Kitobni o'qish: «Сталкер. Литературная запись кинофильма.»

Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий, Андрей Тарковский
Сталкер
Литературная запись кинофильма

Титры. За титрами сумрачный; нищий бар. Сначала в нем пусто, затем появляется бармен, зажигает свет. Входит Профессор, бармен подает ему кофе и уходит за стойку. Профессор пьет кофе. Кончаются титры, на экране текст:

…Что это было? Падение метеорита?

Посещение обитателей космической бездны?

Так или иначе, в нашей маленькой стране возникло чудо из чудес – ЗОНА.

Мы сразу же послали туда войска.

Они не вернулись.

Тогда мы окружили ЗОНУ полицейскими кордонами…

И, наверное, правильно сделали…

Впрочем, не знаю, не знаю…

Из интервью лауреата Нобелевской премии профессора Уоллеса корреспонденту RAI

Полутемная комната, у задней стены – кровать; на ней – Сталкер, его жена и дочь. Слышен шум проходящего поезда. Жена и дочь спят, Сталкер лежит неподвижно и смотрит на дочь. На стуле рядом с кроватью вата, какое-то лекарство и стакан с водой.

Сталкер потихоньку встает, снимает часы со спинки кровати, надевает брюки и сапоги. Выходит и, не сводя глаз с жены и дочери, прикрывает дверь. Идет на кухню, умывается.

Вспыхивает и перегорает лампа.

В дверях появляется жена; в руках у нее стерилизатор.

ЖЕНА. Ты зачем мои часы взял? Куда ты собрался, я тебя спрашиваю?! Ведь ты же мне слово дал, я же тебе поверила! Ну, хорошо, о себе ты не хочешь думать. А мы? Ты о ребенке своем подумай! Она же к тебе еще и привыкнуть не успела, а ты опять за старое?!

Сталкер чистит зубы.

ЖЕНА. Ведь я же старухой стала, ты меня доконал!

СТАЛКЕР. Тише, Мартышку разбудишь.

ЖЕНА. Я не могу все время ждать. Я умру!

Сталкер полощет рот, отходит к окну, берет тарелку.

ЖЕНА. Ведь ты же собирался работать! Тебе же обещали нормальную человеческую работу!

СТАЛКЕР (ест). Я скоро вернусь.

ЖЕНА. Ой! В тюрьму ты вернешься! Только теперь тебе дадут не пять лет, а десять! И ничего у тебя не будет за эти десять лет! Ни Зоны, и… ничего! А я… за эти десять лет сдохну! (Плачет.)

СТАЛКЕР. Господи, тюрьма! Да мне везде тюрьма. Пусти!

ЖЕНА. Не пущу! (Пытается его удержать.)

СТАЛКЕР (отталкивает ее). Пусти, тебе говорят!

ЖЕНА. Не пущу!

Сталкер уходит в комнату, возвращается с курткой в руках и выходит на улицу, хлопнув дверью.

ЖЕНА (кричит). Ну и катись! И чтоб ты там сгнил! Будь проклят день, когда я тебя встретила, подонок! Сам Бог тебя таким ребенком проклял! И меня из-за тебя, подлеца! Подонок!

Рыдая, падает на пол и бьется в истерическом припадке.

Слышен шум проходящего поезда.

Выйдя из дома, Сталкер переходит через железнодорожное полотно и останавливается – очевидно, заметив Писателя. Слышен голос Писателя за кадром.

ПИСАТЕЛЬ. Дорогая моя! Мир непроходимо скучен, и поэтому ни телепатии, ни привидений, ни летающих тарелок… ничего этого быть не может. Мир управляется чугунными законами, и это невыносимо скучно. И законы эти – увы! – не нарушаются. Они не умеют нарушаться.

На экране – Писатель и Дама. Писатель говорит, нервно расхаживая вокруг нее.

ПИСАТЕЛЬ. И не надейтесь на летающие тарелки. Это было бы слишком интересно.

ДАМА. А как же Бермудский треугольник? Вы же не станете спорить, что…

ПИСАТЕЛЬ. Стану спорить. Нет никакого Бермудского треугольника. Есть треугольник а бэ цэ, который равен треугольнику а-прим бэ-прим цэ-прим. Вы чувствуете, какая унылая скука заключена в этом утверждении? Вот в средние века было интересно. В каждом доме жил домовой, в каждой церкви – Бог… Люди были молоды! А теперь каждый четвертый – старик. Скучно, мой ангел, ой как скучно.

Теперь видно, что они стоят у элегантного автомобиля.

ДАМА. Но вы же сами говорили, что Зона – порождение сверхцивилизации, которая…

ПИСАТЕЛЬ. Тоже, наверное, скука. Тоже какие-нибудь законы, треугольники, и никаких тебе домовых, и уж, конечно, никакого Бога. Потому что если Бог – это тот самый треугольник… хм, то и уж просто и не знаю…

Дама кокетливо смеется. Она совершенно выпадает из антуража фильма – со вкусом одета, причесана, оживлена. Писатель, хоть и не выглядит таким пришибленным, как Сталкер, и вполне прилично одет, все-таки принадлежит нищему и грязному миру, который уже проявился на экране.

Писатель видит Сталкера.

ПИСАТЕЛЬ. Э-э… Это за мной. Прелестно! Прощайте, друг милый. Э… извините, м-м… (Сталкеру) эта дама любезно согласилась идти с нами в Зону. Она – мужественная женщина. Ее зовут… э… простите, вас, кажется, зовут… э…

ДАМА. Так вы что, действительно сталкер?

Появляется Сталкер, подходит к машине. Теперь, при дневном свете, видно, что голова его не то обожжена, не то изуродована лишаем.

СТАЛКЕР. Сейчас… Я все объясню. (Подходит к Дале и говорит неразборчиво.) Идите…

ДАМА (Писателю). Кретин!

Садится в машину и уезжает.

СТАЛКЕР. Все-таки напились?

ПИСАТЕЛЬ. Я? В каком смысле? Я просто выпил, как это делает половина народонаселения. Другая половина – да, напивается. Женщины и дети включительно. А я просто выпил. (Глотает из бутылки).

Они подходят к бару. Сталкер проходит внутрь, Писатель на крыльце спотыкается и падает.

ПИСАТЕЛЬ. Черт, поналивали тут…

Бар. За столиком Профессор пьет кофе. Это угрюмый и замкнутый на вид человек. Он в куртке, темной лыжной шапочке, у ног – рюкзак. Сталкер пожимает руку бармену, что-то говорит ему, поворачивается к Профессору.

СТАЛКЕР. Пейте, пейте, рано еще.

В бар вваливается Писатель.

ПИСАТЕЛЬ. Ну что? Может, по стаканчику на дорогу, а? Как вы считаете? (Ставит на стол Профессора свою бутылку, берет у стойки стаканы.)

СТАЛКЕР. Уберите это…

ПИСАТЕЛЬ. А-а, понятно. Сухой закон. Алкоголизм – бич народов. Ну что ж, будем пить пиво. (Идет к бармену, тот наливает ему пива.)

ПРОФЕССОР (Сталкеру). Это что, с нами?

Профессор явно недоволен происходящим.

СТАЛКЕР. Ничего, он протрезвеет. Ему тоже туда надо.

ПИСАТЕЛЬ. А вы что, действительно профессор?

ПРОФЕССОР. Если угодно…

Писатель ставит на стол стаканы с пивом.

ПИСАТЕЛЬ. Ну что ж, в таком случае разрешите представиться. Меня зовут…

СТАЛКЕР. Вас зовут Писатель.

ПРОФЕССОР. Хорошо, а как зовут меня?

СТАЛКЕР. А вас… вас – Профессор.

ПИСАТЕЛЬ. Ага, понятно, я – писатель, и меня, естественно, все почему-то зовут Писатель.

ПРОФЕССОР. И о чем же вы пишете?

ПИСАТЕЛЬ. Ой, о читателях.

ПРОФЕССОР. Ну очевидно, ни о чем другом и писать не стоит…

ПИСАТЕЛЬ. Ну конечно. Писать вообще не стоит. Ни о чем. А вы что… химик?

ПРОФЕССОР. Скорее, физик.

ПИСАТЕЛЬ. Тоже, наверное, скука. Поиски истины. Она прячется, а вы ее всюду ищете, то здесь копнете, то там. В одном месте копнули – ага, ядро состоит из протонов! В другом копнули – красота: треугольник а бэ цэ равен треугольнику а-прим бэ-прим цэ-прим. А вот у меня другое дело. Я эту самую истину выкапываю, а в это время с ней что-то такое делается, что выкапывал-то я истину, а выкопал кучу, извините… не скажу чего.

Сталкер кашляет. Профессор понуро смотрит в стол.

ПИСАТЕЛЬ. Вам-то хорошо! А вот стоит в музее какой-нибудь античный горшок. В свое время в него объедки кидали, а нынче он вызывает всеобщее восхищение лаконичностью рисунка и неповторимостью формы. И все охают, ахают… А вдруг выясняется, что никакой он не античный, а подсунул его археологам какой-нибудь шутник… Веселья ради. Аханье, как ни странно, стихает. Ценители…

ПРОФЕССОР. И вы все время об этом думаете?

ПИСАТЕЛЬ. Боже сохрани! Я вообще редко думаю. Мне это вредно…

ПРОФЕССОР. Ведь невозможно писать и при этом все время думать об успехе или, скажем, наоборот, о провале.

ПИСАТЕЛЬ. Натюрлих! Но с другой стороны, если меня не будут читать через сто лет, то на кой мне хрен тогда вообще писать? Скажите, Профессор, зачем вы впутались в эту… в эту историю? А? Зачем вам Зона?

ПРОФЕССОР. Ну, я в каком-то смысле ученый… А вот вам зачем? Модный писатель. Женщины, наверное, на шею гроздьями вешаются.

ПИСАТЕЛЬ. Вдохновение, Профессор. Утеряно вдохновение. Иду выпрашивать.

ПРОФЕССОР. Так вы что же – исписались?

ПИСАТЕЛЬ. Что? Да-а… Пожалуй, в каком-то смысле.

ПРОФЕССОР. Слышите? Это наш поезд (смотрит на часы).

Сталкер вынимает из кармана темный сверток, Профессор отдает ему ключи – по-видимому, от машины.

СТАЛКЕР. Да, вы крышу с машины сняли?

ПРОФЕССОР. Снял, снял…

Писатель и Профессор выходят на крыльцо.

СТАЛКЕР (бармену). Лютер, если я не вернусь, зайди к жене.

На крыльце Писатель оглядывается и возвращается к двери.

ПИСАТЕЛЬ. Тьфу, черт, сигареты забыл купить.

Профессор его останавливает.

ПИСАТЕЛЬ. А?

ПРОФЕССОР. Не возвращайтесь, не надо.

ПИСАТЕЛЬ. А что?

ПРОФЕССОР. Нельзя.

ПИСАТЕЛЬ. Вот вы все такие.

ПРОФЕССОР. Какие?

ПИСАТЕЛЬ. Верите во всякую чепуху. Придется оставить на черный день. (Уходят из кадра.) И вы действительно ученый?

Сталкер выходит из бара.

Видимо, «лендровер» стоит где-то неподалеку; улица грязная, запруженная лужами. Писатель и Профессор идут к машине; шлепая по лужам, к ним подбегает Сталкер. Они садятся в машину, вспыхивают фары, и «лендровер» едет по таким же грязным проулкам, со скрежетом сворачивает в какие-то ворота и резко тормозит.

Сталкер выскакивает из машины и падает на землю.

СТАЛКЕР. Ложись! Не двигайтесь!

Профессор и Писатель пригибаются, так что их не видно из-за низких бортов.

Вдали показывается мотоциклист – подъезжает, и становится видно, что это полицейский. Он удаляется, Сталкер возвращается в машину, разворачивает ее и уезжает.

«Лендровер» останавливается у раскрытых ворот какого-то помещения – по-видимому, склада.

СТАЛКЕР. Посмотрите, там никого нет? (Писатель выходит из машины, вбегает а ворота, оглядывается.) Да быстрее вы, ради Бога!

ПИСАТЕЛЬ. Никого нет.

СТАЛКЕР. Идите к тому выходу!

«Лендровер» уезжает. Сквозь ворота видно, что следом за ним проходит тепловоз. У противоположного выхода Писатель садится в машину, и тут же Сталкер замечает, что мотоциклист снова показался в проулке.

СТАЛКЕР. Ну что же вы, Писатель!..

Он останавливает машину, отъезжает назад – полицейский мотоциклист выезжает на улицу, и Сталкер ведет «лендровер» дальше.

Ворота, перегораживающие железнодорожные пути, – по-видимому, где-то совсем рядом, на той же улице. Железнодорожник открывает проволочные ворота, пропуская тепловоз с платформами, груженными огромными изоляторами. Вплотную за ним проскакивает «лендровер» – железнодорожник смотрит ему вслед, закрывает ворота и убегает.

По улице проезжает полицейский мотоциклист.

Полутемный подвал. «Лендровер» въезжает в него, Сталкер выходит из машины.

СТАЛКЕР. Поглядывайте здесь, пожалуйста.

Он пробирается внутрь, к окну, и видит, как от ворот убегает железнодорожник.

СТАЛКЕР. Вы канистру не забили?

ПРОФЕССОР. Здесь, полная. (Идет к другому окну.) Писатель, сидя в машине, продолжает разговор с Профессором.

ПИСАТЕЛЬ. Вот я давеча говорил вам… Вранье все это. Плевал я на вдохновение. А потом, откуда мне знать, как назвать то… чего я хочу? И откуда мне знать, что на самом-то деле я не хочу того, чего я хочу? Или, скажем, что я действительно не хочу того, чего я не хочу? Это все какие-то неуловимые вещи: стоит их назвать, и их смысл исчезает, тает, растворяется… как медуза на солнце. Видели когда-нибудь? Сознание мое хочет победы вегетарианства во всем мире, а подсознание изнывает по кусочку сочного мяса. А чего же хочу я?

Профессор слушает, стоя у окна.

ПИСАТЕЛЬ. Я…

ПРОФЕССОР. Да мирового господства…

СТАЛКЕР. Тихо!

ПРОФЕССОР. …по меньшей мере. А зачем в Зоне тепловоз?

СТАЛКЕР. Он заставу обслуживает. Дальше он не пойдет. Они туда не любят ходить.

Застава на железнодорожных путях – шлагбаум, два здания по сторонам пути, прожектора. По путям пробегает полицейский. Слышны голоса.

ПЕРВЫЙ ГОЛОС. Все по местам! Все на местах?

ВТОРОЙ ГОЛОС. Дежурные пришли. И пусть телевизор выключат.

Шлагбаум открывается. В пространство заставы въезжает тепловоз с платформами; полицейские окружают и осматривают состав.

Сталкер видит это через окно – бежит к машине.

СТАЛКЕР. Скорей!

«Лендровер» выезжает из подвала, визжа тормозами на повороте.

Состав уходит с заставы через ворота; машина Сталкера проскакивает за ним и сейчас же сворачивает в сторону. Полицейские открывают огонь, воет сирена. Пули крошат фарфоровые изоляторы на платформе, срезают с фонарного столба консоль с проводами.

«Лендровер» выезжает из какого-то укрытия во двор. Стрельба продолжается, во дворе рушатся ящики, вылетает оконная рама.

Машина останавливается у развалин – из земли торчат остатки стен, пространство между ними залито водой.

СТАЛКЕР. Послушайте, идите посмотрите, там есть на путях дрезина?

ПИСАТЕЛЬ. Какая дрезина?

СТАЛКЕР. Идите, идите…

Писатель выходит из машины и идет вперед. Выстрелы. Пули падают поблизости, и Писатель в испуге валится на траву.

ПРОФЕССОР. Идите назад, я сам.

Профессор проходит мимо Писателя и осторожно идет дальше, вдоль огромной лужи. Автоматные очереди; пули бьют в воду.

На железнодорожной насыпи стоит дрезина. Шлепая по воде, Профессор подходит к ней, освобождает тормоз, пробует, свободны ли колеса, и машет рукой. Подъезжает «лендровер».

СТАЛКЕР. Канистру!

ПИСАТЕЛЬ. Тьфу ты, черт… (достает канистру).

Сталкер и Писатель, задыхаясь, пробираются к дрезине. Писатель тащит канистру.

СТАЛКЕР. Давайте!

Профессор кладет в дрезину канистру и свой рюкзачок.

ПИСАТЕЛЬ. Да бросьте вы свой рюкзак наконец! Он же мешает.

ПРОФЕССОР. Это вы, я гляжу, налегке, как на прогулку.

Выстрелы. Пули попадают в воду рядом с дрезиной.

СТАЛКЕР. Если кого-нибудь заденет, не кричать, не метаться: увидят – убьют… Потом, когда все стихнет, ползите… назад к заставе. Утром подберут.

Сталкер заводит мотор дрезины, и они уезжают.

Дрезина тарахтит мимо свалки, мимо каких-то строений.

ПИСАТЕЛЬ. А они нас не догонят?

СТАЛКЕР. Да что вы… Они ее боятся, как огня.

ПИСАТЕЛЬ. Кого?

Долгий путь на дрезине. Писатель дремлет, Профессор угрюм и спокоен, Сталкер напряженно всматривается в окрестности. Только теперь видно, как изуродована его голова, как странно его лицо – это человек, который видел то, чего людям видеть не надо…

Дрезина останавливается на высокой насыпи.

СТАЛКЕР. Ну вот… мы и дома.

ПРОФЕССОР. Тихо как!

СТАЛКЕР. Это самое тихое место на свете. Вы потом сами увидите. Тут так красиво! Тут ведь никого нет…

ПИСАТЕЛЬ. Мы же здесь!

СТАЛКЕР. Ну, три человека за один день не могут здесь все испоганить.

ПИСАТЕЛЬ. Почему не могут? Могут.

СТАЛКЕР. Странно! Цветами почему-то не пахнет. Я… Вы не чувствуете?

ПИСАТЕЛЬ. Болотом воняет – это я чувствую.

СТАЛКЕР. Нет-нет, это рекой. Тут же река… Тут недалеко цветник был. А Дикобраз его взял и вытоптал, с землей сровнял! Но Запах еще долго оставался. Много лет…

ПРОФЕССОР. А зачем он… вытоптал?

СТАЛКЕР. Не знаю. Я тоже его спрашивал: зачем? А он говорит: потом сам поймешь. Мне-то кажется, он просто возненавидел… Зону.

ПИСАТЕЛЬ. А это что, ф-фамилия такая – Дикобраз?

СТАЛКЕР. Да нет. Кличка, так же, как и у вас. Он годами людей в Зону водил, и никто ему не мог помешать. Мой учитель. Он мне глаза открыл. И звали его тогда не Дикобраз, а так и называли – Учитель. А потом что-то с ним случилось, сломалось в нем что-то. Хотя, по-моему, он просто был наказан. Помогите мне. Тут вот гайки, к ним вот эти бинтики надо привязать. А я пройдусь, пожалуй. Мне тут надо… (Пауза) Только не разгуливайте здесь… очень.

Сталкер отдает Профессору сумку и уходит. Профессор стоя возится с сумкой – спиной к зрителю.

ПИСАТЕЛЬ. Куда это он?

ПРОФЕССОР. Может быть, просто хочет побыть один.

ПИСАТЕЛЬ. Зачем? Здесь и втроем-то как-то неуютно.

ПРОФЕССОР. Свидание с Зоной. Он же сталкер.

ПИСАТЕЛЬ. И что из этого следует?

ПРОФЕССОР. Видите ли… Сталкер – в каком-то смысле призвание.

ПИСАТЕЛЬ. Я его другим представлял.

ПРОФЕССОР. Каким?

ПИСАТЕЛЬ. Ну, Кожаные Чулки там, Чингачгуки, Большие Змеи…

ПРОФЕССОР. У него биография пострашней. Несколько раз в тюрьме сидел, здесь калечился. И дочка у него мутант, жертва Зоны, как говорится. Без ног она будто бы.

ПИСАТЕЛЬ. А что там насчет этого… Дикобраза? И что значит «был наказан»? Это что – фигура речи?

ПРОФЕССОР. В один прекрасный день Дикобраз вернулся отсюда и неожиданно разбогател. Немыслимо разбогател.

ПИСАТЕЛЬ. Это что, наказание такое?

ПРОФЕССОР. А через неделю повесился.

ПИСАТЕЛЬ. Почему?

ПРОФЕССОР. Тише!

Слышен странный воющий звук, не живой и не мертвый.

ПИСАТЕЛЬ. Это что еще такое?

Поляна или лесная опушка. В траве валяется что-то металлическое, дерево оплетено паутиной. Вдали видно заброшенное здание.

Сталкер опускается в густую траву ложится ничком, переворачивается на спину.

Профессор сидит на шпале, Писатель стоит рядом.

ПРОФЕССОР. Примерно лет двадцать тому назад здесь будто бы упал метеорит. Спалил дотла поселок. Метеорит этот искали, ну, и, конечно, ничего не нашли.

ПИСАТЕЛЬ. Хм, а почему «конечно»?

ПРОФЕССОР. Потом тут стали пропадать люди. Уходили сюда и не возвращались.

ПИСАТЕЛЬ. Ну?

ПРОФЕССОР (говорит и вяжет бинтики к гайкам). Ну, и наконец решили… что метеорит этот… не совсем метеорит. И для начала… поставили колючую проволоку, чтоб любопытствующие не рисковали. Вот тут-то и поползли слухи, что где-то в Зоне есть место, где исполняются желания. Ну, естественно… Зону стали охранять как зеницу ока. А то мало ли у кого какие возникнут желания.

ПИСАТЕЛЬ. А что же это было, если не метеорит?

ПРОФЕССОР. Ну я ж говорю, не известно.

ПИСАТЕЛЬ. Ну, а сами-то вы что думаете?

ПРОФЕССОР. Да ничего я не думаю. Что угодно. Послание человечеству, как говорит один мой коллега… Или подарок.

ПИСАТЕЛЬ. Ничего себе подарочек. Зачем им это понадобилось?

СТАЛКЕР (за кадром). Чтобы сделать нас счастливыми!

Сталкер взбирается на насыпь, к дрезине.

СТАЛКЕР. А цветы снова цветут, только не пахнут почему-то. Вы извините, что я вас тут бросил, но идти все равно рано было.

Снова слышен странный звук.

ПИСАТЕЛЬ. О, слыхали?

ПРОФЕССОР. А может, это правда, что здесь живут?

СТАЛКЕР. Кто?

ПРОФЕССОР. Ну, вы же сами мне рассказывали эту историю. Ну туристы эти, которые стояли здесь, когда возникла Зона.

СТАЛКЕР. В Зоне никого нет и быть не может. Ну что же, пора…

Сталкер заводит мотор пустой дрезины – с легким постукиванием она уходит в туман. Все смотрят ей вслед.

ПИСАТЕЛЬ. А как же мы вернемся?

СТАЛКЕР. Здесь не возвращаются…

ПИСАТЕЛЬ. В каком смысле?

СТАЛКЕР. Пойдем, как условились. Каждый раз я буду давать направление. Отклоняться от этого направления опасно. Первый ориентир – вон, последний столб. (Показывает.) Идите… Идите первый, Профессор. (Профессор спускается с насыпи.) Теперь вы. (Писатель кряхтит.) Старайтесь след в след.

Писатель спускается, идет – на довольно большом расстоянии от Профессора. Сталкер смотрит, как они идут.

Ржавый полуразвалившийся автобус, внутри которого как будто человеческие останки. Появляются Сталкер и Профессор, за ними – Писатель. Профессор мельком глядит внутрь автобуса, отворачивается. Писатель смотрит на останки с ужасом.

ПИСАТЕЛЬ. Господи! А где же… Они что, так здесь и остались? Люди?!

СТАЛКЕР. А кто их знает. Помню только, как они грузились у нас на станции, чтобы идти сюда, в Зону. Я еще мальчишкой был. Тогда все думали, что нас кто-то завоевать хочет. Умники… (Кидает гайку, она падает в замусоренную траву.) Давайте вы, Профессор. (Профессор идет.) Вы, Писатель…

Писатель снова с ужасом смотрит в автобус, идет вниз. Сталкер – за ним. Перед ними поле, на котором разбросана полусгнившая военная техника: танки, бронетранспортеры… Писатель поднимает гайку. Подходит Профессор, они смотрят куда-то.

СТАЛКЕР. Вон там и есть ваша Комната. Нам туда.

ПИСАТЕЛЬ. Что же вы, цену набивали? Это же рукой поспать!

СТАЛКЕР. Да, но рука должна быть о-очень длинной. У нас такой нет. (Кидает гайку в другую сторону.)

Гайка падает в траву. Очень осторожно подходит Профессор, поднимает гайку. За ним фланирующим шагом, насвистывая, идет Писатель. Подойдя к Профессору, нагибается, дергает деревцо и свистит еще громче.

СТАЛКЕР (испуганно). Оставьте! Нельзя! (Хватает кусок трубы из-под ног.) Не надо… Не трогайте!

Кидает железку – она не попадает в Писателя, но тот пригибается. Сталкер идет к нему и кричит.

СТАЛКЕР. Да не трогайте же вы!

ПИСАТЕЛЬ. Да вы что? Спятили? Вы что?

СТАЛКЕР. Я же говорил, тут не место для прогулок. Зона требует к себе уважения. Иначе она карает.

ПИСАТЕЛЬ. «Карает»!.. Только попробуйте еще раз что-нибудь такое… У вас что, языка нет?

СТАЛКЕР. Я же просил!

ПРОФЕССОР. Нам туда?

СТАЛКЕР. Да, подняться, войти и… сразу налево. Только мы здесь не пойдем. Мы пойдем кругом.

ПИСАТЕЛЬ. Это еще зачем?

СТАЛКЕР. Здесь не ходят. В Зоне вообще прямой путь не самый… короткий. Чем дальше, тем меньше риска.

ПИСАТЕЛЬ. Ну, а если напрямик – это что, смертельно?

ПРОФЕССОР. Ведь вам же сказали, что это опасно.

ПИСАТЕЛЬ. А в обход не очень?

СТАЛКЕР. Тоже опасно, конечно, но я же говорю: здесь не ходят.

ПИСАТЕЛЬ. Да мало ли кто где не ходит. Ну, а если я все-таки…

ПРОФЕССОР. Послушайте, вы… что…

ПИСАТЕЛЬ. Тащиться куда-то в обход! А здесь все перед носом. И здесь риск, и там риск. Какого черта!

СТАЛКЕР. Знаете, вы очень легкомысленно к этому относитесь.

ПИСАТЕЛЬ. Надоели все эти гайки с бинтиками. Ну их! Вы как хотите, а я пойду!

ПРОФЕССОР. Да он просто невменяем!

ПИСАТЕЛЬ. Сами вы, знаете ли… (Суетливо достает бутылку.)

СТАЛКЕР (очень вежливо). Можно мне?..

Писатель отдает ему бутылку. Сталкер отходит в сторону.

СТАЛКЕР. Ветер поднимается… чувствуете? Трава…

Выливает спиртное из бутылки и ставит ее на бетонную плиту.

ПИСАТЕЛЬ. Ну что ж, тогда тем более.

ПРОФЕССОР. Что «тем более»?

Профессор и Писатель трогаются с места. Профессор идет чуть впереди, посматривает на Писателя, будто хочет что-то сказать, но не решается. Сталкер догоняет их, берет Писателя за плечо.

СТАЛКЕР. Постойте!

ПИСАТЕЛЬ. Да уберите вы руки!

СТАЛКЕР. Хорошо. Пусть тогда Профессор будет свидетелем, я вас туда не посылал. Вы сами идете, по доброй воле…

ПИСАТЕЛЬ. Сам и по доброй. Что еще?

СТАЛКЕР (очень мягко). Ничего. Идите. (Писатель идет.) И дай Бог, чтобы вам повезло.

Писатель отходит на порядочное расстояние. Сталкер кричит.

СТАЛКЕР. Послушайте! Если в-вы вдруг что-то заметите или даже только почувствуете, что-то особое, немедленно возвращайтесь. Иначе…

ПИСАТЕЛЬ. Только не кидайте мне железки в затылок.

Писатель медленно идет к зданию. Останавливается, оглядывается, очень медленно двигается дальше. Поднимается ветер.

ГОЛОС (за кадром). Стойте! Не двигайтесь!

Сталкер и Профессор смотрят в сторону здания.

Сталкер взбирается на каменную плиту, оглядывается на Профессора.

СТАЛКЕР. Зачем вы?

ПРОФЕССОР. Что «зачем»?

СТАЛКЕР. Зачем вы его остановили?

ПРОФЕССОР. Как? Я думал, это вы…

Писатель еще некоторое время стоит, потом поспешно, задыхаясь, бежит обратно.

ПИСАТЕЛЬ. Что случилось? Зачем вы меня остановили?

СТАЛКЕР. Я вас не останавливал.

ПИСАТЕЛЬ (Профессору). А кто? Вы? (Профессор пожимает плечами.) Черт его знает…

ПРОФЕССОР. А вы молодец, гражданин Шекспир. Вперед идти страшно, назад совестно. Вот и скомандовал сам себе не своим голосом. Даже отрезвел со страху.

ПИСАТЕЛЬ. Что-что?

СТАЛКЕР. Прекратите.

ПИСАТЕЛЬ. З-зачем вы мою бутылку вылили?

СТАЛКЕР (кричит). Прекратите, я требую наконец! (Уходит в сторону). Зона – это… очень сложная система… ловушек, что ли, и все они смертельны. Не знаю, что здесь происходит в отсутствие человека, но стоит тут появиться людям, как все здесь приходит в движение. Бывшие ловушки исчезают, появляются новые. Безопасные места становятся непроходимыми, и путь делается то простым и легким, то запутывается до невозможности. Это – Зона. Может даже показаться, что она капризна, но в каждый момент она такова, какой мы ее сами сделали… своим состоянием. Не скрою, были случаи, когда людям приходилось возвращаться с полдороги, не солоно хлебавши. Были и такие, которые… гибли у самого порога Комнаты. Но все, что здесь происходит, зависит не от Зоны, а от нас!

ПИСАТЕЛЬ. Хороших она пропускает, а плохим – отрывает головы…

СТАЛКЕР. Н-нет, не знаю. Не уверен. Мне-то кажется, что пропускает она тех, у кого… надежд больше никаких не осталось. Не плохих или хороших, а… несчастных? Но даже самый разнесчастный гибнет здесь в три счета, если не умеет себя вести! Вам повезло, вас она предупредила, а могла бы и не предупредить!..

ПРОФЕССОР. А вы знаете, я вас, пожалуй, здесь подожду, пока вы назад не пойдете. Осчастливленные. (Снимает рюкзак, садится.)

СТАЛКЕР. Это невозможно!

ПРОФЕССОР. Уверяю вас, у меня с собой бутерброды, термос…

СТАЛКЕР. Во-первых, без меня вы здесь и часа не выдержите.

ПРОФЕССОР. А во-вторых?

СТАЛКЕР. А во-вторых, здесь не возвращаются тем путем, каким приходят.

ПРОФЕССОР. И все-таки я предпочел бы…

СТАЛКЕР. Тогда мы все вместе немедленно идем обратно. Деньги я вам верну. Разумеется, за вычетом некоторой суммы. За… ну, за беспокойство, что ли…

ПИСАТЕЛЬ. Отрезвели, а, Профессор?

ПРОФЕССОР. Ладно. (Встает, надевает рюкзак.) Бросайте вашу гайку.

Сталкер бросает гайку. Профессор идет вперед, за ним – Писатель и Сталкер. Невдалеке кукует кукушка.

Титры второй серии. За титрами Сталкер – оглядывается идет вперед.

Сталкер стоит у здания – очевидно, того, к которому они пробирались. Кукушка слышна громче.

СТАЛКЕР. Эй! Где вы там? Идите сюда!

Писатель лежит на камнях, Профессор сидит рядом с ним.

СТАЛКЕР. Вы что, устали?

Профессор встает с кряхтением, видно, что он очень устал.

ПИСАТЕЛЬ. О, Господи! Опять, кажется, наставления будет читать… Судя по тону…

Слышен грохочущий и булькающий звук. Вода в канализационном колодце поднимается столбом, бурлит, постепенно успокаивается. В это время за кадром голос Сталкера.

СТАЛКЕР. Пусть исполнится то, что задумано. Пусть они поверят. И пусть посмеются над своими страстями; ведь то, что они называют страстью, на самом деле не душевная энергия, а лишь трение между душой и внешним миром. А главное, пусть поверят в себя и станут беспомощными, как дети, потому что слабость велика, а сила ничтожна…

Сталкер пробирается по карнизу стены – видимо, плотины. Продолжается его внутренний монолог.

СТАЛКЕР. Когда человек родится, он слаб и гибок, когда умирает, он крепок и черств. Когда дерево растет, оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жестко, оно умирает. Черствость и сила спутники смерти, гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому что отвердело, то не победит. (Спускается внутрь здания, говорит вслух.) Идите сюда! (Появляются Писатель и Профессор.) Очень неплохо мы идем. Скоро будет «сухой тоннель», а там уж легче.

ПИСАТЕЛЬ. Смотрите, не сглазьте.

ПРОФЕССОР. Мы что, уже идем?

СТАЛКЕР. Конечно, а что?

ПРОФЕССОР. Подождите! Я думал, что вы… что вы только хотите нам что-то показать! А как же мой рюкзак?

СТАЛКЕР. А что случилось с рюкзаком?

ПРОФЕССОР. Как «что случилось»? Я его там оставил! Я ж не знал, что мы идем!

СТАЛКЕР. Теперь уж ничего не поделаешь.

ПРОФЕССОР. Нет, что вы. Надо вернуться.

СТАЛКЕР. Это невозможно!

ПРОФЕССОР. Да я не могу без рюкзака!

СТАЛКЕР. Здесь не возвращаются! Поймите, еще никто здесь той же дорогой не возвращался!

Профессор растерянно оглядывается.

ПИСАТЕЛЬ. Да плюньте вы на этот рюкзак. Что у вас там – бриллианты?

СТАЛКЕР. Вы забыли, куда идете. Комната даст вам все, что захотите.

ПИСАТЕЛЬ. Действительно. Сверх головы закидает рюкзаками.

ПРОФЕССОР. А далеко до этой Комнаты?

СТАЛКЕР. По прямой – метров двести, да только здесь не бывает прямых, вот в чем беда… Идемте.

Идут к выходу.

ПИСАТЕЛЬ. Оставьте свой ползучий эмпиризм, Профессор. Чудо вне эмпирики. Вспомните, как чуть не утонул святой Петр.

Сталкер останавливается над чем-то – мы не видим, над чем, и роняет туда гайку. Всплеск.

СТАЛКЕР. Идите, Писатель.

ПИСАТЕЛЬ. Куда идти?

СТАЛКЕР. Вот по этой лестнице. (Писатель уходит.) Профессор, где вы?

Сталкер выходит к лестнице. Внизу река.

Сталкер и Писатель оглядываются. Перед ними – выход из тоннеля, потоки воды, с грохотом падающие с плотины. Сталкер и Писатель останавливаются.

СТАЛКЕР. Ну вот и «сухой тоннель»!

ПИСАТЕЛЬ. Ничего себе сухой!

СТАЛКЕР. Это местная шутка. Обычно здесь вообще вплавь надо!

Сталкер идет под арку плотины, нащупывая дорогу палкой. Писатель останавливает его.

ПИСАТЕЛЬ. Постойте, а где Профессор?

СТАЛКЕР. Что?

ПИСАТЕЛЬ. Профессор пропал!

СТАЛКЕР. Профессор! Эй, Профессор! Ну что же вы! Он же за вами шел все время!

ПИСАТЕЛЬ. Отцепился, видимо, и заблудился.

СТАЛКЕР. Да не заблудился он! Он за рюкзаком, наверное, вернулся! Теперь он не выберется!

Внезапно темнеет.

ПИСАТЕЛЬ. Может, подождем?

СТАЛКЕР. Да нельзя здесь ждать! Здесь каждую минуту все меняется. Придется вдвоем!..

Грохот воды стихает, становится светло. На экране битый кафельный пол, прямо у воды тлеют угли. Слышны голоса.

ПИСАТЕЛЬ. Смотрите, что это? Откуда?

СТАЛКЕР. Я же вам объяснял!

ПИСАТЕЛЬ. Что «объяснял»?

СТАЛКЕР. Это Зона, понимаете? Зона! Идемте скорее, здесь… Идемте!..

Пол залит водой, на нем шприцы, бумага.

Писатель и Сталкер выходят из тоннеля и видят Профессора; он сидит у костра и пьет кофе.

ПИСАТЕЛЬ. Вот и он!

ПРОФЕССОР. Я, разумеется, весьма признателен вам, что вы… Только…

СТАЛКЕР. Как вы сюда попали?

ПРОФЕССОР. Большую часть пути я… прополз на четвереньках.

СТАЛКЕР. Невероятно. Но как вам удалось обогнать нас?

ПРОФЕССОР. Как «обогнать нас»? Я вернулся сюда за рюкзаком.

СТАЛКЕР. За рюк…

ПИСАТЕЛЬ. А откуда здесь наша гайка?

СТАЛКЕР (говорит, задыхаясь). Боже мой, это… это же ловушка! Здесь же Дикобраз специально гайку повесил. Как же Зона нас пропустила? Господи, да я теперь шагу не сделаю, пока… Хорошенькое дело. Все! Отдых! (Пошатываясь, обходит костер Профессора.) Только держитесь подальше от этой гайки, на всякий случай. Я уже грешным делом думал, что Профессор не выберется. Я ведь… (кашляет) я ведь никогда не знаю заранее, каких людей я веду. Все выясняется только здесь, когда уже поздно бывает.

Пока он говорит, Писатель отходит в сторону. Профессор заливает костер.

ПИСАТЕЛЬ. Мы-то ладно, главное – профессорский мешок с подштанниками цел остался!

ПРОФЕССОР. Ну и не суйте свой нос в чужие подштанники, если не понимаете.

ПИСАТЕЛЬ. А что тут понимать, собственно? Подумаешь, бином Ньютона…

Писатель ложится на крошечном сухом островке у берега канала.

ПИСАТЕЛЬ. Тоже мне – психологические бездны. В институте мы на плохом счету, средств на экспедицию нам не дают. Эх… набьем-ка мы наш рюкзак всякими манометрами-дерьмометрами, проникнем в Зону нелегально… И все здешние чудеса поверим алгеброй.

Профессор приваливается к пологой стене.

ПИСАТЕЛЬ. Никто в мире про Зону понятия не имеет. И тут, конечно, сенсация! Телевидение, поклонницы кипятком писают, лавровые веники несут…

Сталкер ложится на камни, кашляет.

ПИСАТЕЛЬ. …появляется наш Профессор весь в белом и объявляет: мене-мене, текел, упарсин. Ну, натурально, все разевают…