Kitobni o'qish: «Новичок 4. Кубок Канады 1989»
Глава 1
28 мая 1988 года. Советский Союз. Москва. Государственный комитет по физической культуре и спорту CССР. Заседание по итогам розыгрыша чемпионата Советского Союза по хоккею с шайбой среди команд высшей и первой лиги, а также сборных команд.
Это только непосвященным кажется, что чемпионат страны заканчивается, когда на шею победителям вешают золотые медали. На самом деле это не так.
Чемпионат заканчивается, когда на документах, докладах, отчетах и протоколах ставятся подписи. В случае с сорок вторым чемпионатом Советского Союза по хоккею с шайбой среди команд высшей лиги это случилось спустя две недели после пятой игры финала.
Итог всего чемпионата подвел Николай Николаевич Соколов, бывший председатель Федерации Хоккея СССР. Доклад Соколова был достаточно долгим, как-никак, формула с плей-офф использовалась впервые, но очень содержательным, хотя и по советской традиции многословным…
– … Таким образом, товарищи, необходимо отметить, что формула проведения чемпионата себя полностью оправдала. Игры третьего этапа чемпионата прошли в бескомпромиссной борьбе и вызвали большой зрительский интерес. Все шесть игр полуфиналов, три за третье место и пять за первое прошли со зрительскими аншлагами, а общее количество заявок только от трудовых коллектив предприятий расположенных в городах, где проходили игры третьего этапа чемпионата, превысило номинальную вместимость дворцов спорта.
Кроме того, нельзя не отметить высокую результативность, как в этих играх, так и во всем чемпионате. 42-й чемпионат Советского Союза стал рекордсменом по общему числу заброшенных шайб и по количество игр, где были заброшены 5 и более шайб.
В связи со всем вышесказанным, предлагаю признать организацию сорок второго чемпионата по хоккею с шайбой среди команд высшей лиги удовлетворительной, – (как мы все знаем, по советской классике, работа правлений, комитетов и прочих советских говорилень не может быть хорошей, или не дай Бог отличной. Или удовлетворительно или нет, по-другому никак), – и утвердить эти результаты. Кто за, товарищи? – Воздержавшихся или проголосовавших против не было, и сезон был официально завершен.
– Спасибо, товарищи. Можем приступать ко второму вопросу заседания, а именно обсуждения формулы предстоящего, сорок третьего чемпионата Советского Союза среди команд высшей лиги. В связи с вышесказанным, у президиума Федерации Хоккея уже сложилось определенное мнение, но президиум считает нужным заслушать тренеров команд медалистов, как наиболее авторитетных экспертов. Поэтому слово предоставляется товарищу Дмитриеву Игорю Ефимовичу, старшему тренеру команды “Крылья Советов”, Москва. Товарищ Дмитриев, прошу вас.
Игорь Дмитриев, бывший, в тот момент, одним из самых авторитетных хоккейных специалистов пользовался большим уважением среди своих коллег, и к его голосу прислушивались, впрочем, как и к Владимиру Юрзинову старшему, тренеру недавних соперников “Крыльев” по серии за третье место, и, самом собой, как и к Тихонову, который был вообще чуть ли не главным авторитетом во всем хоккее за пределами НХЛ. На фоне этих товарищей старший тренер “Автомобилиста” был намного менее значимой фигурой.
Но это в прошлом сезоне. А сейчас, Асташев напротив должен был выступать последним, и его слово стало значительнее увесистей. Как-никак, он – тренер, открывший всему хоккейному миру главную молодую звезду, семнадцатилетнего Александра Семенова, и выигравшего с ним всё, что только возможно.
– Я считаю, товарищи – начал тренер “Крылышек”, – что эксперимент, который мы с вами поставили в прошлом сезоне, не просто удачный. Он, как уже сказал товарищ Соколов, сделал наш чемпионат намного более зрелищным. И что очень важно, если посмотреть на плотность расположения команд в верхней половине турнирной таблицы, то видно, что во втором этапе было очень мало проходных матчей. Целая группа команд до последнего тура сохраняла шансы на четвертое место и попадание в полуфинал. И мне, как тренеру, и неравнодушному к хоккею человеку, представляется правильным проведение и следующего чемпионата по этой формуле. Если мы откатимся к формуле чемпионата сезона 1986–1987, то болельщики наверняка будут недовольны, и мы все это почувствуем. Посещаемость так уж точно снизится. Особенно, если чемпион определится заранее.
– Правильно я понимаю, что ваши слова означают то, что вы лично за повторение опыта чемпионата 1987–1988? – уточнил Соколов.
– Да, именно так.
– Спасибо. Товарищ Тихонов Виктор Васильевич, вам слово.
– А я против. И вот почему. Товарищ Дмитриев совершенно прав, и интерес к чемпионату, и накал борьбы в этом сезоне были выше, чем, например, в прошлом. Но, не надо забывать, что прошедший сезон был олимпийским, и чемпионат мира не проводился. Следующий сезон не такой, и уже пятнадцатого апреля стартует чемпионат мира в Стокгольме. У нас просто не будет времени на проведение турнира в те же сроки.
– Подождите, Виктор Васильевич, – сказал Соколов. Тихонов поморщился, он не любил, когда его перебивали, – Вы не забыли про паузу на подготовку и проведение Олимпийских игр? Если учитывать это, то мы укладываемся по срокам.
– Верно, вот только если мы не вернемся к формуле 87 года, то я повезу в Стокгольм уставшую команду. А если всем известные события состоятся, то еще и без, как минимум, одного ключевого игрока. Думаю, не нужно пояснять, о чём я, – это действительно было не нужно. Все собравшиеся прекрасно понимали, что речь шла о Семенове и его возможном отъезде в НХЛ, – Учитывая то, что мне необходимы, как минимум, 3 недели для подготовки команды к чемпионату мира, сезон должен быть завершен не позднее 20 марта. И это при условии сокращения высшей лиги до десяти команд. Формула розыгрыша прошедшего сезона просто не вписывается во временные рамки с 1 сентября по 20 марта. Поэтому я против плей-офф.
– Ваша позиция понятна, товарищ Тихонов, – Соколов продолжал модерировать собрание, – спасибо. Теперь, слово предоставляется товарищу Асташеву Александру Александровичу, старшему тренеру хоккейной команды “Автомобилист” Свердловск.
“Хорошо, хоть не надо выступать с высокой трибуны”, – подумал Асташев, когда Соколов передал ему слово, – “учитывая то, что я хочу сказать, это было бы похоже на показательную казнь, притом меня”.
Он глубоко вдохнул и начал:
– Я, как старший тренер команды – победителя предыдущего первенства страны, одновременно согласен и не согласен с товарищем Дмитриевым. Я считаю, что нашему чемпионату необходимы вот такие вот серии, и не только полуфинальные и финальные. Будь моя воля, в играх на вылет участвовали бы восемь команд, а не четыре. Поэтому я за плей-офф. Вся страна видела, в какой атмосфере проходили игры моей команды, вы уж извините меня, товарищи, я как куркуль буду сейчас хвалить исключительно своё болото. Две домашние игры с Рижским “Динамо” и три с ЦСКА проходили в небывалой для нашего хоккея атмосфере, да и выездная игра в Риге тоже. А всё потому что игры имели высочайшую ценность. И кстати, товарищи, я не понимаю, почему никто не говорит про финансовую сторону?
– Что вы имеете в виду, товарищ Асташев?
– Я имею в виду вот это, товарищ Соколов, – старший тренер “Автомобилиста” демонстративно показал всем копию контракта с канадским каналом TSN, – если мы примем решение о 36 матчах для каждой команды на следующий сезон, то ни о каком продлении этого контракта на сезон 89–90 и речи не будет. Вы уж простите за грубость, товарищи, но никто не купит коробку конфет у продавца, который в прошлый раз подсунул вместо шоколада говно.
– Товарищ Асташев, – повысил голос Соколов, – попрошу не выражаться! У вас всё?
– Нет, не всё. Я искренне не понимаю, почему нельзя оставить текущий вариант розыгрыша, и, сократив паузы между турами, уложиться в сроки до чемпионата мира. Да и вообще, почему нам нужно заканчивать розыгрыш в середине марта. Зачем готовить сборную команду почти месяц к чемпионату мира?
– Да потому что против нас будут канадцы и американцы из НХЛ! – не выдержал Тихонов, – это на олимпиаде они не могут играть, а на чемпионате мира пожалуйста.
– И что? – тут же задал вопрос Асташев. Виктор Василич, ты почему так сильно не веришь в собственных игроков?
Тихонов, опешив, спросил со своего места:
– Это почему я в них не верю?
– Да потому что регулярный сезон НХЛ проводится всегда примерно в одно и тоже время, начинается в начале октября и заканчивается в конце марта. И каждая команда проводит по 80 матчей. У “Автомобилиста” и твоего ЦСКА в прошлом сезоне было 65. И это учитывая тот факт, что мы в плей-офф играли до самого последнего момента. У игроков сборной Советского Союза в любом случае будет нагрузка меньше почти на двадцать процентов, чем у их оппонентов из Канады или США. И не забывайте, что половина игроков НХЛ будет занята в играх плей-офф. Нашей сборной будут противостоят неудачники. Мы что, слабее их?
На этот выпад Тихонов не нашёл что ответить, и в результате формула розыгрыша следующего сезона полностью повторяла предыдущую. Товарищ Соколов, конечно, устроил голосование, но оно было, скорее, для проформы. Сторонников плей-офф было намного больше.
Скорее всего, дело было в том, что Асташев надавил на очень чувствительную точку, на финансовый вопрос. Контракт с TSN и правда был очень важен. Но никто не сказал это вслух.
– Спасибо, товарищи. – Сказал Соколов после голосования, – теперь перейдём к третьему вопросу, а именно, к предложениям заокеанской стороны, касательно проведения следующего кубка Канады в 1989 году, и нашего участия в нём. Хочу напомнить о сроках предполагаемого турнира. Он должен пройти с 31-го августа по 16 сентября 1989 года в городах Квебек, Монреаль, Торонто, Саскатун, Гамильтон, Питтсбург, Детройт и Чикаго. Товарищ Тихонов, вы – старший тренер сборной, так что, вам слово.
– С моей стороны нет никаких возражений насчет участия сборной Советского Союза. Скорее, наоборот. Мы Кубок Канады выиграли всего один раз, семь лет назад. Сейчас самое время исправить это упущение.
– Товарищи, прошу слова – раздался голос Виктора Ивановича Мироненко. В отчётных собраниях Федерации Хоккея СССР всегда участвовали представители КСПСС и ВЛКСМ, но то, что в этот раз от комсомола присутствовал аж целый первый секретарь, стало сюрпризом для всех.
Само собой, что слово Мироненко было предоставлено.
– Товарищ Тихонов, скажите, пожалуйста. Учитывая то, какое значение имеет хоккей для простых советских граждан, вы можете гарантировать победу в этом, пока еще гипотетическом турнире?
– Это спорт. В нём никогда ничего нельзя гарантировать, – ответил Тихонов.
– Я вас понимаю. Но всё же, настаиваю на том, чтобы вы ответили определенно.
– Скажу так. Учитывая состав сборной на последней Олимпиаде и возможность посвятить тренировочному процессу необходимое время, это очень вероятно.
– Спасибо большое. У меня больше нет вопросов.
Все присутствующие не очень поняли, что же имел в виду Мироненко, но уточнять никто не стал. Выждав некоторое время, Соколов продолжил.
– Итак, товарищи, подведем итоги. Выношу на голосование вопрос об участии сборной Советского Союза на Кубке Канады 1989 года. Кто за? Спасибо. Кто против? Кто воздержался? Решение принято единогласно.
Итог голосования был встречен аплодисментами. Когда они стихли, Соколов перешёл к последнему вопросу.
– Товарищи, мы почти закончили. Думаю, что последний пункт не займет у нас много времени. Как вы все знаете, в этом году Свердловский “Автомобилист” будет представлять чемпионат Советского Союза в турне по Северной Америке. Оно пройдет с первого июля по первое августа. Товарищ Асташев, вам будет нужна помощь других команд? Присутствующие здесь товарищи Тихонов, Дмитриев, Юрзинов, Моисеев (старший тренер Московского “Динамо”, прим. автора), Цыгуров (тренер “Трактора”), Майоров (не люблю “Спартак”, но как без него?) и другие готовы оказать вам помощь в формировании состава на эту серию.
– Спасибо, товарищи, – начал Асташев, – но нам помощь не требуется. Как показал последний розыгрыш, у “Автомобилиста” сейчас, без всяких оговорок, лучший состав в чемпионате Советского Союза. Усиливать нас игроками других команд – это выказывать неуважение ко всему советскому хоккею. До начала серии больше месяца. Травмированные успеют восстановиться, и мы будем готовы.
– Что ж, у президиума Федерации Хоккея другое мнение, но учитывая вашу работу в прошлом сезоне, мы оставляем вам, товарищ Асташев, право комплектовать состав. На этом всё, товарищи. Спасибо.
Официальная часть заседания была закончена, и все участники плавно переместились в банкетный зал, где, вопреки позиции товарища Горбачева, всё буквально кричало о привилегиях. Копченый балык, икра, коньяк и заграничный виски, дичь, и прочее, прочее, прочее…
Чокаясь крепким с руководителями советского хоккея товарищ Мироненко был доволен. Сегодня он не сказал и не предложил ничего из того, что планировал. Но он заложил фундамент, на котором очень скоро построит очень многое…
В это время не только в Москве поднимали рюмки и говорили тосты. В пригороде Нижнего Тагила тоже нашлось достаточно любителей горячительного. И повод у них был намного более важным. Клавдию Семенову, маму новой суперзвезды мирового хоккея, выписали из роддома. И за неё и малышку Катю на даче Семеновых пил почти весь “Автомобилист”…
* * *
– А ну-ка, а ну-ка! Женя, дай-ка я посмотрю на твою красавицу, – голос Кутергина, нашего капитана, заглушает почти всё, даже музыку, играющую на магнитофоне Панасоник.
Дачный домик у моих родителей не сказать, что большой. Он намного меньше, чем усадьба Академика Красовского, на которой мы с Никой проводили много времени. Но всё равно, он, домик, намного лучше, чем соседние. И вряд ли кто-то из соседей осудил бы моих родителей. Они, соседи, скорее завидуют. Но по-доброму.
Сегодня вся наша улица в садовом товариществе заставлена машинами. Волги, Москвичи, Жигули. Практически весь ассортимент новинок советского автопрома.
Мы гуляем, откисаем после сложнейшего сезона, в котором команда прыгнула выше головы.
И спасибо, что мне всего семнадцать. При желании, я могу пить как взрослый, это очень травоядное время, но в любом случае есть возможность соскочить. Был бы взрослым – не отделался.
– Давай, давай, Женя, – повторяет Витя, вырывая меня из внутреннего монолога, – показывай дочку.
Отец улыбается, он уже много выпил, даже очень. Но он литейщик, они из другого теста. Градус выдаёт только слегка шальная улыбка.
– Держи, Вить, только аккуратно. Катенька спит, – папа передаёт запеленованную сестричку Кутергину, и тот, держа сверток как драгоценность, осторожно откидывает покрывало. Моя сестренка не спит и смотрит на Витю своими цепкими голубыми глазами бусинками.
– Ну, красотка, красотка как есть! – говорит Витя, – И ей повезло, ничуть не похожа на нашего жонглера, он у вас, Жень, совсем не получился.
Вокруг Кутергина много народа, и все взрываются смехом, шутку явно оценили.
Только Нестеренко не смеется. Наш медицинский царь и Бог как-то очень пристально смотрит на Катеньку, которая улыбается Кутергину.
– Дай-ка мне эту красавицу, – говорит Сан Саныч.
– Медицина, – возмущается Кутергин, – ты опять беспредел творишь? Вот не дам и всё. Видишь, как ей со мной хорошо.
Катюша и правда улыбается капитану “Автомобилиста” и их чувства точно взаимны. Даже не знал, что Кутергин так любит детей.
– Давай-давай, – отвечает Нестеренко, – не всё коту масленица.
Виктор нехотя передаёт малышку нашему доктору, и тот, получив желаемое, резко поворачивается, и, кивнув маме, уходит с ней в дом…
Чтобы через пару минут вернуться уже без ребенка.
– Саша, Женя, можно вас на пару слов….
Глава 2
– В чём дело, Сан Саныч, – спросил отец у Нестеренко, когда мы втроем зашли в садовый домик и предусмотрительно закрыли дверь. Мама, которая резала овощи, достаточно дефицитные по нынешней свердловской поре свежие огурцы, помидоры и сладкий перец, с тревогой посмотрела на нас.
Доктор аккуратно передал Катеньку маме и сказал:
– Женя, Клава, тут такое дело, – я, до того как стать спортивным врачом, был педиатром, правда, достаточно давно, но как говорили пациенты, я был хорошим специалистом. А у хорошего специалиста есть такая вещь, как чутьё. И хоть убейте, но я чувствую, что с Катей что-то не так. Не могу объяснить, но буквально чувствую.
– Саныч, ну, это не серьезно. Что значит “чувствую”? Что ты прикажешь сказать нам участковому педиатру, когда мы к нему придем? Знакомый сказал, что с ребенком что-то не так, проверьте девочку на всё?
– Нет, так делать не нужно. Я на следующей неделе лечу в Москву по делам команды. И там я зайду к себе в институт. Меня в первом меде хорошо знают и точно не откажут положить Катю с мамой на обследование. Если я ошибаюсь, то неделю-другую побудут на казенных харчах и всё. А если нет, то там точно что-то найдут.
– Ну, знаешь, – продолжал кипятиться отец, – в нашей поликлинике у специалистов вообще не было претензий, ну кроме недоношенности. А тут ты нам предлагаешь везти дочь аж в Москву.
– Женя, – вмешалась в разговор мама, – давай послушаем Сан Саныча. Если он и вправду ошибся, то ничего страшного не случится. А представь себе, что будет, если он прав, а мы ничего не сделали. Саша, – обратилась она ко мне, – а ты что скажешь?
– То, что наш доктор жуткий перестраховщик, но при этом в чутье ему не откажешь. Я же вам рассказывал. Александр Александрович был резко против нашей гостевой игры с Ригой. Ну, когда нас отравили. Если бы мы его послушали, если бы я его послушал, то не было бы этой травмы и не пришлось бы через боль играть. Так что, я бы его послушал.
– Ладно, ваша взяла.
На следующий день Нестеренко улетел в Москву, а еще через два дня туда отправились и мы с мамой. Я выступил в качестве моральной поддержки, отца тоже отпускали с завода, но он получил повышение, стал бригадиром, и не просто не смог. В бригаде как раз появились два новых плавильщика, и за ними был нужен глаз да глаз.
* * *
Советская Москва летом, и она же зимой, и, тем более, осенью – это разные вещи. Зимой столица это очень угрюмый город, как и Свердловск, в общем-то. А вот летом она преображается. Девчонки в платьях, зелень парков, широкие и прямые, как стрела, проспекты с минимумом, по моим меркам, машин, уют садового кольца. Красота!
Но нам было не до этого. Сразу же по прилету мы поехали на Большую Пироговскую улицу, где располагалась педиатрическая больница московского первого меда, где нас уже ждал целый консилиум, сразу несколько профессоров и прочих светил медицины приняли маму под белые ручки и пообещали, что Катю обследуют очень тщательно.
Я же поехал к Сергею Федорову. Из всех армейцев, я лучше всего общался с ним и Фетисовым с Ларионовым. Но Сергей, считай что, мой ровестник, и с ним всё равно проще.
Следующую неделю я регулярно навещал маму в больнице, а вечерами тусил в компании Федорова и его друзей. Развлечения у нас были достаточно простые, в основном алкоголь и девушки, коих вокруг спортсменов, особенно молодых и известных, всегда и везде вьётся очень и очень много.
Закончились мои московские каникулы пятого июня. Катю выписали, и можно было возвращаться в Нижний Тагил.
И, к сожалению, Сан Саныч оказался прав. Нашли, правда, не то, что искали, но всё равно, чутьё главного врача “Автомобилиста” не подвело.
Дефицит гормона роста – вот что нашли московские эскулапы. По словам неонатолога Кудрявцева, который и вёл Катю, у младенцев с гормональным фоном всё очень и очень сложно и чаще всего, в столь юном возрасте, трудно делать какие определенные выводы, но с Катей всё было, плюс – минус, очевидно.
Еще недавно, подобный диагноз был бы приговором, притом, окончательным и не подлежащим обжалованию. С подобным трудно рассчитывать на нормальную жизнь, вернее, даже невозможно. Но сейчас уже есть лечение.
Правда, не в СССР. У нас гормон роста, он же соматотропин, пока что производился в очень небольших количествах и по устаревшей технологии. Его получали при вскрытии из гипофиза умерших, качество полученного таким образом соматотропина было невысоким. В Германии, Великобритании и Штатах – же вот уже три года гормон роста производили по новой технологии, рекомбинантной РНК. В Союзе над ней тоже работали, но с отставанием. Так что, советские мальчики и девочки, страдающие этим недугом, должны были получить лекарство соответствующего качества только через три-четыре года.
Но Катя Семенова – не обычная советская девочка, а сестра знаменитого хоккеиста, который через месяц отправляется в заокеанское турне и вообще вот-вот подпишет контракт с командой из США. И это значит, что у неё есть перспективы.
В итоге, эскулапы из первого меда составили гипотетическую схему лечения, при всей моей звездности и финансовых возможностях, трудностей всё равно было не избежать.
Лечить сестренку будут не в Нижнем Тагиле, а в Свердловске, там специалисты лучше, да и это ближе к Курганово, Нестеренко обещал строгий контроль над всем процессом.
Лечение подразумевало каждодневные инъекции рекомбинантного гормона роста.
И с точки зрения финансов было ну просто неподъемным.
Недельная доза соматотропина стоила как “крыло от самолёта”, фигурально выражаясь, а именно, 250 долларов, больше тысячи в месяц. Это очень и очень много.
Плюс, существовали еще и другие препятствия. В Штатах препараты соматотропина являются рецептурными, нельзя просто так прийти в аптеку и купить, условно говоря, 365 ампул. Плюс, таможня меня бы сто процентов тормознула. Причём, дважды. Сначала в США, а потом уже у нас.
Помимо большого количества денег требовалось еще и большое количество бумаг и согласований.
Самому мне всё это было никак не осилить, поэтому пришлось подключать к этому делу тяжёлую артиллерию. А именно: Асташева с Нестеренко. Что я и сделал, позвонив старшему тренеру “Автомобилиста” сразу, как только узнал результаты обследования сестры и рекомендаций по лечению.
К чести руководства “Автомобилиста”, старший тренер прилетел буквально на следующий день. И не один, а с председателем областного спорткомитета Завьяловым.
Вместе мы отправились на прием к товарищу Грамову, и через несколько дней согласований и созвонов с Миннесотой, всё было готово.
Мой будущий клуб пообещал уладить все нюансы с покупкой соматотропина и получением разрешений на его вывоз, а товарищи из союзного спорткомитета гарантировали отсутствие препон со стороны советской таможни.
Кроме того, что со слов того же Асташева было немыслимо в Советском Союзе, мне еще и разрешили купить валюту по официальному курсу, а именно: 70 копеек за один доллар и выплатили часть премиальных, фиксированную часть, за заокеанское турне.
В результате, у меня на руках, с учетом денег, полученных за чемпионат, было 28 тысяч долларов – целое состояние.
Которое полностью уйдёт на лекарства.
К слову, я когда получил на руки весь расклад, испытал огромное облегчение и поймал себя на мысли, что даже если бы у меня на носу не было бы контракта с Миннесотой, я бы всё равно, не раздумывая заплатил бы столько, сколько нужно. Вот ни на секунды не сомневаюсь в этом. Всё равно нашёл бы способ получить лекарства для сестры. Понятное дело, что для этого пришлось бы идти на поклон к Тихонову, но я же и так должен был стать игроком ЦСКА, так что, ничего страшного бы не случилось.
Из-за всех этих хлопот связанных с сестрой, я задержался в Москве дольше, чем планировал, да и не только я, но и Асташев.
Поэтому сбор посвященный подготовке “Автомобилиста” к заокеанскому турне начал Прокофьев. Впрочем, Асташев полностью доверял Виталию Георгиевичу, мой первый тренер в “Спутнике” хорошо сработался со своим начальником в “Автомобилисте”, и в таком деле как это, вполне мог его на время подменить.
Десятого июня Асташев улетел обратно в Свердловск, а я же остался, правда, всего на несколько часов.
Как-никак, уже завтра драфт НХЛ в Монреале, и мое личное присутствие в тамошнем Колизее было очень и очень желательным для боссов моей будущей команды.
В спорткомитете меня в очередной раз проинструктировали, на сей раз, правда, не так строго, как в тот раз, когда я летал в Нью-Йорк, и десятого вечером я, вместе с Колей Смирновым, одним из двух моих ангелов-хранителей в прошлой поездке, вылетел в самый крупный город канадской провинции Квебек.
Часть лекарств для Кати я планировал привезти уже через несколько дней, а всё остальное по возвращению из турне.
* * *
Американские журналисты очень ушлые ребята. Именно они встретили меня в аэропорту Монреаля. Целых пять акул пера из Миннесоты буквально вцепились в меня, как только мы со Смирновым прошли паспортный контроль. При этом, они еще и нахально оттеснили от меня выделенного НХЛ сотрудника, которому было поручено организовать мой трансфер в гостиницу, а оттуда уже в Колизей.
– Алекс, Алекс, – особенно надрывалась очень симпатичная блондиночка в сером брючном костюме, – Ребекка Коул, Сент Пол Пионер Пресс, Миннеаполис. Скажите пару слов для читателей нашей газеты. Сегодня у вас драфт НХЛ. Что вы чувствуете?
– Усталость, мисс Коул. Позади у меня очень сложный сезон, в котором я получил несколько серьезных травм и выиграл все турниры, в которых моя команда принимала участие. Плюс, еще и очень долгий перелет из Москвы в Монреаль, который к тому же был еще и трудным. Над Атлантикой нас изрядно потрясло, ничего серьезно, я же летел на советском самолёте, а значит, что всё было безопасно. Но поспать не удалось. Сейчас я приведу себя в порядок в гостинице, может быть, даже посплю, а потом поеду в Колизей. Найдите меня после церемонии, тогда и поговорим.
– Обязательно, Алекс, я вас найду, – блондиночка одарила меня шикарной и какой-то завлекательной улыбкой, и, сказав еще пару дежурных фраз для остальных журналистов, я, наконец, прошел к выходу из аэропорта.
* * *
Я помню свой драфт в 2026, я был выбран в первом раунде в Лос-Анджелесе. Тогда я сидел на трибунах Степлс Центра вместе с моими настоящими родителями и смотрел вниз, на 32 штаба команд НХЛ, которые до последнего момента работали. Обменивали пики и игроков, понижали свои выборы или, наоборот, повышали.
Тогда я был выбран под общим тридцатым номером и считался поначалу крепким середняком, с перспективами подняться во второе звено. В результате, я стал первым центром и капитаном, но изначально котировался пониже.
Я хорошо помню, как назвали мою фамилию, как я появился на огромных экранах, установленных на арене, как обнимался с родителями и сопровождающими, и как надел на сцене джерси своей будущей команды.
Сейчас всё было почти точно так же. Только на другом техническом уровне, конечно, никаких онлайн сервисов в Колизее не было и близко. Но всё равно, церемония драфта была обставлена в лучшем виде.
Билетов в свободной продаже не было, несколько сотен журналистов получили аккредитацию в аналитики, менеджеры и скауты команд точно так же работали. С верхотуры трибун было хорошо видно, как ведутся телефонные переговоры, бушуют споры и по всей арене туда-сюда снуют люди с записками. В Колизее делался большой хоккейный бизнес.
Буквально за десять минут до начала, ко мне и Семенову подошёл Фрэнк Макнамара, главный скаут “Миннесоты Норт Старс”.
– Привет, Алекс, отлично выглядишь, мы рады, что ты смог приехать, – сказал он, лучезарно улыбаясь и протягивая руку для рукопожатия. Мистер Феррел поручил мне лично тебя приветствовать на церемонии. Сам он занят, сам понимаешь, у нас очень много работы, но и генеральный менеджер, и главный тренер ждут не дождутся, когда все начнется и ты наденешь джерси нашей команды.
– Взаимно, мистер Макнамара, я тоже очень рад здесь находиться. И у меня вопрос.
– Да, конечно, приятель, задавай.
– Вы сказали про главного тренера. Я правильно понимаю, что это не мистер Брукс?
– Да, верно. Чёрт возьми, Джо сказал мне, что ты уверен, что Херб не будет тебя тренировать еще во время нашей с тобой первой встречи. Ты молодец, парень. Новым главным тренером Миннесоты назначен Скотти Боумэн. Он считает дни до начала тренировочного лагеря.
– Понятно, мистер Макнамара. Рад, что не ошибся, – еще бы мне не радоваться. Скотти Боумэн – это просто отличный вариант.
– И у меня к тебе просьба, Алекс, – сказал Макнамара после паузы, – изначально у тебя и мистера Смирнова были эти места, но пиар служба решила, что вас нужно пересадить. Идите за мной, парни.
Ведомые Макнамарой, мы спустились на несколько ярусов ниже и подошли двум свободным местам рядом с совсем молодым парнем и, очевидно, его родителями, слишком уж они были похожи.
– Джентльмены, – сказал Макнамара, – познакомьтесь, мы надеемся, что вы станете не только одноклубниками, но и партнерами по звену. Алекс, это Майк Модано. Майк, это Алекс Семенов.
Потом меня познакомили с родителями будущей легенды Далласа, и Макнамара убежал работать.
Ну, а потом началась сама церемония. После короткой вступительной части слово взял президент НХЛ Циглер.
– Леди и Джентльмены, право первого выбора на драфте сезона 1988–1989 предоставляется команде “Миннесота Норт Старс”. Господа, вам слово.
