni o'qish: «Битва за рейтинг (Альфа-6)»
Глава 1
Неплохо парни погуляли…
Имперский сержант Дидго появился в тот момент, когда два лекаря предавались несвойственному их ремеслу занятию. А именно, – пытались привести в порядок мою окровавленную одежду. Нет, они не у прачек хлеб отнимали, а у портных. Наскоро зашивали грандиозную прореху на спине. Благо хирургии обучены, иголки и шовные нити под рукой.
Я же при этом грустно косился вниз. Там, на полу, лежала моя кольчуга. Прореха на ней ничуть не меньше, но вот лекарям такую работу не доверишь.
Да тут и кузнец не всякий возьмётся. Мало кто сумеет качественно починить доспех из Первохрама. И с материалами проблема, и особые умения для работы с такими материалами требуются. Сомневаюсь, что во всей империи сыщется хоть один мастер, способный вернуть доспех в исходное состояние. В лучшем случае, можно рассчитывать на результат, на глаз не отличимый от идеала.
Увы, лишь на глаз.
– Господин, как ваша спина? – поинтересовался Дидго.
Я пожал плечами:
– Не вижу, что там, но её даже зашивать не стали. Значит, жить буду.
Протянув мне свёрток из грубой ткани, сержант пояснил:
– Это солдатский плащ. Простите господин, но ничего лучше для вас не нашли. Я ещё засветло послал в школу человека за одеждой для пострадавших, но пока что ничего не прислали. У нас тут такое творится, что людям не до тряпья. Нужно подождать.
– А можно не ждать, можно прямо сейчас в школу вернуться? – уточнил я.
Дидго вопросительно уставился на лекарей.
Один из них торопливо отчитался:
– У молодого господина распорота спина. Рана очень длинная, но неглубокая, кости и сухожилия не пострадали. Он почти в порядке, ещё до нас сам успел кровь остановить, и даже края стянулись. Зашивать нет смысла, господин сам справляться умеет. Верхом его лучше не отправлять, а вот в повозке можно.
– Да, я и пешком нормально дойду. Если что не так, у меня хорошо прокачаны лекарские навыки. Здесь оставаться нельзя, здесь не рана доконает, а то, что по сто раз всё пересказывать приходится. Мне бы сейчас просто отдохнуть.
Дидго кивнул:
– Простите, господин, но сами понимаете, случилось ужасное и пока не всё понятно. Большим людям нужны ответы, а вы один из последних вышедших.
– Сержант, я всё понимаю. Но повторяю: мне бы сейчас поспать, а не болтать. И да, а что насчёт тех, которые не вышли? Много таких?
Дидго пожал плечами:
– Таких всегда хватает, даже когда всё в порядке. Одни люди заходят, другие выходят, движение ни на час не прекращается. Когда появились первые, рассказавшие про туман на входе в ярус, я сразу приказал никого не пропускать. С тех пор двери работают только на выход. И мы учитываем лишь тех, которые зашли на короткий срок. Из таких всего не хватает двадцать девять человек. Но неизвестно, сколько из них застряли именно в Амфитеатре. Ведь есть ещё три уровня, не исключено, что некоторые там на второй день решили остаться, даже короткие сроки такое позволяют.
– То есть пока неизвестно, сколько погибших?
– Очень надеюсь, что их нет вообще, – неуверенно ответил Дидго.
Я не стал спорить и приступил к главным вопросам:
– Девочка, которая была со мной. Что с ней?
– Всего лишь несерьёзный перелом ноги, уже завтра сможет нормально ходить. Она рассказала, что это вы её вытащили. Спасибо вам, господин. Не сомневаюсь, что вас щедро вознаградит её семья.
Я вот как раз сильно сомневаюсь, что от истреблённых Кри мне хотя бы медяк гнутый перепадёт. Ну да ладно, не за награду старался.
Так что комментировать последние слова сержанта не стал, поднял куда более важный вопрос.
– С ней не всё в порядке. Проблемная. Если отправите её в школу, потребуется хорошая охрана.
Дидго кивнул:
– Нам это известно. Господин, не беспокойтесь, в тёмное время учеников без хорошей охраны не отправляют. Кстати, если вы готовы, сможете отправиться туда вместе с ней.
– Она уже уехала, – отозвался один из молчаливо слушающих лекарей. – Отправили с предыдущей партией.
– С другими пострадавшими? – уточнил я.
Сержант покачал головой:
– Нет, господин. Там несколько ваших догадались переждать на крыше дворца. Когда туман отступил, спокойно добрались до выхода.
– Среди них не было Огрона и Тсаса?
– Я их помню. Они одни из первых вышедших. От них мы и узнали, что вы тоже в Амфитеатре. Их отправили в школу ещё несколько часов назад.
– Даже Тсаса? – удивился я. – Он ведь серьёзно пострадал.
– Господин, я запамятовал, насколько сильно он пострадал, но к нам быстро прислали хороших лекарей. Поначалу пострадавших было много, не все догадались укрыться. А некоторым и ждать было негде, туман со всех сторон окружил, и ничего высокого поблизости не подвернулось.
– Значит, сейчас туман начал везде отступать? – заинтересовался я.
– Трудно сказать. С туманом никогда не угадаешь. Пока что минимум на два дня двери закрываем для всех. А там, возможно, начнём запускать разведчиков. Пока не проверим, что там, для учеников запрет. Вы ведь на самом деле интересуетесь сроками?
Я кивнул:
– Да, именно сроками. Не хотел бы надолго остаться без Лабиринта. Так что там насчёт отправить меня в школу?
* * *
На востоке уже прилично посветлело, когда я, наконец, добрался до своего корпуса. Спасибо школьной прислуге: в воротах меня встретили, как родного. Заново осмотрели и обработали рану, затем помогли отмыться и выделили чистую одежду. Это меня слегка взбодрило, но всё равно спать хотелось неимоверно. Частичное включение Героя ночи не помогало совершенно, – полностью игнорируя крутость заявленных способностей, организм требовал немедленно предоставить ему качественный и продолжительный отдых.
Я вовсе не против свалиться, но, добравшись до дверей комнаты, понял, что заснуть будет непросто. Там царило несвойственное предрассветной поре оживление.
Непонятно. Ведь Паксус и Ашшот с продажными барышнями куролесят, а Огрон с Тсасом потрёпаны, им сейчас спать да спать надо.
Тогда кто же там столь печально завывает?
Как ни странно, завывал Паксус. Никогда бы не подумал, что непоседливый сосед способен издавать столь тоскливые и протяжные звуки. Совершенно нетипичный репертуар для весельчака.
Концерт Паксус устроил, валяясь на койке лицом вниз. Из-за этого звуки искажались и приглушались, что превращало их в почти нечеловеческий вой.
Не успев удивиться тому, что Паксус почему-то не в борделе, я увидел, что Ашшот тоже здесь, и тоже ведёт себя необычно. Здоровяк нервно раскачивался на одном из стульев, и физиономия его была угрюма, как никогда.
Тому, что Огрон и Тсас тоже в наличии, я, разумеется, не удивился. Удивило меня то, что эти пострадавшие ребята пострадавшими не выглядели. В том смысле, что не предавались отдыху, положенному раненным, и, судя по их весёлым лицам, настроение у обоих более чем прекрасное.
– О, привет, Чак! – воскликнул Огрон, едва я показался на пороге. – Ты как?
– Живой, – осторожно ответил я, пытаясь понять, что тут вообще происходит.
– Ну да, заметно, на мертвеца ты не тянешь. А что там с той девочкой? Ты её нашёл в том тумане?
– Да, с ней всё нормально.
Сказав это, я понял, что обстановка в комнате ещё более странная, чем представлялась изначально. Паксус полностью проигнорировал упоминание девушки, которую я должен был отыскать в тумане.
А ведь он любой намёк на женский пол никогда не упускал.
С шутником определённо что-то не так.
– Ну раз нормально, садись быстрее, – с непонятным предвкушением протянул Огрон.
– Я вообще-то лечь собирался.
– Садись быстрее, не то от таких новостей ляжешь на пол. Тсас, вон, лежит и ржёт, как конь после гаравры. Больно ему, грудь порвана на лоскуты, а всё равно ржёт.
Тсас, действительно лежавший лицом кверху, при этих словах начал усиленно посмеиваться. Причём делал это с явной осторожностью, стараясь не потревожить раны.
Несмотря на сонливость, почти полностью захватившую голову, я начал догадываться о некоторых деталях происходящего. И, покосившись на подвывающего Паксуса, решил, что Огрон прав.
Лучше для начала сесть, и уж потом узнавать новости. То, что довело Паксуса до столь неестественного состояния и заставило человека с опасно травмированной грудной клеткой так смеяться, определённо способно свалить с ног.
Присев на краешек койки, я уставился на соседа, продолжавшего раскачиваться на скрипящем стуле:
– Ашшот, как там у вас всё прошло?
Здоровяк, мрачно таращась в одну точку, несвойственным ему жалким голосом умоляюще протянул:
– Чак, не спрашивай… Вообще ничего не спрашивай…
– Да ладно тебе, – усмехнулся Огрон. – Пусть лучше от вас узнает, чем другие расскажут. Весь город уже в курсе, как интересно вы по девочкам прошлись.
Ашшот обхватил руками голову и чуть не рыдая, начал нести полный бред:
– Меня целовала… Целовал… Целовало… Да Хаос меня побери! Меня целовала якобы женщина с огромной рыжей бородой. Вот как?! Как мне теперь такое забыть?!
– Что, всего бородой исколола, да? – с наигранным сочувствием уточнил Огрон, пока Тсас мычал, пытаясь справиться с приступом неудержимого хохота.
Паксус, внезапно прекратив завывать, заговорил монотонным механическим голосом:
– Чак, ты должен был уговорить меня начать хорошо учиться. Я должен был пойти в Лабиринт, а не туда, куда пошёл. Ты мог это сделать, ты единственный, кого я мог бы послушать. Чак, ты пойми, в этот город ходить нельзя. Этот город проклят. Гнилой и проклятый город. Чак, оказывается, Сад Красных Лепестков, это не лучший бордель, это квартал борделей. Один такой квартал во всём проклятом городе. Огромный квартал. Поэтому его все знают во всей Раве. Но не везде знают подробности. Вот и я не знал. Я услышал то, что все слышали. Я думал, что тут самое прекрасное место на земле. Я не знал, что это место следует сжечь до основания. Как же я ошибался… как ошибался… Прости Ашшот. Прости меня, пожалуйста.
Ашшот качнулся на стуле так, что едва не свалился. И, всхлипнув, ответил чуть ли не плача:
– Паксус, за что тут прощать? Я ведь тоже слышал про Сад Красных Лепестков. И тоже без подробностей. Я верил всем слухам. Я такой же глупый провинциал, как и ты.
– Вы про Приют Колючих Лилий расскажите, – нетерпеливо потребовал Огрон. – Чак, ты крепче сиди, ты сейчас точно упадёшь.
Уже приблизительно догадываясь, куда именно вляпались искатели продажной романтики, я покачал головой:
– Огрон, мне сейчас не до весёлых историй. Да и тебе тоже. Нам всем сейчас надо отдохнуть.
Не обратив на мой жирный намёк ни малейшего внимания, Огрон начал пояснять сам, не дожидаясь реакции от «пострадавших».
– Стражник Ботс их надул. Да их все надули. Паксус его спросил про Приют, а тот и рад стараться. Всё подтвердил и даже любезно дорогу объяснил. Представляю, как этот шалопай сейчас смеётся. Ведь все столичные знают, что Приют Колючих Лилий, это особый бордель на краю квартала. Для особых любителей необычных развлечений.
Я вздохнул:
– Огрон, тут уже всем понятно, что они попали в заведение не для любителей обычных девушек. Ну бывает, ну посмеялись городские над деревенскими. А теперь давайте попробуем поспать.
– Но я не хочу спать, – тем же безжизненным голосом продолжил Паксус. – Я хочу умереть. Нет, я хочу сделать так, чтобы меня никогда не было. Не существовало вообще. И чтобы никогда не было того, что случилось со мной. Чтобы всей никчемной жизни моей не было.
– Прикинь, Чак, эти провинциальные сердцееды сначала даже не поняли, куда попали, – посмеиваясь, сказал Огрон. – Вляпались с порога. Их там встретил целый комитет накрашенных мужиков в женской одежде. Вина налили, улыбались, тёрлись об них. В общем, всё было красиво, пока бородатый красавец не появился. Вот с такой вот бородой. Чак, да они реально до последнего думали, что это не мужики, а страшноватые дамы. Даже претензии начали предъявлять, требовать предоставить товар повыше качеством. Прикинь, как это выглядело? Ну Ашшот, ну Паксус, ну сами расскажите. У вас смешнее получалось. «Ааа! Оно целоваться полезло! Ааа! Оно меня трогало там! Ааа! Оно без уважения отнеслось к моей семье! Ааа! Оно за мной гналось и требовало любви!» Ну ребята, ну пожалуйста не молчите!
В ответ на это Паксус вновь завыл, а Ашшот ответил коротко и нехорошо:
– Сдохни!
Огрон, ничуть не обидевшись, начал объяснять сам. Торопливо, рвано, косноязычно, то и дело забегая вперёд, посмеиваясь невпопад, но в целом понятно.
– Чак, они оттуда сбежать попытались. Но там такая публика, что если к ним в клешни попал, то попал конкретно. Нагрузили их, мол, клиент не имеет право уйти без оказания услуг. Будь они из известных столичных семей, легко бы отвертелись, а таких провинциалов тут за людей не считают. Аристократ ты из дальних краёв или простой человек, им без разницы. Наши от них тикать, а те давай гоняться. Ну и куда там убежишь? Квартал, почти как крепость, и все местные в доле. Схватили наших любовничков, и на деньги разводить начали. Типа заведение дорогое, их обслуживать уже начали по полному разряду, а те беготню устроили. Нехорошо получается. Полагается оплатить услуги, даже если их не до конца оказали, ну и за беспокойство добавить не помешает. Развели обоих, да так развели, что денег у них не хватило. Даже часть одежды стянули. И они оставили Ашшота, типа в залог шайке бородатого, а Паксуса послали принести недостающее. А он вышел и бегом к страже. Прикинь, к местной страже. Хорошо, сказал сразу, откуда он. Так бы они ему бока намяли без разговоров, им ведь все бордели квартала приплачивают, чтобы не мешали всякие делишки проворачивать. В итоге Ашшота, как бы, освободили, но сказали, что на них теперь долг висит, а долги надо отдавать. Мол, если сами не отдадите, с семей ваших требовать станем. А кому оно надо, чтобы семьи узнали про такие приключения? И стражники все эти разборки слышали. А раз стражники слышали, считай, что вся столица слышала. Или даже вся Рава. Уверен, недели не пройдёт, как последний батрак будет рассказывать, как парочка учеников очень неудачно ошиблась дверью. Народ такие истории любит, так что вы, друзья, прославились конкретно.
Паксус завыл ещё громче, а Ашшот вновь обхватил голову руками.
– Откуда ты знаешь, что бордели стражникам приплачивают? – спросил я. – Ты ведь не из столичных.
Огрон подмигнул:
– Да это из их рассказа любому понятно. Но вообще-то я тут много всякого знаю, потому что слушаю ушами, а не тем, чем Паксус с Ашшотом слушают. Причём таких балаболов, как Ботс, даже не пытаюсь слушать. Может помнишь, я утром сказал, что Колючие Лилии для меня чересчур колючие?
– Так ты ещё тогда знал, что там не всё просто? – нахмурился я.
Огрон покачал головой:
– Ну… про все бордельные тонкости я знать не могу, но кое-что слышал. Да ты сам на них посмотри. Разве не видишь? Сразу видно, что из деревенского навоза только-только выбрались. Таких не то, что к борделям, таких к приличной конюшне подпускать нежелательно. То шутки с гараврой, то ещё что-нибудь такое же тупое. Ребята, да вы по жизни отстающие. Вам, ребята, надо книжки умные читать и дома сидеть. У вас на лбах написано, что вы простофили.
Я тоже покачал головой:
– Огрон, ты неправ. Ущерб репутации аристократов, это чересчур жестоко для шутки. Надо было предупредить.
– Да Чак, ты о чём вообще? Кого тут предупреждать? Ты глянь на них и вспомни, разве они станут слушать чужие советы? Говорю же: простофили недалёкие. Таким если что-то в голову каким-то чудом попало, словами не вышибить. Только жизненными ударами.
Резко подскочив, Паксус сел на койке, свесив ноги. В глазах пустота, физиономия припухшая, причёска выглядит так, будто целый день за вихры таскали.
И тут соседа прорвало на затяжной монолог. Сначала всё тем же неживым голосом, но чем дальше, тем торопливее и сбивчивее становилась речь, тем больше нарастало возбуждение. К концу короткого повествования Паксус почти в истерику впал, повысив голос до крика.
– Ты неправ. Хаос побери, ты совершенно неправ, Огрон. Я не простофиля, я хуже, я гораздо… гораздо хуже. Я не знаю, как… я не понимаю, почему со мной всегда такое. Всегда. Сколько себя помню, это постоянно. Я таким родился. Да, именно таким. Я ущерб ходячий, я выродок никчемный. Да-да, я самый последний выродок. Это сразу было понятно, с первого дня. Все, кто видели меня младенцем, сразу понимали, что будущего у такого неудачника нет, и не может быть. Я тоже всё понимал, но понимая, я ничего не мог с этим поделать. Не знал, не догадывался, как такое возможно изменить. Жил одной жизнью, мечтал о другой. Поэтому я начал врать. Я всегда всем врал. И вам я тоже врал. Я врал, во всём. Знайте, что я на самом деле не валял всех наших служанок на сеновале. Да я вообще никогда никого не валял. Я лишь раз попытался с одной дурочкой деревенской. Она была немая, кривоногая и толстая, как раскормленная свинья. И она так редко мылась, что от неё воняло за дюжину шагов. Но даже она мне не дала. Только смеялась. Беззвучно смеялась, когда я… когда я… Хаос, да как же она смеялась! Она ржала, как простуженная кобыла. И как же у неё воняло изо рта, как же воняло… Ребята, я думал, что тут, в школе, всё будет не так. Что тут, наконец, я стану жить той, другой жизнью. Что всё изменится. Тут не будет отца с его вечными придирками. Не будет косых взглядов и недовольства. Не будут указывать мне место и обзывать за спиной пустым нахлебником. Ведь тут не будет тех, кто с меня смеялись всю жизнь. И этот бордель… Мне ведь на самом деле не он нужен, это… это как бы символ. Символ начала новой жизни. Свобода. Свобода в лучшем месте столицы. Свобода там, где под боком будет самый знаменитый бордель. Бордель, где все мне всегда рады. Да тут, возможно, даже от порядочных девчонок обломится. Порядочных и нестрашных. Но я ошибался. Как же я ошибался… Для меня всё, как было, так и осталось. Это судьба. Я как жил в обмане, так и живу. Это не город проклят, это я проклят. Тут всё прекрасно только для Чака. Для него лучшие радости жизни. Абсолютно все радости везде, в любом месте. Всегда. А для меня ничего. Вообще ничего! И никогда! Ребята, да рядом со мной опасно находиться! Я токсичный неудачник! Это заразно! Вы же видите, что с Ашшотом такое же начинается! Прости, Ашшот! Прости меня пожалуйста!
– Помолчи, – спокойно, но одновременно настойчиво попросил я. – Просто ничего не говори. Ложись, повернись к стенке, и попробуй ни о чём не думать. Ашшот, тебя это тоже касается.
– Да, кончаем ржать, – кивнул Огрон.
Монолог Паксуса даже его пронял. На редкость искреннее выступление человека, который действительно потерял всё. Да, он сейчас не смог связно описать детали потери, но редких внятных слов при столь мощных эмоциях более чем достаточно.
Уже утром я, возможно, сам начну посмеиваться, вспоминая сумбурный поток слов от Паксуса, но сейчас у меня не то настроение и состояние.
Но прежде чем отключиться, я всё же нашёл в себе силы спросить то, о чём следовало сразу поинтересоваться.
Хотя бы из вежливости:
– Огрон, ты как? Твои волосы, смотрю, вернули на место?
– Угу, прикрыли мою черепушку, заштопали. Говорят, у меня половину черепа видно было. Сейчас уже всё нормально, но спать придётся на правом боку.
– А ты, Тсас, как?
– Я тоже нормально, Чак. Спасибо тебе. Лекари сказали, что ты вовремя меня починил. Хвалили тебя.
– Вот и прекрасно. А теперь и раненные в тело, и те, у кого лишь душа пострадала, пожелаем друг другу спокойной ночи и заснём.
– Но Чак, вот-вот солнце покажется, уже не ночь, – возразил Тсас.
– И что? Разве это мешает пожелать спокойной ночи? Спите давайте. И завтра никому ни слова о том, что тут было. Пусть болтают, что хотят, но мы живём вместе, мы друг о друге сплетни не разводим.
Лекари в школе хорошие, да и те, которых к месту происшествия прислали, тоже своё дело знают. А раз так, мои соседи уже через несколько часов будут готовы продолжить учёбу.
Если нам дадут эти несколько часов.
Школа – строгое место. Тут даже тяжёлая травма не всегда даёт право на поблажки.
Глава 2
Баллы
Удивительно, но нас никто не потревожил. Даже Паксуса и Ашшота пожалели. А ведь это уже ни в какие ворота не лезет, ведь пикантные душевные травмы предлогом для отлынивания от занятий здесь не считаются. Похоже, из-за случившегося в Лабиринте руководство устроило что-то вроде выходного.
Впрочем, выбравшись из корпуса около полудня, я в просвете декоративных насаждений высмотрел кучку тренирующихся на открытой площадке учеников. Сходив к ним, убедился, что занимаются они не сами по себе, а под присмотром младшего мастера. От него узнал, что если имеется желание, могу присоединиться к этой группе, либо к ещё нескольким, что собрались в других местах. Он дважды подчеркнул, что это необязательно, однако намекнул, что ленивых в школе не любят.
Ленью я не страдал, зато страдал от нехватки пищи. Как это нередко наблюдается после ранений, аппетит навалился зверский.
К счастью, кормёжка в школе со временем не стала хуже. Плюс обеды растянуты по времени, дабы ученики не толпились в одном месте. Быстро нашёл, чем подкрепиться.
Я как раз заканчивал с десертом, когда появился Паксус.
Усевшись передо мной, сосед донельзя мрачным голосом поведал ужасающую новость:
– Чак, ты это… ты учти, что теперь я всегда рядом с тобой. Куда ты, туда и я. Всегда.
Я сокрушённо вздохнул:
– Паксус, вот только не надо снова начинать…
– Надо, Чак. Надо. Только не так, как тогда, а по-настоящему надо. Я должен быть рядом с тобой. Должен.
– Насколько помню, ты задолжал борделю, оказывающему не самые обыкновенные услуги. Мне ты точно ничего не должен.
Паксус скривился:
– Прошу тебя, не напоминай об этом. Пожалуйста.
– А ты прекращай нести чушь.
– Это не чушь. Вспомни Ашшота. Он был рядом со мной, и ему также не повезло, как и мне. Ко мне всегда такие неприятности липли и липнут. Но ты это ты, ты совсем другое дело. К тебе от меня плохое не липнет. Получается, ты такой же, как я, но только наоборот. Тебя в нужник брось, так ты и оттуда чистеньким выберешься. Если рядом с тобой держаться, то и ко мне будет прилипать только самое лучшее. Так что если падать, то падать вместе. Где ты, там и я. Или смерть, или рядом с тобой. Иначе никак.
– Великие силы, да что за бред я слушаю… Паксус, даже не вздумай! Ничего ни к кому не липнет. Выбрось дурь из головы. Всё у тебя наладится, что ты себя хоронишь? Какие твои годы.
– Конечно, наладится, когда твоя удача ко мне прилипать начнёт.
Решил, что будет нелишним кое о чём напомнить:
– Разве не слышал мудрость, что скука с удачей не друзья?
– Чак, ты это к чему сказал?
– Как это к чему? Ты сам меня скучным называл. Забыл? Ну так откуда удаче взяться?
– Это было давно, и я ошибался. Ты не скучный, и удача тебя любит.
Краем глаза уловив движение, я чуть повернул голову и едва сдержался, чтобы не скривиться.
К столу приближался Дорс со свитой своих припевал. Жаль, что он сумел выбраться из Амфитеатра, потому как по физиономии заметно – ничего не осознал, и исправляться не намеревается.
Явно на гадости настроен.
И Дорс не обманул моих ожиданий, сходу поприветствовав провокационно:
– Привет, Паксус. Вижу, ты себе подружку и здесь нашёл.
– Дорс, это кто здесь подружка Паксуса? – спокойно уточнил я.
– А ты вообще помалкивай, не к тебе обращались, – надменно ответил здоровяк.
Да уж, хам он примитивный, но эффективный. Почему эффективный? Да потому что любого запросто на ответное глупое хамство провоцирует.
И меня в том числе.
– Извини, Дорс, но я человек благородный, а у благородных не принято отворачиваться, когда быдло наглеть начинает. Ещё раз спрашиваю: кто здесь подружка Паксуса?
– Да ты сам понимаешь. Все знают, что твой дружок по смазливым парням главный спец.
Дорс ухмыльнулся во всю ширину рта, а его свита дружно принялась посмеиваться, тыча в нас пальцами.
– Это что здесь такое?! – строго вопросили из-за спины. – Чак, отвечай немедленно!
Обернувшись, я увидел главу школы и быстро, но с достоинством поднялся, изобразив ритуальный поклон:
– Великий мастер, ученик Дорс уже второй раз ведёт себя в моём присутствии неблагородно. Его честь, это дело его семьи, если хочет, пусть её пятнает. Однако он и мою пытается испачкать, а это недопустимо. Могу ли я попросить разрешить дуэль?
– Не можете, ученик Чак. Дуэли между учениками под запретом, разве забыли?
– Мастер Ур, я это не забыл. Но ведь оскорбления тоже под запретом, и к тому же не пристало благородным вести себя, подобно неотёсанным простолюдинам. Раз ученик Дорс ведёт себя как простолюдин, получается, он и есть простолюдин. Таким образом, своим вызовом я окажу честь его семье. Ведь вообще-то за неблагородное поведение я вправе убить его без церемоний. Привилегии благородного дозволяют наказывать любого обнаглевшего простолюдина в любом месте.
Ур замахал руками:
– Достаточно, Чак. Я не хочу слушать ни про дуэли, ни про убийства. Этого в моей школе не было и не будет. Ты, Дорс. Ты признаёшь, что вёл себя неподобающе?
– Но мастер, вы же видите, Паксус с ним сидит за одним столом. Все знают, что вчера было с Паксусом, и…
– Совершенно неважно, что, когда и с кем было, – перебил Ур. – Ты, Дорс, ведёшь себя неподобающе. Я об этом не впервые слышу. Очень тебе советую: прекращай порочить свою семью. То, что здесь дозволяется и даже приветствуется выражаться простыми словами, не означает, что можно забывать про все аристократические манеры. Ты часть элиты государства, стыдись вести себя неблагородно. Минус пять баллов тебе, для улучшения манер и памяти. А тебе Чак, минус два, чтобы выбил из головы чушь про дуэли. Оба думайте о своих семьях, о благе империи, и об учёбе. И вас это тоже касается, – мастер указал на свиту Дорса. – Всем по минус баллу, чтобы не смеялись там, где следует осуждать, или хотя бы благоразумно помалкивать.
Два балла – неожиданный и обидный штраф, но в целом нельзя не признать, что глава школы с ситуацией справился достойно. К тому же Дорс всё ещё мой главный конкурент, и потерял на три балла больше.
Прекрасный расклад.
Кстати о баллах.
Пока глава школы не направился дальше, я вновь склонил голову:
– Великий мастер, можно задать вопрос. Точнее два вопроса.
– Говори, Чак.
– Первый вопрос: я собираюсь значительно приподнять некоторые параметры. Мне не помешают эликсиры для облечения процесса. Они дорогие, но не в этом дело. Мне их надо прямо сейчас получить, а в город не выйти. По вашему указанию никого не выпускают. Можно ли кого-нибудь за ними отправить?
– Чак, с такими вопросами обращайся к мастеру Тшо.
– Он ведь только за питание отвечает, – удивился я.
– Не только. Выйти никому из учеников не разрешат, пока не разберутся со случившимся. Но твою проблему решить можно и без выхода. Что за второй вопрос?
– Простите, мастер Ур, корпусного мастера Хога отправили к дверям Скрытого Города. А без него я не могу кое-что выяснить. Не знаю, к кому обратиться. Сержант Дидго говорил, что сущности стихий можно обменивать на баллы. Это так?
– Да, так. Одна сущность обменивается на десять баллов. За один заход в Лабиринт разрешается обменять одну сущность. Тебе что, так повезло с трофеями?
– Да так… прихватил кое-что, – туманно ответил я, не желая озвучивать подробности.
Врать нехорошо, а за правду в таких количествах меня запросто попытаются убить прямо в стенах школы. Просто ради попытки ограбления. Вон какие кислые лица у Дорса и его прихлебал стали. То, что у меня завалялась лишняя сущность, огорчило их куда сильнее, чем штрафные баллы.
Мастер улыбнулся:
– Прекрасно Чак, я рад за тебя. И рад тому, что ты готов пожертвовать такие ценные трофеи на благо империи.
– Пожертвовать? – напрягся я. – Но ведь это не жертва, за них баллы полагаются. Или нет?
– Всё верно, Чак. Но что такое баллы? Это лишь крупицы мела на чёрной доске. Наша империя богата, в ней встречаются целые горы мела и много лесов с прекрасной древесиной. А вот сущности стихий, это у нас редкая ценность. Впрочем, для того, кто хочет по итогам стать первым, неизвестно, что ценнее.
Я ждал, что мастер, сказав это, подмигнёт, намекая на наш давешний разговор тет-а-тет, где мне туманно намекнули, что лидер рейтинга в конце года сможет урвать некий значительно улучшенный приз.
Но Ур сдержался, лишь что-то едва уловимое в глазах промелькнуло.
Мастер тут же сменил тему:
– Да, чуть не забыл. Чак, мне доложили, что ты, рискуя жизнью, помог двум пострадавшим ученикам, и на себе вытащил из Лабиринта ученицу со сломанной ногой. Благодарю тебя лично. Ты не посрамил честь школы, ты повёл себя достойно. К сожалению, пока ничего не могу сообщить о реакции вышестоящего руководства. Могу лишь от себя сказать, что ты проявил себя лучше всех прочих, и такое ни за что не проигнорируют. Теперь готовься к особому поощрению.
– Я не ради поощрения это делал, но к поощрению всегда готов.
– Вот и отлично, – улыбнулся мастер и тут же сурово нахмурился: – И, надеюсь, я больше не увижу тебя среди участников конфликтов. Дорс, Чак, поклонитесь друг другу и улыбнитесь. Немедленно.
Ни у меня, ни у Дорса не было ни малейшего желания выполнять такое указание. Вот только куда деваться?
Я чуть ли не на микрон голову склонил, а улыбка моя походила на волчий оскал. Дорс ответил аналогично.
Глава школы, оценив наше искреннее дружелюбие, сокрушающее покачал головой и, разворачиваясь, бросил деловым тоном:
– Лабиринтом и всем, что с ним связано, занимается мастер Хаюпс. Сущности стихий следует относить ему. И ещё раз повторяю: никаких конфликтов. Даже намёки на них я не потерплю. Улыбнулись и разошлись.
* * *
Мастер Глея на мою просьбу отреагировала молча. Только посмотрела нехорошо, и, развернувшись, скрылась в дверях женского корпуса.
Паксус при этом лихорадочно зашептал:
– Я знал. Я знал, что так будет, ты ведь ни за что мимо такого места не пройдёшь.
Вздохнув, я всё же попытался достучаться до гипотетичных остатков здравого смысла соседа:
– Слушай, Паксус, это совсем не то, что ты думаешь.
– Ага, ну да, я верю, конечно. Я слежу за тобой, Чак, я буду ходить за тобой, я буду плавать за тобой, я буду ползать за тобой. Если ты научишься летать, я тоже полечу. Я сделаю всё, чтобы забрать частицу тебя.
– Да пожалуйста, хоть под землю зарывайся, когда меня похоронят. Но если ты ещё и подслушивать станешь, я тебя лично красиво упакую и отволоку Колючим Лилиям, или как их там. Да я даже приплачу им сверх твоего долга, чтобы обслужили друга по высшему разряду. А потом пусть утопят в пруду то, что от тебя останется.
– Пожалуйста, Чак, не напоминай мне о них… – резко помертвевшим голосом взмолился сосед.
– Если станешь на пятки наступать, буду каждую минуту напоминать. Отойди от меня хоть немного. Ты ведь благородный, а ведёшь себя, как прилипший к подошве комок навоза.
