Kitobni o'qish: «Зыбкие осколки. Книга историй»

Зыбкий осколок 1. Зыбкие осколки снов

Медленное течение времени окутывало его сон бесконечными нитями тысячелетий, светящихся янтарными отблесками веков. Он спал вечным сном, но не был мертв. Ему снились сны. Огромные, великие, бесконечные сны, много большие, чем он сам. Это были сны о новых мирах, о вселенных с мириадами звезд и планет, с черными дырами и галактиками; но в то же время ему снились и мельчайшие пылинки на морском побережье, легкое дуновение ветра в полуденную жару, колыхание янтарных колосьев, первые капли дождя, горы и бирюзовый блеск океанов…

Это были прекрасные сны, и благодаря нескончаемой работе нейронов в его голове эти миры действительно существовали.

Они жили своей жизнью, населенные абсолютно разными созданиями. Они рождались и умирали. Когда он улыбался во сне – миры процветали и росли, когда плакал – миры обращались в пепел и прах.

А однажды он проснулся. Над ним стояла медсестра в белом халате и гладила его лоб, и говорила что-то про кому, про его небывалое везение. А он пытался вспомнить.

Вспомнить. Что же ему снилось. Но он не мог, потому что ЭТО было намного больше и бесконечнее чем он.

      Но этого больше не было. Все выдуманные им миры погибли.

Так молитесь, чтобы тот, кто снит нас с вами, как можно дольше не просыпался.

Чтобы никогда не просыпался.

Слеза 1

Огоньки слетают каскадом на крышу,

Их движенье величественно и неспешно.

Я смотрю, задрав голову, и слышу,

Как поют их голоса призывно и грешно.

Их полет – как будто симфония жизни,

С неминуемым результатом в конце.

Их медленный вальс – светлая тризна,

Справляемая средь невидимых стен.

Теплые сполохи рассыпаются оземь,

Стены трещат под натиском света.

Как шипы на заиндевевшей розе,

Колет пальцы вечный поиск ответа.

Огонь проникает в закоулки сознания,

Зажигает мысли как бикфордов шнур.

Я видел этот танец во снах заранее,

Как хитросплетение чужих партитур.

Стонет оркестр сотнями скрипок,

Огненный вихрь поглощает разум.

Мир так хрупок, подвижен и гибок,

Что его не осмыслить разом.

Зыбкий осколок 2. Живой мертвый город

Кашалот проплывал над облаками сизо-сиреневого цвета, уходящего там, куда не доставал багрянец закатного солнца, в фиолетовую черноту. Город, раскинувшийся на спине гигантского млекопитающего, высился сотнями остроконечных башен, блестел тысячами окон, пестрел соборами и садами. Особенно великолепны были эти сады весной, когда кашалот проплывал над южными морями. Сейчас, однако, была ранняя осень, и сады медленно, но верно меняли свою роскошную зелень и пышный цвет на желто-красную палитру, яркую, но несущую в своем великолепии ясный отпечаток грусти и забвения. Впрочем, это лишь подчеркивало общую картину запустения, царившую в покинутом городе на спине безумного кита.

Одноместный летучий скат вынырнул из клубящейся тучи чуть правее хвоста кита и устремился к его правому плавнику, на котором располагался небольшой аэропорт. На фоне громадного млекопитающего маленький блестящий скат казался не более чем искрой, бликом.

Проплывая между заброшенными многоэтажными зданиями, скат озарял их яркими электрическими вспышками, исходившими от его хвоста. Пилот сделал несколько кругов вокруг посадочной площадки, выбирая место получше среди обломков и скелетов летательных агрегатов, и, наконец, посадил летательную рыбу рядом со входом в здание терминала аэропорта, по своей архитектуре больше напоминавшего готический собор или что-то в этом духе.

Когда колыхание тела ската замерло, и сполохи его хвоста стали бить реже, крышка стеклянного купола кабины, вживленной в тело рыбы, отъехала в сторону. На бетонное покрытие посадочной полосы, подняв облачко пыли, спрыгнул пилот – высокий, плотного телосложения, с ног до головы упакованный в темно-серую эластичную пластинчатую броню. Поверх доспехов было намотано множество складок красной и охристой ткани со сложным флорическим рисунком. Из всего его обличия можно было предположить, что путешественник (или кем бы ни был на самом деле неожиданный гость заброшенного города) являлся представителем древнего клана хашашинов, наемных убийц высочайшего уровня. Случайный наблюдатель, если бы тут таковой мог бы найтись, определенно удивился бы – хашашины исчезли из поля зрения общественности многие сотни лет назад, и любые следы их существования были тщательно стерты; тем более удивительным было присутствие живого наемника в таком необычном месте, где и убивать-то некого было – все здесь уже давно сами умерли от эпидемии.

Как бы там ни было, сам наемник прекрасно знал цель своего присутствия в летучем городе. Немного поводив головой в стороны, будто принюхиваясь, он уверенно зашагал в сторону вздымавшихся вдалеке и в вышине города и бока кита, переступая через кучи раскрошенных камней и обходя крупные обломки башен. Шел он достаточно долго, и когда добрался до колышущегося китовьего тела, ореол долгого заката уже догорал где-то высоко над его головой, над остроконечными шпилями города.

К отвесному боку кашалота была пристроена хлипкая деревянная лестница, явно новодел, возведенный на скорую руку мародерами. Хашашин задрал голову, оценивая масштабы предстоящего восхождения, затем угрюмо вздохнул и начал рискованный подъем. Начиная с высоты метров двухсот лестницу начало нещадно раскачивать – встречным потоком воздуха, в такт изгибам кита, от малейшего движения самого наемника. До вершины подъема, нижней смотровой площадки города, оставалась еще где-то сотня метров, когда ненадежная конструкция протяжно заскрипела и начала рассыпаться. Деревянные обломки посыпались вниз, после долгого полета разбивались о бетон плавника или, сносимые ветром, улетали в бесконечно долгий полет через облака. Цепляясь хваткими пальцами за неровности и наросты на теле кита, хашашин сумел не сорваться в бездну, но несколько секунд он был на грани. Впрочем, ему было не привыкать – игры со смерти были даже не профессией, а всей его жизнью. Ловко карабкаясь по отвесной стене, он наконец преодолел последние метры и вылез на рубиновую городскую мостовую.

Несколько минут посидел, привалившись к каменному парапету, переводя дыхание. Затем встал, оправил сложные складки тканей и внимательно осмотрелся. От достаточно широкой площади, в центре которой он очутился, отходили два просторных прямых проспекта и несколько извилистых узких проулков; все они шли под значительным уклоном вверх. Немного поразмыслив, хашашин выбрал один из проулков, змеившийся по направлению к центральной ратушной площади. Хоть город и казался абсолютно пустынным, лишняя осторожность – никогда не лишняя. Быстрым крадущимся шагом наемник потрусил по светящимся красными всполохами в бликах заходящего солнца рубинам мостовой, прижимаясь к стенам домов.

Раньше, когда хашашин только брался за этот заказ, он смотрел на предстоящее задание с обычным для него холодным безразличием, лишенным каких-либо эмоций (заказ как заказ, подумаешь, сколько всего было за его длинную жизнь), то теперь, оказавшись один на один с этим странным городом-призраком, он почувствовал себя до крайней степени неуютно. Да что там неуютно, его беспрестанно трясло от какого-то липкого, мерзкого ощущения одиночества, но одиночества не блаженного, как когда он возвращался в свой уединенный дом на скале после успешно выполненного задания и отдыхал за чтением или тренировками, а тоскливого, гнетущего чувства, будто он навсегда один и это никак не исправить. Ему вдруг подумалось, что это он ощущает тоску и боль одинокого, замученного, безумного кита, спину которого он топтал.

Когда вся эта буря эмоций достигла своего апогея, и хашашина накрыло волной неподконтрольной паники, он остановился. Где-то на краю сознания слабо билась последняя здравая мысль, что в таком состоянии от него будет очень мало толка, а задание надо во что бы то ни стало выполнить. Он сел прямо на холодную полированную мостовую в позу для медитации и начал очищать бьющееся в ужасе сознание, медленно вдыхая и выдыхая, сконцентрировавшись на узоре своей туники. Через минут десять он ощутил, что всегдашнее его состояние полного эмоционального покоя вернулось. Всепоглощающие панические атаки прекратились, он взял их под контроль и превратил в маленькую спокойную мысль: «это просто очень странное и одинокое место, как кладбище, только само это кладбище тоже мертвец». Теперь можно было продолжать путь. Он и так слишком много времени потратил на это задание, учитывая то, сколько он просидел в библиотеках, изучая историю и планы города, и сколько он его искал.

Достаточно скоро наемник вышел на главную площадь, представлявшую из себя обширный круг, полностью поросший деревьями с густыми кронами, через которые почти не проходил солнечный свет. В густом полумраке хашашин почувствовал себя значительно уверенней – тени всегда были его верными помощниками.

В центре площади располагался единственный вход в нижний город, представлявший из себя гранитный куб со стороной около десяти метров; этот вход и был нужен гостю. Поколдовав со сложным замком, он все-таки сумел его вскрыть, с большим усилием отодвинул гигантскую гранитную дверь. Из открывшегося темного прохода на наемника повеяло сильным затхлым запахом тухлятины – нижний город лежал во внутренностях кита, которые уже много лет медленно, но верно разлагались.

С отвращением передернувшись, наемник решительно вошел в дверной проем, включил мощный фонарик на шлеме и начал спуск. Это путешествие в мрачном затхлом мраке заняло очень много времени – с вынужденными привалами около десяти часов. Хашашин повидал за это время немало: и огромный главный зал в области желудка кита, с невероятных размеров колоннами-домами, и увядший, затянутый паутиной сад-сердце (которое уже почти не билось), и знаменитый в прошлом район судов в желчном пузыре.

Когда наемник наконец добрался до головы кита, он вновь чувствовал себя крайне удрученно, еще больше, чем раньше. До цели оставалось совсем чуть-чуть.

Головной мозг кашалота был весь изъеден, испещрен тысячами богато обставленных кабинетов. Здесь располагалось раньше правление города – ратуша наверху служила лишь для собраний граждан по праздникам. Собственно, именно эти бесконечные громадные кабинеты и убили в конечном счете город-кашалот. Животное выжило и приспособилось ко всему, кроме уничтожения его мозга. Точнее, кит до сих пор был еще жив, и его агония продлится еще пять-шесть столетий, но он стал абсолютно, бесповоротно безумен. Временами он спускался к самой земле, уничтожая своей тушей целые государства, а иногда поднимался почти до самой стратосферы.

Хашашин четко выполнил свое задание – методично прошел по каждому из трех тысяч кабинетов (это заняло у него около двух суток с учетом двух коротких перерывов на сон) и разложил на каждом столе по маленькой резной коробочке из своего заплечного мешка.

После этого он проделал весь обратный путь, выбрался в город. Постоял немного на смотровой площадке, грустно глядя в проплывающие внизу облака, задумчиво поглаживая камни города-кита. Он вновь наблюдал закат, который после почти трех суток в темноте казался ему теперь бесконечным.

Наконец, он вздохнул и медленно спустился по боку кита на плавник, уже неторопливо прошел к своему скату, дожидавшемуся пилота. Взлетел и сделал несколько широких кругов над городом. Потом направил ската на запад. Обернулся. Нажал кнопку на пульте.

Глаза кита брызнули водопадом, тысячами капель и осколков, разлетаясь на сотни метров. С безумным, протяжным скрипом, больше похожим на душераздирающий крик, кит начал крениться вбок и вниз.

Хашашин, тем не менее, различил в этом крике скорее радость освобождения от многовековой муки, чем страдание. Сам же он смотрел на гибнущий и тонущий в облаках город с бесконечной грустью. Но свое самое странное заказное убийство он в любом случае выполнил, и теперь направлялся в свой дом на скале, летел прямо в угасающий закат, последний закат для древнего города на ките.

Зыбкий осколок 3. Сансара

Волны с тихим шелестом накатывались на пустынный пляж, по-осеннему бесцветный и голый. Время близилось к закату, и серое небо, почти полностью затянутое облаками, хоть немного расцветилось желтоватым багрянцем. День угасал, а вместе с ним растворялась в сумерках и фигура человека, одиноко стоявшего на самом краю линии прибоя. Холодная вода изредка докатывалась до его босых ступней, но он не обращал внимания, хоть и начинал уже бить озноб. Человек машинально поднял воротник пальто и закурил последнюю сигарету «Лаки-страйк» от дорогой зажигалки. Глубоко затянулся, не отрывая взгляд от горизонта, все более размывающегося предзакатными сумерками.

Он дождался последнего отсвета солнца, глубоко вздохнул, развернулся и пошел прочь от берега. Вскарабкался по песчаной насыпи на дорогу, к машине. Обулся, сел за руль. Снова закурил. Осознание того, что это его последний день, накрыло его очередной волной, окутав сознание смешанными чувствами: ощущением безысходности и сладкого предвкушения. Сегодня ночью все закончится, и он больше никогда не увидит закат над морем. Сегодня ночью все закончится здесь и начнется что-то новое там.

Черный мерседес с правительственными номерами летел по неосвещенному шоссе, вившемуся вдоль океана. Яркие лучи фар прорезали сгустившиеся плотные сумерки, рев мотора разбивал ночную тишину.

Ехал он долго, и когда оказался в городке, уже совсем стемнело. Городок был странный, состоял всего из двадцати двухэтажных вилл, посередине возвышался стеклянный шпиль небоскреба.

В темный кабинет на последнем этаже небоскреба он вошел с опозданием в две минуты. За огромным стеклянным столом сидел молодой человек в дорогом костюме. Когда гость вошел, тот медленно поднял голову, блеснув стеклами очков.

– Рад вас видеть, сенатор. Вы почти вовремя. Прощались?

– Да… То есть нет, конечно. Так, смотрел на закат.

– Странно, все, абсолютно все наши клиенты напоследок наблюдают закат. Пожалуй, надо включить этот пункт в наш контракт и продавать по дополнительной цене, – молодой человек тихо рассмеялся, – вы не передумали?

– Да. Уверен. Но я хочу сначала узнать, зачем вы этим занимаетесь? Я не спрашиваю как, что вы, это все выше моего понимания… Но зачем?

– Отчего бы не ответить. Отвечу. Только сначала, пожалуйста, поставьте подпись на последнем листе контракта, – хозяин кабинета протянул гостю ручку и указал на лист бумаги, лежащий на столе. На документе было только одно предложение: «Сим подтверждаю, что я готов выйти из сансары, осознаю невозвратность этого решения и отказываюсь от любых претензий к Компании». Человек вздохнул и одним резким движением поставил свою подпись.

– Отлично, благодарю вас за то, что выбрали именно нас, – в голосе молодого человека явственно звучала ирония, – итак, удовлетворяю ваше любопытство. Мы совершаем выгодные инвестиции. Не материальные, конечно, денег у нас и так достаточно. Власть. Там, тут, везде теперь есть наши. А вы, вы все – глубоко несчастные существа, и с вашими условиями существования самостоятельно выйти из сансары вам почти невозможно. Так что со своей стороны мы просто удовлетворяем спрос своим предложением. Просто бизнес. Вы нам платите миллионы – мы вам даем решение ваших проблем. Ну а мы, кроме почти бессмысленной валюты, получаем полный контроль над вашим обществом – для своих целей, о которых, простите, говорить не могу. Так что все просто.

– Что будет с моим… моей жизнью? Телом?

– Да ничего особенного, даже ваша жена не заметит разницы. Наши сотрудники исключительно профессиональны. Немного изменится стиль ведения дел, вы будете продвигать немного другие законопроекты, санкционируете войну там, войну здесь… Все как обычно, в целом, но в наших интересах. Сенатор, давайте не будем тянуть, надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство. Утром мы ждем следующего клиента, сами понимаете.

Молодой человек встал и предложил гостю следовать за ним.

В стеклянном лифте они поднялись на крышу. По широкой лестнице поднялись на просторную круглую площадку, посредине которой возвышалась стеклянная конструкция, похожая на капсулу.

Там их уже ждали люди в белых халатах. Гостя попросили раздеться и посадили на жесткое кресло внутри капсулы, подсоединили какие-то провода, затем закрыли люк капсулы. На электронном табло прямо перед глазами появились цифры, обратный отсчет его оставшегося времени. Пять минут.

Человек постарался вспомнить все главные моменты его жизни, но получалось плохо. Он по-настоящему устал от нее, он слишком рано осознал бессмысленность всех устремлений и целей. Добился многого, но это не дало удовлетворения. Даже жена, которую он любил раньше, любил искренне, превратилась просто в еще одного партнера. Лишь одна картина постоянно всплывала в его памяти – закат над океаном. По щеке сползла одинокая слеза, но и она быстро высохла. Эмоций больше не осталось, обратный отсчет закончился. Внизу что-то загудело, провода начали потрескивать, и процесс запустился. Он не смог четко определить момент, когда он начал видеть свое тело сверху, со стороны, когда начал отдаляться от своего (уже бывшего) тело. Он улетал все выше, выше и выше, вот уже и городок превратился в темное пятно, вот уже и океан виден целиком, а вот уже и солнце приближается… Великое путешествие свободного от земной жизни существа начиналось для него, и впереди его ждет много неведомого.

Он открыл глаза. Посмотрел на свои руки, улыбнулся. Так, надо успеть доехать до дома до рассвета, чтобы жена не заметила его отсутствия. Завтра надо подписать пару важных документов, провести пару встреч. Пора работать.

Волны с тихим шелестом накатывались на пустынный пляж, по-осеннему бесцветный и голый. Время близилось к рассвету, и серое небо уже расцвечивалось красно-желтым рассветным пламенем. Он машинально поднял воротник вязаного свитера да спустил рукава, спрятав озябшие пальцы; когда те немного отогрелись, достал из кармана помятую пачку крепких «Мальборо» и прикурил от предпоследней спички. Потом вздохнул, повернулся спиной к морю и ушел к своему автомобилю. Это был последний его день здесь.