Kitobni o'qish: «Вальс для Наташки»

Shrift:

* * *

Елене Скоробогатовой – с благодарностью и любовью

Проза для чтения вслух

Таких книг, как эта, сейчас остро не хватает. У нас до сих пор, несмотря на резко меняющиеся реалии, в чести тексты, отражающие тёмные стороны человеческой натуры, а всё остальное считается не рыночным, не ликвидным, не имеющим спроса. Не буду оригинальным, если скажу, что такое положение дел просто возмутительно. Это искривляет нашу литературу, негативно сказывается на читательском сознании, заводит в тупик многие процессы на книгоиздательском поле. Но надежды на перемены не иссякнут, пока выходят такие книги, как «Вальс для Наташки» Аркадия Мара.

Добрую половину книги занимает произведение «Вальс для Наташки». По жанру – это повесть в новеллах. Подобное построение только на первый взгляд кажется простым. Многие авторы, использующие его, не понимают, что новеллы недостаточно поставить друг за другом, чтобы они объединились в целое. Аркадий Мар действительно связывает отдельные сюжеты в один, и дело здесь не только в общих героях, а в удивительной общей интонации. Каждая новелла – это фрагмент пазла, который к концу повествования складывается в цельную и гармоничную картину, удивительно притягательную и зовущую читателя внутрь.

Одно из важных свойств прозы писателя Мара – это создание притягательного мира, к которому хочется прикоснуться. Почему? Потому что этот мир добрый, – нет, из него не выхолощено зло, автор не сторонится драматизма (так, с первых страниц мы узнаём, что мать главной героини, шестилетней Наташки, умерла и живёт только на фотографии), но добро преодолевает тьму без всяких вариантов. И это важнейшее свойство прозы Аркадия Мара. Оно подкупает.

Однако перед читателем предстают далеко не сусальные дидактические истории. Текст книги очень живой, выстроенный по всем законам прозы, имеющий длиннейший шлейф подтекста и написанный уверенной, хорошо поставленной рукой.

Надо сказать, что писать о детях очень трудно. Тут легко сбиться на искусственность, на своеобразное сюсюканье, допустить фальшивые ноты. Мар всех этих опасностей счастливо избегает. Он постоянно меняет ракурс, точку видения. Повествование то ведётся с точки зрения девочки, то с точки зрения её замечательного отца, то от лица других героев. И всякий раз это отдельные, трогательные истории, которые объединяет сама жизнь, запечатлеть чьё размеренное течение и есть цель и задача литературы.

Отец и его дочь Наташка проходят через всю повесть. Поначалу мы не понимаем многого о них, даже того, где они живут. Но шаг за шагом автор раскрывает нам детали их бытования, окружает их людьми, ситуациями, добавляет к их характерам новые чёрточки. Вот как он тонко и красиво намекает, что действие происходит в советском восточном городе, скорей всего, Ташкенте:

«– Счастливого пути! – сказала Наташка и разжала пальцы.
Фрегат секунду помедлил, словно прощаясь с нами, мгновенно набрал скорость и понёсся по блестящей серебряной воде.
Мы стояли и смотрели ему вслед.
Ему предстояла долгая, трудная дорога.
Из арыка, за Парком культуры, попасть в канал Бурджар, плыть по быстрому Чирчику, где всегда холодная вода и много водоворотов. И только потом будет большая река Сырдарья, которая через весь Узбекистан течёт на север, в Аральское море».

Конечно, в прозе Аркадия Мара что-то есть и от Носова, и от Голявкина, и от других детских классиков. Но мне кажется, что иные его творческие установки свободней и раздольней. То чувство свободы и гигантского пространства, что заложено в только что процитированных строках, сопровождает нас на каждой странице. Мир ребёнка удачно сопоставляется с большим миром, который пока мечта, пока фантазия, но это тот простор, до которого надо дорасти героине. Такая парадигма выглядит на редкость романтично. Классической советской детской литературе подчас не хватало романтизма, он заменялся назидательностью. У писателя Мара романтизм – основа его эстетики, причём романтизм этот не от «бури и натиска», а из желания видеть во всём, даже в самом обыденном, особенное, интересное и интригующее. А что для ребёнка важнее всего? Интрига. Постоянное ощущение того, что дальше будет ещё интересней. И в жизни, и в книге.

Образы Наташки, центра притяжения всех смыслов текста, и её отца, основного повествователя, – ключевые для понимания фабулы и композиции. Но образы мальчиков, Альберта и Вадика, также выписаны очень выпукло. Этим ребятам явно будет нелегко в жизни, но все сложности они будут преодолевать за счёт искренности и чистоты, а не с помощью уловок и манипуляций.

На это свойство книги Аркадия Мара стоит обратить особое внимание. Описывая детей, он чётко даёт понять, какими видит их во взрослой жизни. И становится любопытно: если у героев есть прототипы, удалось ли автору понаблюдать за тем, кем они стали, когда выросли?

Формально повествование о Наташке заканчивается с окончанием текста, давшего название всей книге. Далее идёт другая проза писателя, с другими героями и событиями. Иногда и более взрослая. Но тон, заданный «Вальсом для Наташки», продолжает звучать. Этот нескончаемый камертон настроен так, что остальные герои и сюжетные коллизии подстраиваются под него.

Вся проза Аркадия Мара прекрасно воспринимается на звук. В ней нет ни капли фонетической и смысловой фальши. Я с удовольствием читал бы её вслух. А уже те, кто бы её слушал, уверен, сказали бы мне спасибо, как скажут спасибо автору все благодарные будущие читатели этой книги.

Максим Замшев, главный редактор «Литературной газеты», первый заместитель председателя МГО Союза писателей России, член Президиума Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, президент Академии поэзии

Вальс для Наташки
^{Повесть в новеллах}

Вальс для Наташки

Наташка крепко прижимает к себе жирафа Лёньку и шепчет:

– Только не спать, только не спать.

Да, сейчас она очень боится заснуть, ведь завтра день её рождения, и ей так хочется поймать ту минутку, когда исполняется целых шесть лет, когда вырастаешь сразу на целый год.

Перед тем как лечь, она попросила отца сделать отметку на двери. Стояла она честно – даже не поднялась ни разу на цыпочки, и чёрная карандашная чёрточка пришлась чуть ниже дверной ручки. Интересно, где будет эта смешная чёрточка завтра, – утром Наташка обязательно измерится опять…

Но сейчас нужно закрыть глаза и притвориться спящей: отец подходит к её кровати. Глаза не хотят закрываться, хочется засмеяться, и поэтому пришлось перевернуться на живот и уткнуться в подушку.

Отец что-то положил рядом с её кроватью. Наташка уже знает: это подарок. Большой свёрток, завёрнутый в целлофан и перевязанный красной шёлковой лентой. Отец прятал свёрток в шкафу, но её не проведёшь – она сразу поняла, что это подарок.

Но что же там? Может, кукла? Может, смешной надувной крокодил? Интересно бы посмотреть. Но сейчас ей некогда, и она потерпит до утра.

Отец выключил лампу, и стало совсем темно. Раньше Наташка боялась темноты и даже визжала от страха. Теперь же приятно чувствовать себя большой и сильной. Пусть будет совсем-совсем темно – ей ни капельки не страшно. Она может даже встать и, не зажигая света, пойти на кухню или в ванную. Только неохота…

В соседней квартире медленно начали бить старинные часы, и Наташка про себя считает их удары. Где она слышала, что день рождения наступает ровно в двенадцать часов ночи, Наташка забыла, но это уж точно, и поэтому теперь нужно вытерпеть и не заснуть.

Но целый, целый час – как ещё долго…

Наташка поворачивается на бок и смотрит на стену. Над её кроватью висит большая фотография. Сейчас темно – фотографии не видно, но Наташка на память может сказать, что на ней сфотографировано.

На этой фотографии живёт её мама. Пусть говорят, что люди, которые умерли, не возвращаются, но Наташка знает: когда-нибудь мама сойдёт с фотографии и опять будет жить вместе с ними. Только нужно очень этого хотеть… Наташка представила, как мама шагнёт с фотографии прямо в комнату, крепко-крепко обнимет её и спросит:

– Ну как вы там, соскучились без меня?

А пока Наташка сама ухаживает за отцом: ведь отец такой неприспособленный. Так про него сказала соседка Мария Степановна…

О чём бы ещё вспомнить?

Вчера Наташка вытирала полотенцем шкаф – и он вдруг заблестел так, что в его полированных створках отразилась смешная девчонка со съехавшим на затылок бантом и высунутым от усердия языком. Наташка высунула язык ещё больше и показала его шкафу. И противный шкаф сделал то же самое…

Как хочется спать… Наташкины глаза стараются закрыться, и она сильносильно трёт их руками. Она трёт глаза и жирафу Лёньке – пусть тоже не спит. Её жираф очень хороший – он умеет внимательно слушать и никогда не говорит, как отец: «Мне некогда»…

Сейчас Наташка расскажет ему о своей мечте. Слушай, жираф Лёнька. Слушай внимательно и не спи. Каждый день, возвращаясь из сада, Наташка тянет отца к соседней девятиэтажке. Там на втором этаже живёт мальчик. Знакомых мальчиков у Наташки много, но этот не такой, как остальные. Он умеет играть на скрипке. Наташка часто подходит к его дому и, затаив дыхание, долго стоит неподвижно. Она слушает… И иногда мальчик начинает играть. Простенькие звуки вальса поднимаются в небо, и Наташке начинает казаться, что всё вокруг останавливается, замирает и на всей-всей земле остаётся только одна музыка.

У Наташки почему-то щиплет в глазах, прозрачные капли скатываются по щеке. Как странно. Ведь ей совсем не хочется плакать…

И Наташка мечтает о том дне, когда возьмёт эту чудесную скрипку, проведёт по её струнам, и вдруг скрипка запоёт, звуки вальса поднимутся высоко в небо, вокруг всё остановится, замрёт, и на всей-всей земле останется только одна эта музыка.

Король и белый щенок с золотыми веснушками

Я приложил руку к Наташкиному лбу, и моя ладонь тотчас стала влажной. Блестящие бусинки пота скатывались вниз, прямо Наташке в глаза, и она нетерпеливо смахивала их.

– Папа, возьми меня на руки, – вдруг попросила Наташка.

– Но ведь ты уже большая. Сейчас тебе нужно спать. Попробуй засни, а завтра будешь совсем здоровой.

– Я ещё маленькая, – не согласилась Наташка, – а раньше ты всегда брал меня на руки. Я буду лежать тихонечко-тихонечко и сразу-сразу засну.

Я укутал Наташку в мохнатое одеяло и взял на руки. Её горячая голова прижалась к моему плечу. Я старался мягко и осторожно ступать на носках, но полы рассохлись и тихонечко поскрипывали вослед каждому шагу.

– Папа, расскажи мне сказку.

– Ну вот! Ты же обещала заснуть.

– Пожалуйста, я тебя очень прошу. Хоть самую маленькую сказку.

– Но я не знаю, с чего начать, – сказал я.

Наташка удобнее устроилась у меня на руках и зашептала в ухо:

– Далеко-далеко, за высокими горами, за глубокими морями жил-был Король.

– Далеко-далеко, за высокими горами, за глубокими морями жил-был Король, – повторил я, совершенно не зная, что сказать дальше.

– Ну что же ты молчишь? Даже это не умеешь, – сказала Наташка, и я понял: ещё секунда, и она заплачет.

В наше окно заглянула луна и вдруг расстелила по комнате серебряную фольгу. Я посмотрел в Наташкины блестящие, наполненные слезами глаза и начал снова:

– Далеко-далеко, за высокими горами, за глубокими морями жил-был Король.

– И у него были усы, – быстро подсказала Наташка.

– Хорошо, пусть. И у него были усы.

Я знал, почему она сказала про усы. Мой товарищ Алексей носил роскошные усы, и Наташка обожала, забравшись к нему на колени, наматывать на пальцы пушистые завитки.

– А когда Король пил водку, как ты с дядей Лёшей, то пел песню «Отговорила роща золотая».

– Наташка, – обиделся я. – Во-первых, мы не пьём водку, ну ладно, иногда и чуть-чуть, а во-вторых, не буду больше рассказывать сказку, раз ты такая умная.

– Не будешь рассказывать – я буду долго болеть, потом умру, и тебе больше никто не будет вытирать пыль и мыть посуду.

Я испугался и стал думать, что бы ещё сделать с этим проклятым Королём…

– Жил Король в большом красивом дворце из сорока шести комнат.

– Нет, – перебила Наташка. – У Короля не бывает столько комнат. Он живёт в двухкомнатной квартире, как мы.

– Наташка, – возразил я, – сказочным Королям всегда полагается жить во дворцах.

Но Наташка со мной не согласилась.

– Этот Король живёт в двухкомнатной квартире. Я была у него в гостях. Там очень много игрушек, а в ванной из крана течёт вкусный-вкусный лимонад. И ещё у Короля есть белый щенок с золотыми веснушками.

– Не бывает щенков с веснушками.

– Нет, бывает, – обиделась дочь. – Бывает, бывает. Мне он снится каждую ночь. И играет со мной. И Король тоже со мной играет. Мы бегаем по лесу и догоняем друг друга. А когда я устаю и сажусь на землю, щенок подходит, лижет меня и говорит: «Ну поиграй ещё со мной, ну поиграй, пожалуйста. Ведь мне так долго приходится ждать, пока наступит ночь и я вновь тебе приснюсь». И мы снова начинаем играть… А потом я иду к Королю в гости. Король закуривает трубку, пускает дым кольцами и начинает рассказывать разные удивительные истории. А когда мне нужно проснуться, я говорю им: «До свидания. Пожалуйста, приходите ко мне в следующем сне».

– Как зовут твоего щенка?

– Просто щенок. Белые щенки с золотыми веснушками получают имя, когда становятся взрослыми. Щенок сказал: «Когда я вырасту, придумай мне самое красивое имя…» А теперь, папа, положи меня в постель. Я хочу, чтобы они быстрее приснились…

Наташка зажмурила глаза, ровно задышала. Прошла минута, другая, я заметил, что уголки её губ начали приподниматься, рот приоткрылся. Наташка что-то зашептала во сне, и я понял, что она вновь встретилась с Королём и своим щенком с золотыми веснушками.

День, полный приключений

– Наташка, – сказал я за завтраком, – сегодня воскресенье, но мне придётся пойти на работу. Что же с тобой делать?

– Не волнуйся, – ответила дочь. – Вечно ты обо мне волнуешься. Это я должна о тебе волноваться.

– Делать нечего, ладно, оставайся дома. Только поешь вовремя. Что-то ты похудела за последнее время. Кожа да кости остались.

– Ничего ты не понимаешь, – не согласилась со мной дочь. – В саду все говорят, что у меня французская фигура. Это сейчас очень модно.

– Эта мода уже кончилась, – сказал я. – Сейчас во Франции модны очень даже упитанные дети.

– А ты точно знаешь?

– Конечно. Даже по телевизору сообщили.

– Что-то не слышала, – недоверчиво проговорила Наташка. – Ну ладно, тогда доем торт и выпью два стакана компота. А ничего, что тебе торт не достанется? Тебе же не нужно полнеть. Ты ведь и так упитан.

Я не стал спорить, поцеловал дочь, на ходу дожевал кусок колбасы и пошёл на работу…

Наташка подошла к окну. Во дворе не происходило ничего интересного. Было лишь десять часов, и, наверное, её друг Вадик ещё спал.

Но вот кто-то вышел из соседнего подъезда. Наташка открыла окно настежь, перегнулась через подоконник.

А-а, вспомнила! Вчера, когда она гуляла, к соседнему подъезду подкатила машина, доверху наполненная вещами.

– Смотри, Наташка, новые жильцы въезжают, – сказала тогда соседка Мария Степановна. – И мальчик там есть. Друг тебе ещё один будет.

Наташка увидела мальчика. Он стоял рядом с машиной и прижимал к себе большую чёрную папку. Наташка хотела подойти посмотреть, что это он прижимает к себе, – может, интересное что-то, но тут её позвал отец, и пришлось идти домой…

Наташка сняла с гвоздя ключ от квартиры, положила в карман, захлопнула за собой дверь и стала спускаться по лестнице. На площадке второго этажа она увидела Катю.

– Хочу с тобой серьёзно поговорить, – сказала Наташка. – Передай своему знакомому, что, если он будет мучить кошек, ему хуже будет.

– Что ты, Наташка! Вечно всё выдумываешь. Очень нужны ему кошки. Он весь день на мопеде гоняет. Хочешь, попрошу, тебя тоже покатает?

– Не нужен мне его мопед. И на твоём месте я бы вообще перестала с ним дружить.

– Тебе какое дело, – обиделась Катя. – Я уже в пятом классе учусь и не собираюсь слушать такую малявку, как ты…

Наташка вышла во двор. Настроение было совсем испорчено из-за этой Катьки. И тут она вспомнила совет своего друга Вадика.

– Наташка, – говорил он, – когда у тебя плохое настроение, подерись с кем-нибудь. Это всегда здорово помогает!

Наташка уважала Вадика. Он быстрее всех влезал на деревья и заборы, дальше всех кидал камни. Как же можно было не уважать такого талантливого человека? Правда, Наташка ещё никогда не исправляла настроение таким способом, но попробовать было надо, и она подошла к мальчику.

Она глубоко засунула руки в карманы джинсов, изо всех сил прищурила глаза и сказала басом:

– Ты почему сидишь на моей скамейке?

Но мальчик почему-то не стал говорить: «А тебе какое дело?», как отвечали все другие ребята. Он встал и произнёс совсем другие слова:

– Извини, пожалуйста. Я не знал, что это твоя скамейка.

«Да, – подумала Наташка. – Очень необычный мальчик». Но настроение пока не исправлялось, и она решила попробовать ещё раз. К чему бы ещё придраться? Но в голову ничего не приходило, и она просто вытащила руку из кармана, сжала её в кулак и ткнула мальчика в бок.

Затем отскочила назад, приняла боксёрскую стойку, как учил её Вадик. Но мальчик вдруг молча повернулся к ней спиной и пошёл к своему подъезду.

– Стой! – закричала Наташка. – Почему ты со мной не дерёшься? Ты, наверное, трус. Трус!

– Нет, – сказал мальчик. – Я не трус. Просто мне нельзя драться. Я музыкант.

– Музыкант… – удивилась Наташка. – А на какой музыке ты играешь?

– На фортепиано. И уже за второй класс.

Да, это был совершенно необыкновенный мальчик.

– Как тебя зовут? – спросила Наташка.

– Альберт.

И имя у него было необыкновенное!

– А меня – Наташка… Знаешь, Альберт, ты теперь во дворе никого не бойся. Я лично буду тебя защищать.

– А я тебя научу играть на фортепиано. Хочешь?

– Конечно. Когда начнём?

– Хоть сейчас.

Они вошли в подъезд, поднялись по лестнице, и Альберт нажал кнопку звонка.

– Мама, это Наташка, – сказал Альберт. – Мы с ней уже подружились.

– Очень хорошо, – похвалила мама. – Пока поиграйте во что-нибудь, а я обед приготовлю.

– Смотри, это моя комната, – объяснил Альберт. – Только в ней ещё беспорядок.

– Не волнуйся, вы же только вчера переехали, – успокоила его Наташка. – А чей портрет на стенке висит? Твоего дедушки?

– Что ты, Наташка! Это великий композитор Чайковский. Вот, послушай, эта пьеса называется «Болезнь куклы».

Альберт сел за фортепиано и начал играть.

– Ну как, понравилось? – поинтересовался он.

– Вообще-то от Чайковского я большего ожидала, – сказала Наташка. – А что, он сочинял только грустную музыку?

– Нет, почему, например «Танец маленьких лебедей» – очень даже весёлая пьеса.

– Эту вещь я знаю, – обрадовалась Наташка. – Под неё настоящие балерины танцуют! А для чего большая чёрная папка нужна?

– Там ноты лежат. Я с ней в музыкальную школу хожу.

– Хочу тебя попросить, – сказала Наташка. – Когда в следующий раз пойдёшь в музыкальную школу, можно за тебя папку понести?

– По-моему, очень вкусный кисель получился, – мама Альберта вошла в комнату с двумя стаканами в руках. – Ну-ка, налетайте!

Наташка взяла стакан, подошла к окну. И вдруг, резко повернувшись, побежала к двери.

– Беги за мной! – крикнула она Альберту. – Он опять кошку мучает!

– Куда вы? – спросила мама Альберта. – Допейте хоть кисель, сумасшедшие!

Но они уже через две ступеньки неслись вниз по лестнице…

Возле третьего подъезда, где выбито стекло, стоял красивый красный мопед. Рядом с ним второгодник Максимов из соседнего дома держал кошку за хвост. Голова её моталась внизу, кошка отчаянно мяукала и извивалась, стараясь освободиться.

– Отпусти кошку, отпусти! – закричала Наташка. – Ты зачем её мучаешь?!

– А тебе какое дело? Твоя она, что ли?

– Ты… Ты… Живодёр, – тихо сказала Наташка.

– Что? Сейчас получишь за живодёра! – Максимов толкнул Наташку, и она отлетела в сторону.

– Не смей обижать женщин! – крикнул Альберт, подбегая. Он сжал кулаки и бросился в атаку. Но через секунду оказался на земле рядом с Наташкой.

Наташка вскочила, утёрла рукавом слёзы и вдруг, подняв камень, бросилась к мопеду.

Удар – и на красивом лакированном баке образовалась вмятина.

Удар – и вдребезги разлетелась фара.

– Ты что делаешь!!! – заорал Максимов.

– Отпусти кошку, – сказала Наташка. – А то совсем разобью.

– Ладно, забирай свою паршивую кошку, – сказал Максимов. – Вечером я к твоему отцу приду. Пусть за ремонт заплатит!

Он отпустил кошку, завёл мопед и уехал…