Я дрался в Вермахте и СС. Откровения гитлеровцев

Когда меня призвали, мне еще не было 20 лет. Когда я вернулся домой, мне было 27 лет, я был больной и истощенный человек, я не мог накачать колесо велосипеда, такой я был слабый. Где моя молодость, лучшие годы моей жизни, с 18 до 27 лет?! Не бывает справедливых войн, каждая война — это преступление, каждая!

Там в основном работали женщины и трое или четверо мужчин. Однажды они на складе с цементом изнасиловали девушку. Меня тоже спрашивали, не хочу ли я. Я сказал, spasibo, menja ne nado.

Там были католический священник и протестантский пастор, тоже военнопленные, они хоронили умерших, и за это они получали дополнительный суп. Был единственный день, когда никто не умер, им некого было хоронить, и дополнительный суп они не получили. Они были очень недовольны тем, что никто не умер и им не дали дополнительный суп.

Мы покрасили стены барака в белый цвет перед приездом комиссии. Ночью на свежеокрашенных белых стенах давили клопов и вшей, которые нас атаковали. От этого на стенах появились красные пятна. Утром пришел оберст, podpolkovnik, увидел стены с красными пятнами и налипшими мертвыми клопами и вшами, сказал: «о, nemetskiy kultura, ochen’ khoroscho, ochen’ krasiwo». Он так радовался, что аж прыгал перед стеной барака. Он подумал, что это мы придумали так раскрасить стену красками.

Надо сказать, что немецкие солдаты, которые стали руководителями лагерей, обращались с нами хуже, чем русские.