Kitobni o'qish: «Гранд Сплав, или История Троянского похода по реке Колорадо»

– Это бессмысленно! – лениво обронил продавец, когда ребята стали примериваться к удочкам. Когда же они стали вытягивать удочки из креплений, он медленно и громко, как говорят с глухими и с иностранцами, повторил: – Парни, рыбы в Колорадо нет, не имеет смысла покупать удочки.

– Но вы же их зачем-то продаёте? – задиристо спросил Сёма.

– Ну… – Американец замялся было, но быстро сориентировался: – Это больше для идиотов. Но вы, русские, не выглядите такими.

Мы – все, кто был в этой части магазина и понимал по-английски, – расхохотались. Громче всех, конечно же, заливалась Троя. А её смех ещё больше распалял мужчин.

– То есть, совсем нет рыбы? – спросил я, решив всё-таки выполнить свою работу переводчика.

– Совсем, – и продавец всё так же медленно объяснил: – С тех пор, как поставили плотины, температура воды, которая падает в Каньон из озера Пауэлла, сильно упала. Воду сквозь дамбы пропускают с самого дна. До сих пор природа не опомнилась. Радужную форель ловят выше Лиз Ферри, до плотины в Глен-Каньоне.

– Мы всё-таки возьмём четыре удочки, – настоял Тоха.

– Парни, вам придётся ещё и за лицензии выложить баксы. – Панибратский тон сменился деловым.

– Выложим! – заявил Тор.

Продавец умоляюще взглянул на меня: мол, ты-то можешь их урезонить?

– Извини, мой друг, – примирительно начал я, – но этих товарищей не переубедить, если им что-то втемяшилось в голову.

Это была последняя точка цивилизации перед десятидневным сплавом. Плоская постройка магазина предварялась верандой, чем и отличалась от пары таких же сараев около так называемой взлётно-посадочной полосы. Кафе состояло из нескольких столиков на веранде под навесом, который поддерживали нарочито грубо обработанные брёвна. Члены нашей экспедиции заняли все стулья и скамейки: кто с горячей чашечкой кофе, кто с холодной бутылкой газировки. Гид строго-настрого запретил пиво с утра и предупредил, что за этим следят духи в виде развешанных по стенам стилизованных фигурок индейцев.

Аэродромом служил потрескавшийся на нещадно палящем солнце лоскуток пустыни. Он был условно огорожен забором, не везде по периметру сохранившим сетку. Небольшой самолёт местной авиакомпании «Вижн Эйр» доставил нас из Лас-Вегаса. Его турбовинтовые двигатели, подвешенные под крыльями рядом с фюзеляжем, оглушительно ревели. Мы, все девятнадцать пассажиров, послушно надели выданные наушники и прильнули к иллюминаторам смотреть на выжженную землю.

* * *

Заявляли мы двадцать пассажиров – полную вместимость, которую нам объявил местный организатор сплава. Как организатор с нашей стороны, я высылал список участников похода. Каково же было моё удивление, когда в Домодедово приехало семнадцать человек. Плюс я и мой руководитель, основатель нашего агентства экстремального туризма, Александр Александрович, он же Сан Саныч, но среди этих туристов известный как Санчес. Выходило девятнадцать. Проведя перекличку, я озвучил неявившегося:

– Иван Бродяга, – и тут же пошутил: – где-то ещё бродит.

– Конечно, – рассмеялся Сёма, – ему на роду написано ходить-бродить.

– И девиз у него такой: «Продолжай бродить!» – подтвердила Троя, заговорщически оглядев спутников. Этого было достаточно, чтобы все подхватили тему.

– Надеюсь, бродить он рано или поздно перестаёт, – ещё громче расхохотался Холмс.

– Минимум дюжину лет побродил в бочках и достаточно, – хмыкнул Ватсон, партнёр Холмса по бизнесу и компаньон по жизни.

– Да-да-да, бутылка – не место для прогулок, – завершил Тор.

Вся группа не переставала смеяться. И Санчес с ними.

– Ну что, аспирант, не догоняешь? – в отличие от остальных не очень-то и добрым тоном спросил Серж.

Я был в растерянности, и его кривоватая ухмылка приводила меня в замешательство. В панике я пытался перебрать в уме все имена и фамилии туристов группы, а заодно эти их дурацкие прозвища. Я ведь не меньше десятка раз пересматривал все фотографии, которыми поделился Сан Саныч, чтобы с первого взгляда узнавать, кто есть кто. Вспомнил, что там действительно были карточки на всех –кроме этого Ивана. Ни фотографии, ни документов, ни брони билетов. На мой вопрос он, Саныч, тогда ответил: «Иван по пути сам присоединится, он от группы не отстанет».

– Нет, не могу понять, что вас так веселит, – откровенно признался я этому Сержу, стараясь скрыть обиду.

– Кип уокинг! Кип уокинг! Кип уокинг!¹ – как попугай заладил он, дразня меня.

Я пребывал в недоумении, что ещё больше заводило компанию, и этого Сержа особенно. В этот момент Троя, то ли сжалившись надо мной, то ли продолжая игру, устроила короткую пантомиму: одной рукой она снимала воображаемую шляпу за поля, а другой будто подбрасывала и ловила что-то.

– Всё, кончай балаган, похихикали и хватит, пора на рейс. – Санчес махнул рукой в сторону стоек. – Пошли на регистрацию.

– Держи, студент, сдашь в багаж, – и всё тот же Серж покатил в мою сторону свой чемодан на колёсиках.

Серж прекрасно слышал, когда Санчес представлял меня, что я – аспирант кафедры романских языков. Но он намеренно назвал студентом.

У меня было меньше секунды на то, чтобы понять, как себя вести. Санчес предупреждал, что клиент, конечно, всегда прав, особенно если хорошо платит за свои причуды, но в нашем бизнесе туристу нельзя позволять вести себя как капризному ребёнку. Тот ли это случай или нет?

Добротный материал и шильдик на этом чемодане, – наверняка известный бренд, – внушали почтение. Тем не менее, я, пусть и бережно, но ногой притормозил чемодан и почти без колебаний оставил его на месте со словами:

– За личный багаж турист несёт ответственность самостоятельно.

Я двинулся в сторону стоек «Люфтганзы», хотя по правилам, которые Сан Саныч мне объяснял, мне надо было замыкать группу.

Но не тут-то было. Меня остановил голос Сержа:

– Нет, студент, не отмазался. Взял и понёс.

Я замедлил шаг, но не обернулся. Спиной чувствовал его взгляд. Было ясно, что все ждут, как же я отреагирую. А, может, никого из них это не волнует, и я просто возомнил о себе.

– Сан Саныч, – обратился я к шефу, – а мы точно на рафтинг собрались, а не на пляж олинклюзив?

Мне не надо было оборачиваться, потому что я слышал смех: общий и уже узнаваемый среди всех голос Трои:

– Санчес, а паренёк-то у тебя с характером!

* * *

– Джонни, – она сказала это негромко, но напугала меня.

У меня аж рюкзак слетел с плеча, когда я дёрнулся. Это была Троя. Она догнала меня бесшумно.

– Что? – переспросил я.

– Джонни Уокер. – Она добавила фамилию и пояснила: – Это шотландский виски.

И у меня мгновенно возникла перед глазами картинка человека в цилиндре с тростью, который идёт быстрым шагом. «Johnnie Walker» и их слоган «Keep walking».

– Ну да. Джон – Иван, Уокер вы перевели как Бродяга. Теперь всё понятно. Спасибо, – в этот момент я был так ей благодарен, что забыл, как несколько минут тому назад она смеялась над моим конфузом громче всех.

– Логично-филологично. – И Троя по-пацански подмигнула мне.

Я не сразу пришёл в себя. Понял, что мы молчим уже с минуту. Я смотрел в её глаза и не мог отвести взгляд. Она тоже замерла на какое-то время, при этом слегка улыбалась, самыми уголками губ. Она упивалась тем, какое впечатление произвела на меня. Потом резко повернулась и ушла вслед за группой.

* * *

Так что из иллюминаторов самолёта «Вижн Эйр» вниз смотрело девятнадцать пассажиров, а за последними креслами пристроились четыре коробки водки, виски и бренди, которые я скупил в магазине «Мир ликёров» на авеню Кактусов. Для этого пришлось добраться до окраины Лас-Вегаса, где заканчивался ряд высоток – гостиниц и казино – и начиналась одноэтажная Америка. Таким образом мифический Иван Бродяга материализовался, обретя форму и вес.

На этом приключения с Иваном не закончились. Кстати, начались они ещё по пути в Штаты. Сообщение о том, что нашей туристической фирме дали добро на сплав по Гранд Каньону, пришло поздно, и в такой короткий срок двух десятков свободных билетов на стыковочные рейсы «Аэрофлота» не оказалось, так что пришлось брать на «Люфтганзу» с двумя пересадками, во Франкфурте и Орландо.

Первое плечо занимало около четырёх часов. Ещё в «Домике»² компания засела в ирландском пабе и принялась за ирландский же виски. Когда они успели затовариться в «дютике»³, я не заметил, но на борту, едва погасли символы «пристегнуть ремни», Сёма вскочил:

– Кто укладывал Бродягу?

– Он то ли над тобой, то ли над Хасселем, – неуверенно ответил Тоха.

Сёма начал один за другим открывать багажные полки, следуя инструкциям, которые поступали от ребят с разных сторон. Пару раз они победно вскрикивали «вот оно!» – но все находки оказывались не тем, что искали. Наконец, был найден большой пакет из магазина беспошлинной торговли. Извлечённый на свет божий – или под белое искусственное освещение салона – он ослепил всех глянцевой рекламой. Под любопытные взгляды доброй половины салона Сёма вскрыл запечатанную упаковку и извлёк из неё две бутылки, на одной из которой красовалась знаменитая куропатка, а на другой – не менее знаменитая, но спорная по имиджу белая лошадь («The Famous Grouse» и «White Horse»).

Добрая половина салона обрадовалась успеху наших, но, когда дразнящий аромат благородного напитка распространился по всему салону, почему-то сменила улыбки на сомкнутые губы глухого неодобрения.

И тут как раз у них появился повод снова улыбнуться, на этот раз злорадно и скрытно. К нам подошли стюардессы:

– По правилам авиакомпании распечатывать и распивать принесённое с собой на борт спиртное не допускается, – заявила на сносном русском одна из них.

– Ясно, – понимающе кивнул Сёма, разливая оставшееся, – больше не будем.

– Мы вас просим угомониться и рассесться по своим местам.

– Хорошо. – Сёма искренне кивал и моргал в знак согласия.

Глядя на эти ужимки и кривляния, я не мог поверить, что такой человек может быть начальником в крупной организации.

Тем не менее, несмотря на клятвенные обещания, оба прохода то и дело оказывались заблокированными из-за трёх, четырёх, а то и большего числа наших любителей алкогольной продукции британских островов. Чаще всего пробки возникали около сиденья Трои либо рядом с ней, когда она поднималась размяться.

Я видел осуждающе-настороженные взгляды стюардесс и поражался их немецкому самообладанию: они вежливо и спокойно просили вести себя тише и освободить проход. На пятый раз в их голосе появилась металлическая нотка, которую вовремя уловила Троя. Они попросила собравшихся около её кресла разойтись. Ребята послушно выполнили её просьбу. Старшая из бортпроводниц кивнула с благодарностью.

Я тоже был страшно благодарен Трое. Наверняка мне надо было вмешаться, но я всё сомневался: самому взяться или попросить Сан Саныча.

* * *

Во Франкфурте нам предстояло провести три часа до следующего рейса через океан. Я был уверен: перебрав с общением друг с другом (а также с лошадьми и куропатками), компания будет тихо и мирно дремать в бизнес-зале. Но только не эти клиенты! Вывалившись из «кишки» в транзитную зону, они перво-наперво послали меня изучить рестораны и бары. Кто-то вроде как вспомнил, что в «здешних лаунджах мало наливают». Я решил, что проявлю смекалку, и прямиком направился к справочной, чтобы добыть исчерпывающие сведения о наличии требуемых заведений в аэропорту. Возвращаясь, я и не ожидал, что вся компания будет стоять там, где я их оставил. Но был уверен, что Санчес попросит кого-то дождаться меня. Никого не было, их и след простыл. Пришлось бегать по всему терминалу, пока не услышал громогласный гогот Лабра. Держа курс на звук, я обнаружил всех за наспех сведёнными друг к другу тремя столиками в кофейне. Рядом с ними стояла официантка, с готовностью держа блокнот и карандаш в руках.

– Вот и Панчес! – заорал Лабр, едва завидев меня, и ткнул в мою сторону официантке: – Плиз, толк ту хим⁴.

Девушка обернулась ко мне, обрадовалась непонятно чему и затараторила так, словно она не немка, а итальянка:

– Мистер Панчес, ваши друзья требуют крепкий алкоголь, а у нас даже пиво и шампанское не продаётся. Это – кофейня, тут у нас, как вы можете догадаться, в ассортименте кофе, чай, есть соки и фруктовые напитки, ну и вода. А ещё пирожные и тортики кусками. Могу ещё предложить два вида сэндвичей…

– Гёрл, ви нид виски ор бренди⁵, – с диким русским акцентом, каким его любят американцы пародировать в фильмах про коммунистов, остановил её тираду Тоха.

– Ноу, мистер, алкохоль из прохибитед⁶, – решительно провозгласила официантка, на этот раз с прекрасным образцом немецкого акцента.

– Панчес, друг, сбегай в «дютик», – попросил меня Лабр.

– Почему Панчес? – удивился я.

– Мы решили, что у Санчеса оруженосцем может быть только Панчес. Санчес-Панчес, рифмично и логично, – это сказала Троя и вопросительно приподняла одну бровь: – Не так ли?!

Я не мог выдержать этот взгляд, растаял и широко улыбнулся.

– Вот видите, ребятки, он согласен, – обернулась к сидящим вокруг Троя. – А то мы все с кликухами, а он без прозвища. Непорядок!

– А почему вы – Троя? – осмелился спросить я.

– Дружище, ты сбегай, а потом за рюмочкой и поделимся историями, – похлопал меня по плечу Тор. Он был ближе всего ко мне.

– Давай-давай, одна нога там, другая – тута. – И, довольный своей прибауткой, Серж захихикал.

Я оглянулся на шефа. Тот утвердительно показал на бутылку воды, стоявшую на столе, и поднял два пальца. Я и купил две бутылки «Джонни», расплатившись кредиткой, которую мне в поездку вручила бухгалтер со словами «для оперативных расходов». Водрузив виски на стол, я потребовал обещанную историю.

– Троя – потому что Елена Прекрасная, – объяснил Тор, – за которую не одна троянская битва состоялась среди участников наших походов и причастных к ним.

– А ты – Тор, потому что бог варягов? – неуклюже пошутил я.

– Виктор-Тор, вот и всё, – тут он подмигнул Трое. – Как наша классик говорит: рифмично и логично!

– А Сёма – потому что Семёнов? – неуверенно предположил я.

– Да, это чтобы не путать с другим Сергеем, который у нас Серж.

– Тоха – тоже просто, от Антона. – Я продолжал игру в «угадайку». – А вот Лабр и Хассель?

– Предлагаю тост за тех, о ком сказали, – прервал Тор.

После чоканья я ожидал продолжения, но они забыли обо мне и пошли говорить о своём. О моём существовании вспомнили, когда обе бутылки опустели.

– Панчес, выручай, друг! Нужна ещё одна бутылка.

– А может, достаточно… – Я вопросительно посмотрел на Санчеса, но тот блаженно улыбался, смакуя свою порцию виски наравне с остальными.

На всякий случай с третьей бутылкой я встал в очередь в другую кассу. На предыдущей меня предупреждали, что не стоит лететь в США с алкоголем в ручной клади. А эта кассирша ничего не сказала, безразлично отсканировала посадочный талон и попросила вставить карточку. Я вводил пин-код, поэтому прослушал начало объявления. Когда выходил из торговой зоны, обратил внимание на прозвучавшие в безбожном искажении фамилии: «…Счиербиткоу, Симийонов, Зилберштайн, Питросиян». «Это же наши! …Щербитко, Семёнов, Зильберштейн и Петросян». На мою удачу, – а Санчес поручил мне отслеживать всякие уведомления о посадках или задержках рейса, – диктор стала повторять объявление на английском языке. Возможно, первое было на немецком. В переводе оно звучало так: «Внимание пассажирам рейса эл-эйч номер такой-то Франкфурт-Орландо. Просьба перечисленным пассажирам срочно подойти к выходу на посадку номер такому-то…» и дальше список всех наших подопечных, ну и нас с Сан Санычем. Я со всех ног помчался к назначенному месту.

Моё появление было встречено круглыми глазами сразу трёх дам в униформе авиакомпании и одного мужчины в синем костюме с бэджем, на котором я различил логотип аэропорта. Они словно потеряли дар речи. Первым нашёлся мужчина и вместо приветствия задал мне вопрос на английском, пальцем указав на пакет в моей руке:

– Что это, мистер?

– Это покупка.

– Покупка?

– Да, покупка в магазине беспошлинной торговли, – я ответил прилежно, как на уроке иностранного языка, полным завершённым предложением.

– А что за покупка в этом пластиковом пакете?

– Бутылка шотландского виски.

– Мы так и думали, – прозвучала первая реплика от женского состава официальных лиц.

– Сэр, – подчёркнуто вежливо обратился ко мне мужчина в костюме, – правильно ли мы понимаем, что вы – одна группа в составе девятнадцати человек?

– Да, правильно.

– Меня зовут Штефан Грюбер, я отвечаю за безопасность полётов. Будьте добры, соберите всю группу вот здесь. – И он пальцем ткнул вертикально вниз, сбоку от себя.

– Хорошо, сейчас, – ответил я, напуганный словами «безопасность полётов», и бросился исполнять.

В этот момент я был благодарен клиентам, что они не разбрелись по всему терминалу, а скучились вокруг трёх сведённых столиков в кофейне. Но это чувство быстро сменилось раздражением, потому что, решительно не понимая, о чём я, и не желая подчиняться, они отмахивались от моих попыток вытащить их из-за этих столиков.

– Есть подозрение, что это… ж-ж-ж… неспроста, – со знанием дела и с высоты своего опыта оценил ситуацию Санчес. Он встал, закинул свой рюкзак за спину и скомандовал: – Детсад, всем построиться по двое, взяться за ручки и за мной.

Все разом вскочили, схватили свой багаж и, несмотря на степень нетрезвости, почти стройной колонной потянулись за мной и Санчесом. Но последний вдруг остановил меня:

– Закрой счёт.

– И не скупись на чаевые, – не поленился сделать шаг назад Серж и всучить мне несколько монет евро. Он это сделал так, будто оставил подачку.

Я успел расплатиться с многословной официанткой и догнать группу у выхода на посадку, где нас ждал Штефан – уже без свиты. Он ещё раз представился: Штефан Грюбер, – и прочитал вслух по списку все наши фамилии. Каждый из нас поднял руку, после чего он пригласил всех зайти в дверь напротив. Обычно в аэропортах все помещения, где пребывают пассажиры, располагаются в открытой зоне либо за стёклами. Здесь же была отдельная комната, просторная, но без окон и с глухой дверью. Стулья были сдвинуты к стенам справа и слева от входа. У стены напротив двери нас ожидали три десятка человек, одетых в костюмы пилотов и стюардесс «Люфтганзы».

Впустив всех нас, Штефан прошёл на середину комнаты так, что по одну руку стояли люди в униформе, а по другую – мы, и церемонно обратился к нам:

– Дорогие пассажиры, перед вами экипаж сегодняшнего рейса Франкфурт-Орландо. Уважаемые члены экипажа, перед вами группа туристов, которая направляется из Москвы в Лас-Вегас.

Представленные почти в один голос приветствовали нас на немецком. Мы ответили вразнобой, кто на русском, кто на английском, а кто-то даже повторил их «гутен таг»⁷.

– Этот разговор происходит из-за того, что экипаж рейса Москва-Франкфурт пожаловался нам на… – Штефан сделал паузу, словно подбирая правильное слово: – …на ваше поведение. После общения с капитаном судна и старшей стюардессой мы приняли решение снять вашу группу со следующего рейса. Полёт в Орландо занимает несколько часов, а, принимая во внимание, что вы… – и тут он показал на пакет из «дюти фри» в моих руках: – …продолжаете употреблять спиртное, мы опасаемся за безопасность других пассажиров.

Тут должно было наступить неловкое молчание, после чего мы начали бы оправдываться или просить или ещё как-то реагировать на шокирующее сообщение. Но Сан Саныч сделал два шага вперёд и встал рядом со Штефаном, подозвал меня к себе со словами «Сынок, переводи» – и зычно объявил:

– Уважаемый Штефан, уважаемый экипаж рейса Франкфурт-Орландо, позвольте представиться самому и представить вам нашу группу, с которой я уже объездил около двадцати стран за неполные двадцать лет.

Откашлявшись для проформы, шеф продолжил:

– Меня зовут Александр, я основал агентство экстремального туризма в тысяча девятьсот девяносто третьем году. Многократный чемпион мира по рафтингу, гребле на байдарках и каноэ.

– Мой помощник, Михаил, аспирант филологического факультета, полиглот, свободно владеющий несколькими европейскими языками, профессиональный переводчик. – Я аж зарделся, хотя всё было правдой, кроме последнего факта. Работа переводчиком в компании Сан Саныча должна была стать моим первым опытом.

– Виктор, – и Санчес сделал знак, чтобы тот показал себя: Тор отвесил лёгкий поклон, – бессменный директор по финансам одного из крупнейших банков России. Больше пятнадцати лет точно.

– Сергей Семёнов, основатель и глава старейшей аудиторской компании России.

– Ещё один Сергей, до недавних пор был директором по информационным технологиям в банках, а сейчас – основатель финтех-стартапа. – И Санчес театральным жестом обратился к Сержу: – Верно я выразился: фин-тех-стар-тап?

И так далее. К моему великому удивлению, делегация аэропорта и авиакомпании терпеливо выслушала представление каждого из нас, девятнадцати, ни разу не перебив. Санчес не дал им слово вставить и по завершении, продолжив свою речь:

– Каждый из стоящих перед вами несёт колоссальную ответственность перед своим коллективом, вышестоящим руководством, акционерами и клиентами, – я удивился, откуда у Сан Саныча, славившегося своими простонародными шутками-прибаутками, такой официоз, – и только один раз в год они могут себе позволить расслабиться. Не когда отправляются в отпуск с семьёй, потому что и тогда они несут ответственность, в первую очередь, за своих детей, а вот когда мы собираемся в наши путешествия. Понимаете, они просто отключаются от своей жизни, от реальности и становятся… мальчишками и девчонками, которым только исполнилось восемнадцать лет, и им разрешили пить и гулять.

Только я перевёл последние слова, как уже появились улыбки на лицах немцев и даже послышались смешки. Короче, всё закончилось тем, что Сан Саныч жал руки пилотам и стюардессам, те даже извинялись за недоразумение, однако братание прервал Штефан, который пошушукался с капитаном корабля и главной стюардессой:

– Мы приняли решение допустить вас к полёту, но при следующих условиях: первое, весь алкоголь, который имеется у вас в ручной клади или был приобретён тут в аэропорту, – снова указательный палец был направлен на пакет в моей руке, – должен быть сдан при посадке в самолёт, вам его вернут в Орландо. На борту вы можете обращаться к персоналу, вам будут приносить спиртные напитки, но дозированно. Второе: вы будете рассажены в салоне таким образом, чтобы не сидели рядом. Третье: вам будет запрещено собираться больше, чем по двое. Если двое из вас уже стоят в очереди в уборную, третьему придётся потерпеть или занять место в другую кабинку. Всё понятно? Вы согласны с данными условиями?

Я перевёл. Санчес повернулся к группе и с улыбкой от уха до уха мягким голосом обратился:

– Мои восемнадцатилетние юноши и девушки, обещаете ли вы вести себя прилично и слушаться дядечек и тётечек? Благоразумно и благопристойно, как на балу дебютанток?

– Да-а, – хором ответила вся группа, и тут же расхохоталась.

Смеялись и стоявшие напротив, кроме Штефана.

Мы только отошли от комнаты собрания, как Лабр догнал Санчеса (кстати, оба соразмерно высокие и здоровые по комплекции), плечом подтолкнул и вполголоса заметил:

– Мы же недавно считали – больше полсотни стран, а уж сколько поездок…

– Ты хотел, чтобы я им сказал, что вы по два-три раза в год так нажираетесь? – Ответ был грубоватым, вызвал смешок и ещё один толчок – любой другой от такого приятельского удара плечом отлетел бы на пару метров, но не старик Саныч.

* * *

В каком-то смысле я был даже доволен, что всё так обернулось. То есть не то, что нас могли снять с рейса, а именно то, что нас разместили по салону таким образом, чтобы все сидели поодиночке. Это давало мне шанс передохнуть несколько часов полёта. Если всё начиналось так весело, я уже боялся представить, что будет дальше.

За время полёта мне удалось и поспать, и почитать с телефона книгу, до которой за последний месяц подготовки к сплаву не доходили руки (вернее сказать, глаза), и даже фильм посмотреть.

Правда, фильм-то я досмотрел не с первого раза. На самом захватывающем моменте на моё плечо легла тяжелая рука. Поднял голову – надо мной склонился, перегнувшись через мою соседку слева, Вождь.

– Братан, помоги обаять даму!

– Что?! – Мне бы пора было перестать удивляться, но отключить рефлексы было не так просто.

– У настоящего моряка в каждом порту должна быть любовница, понимаешь? – доверился он мне шёпотом. Этот шёпот слышали сидящие и рядом со мной, а также на пару рядов вперёд и назад.

– Так, понимаю, – подтвердил я, чтобы выиграть время. – А мы уже прибыли в порт?

– Ха, да ты тоже юморить способен! – Он ткнул указательным пальцем мне в плечо. – Брателло, вылези из своего кокона, а то меня обвинят в харассменте этой уродины. А я готов получить срок только вон за ту красотку…

И он бесцеремонно, но красноречиво поводил глазами и бровями на мою соседку по ряду, съёжившуюся под мощной аркой его тела, и на стюардессу, с терпеливой улыбкой ожидавшую в проходе рядом.

Стократно извиняясь, я выкарабкался из насиженного гнезда, запутавшись в своих и чужих проводах наушников и потоптавшись на ручной клади под креслами, – и, наконец, выпрямился. Даже в полный рост я не достигал и груди Вождя. А стюардесса, кстати, была довольно-таки высокой для своей профессии. Она была, скажем так, под стать нашему Вождю, хотя всё равно едва дотягивала до его подбородка.

– Спроси её, нельзя ли мне вернуть моё место в бизнес-классе?

– Вы согласились на наши условия, поэтому мы рассадили вас по салонам всех классов, – ответила стюардесса.

– Спроси её, – не дождавшись моего перевода, начал Вождь, – нет ли возможности пересадить меня куда-нибудь в хвост самолёта, где есть свободные места? Я физически не помещаюсь в кресле эконома.

– К сожалению, все места на борту заняты, – констатировала факт стюардесса без каких-либо эмоций.

Вождь широко и щедро улыбался ей с высоты верхних багажных полок.

– Скажи ей, что я – кандидат экономических наук, самый главный по рискам в самом большом банке России.

– Ты думаешь, это как-то повлияет? – уточнил я у него.

– На что?

– На то, чтобы она нашла тебе место в бизнес-классе?

– Да мне не нужно место там, я уже поменялся местами с Ватсоном.

– А тогда зачем весь этот цирк?

– Ну ты даёшь, полиглот-бармаглот! Я же с самого начала сказал, мне надо очаровать даму. – И одарив её улыбкой, он посмотрел меня в глаза: – По полной программе.

– А зачем тогда про кресла?

Пока мы переговаривались между собой, стюардесса нетерпеливо поглядывала по сторонам, словно ожидала срочного вызова из любой точки воздушного судна. Я и так чувствовал себя маленьким между гигантом и каланчой, а в сравнении с поставленной задачей и вовсе стал карликом.

– Вы понимаете, – взялся я за нелёгкую миссию, обратившись к немке: – мой друг занимает очень важную должность и играет незаменимую роль в одном из самых больших банков России.

– Самом большом, – поправил меня на русском Вождь.

– Так ты говоришь по-немецки? – удивился я.

– Немного, я хорошо говорю по-английски.

– Ну так говори с ней по-английски. Стюардессы «Люфтганзы» обязаны прекрасно владеть этим международным языком на трансатлантическом направлении.

– Ох и дурак же ты, филолог, – в сердцах обронил Вождь, – ну не буду же я сам себя расхваливать. Ты будешь моим Сирано де Бержераком!

– Ребята, – вдруг на недурственном русском прервала нас бортпроводница, – спасибо, что позабавили, но мне пора заниматься другими пассажирами.

– Вот тебе ра-аз! – протянул я.

– Ну не фига себе! – воскликнул кандидат экономических наук.

– Я из поволжских немцев, wolgadeutsche⁸, – предвосхищая вопрос, объяснила девушка и покинула нас.

У Вождя аж плечи опустились, когда он провожал её растерянным взглядом.

– Кстати, а почему тебя называют Вождь? – решил я воспользоваться моментом.

– Понятно почему, меня ещё со школы все так зовут. – Не совсем вникая в мой вопрос и всё ещё поглощённый признанием красавицы, так и оставшейся неприступной, ответил тот, кто по документам является Андреем Викторовичем. Потом, словно очнувшись, он обратил внимание на меня: – Ты разве не читал «Кукушкино гнездо»⁹? Ну или хотя бы фильм не смотрел?

– Нет.

– Подрастёшь, посмотри.

Выдав мне такое напутствие, Вождь, недовольно и грузно ступая, отправился к своему месту, а я решил, коль уж встал, сходить в туалет. Очередь в кабинку, которая была ближе всего ко мне, состояла из двух индианок пожилого возраста. Обе были босыми. Загорелые ступни с розовыми пятками и розоватыми ноготками выглядывали из-под сари.

– Твоя бабушка любила смотреть «Зиту и Гиту»¹⁰, и у тебя с малолетства скрытая тяга к смуглянкам с точечкой во лбу? – на этот раз я не дёрнулся от неожиданности, но почему-то этот шёпот ввёл меня в ступор. Это была, конечно же, Троя, подкравшаяся незаметно.

– Эта точка называется бинди. – Я не нашёл ничего умнее, кроме как… извините за каламбур, сумничать.

– А ещё тилака, а ещё тикка, а ещё… – Она улыбалась, насмешливо-испытывающим взглядом сковывая мои мысли. Мне очень хотелось сказать что-то такое ироничное и смешное, но в голове всё спуталось. Словно заметив мои потуги, Троя добавила: – Ну что, не удалось задавить меня интеллектом?

– Нет.

– Чего Вождь хотел?

– Не важно.

– Важно. – Она вдруг перешла на серьёзный тон и продолжила допытываться: – Так что?

– Да так, баловался-шутил.

– Один раз его шутка нам дорого обошлась. Так что он хотел?

– Я не знаю, могу ли… – В голове у меня вертелось «мужская солидарность» и в то же время я немного даже приревновал, а почему она так интересуется намерениями Вождя.

– Мы как-то летели из Катманду «Катаром». Вождь вдруг решил впечатлить стюардессу и попросил дать ему парашют и открыть дверь. А потом пытался вскрыть дверь самолёта.

– Зачем?

– Он был подшофе.

– Этим всё объясняется?

– Он шантажировал девушку: если она не ответит взаимностью на месте, то он сейчас же выпрыгнет и либо погибнет, либо… – Тут Троя улыбнулась, видимо, момент был таким забавным, что не удержаться: – …либо, если останется целым, то проживёт остаток жизни в обители снегов.

– Где?

– В Гималаях, ты же вроде как знаток хинди, – съязвила она.

– Я знаю языки романской и германской групп… – Мне то и дело приходилось оправдываться перед ней. Я решил увести разговор с моей персоны на поступок Вождя: – Всё разрешилось благополучно?

– Вполне. Стюардесса катарских авиалиний оказалась румынкой и понимающе отнеслась к ситуации. Я попросила её, и она пообещала Вождю, что после рейса поедет с ним хоть на край света, хоть на вершину мира.

– Раз её нет с нами в походе, – начал я своё умозаключение, – выходит, что румынка не сдержала обещания.