Kitobni o'qish: «Сердце вдребезги»
Арина Вильде
* * *
Глава 1
Рома
Неделя не задалась.
Чертовски, чертовски не задалась!
В понедельник я разбил байк Ночного волка и теперь несколько недель не смогу участвовать в уличных гонках.
Брат пригрозил, что переведет меня на заочное отделение и устроит работать к себе в компанию на полный рабочий день, раз мне некуда девать свою энергию.
Я лишь фыркнул в ответ, громко хлопнул дверью и врубил на всю музыку в своей комнате. Как же я хочу наконец-то съехать и жить отдельно! Как же надоел этот тотальный контроль с его стороны, словно он мне отец!
В придачу ко всем проблемам – сегодня последний день лета, а значит, завтра снова тащиться в универ. А там Оля – староста группы и настоящая прилипала.
Третий год не могу от нее отделаться. Ее слишком много в моей жизни. Слишком много сообщений, слишком много предложений помочь с курсовыми и контрольными, слишком много намеков на близость и просто слишком много.
Я сижу в Вип-кабинке стриптиз-клуба с ребятами и вместо того, чтобы наслаждаться танцами девочек, думаю о том, что с завтрашнего дня снова все по кругу: зачеты, экзамены, преподы, Оля и гора самостоятельных заданий. А еще домашний арест на две недели, словно мне по-прежнему четырнадцать, а не двадцать.
И если все вышеперечисленное я как-то переживу, то несколько недель без моего красавчика заставят выть от суки. Через три дня важная гонка, а из-за дурацкой полиции, которую кто-то вызвал в прошлый раз, я не смогу на нее явиться.
Жизнь в последнее время кажется мне однотонной и скучной, и только гонки повышают адреналин в крови и питают хоть какими-то эмоциями. Уже несколько месяцев меня преследует странное чувство, будто чего-то не хватает, чего-то очень важного и значительного, а может, это все лишь симптомы апатии или депрессии не дают спокойно наслаждаться жизнью.
– Я выйду, подышу воздухом, – перекрикиваю музыку и двигаюсь к выходу, засматриваясь на задницу брюнетки.
Она танцует, соблазнительно виляя бёдрами в одних чёрных трусиках, и я чувствую, как возбуждение медленно накрывает меня.
Не то чтобы я любил такие места или часто посещал, просто отказать Андрюхе, у которого сегодня был день рождения, не мог. Сбегаю, не дав возможности девушке потереться об меня своей пышной грудью, закрываю дверь с другой стороны и облегченно выдыхаю.
Нет, всё-таки эти развратные девицы не для меня. Кажется, я состарился раньше времени, раз даже думать не хочу о том, чтобы продолжить вечер, уединившись с одной из них.
– Да ладно тебе, детка, чего ломаешься? Я заплачу, хорошо заплачу, – слышу мужской голос с другого конца длинного коридора, по обе стороны которого расположены отдельные ВИП-комнаты.
– Повторяю еще раз, я официантка. Хочешь развлечься – пригласи девочек, они с радостью согласятся.
– Хватит ломаться, все вы здесь готовы раздвинуть ножки ради денег, – рыкнул он и схватил миниатюрную блондинку с длинными волосами за руку, притягивая к себе.
Я остановился, оглянулся по сторонам, понял, что никто не спешит на помощь девушке, и, проклиная свое чертово благородство, двинулся к этой парочке.
И где только ходит хваленая охрана клуба, когда так нужна?
– Эй, мужик, кажется, девушка попросила тебя отпустить ее, – привлекаю внимание незнакомца и быстрым шагом направляюсь в конец коридора.
Девушка стоит спиной ко мне, и все, что удается разглядеть, – длинные волосы, аккуратную фигурку и аппетитную задницу, обтянутую черной кожаной юбкой.
Зато на мужика открывается отличный вид.
Ему где-то за сорок, бородатый, накачанный, и по глазам видно, что уже успел хорошо надраться. Несколько верхних пуговиц рубашки то ли расстегнуты, то ли вырваны, на шее толстая золотая цепь, а из-под закатанных до локтя рукавов виднеются татуировки.
Он зло смотрит на меня, считая, что я побоюсь связываться с таким опасным дядечкой, как он, но сегодня я бесстрашный. И сумасшедший.
– Слушай, пацан, не вмешивайся в разговоры взрослых, иди куда шел, – рычит он, дергая на себя дрожащую от страха блондинку.
– Тогда пусть девушка сама решит – остаться или уйти, – изображаю само спокойствие и кивком указываю на его руку, которая с силой сжимает запястье официантки.
Наверняка на ее белоснежной коже останутся следы от его пальцев, и в голову внезапно приходит ужасная мысль, что с ней могло бы случиться что-нибудь намного страшнее нескольких синяков, если бы я не решил выйти на свежий воздух.
Незнакомец даже не думает отступать, лишь усмехается, игнорируя мои слова, и переводит взгляд на свою жертву.
Кажется, девушка наконец-то отмирает, пытается освободиться от его лап, смачно ругается, но силы явно неравны. Второй рукой он обвивает ее за талию и притягивает к себе, сжимая в своих объятиях.
– Нет уж, дорогуша, я пришел сюда ради тебя, не будь такой скромницей, идем, – тащит ее в сторону приоткрытой двери, не обращая внимания ни на меня, ни на сопротивления девушки.
– Да помоги же, идиот, чего застыл там? – рычит она, не смотря в мою сторону, а потом бьет посетителя клуба по голове металлическим подносом.
Раздается звон, ругань и угрозы.
Уволят, на байк свой поспорить могу, что сегодня же ее уволят.
Он заносит руку, чтобы ударить девушку, но я успеваю оттолкнуть ее в сторону, а потом со всей силы бью его кулаком по роже.
Он шатается, упирается рукой о стену, чтобы удержать равновесие, а второй вытирает с подбородка текущую изо рта кровь.
Я уже говорил, что сегодня не в настроении, правда? И что неделя у меня выдалась отстойной? Так вот, сейчас именно тот момент, когда можно выместить всю свою злость на таком мерзавце, как этот качок.
– Ты ещё пожалеешь об этом! – рычит он и двигается в мою сторону.
– Перестаньте! Охра-а-а-на! – кричит девчонка, поворачиваясь в мою сторону так, что теперь я могу рассмотреть ее лицо.
Огромные голубые глаза, взирающие на меня с испугом, пухлые губы, вздёрнутый кверху носик и такие знакомые черты, что сердце пропускает удар. Приглушённые звуки музыки вдруг исчезают, и я словно попадаю в вакуум, а время вокруг застывает.
Я узнал её не сразу, всё-таки в последний раз мы виделись лет пять назад. Она тогда была угловатым подростком, а я – коротышкой. И ладили мы, мягко говоря, не очень.
– Ромашка? – говорю пораженно, понимая абсурдность своих доводов.
Нет, Вероника наверняка нежится сейчас на лазурных берегах или готовится к новому семестру где-нибудь в Лондоне. Эта девушка просто не может быть ею. Да, похожа! Да, до одури похожа, но это не она. Не Ника. Не в стриптиз-клубе в роли официантки.
Глаза девушки расширяются от удивления, и я понимаю, что нет, не показалось, это и в самом деле чертова Ромашкина!
Не знаю, узнала ли она меня, но по ее изучающему меня взгляду, по тому, как нервно она закусывает нижнюю губу и с какой силой сжимает в руках поднос, понимаю, что таки да, узнала.
Пока мы пялимся друг на друга, не в силах поверить в такое стечение обстоятельств, мне в нос прилетает удар. Я слышу неприятный хруст в переносице и падаю на спину.
Черт, только не нос! Только не сломанный нос!
Всего несколько секунд, и я прихожу в себя. Быстро вскакиваю с пола и набрасываюсь на этого придурка.
Черт, теперь мне точно удвоят, а то и утроят срок домашнего ареста!
Мы катаемся по полу, дубасим друг друга и рычим. Два альфа-самца, которые борются за внимание самочки – вот как я бы назвал это.
Мне захотелось вдруг в глазах Ромашкиной быть настоящим мужиком, который умеет постоять и за девушку, и за себя. Показать, что я уже не тот коротышка с последней парты, которого она любила донимать.
Бью кулаком в лицо противнику, а в голове все мысли о Ромашкиной. В живот прилетает удар локтем, а мысли о Ромашкиной. Ее огромные испуганные глаза никак не хотят уходить из моей головы, а когда думаю о том, что этот тип прикасался к ней своими грязными лапами, хочется бить его головой о стену. Раз за разом, без остановки.
Вероника, кажется, что-то кричит, пытается разнять нас, но нет, нас уже не остановить. Два быка на арене, не иначе.
Все заканчивается тем, что наконец-то появляется охрана. Нас разнимают, и если я успокаиваюсь, понимая, что все, этого вполне достаточно, то мой противник наоборот.
– Я найду тебя, молокосос, найду и грохну, – выплевывает на пол кровь, смотря на меня своим бешеным взглядом, и пытается вырваться из захвата охранника.
– Давайте на выход, там можете делать друг с другом что хотите, но не на территории клуба, – говорит один из них и тащит меня за собой.
Поворачиваюсь в сторону испуганной Ромашкиной, чтобы еще раз взглянуть на нее и убедиться, что не обознался.
Она стоит, прижимая поднос к груди, зареванная и испуганная. Маленькая и хрупкая. Теперь на ее фоне я уж точно не Гном. Усмехаюсь этой мысли и отворачиваюсь, следуя за охраной.
– Гриша, подожди, отпусти парня, он бросился меня защищать, – кричит нам вслед Вероника, и амбал, который держит меня, останавливается.
– Уверена? Я бы лучше их обоих выбросил, совсем охренели. – Он выжидающе смотрит на девушку, а я кривлюсь от боли, пытаясь вытереть кровь с лица, но безуспешно, скорее всего, просто размазал.
Красавчик, ничего не скажешь.
– Да, отпусти, я в бытовку его отведу, дам аптечку.
– Не уверен, что босс оценит твою заботу о посетителях, но черт с тобой, забирай своего парня.
Он отпускает меня и уходит, даже не оглянувшись, чтобы убедиться, что я не собираюсь причинить ей вред, я же стою посреди коридора, застыв, словно статуя, и не знаю, что сказать.
Привет, давно не виделись? Привет, какая неожиданная встреча? Привет, как сегодня работа? Много чаевых собрала?
Дурацкая ситуация. Лучше всего сделать вид, что ничего не происходит.
Какое-то время мы просто пялимся друг на друга, а потом Ромашкина открывает рот, решая взять инициативу в свои руки, но в этот момент дверь одной из кабинок открывается и из нее выходят Леха и Андрей.
– Ромыч? Это кто тебя так отделал, брат? – подлетают ко мне, загораживая обзор на Веронику.
– Упал, – недовольно скалюсь, дотрагиваясь до носа, который горит огнем.
Слушай, братан, тебе бы в больничку. Давай, поехали, не зря я сегодня выпил всего бутылку пива. Давай, чё стал, – тащит меня в сторону выхода, а я, кажется, впервые не доволен тем, что у меня такие заботливые друзья.
Я мог бы оказаться тет-а-тет с Ромашкиной и расспросить ее, какого черта она забыла в стриптиз-клубе.
В последний раз оборачиваюсь, смотря на одиноко застывшую фигурку девушки в приглушенном освещении ламп, отворачиваюсь и уверенным шагом иду к выходу, решая забыть о сегодняшней встрече.
К чёрту Ромашкину, я больше не собираюсь идти в это дурацкое место, особенно чтобы встретиться с ней.
Пять лет прошло, и сейчас мы друг другу никто, даже не одноклассники.
И мне совершенно не интересно знать о ее жизни. Ни капельки. Не-а.
Глава 2
Рома
Вероника Ромашкина была ещё той занозой в заднице. Холодной, бесчувственной, гордой богачкой и… невероятно красивой. У нас не сложились отношения с первого дня знакомства. Она назвала меня Гномом, я её – Носатой, я толкнул её зимой в сугроб и зарыл в снегу, она – выбросила через окно мой портфель. В грозу.
Я спёр ее одежду из раздевалки во время физкультуры, пока она плавала в бассейне, она в отместку украла из класса все мои тетради для контрольных, и я получил пять единиц за неделю.
На День Всех Влюбленных я прокрался в организаторскую и из ящика с валентинками выбрал все, которые были адресованы ей, оставив лишь одну – "Белоснежке от Гнома".
Её месть была изощрённой, она подписала открытку для пышечки из параллельного класса моим именем, и весь оставшийся год мне приходилось перебежками передвигаться по школе, скрываясь от девушки. И не потому, что я не любитель толстых девочек, нет. Просто она была африканкой, а для пацана, который всю жизнь прожил в деревне и в городе-то всего пару раз бывал, это было нечто… нечто дикое.
На биологии я как-то проговорился, что у нас была корова, после чего я стал «деревенщиной». На уроке труда она пересолила салат так, что пришлось выбросить его в мусор и я сказал, что у неё руки из задницы растут, за что директору пришлось вызвать моего брата для серьезной беседы.
Я ненавидел Веронику всем сердцем, но, когда замечал её в компании парней из старших классов, по какой-то непонятной причине жутко злился и ревновал.
Несколько раз мы подрались так, что пришлось идти в медпункт. Однажды я вернулся в школу после занятий и в классе на доске написал всякие гадости о ней. Несколько раз мы "случайно" опрокидывали в столовой друг на друга подносы с едой, и каждый раз все заканчивалось тем, что наших родителей вызывали к директору.
Денис каждый раз устраивал истерики по поводу постоянных звонков из школы, если Соня не успевала прикрыть меня, а вот Веронике везло: её родители были в разъездах и ни разу так и не смогли приехать к директору.
Королева с каменным сердцем была звездой школы, чемпионкой страны по художественной гимнастике, и хоть я и не видел ни разу ее выступлений, но был уверен, что двигается она так же хреново, как решает математические задачки, а победу ей проплатили богатенькие родители.
Она всегда была зазнайкой. Ни с кем близко не дружила, к себе не приглашала и на Дни рождения одноклассников тоже никогда не приходила. Наша война продолжалась до девятого класса, до восьмого марта, если быть точным.
Так получилось, что наш классный руководитель сошла с ума – решила, что я должен дарить подарок на Женский день именно Ромашкиной. Я громко возмущался, говорил, что мозги подарить ей не смогу, а все остальное у нее уже есть, за что снова оказался на ковре у директора, правда, вместо брата приехала его жена и в этот раз меня пронесло.
Соня лично купила подарок для Ники: тонкую серебряную цепочку с кулончиком в виде звезды (несмотря на то, что я предлагал подарить ей плюшевого носорога), вручила мне букет цветов и заставила пообещать, что я извинюсь за свои слова перед девушкой.
– Ты же у меня настоящий мужик, так веди себя соответственно, – сказала строгим тоном и высадила у школы с дурацким веником, который оказался в первой же мусорной урне.
Я постоял немного у ворот, думая о том, чтобы прогулять занятия, а потом в голову пришла гениальная, как мне казалось на тот момент, идея.
Всего в нескольких шагах от школы был зоомагазин, и я, убедившись, что никого из одноклассников поблизости нет, пошел и купил лягушку. Упаковал в небольшую белую коробку, снял красную ленту с настоящего подарка и мастерски перевязал ту, в которой был «сюрприз».
В класс я вошел в самом лучшем настроении. Улыбался, шутил и молча поглядывал в сторону Вероники, замечая, с каким интересом она смотрит на подарок. Да и не только она. Тогда я уже не был "Гномом", скорее превратился в прекрасного лебедя (лишь на несколько сантиметров был ниже Ромашки), и даже старшеклассницы часто пытались подкатить ко мне.
Но какие могут быть девчонки, когда у меня по всем фронтам идут военный действия?
* * *
На большой перемене все начали обмениваться подарками, я с самым доброжелательным видом подошёл к Веронике и поставил перед ней на парту коробочку.
– Вот, с 8 Марта. – Смотрю на неё с усмешкой и не могу дождаться, когда же она развяжет ленту и заглянет внутрь.
Как бы она ни старалась сделать безразличный вид, как бы ни пыталась скрыть в глазах радость, у неё это не получилось.
– Спасибо, – буркнула и ухватилась за коробку своими тонкими длинными пальцами. Кажется, даже королевы с ледяным сердцем ничем не отличаются от обычных девчонок.
Я затаил дыхание, мысленно потирал руки в предвкушении веселья и, когда она подняла крышку и застыла в непонимании, а девчонки с криками отпрыгнули в стороны, немного разочаровался в ее реакции на "сюрприз".
– Принц для Царевны-лягушки с болот. Может, поцелуешь? Неплохая пара для тебя.
Вокруг послышался взрыв хохота, и я упивался своей изобретательностью и смекалкой.
Ромашкиной завидовали, Ромашкину ненавидели, с Ромашкиной все хотели дружить, но никто, кроме меня, не осмеливался задевать ее и троллить в открытую.
Хорошо, что не притащил ей тот дурацкий кулон, надо бы не забыть выбросить его по дороге, потому что, если Соня узнает обо всем, мне крышка.
Вероника никак не отреагировала на мой выпад, дрожащими руками закрыла коробку и убрала в рюкзак.
– Спасибо, отличное угощение для моего пса, он у меня любит лягушек. Гурман.
Но она врала. По румянцу на щеках и пятнах на шее видел, что врала.
Ей было неприятно и обидно, особенно когда девочки с восхищенными охами и ахами открывали свои подарки и хвастали друг перед дружкой.
Неужели ей не хватает тех безделушек, которые у неё есть? Ее родители наверняка задаривают ее всяким недешевым хламом. Но Ромашкина скромно потупила взгляд и вернулась к повторению материала по алгебре, я же как идиот сидел на своем месте за последней партой и пялился на ее белобрысый затылок.
И чувство победы, которое должен был смаковать не один день, все никак не приходило. Наоборот, захотелось вдруг отмотать время назад и исправить эту дурацкую ситуацию. Все веселились, хохотали, делали фотки, а она так и не подняла голову, ни разу не улыбнулась и не произнесла ни одного слова. Даже не наорала на меня, не бросилась с кулаками, не обозвала идиотом, как делала это обычно. Какого черта с ней случилось?
Правда, уже в конце дня я начал сомневаться в том, что моя выходка действительно смогла уязвить Ромашкину. Вероника все так же равнодушно, как и каждый день до этого, взирала на всех со своей первой парты, на переменках повторяла домашнее задание, а после уроков быстро собралась и ушла, не оставшись на празднование.
Вместе с лягушкой, которую, я думал, она показательно расчленит на глазах у всех.
Я сбежал сразу после нее. Без Ники в школе было скучно, несмотря на то, что она раздражала меня до чёртиков одним своим присутствием и надменно вздернутым носом, а от вида ее идеально выглаженной школьной формы и розовых сапожек хотелось блевать всеми цветами радуги.
* * *
Я заметил ее в парке на лавочке, когда возвращался домой, и мое сердце забилось чаще. Кажется, она плакала. Впервые за время нашей негласной войны мне стало не по себе от того, что я сделал. Потоптался на месте, спрятавшись за высокими кустами, и какого-то черта достал из рюкзака подарок, который изначально должен был вручить ей. Повертел в руках, удостоверился, что поблизости нет никого из одноклассников, и поплелся к Ромашкиной.
– Ты ревешь, потому что лягушка так и не превратилась в прекрасного принца? Не хочу разочаровывать тебя, но это лишь дурацкая сказка, – не знал, как начать разговор, поэтому ляпнул первое, что пришло в голову.
Вероника подняла на меня свои глаза, и моя совесть решила устроить бунт на корабле. И чего, спрашивается, поперся через этот парк? Сейчас бы спокойно играл в какую-то игру на компе и воровал из кухни чипсы вместо того, чтобы корить себя за слезы этой принцессы.
– Чего надо? И не думай, что это я из-за тебя, просто потеряла кое-что, – пробубнила недоброжелательным тоном, вытерла рукавом куртки слезы и спрыгнула с лавочки, собираясь свалить.
– Подожди, – хватаю ее за руку, чувствуя, что она холодная, как ледышка.
– Я спешу, отпусти, – дёргается, пытаясь вырвать руку, но в ответ я сжимаю ее тонкое запястье еще сильней. Я сегодня не в настроении играть в твои дурацкие игры.
– Я… Вот, это тебе, – протягиваю немного помятую подарочную коробку, которую до этого прятал за спиной.
– Что в этот раз? Гадюка? Слизняк? – спрашивает раздраженно, даже не обращая внимания на подарок.
– Нет, возьми, я сам выбирал, – решил почему-то соврать.
Мы застыли как два истукана. Я – с протянутой рукой, она – пытаясь вырваться из моего захвата и недоверчиво посматривая на очередной подарок.
– Говоришь так, словно предыдущий выбирала твоя сестра.
– Почти так и было, – улыбаюсь как идиот, пожалуй, это лучшее, что я умею. – Если не понравится, можешь выбросить, я не обижусь.
Она прикусила нижнюю губу, не отрывая взгляда от коробки, все никак не решаясь принять её. Но женское любопытство победило.
– Ладно, но если там очередная лягушка или что-то в этом роде, не обижайся потом. Я скормлю ее тебе в школьной столовке, – хмыкнула и все-таки освободилась из моего захвата.
Пока она открывала коробку, я пялился на её красные от мороза руки и пытался сдержать желание снова притронуться к ней. Что творится в твоей башке, Соловьев?
– Сойдёт. Пожалуй, оставлю себе, – без лишнего восторга произнесла она, посматривая на подвеску, быстро спрятала ее в кармане куртки и широким шагом направилась в сторону фонтана, выбросив пустую коробку в первую же попавшуюся урну.
– Эй, подожди, – окликнул, догоняя ее, – так а что ты потеряла? Может, помочь с поисками? – Ну точно, когда утром стукнулся башкой о полку в кухне, повредил мозг, раз предлагаю такое этой зазнайке.
– Не найдёшь, сережки потеряла, – с заминкой отвечает она, указывая на мочки ушей.
– Что, сразу две?
– Ага, – с какой-то грустью в голосе говорит Вероника и ускоряет шаг. – Чего пристал ко мне, тебе разве не в другую сторону?
– Нет, я хотел зайти в «Шико», – вру, кивая в сторону кофейни.
– А, ясно.
– Ты сегодня странная.
– Потому что не расцарапала тебе лицо, после того как ты меня унизил перед всем классом?
– Ну да.
– У меня есть чувство собственного достоинства. В отличие от тебя.
– Идиотка.
– Дурак.
– Дура.
– Вонючка.
– Неправда!
– Значит, то, что ты дурак, ты не отрицаешь? Можешь не отвечать, это был риторический вопрос, иди пей свой чай, вонючка. – Мы остановились у двери кофейни, не отрывая друг от друга взгляда и я никак не мог решиться уйти первым.
Я вдруг заметил то, чего не видел раньше, – чёрные круги у неё под глазами, словно она не спит по ночам. Бледное лицо, несколько наскоро зашитых маленьких латок на куртке, что меня, наверное, удивило больше всего, и самое главное – проколотые уши уже давно заросли, оставляя после себя лишь небольшие шрамы. Значит, опять соврала, ничего она не теряла, по крайней мере сегодня, а и в самом деле ревела, как настоящая девчонка, из-за какой-то лягушки.
– Не хочешь со мной горяченького выпить? На улице холодно, неплохо бы согреться, – сам в шоке, что предложил такое. А главное – кому?!
Она повернула голову в сторону витрины, заставленной всякой вкуснятиной, сглотнула, словно не ела сладкого целую вечность, перевела взгляд на меня и, к моему удивлению, согласилась.
– Только платишь ты, будем считать это компенсацией за причинённый мне моральный ущерб.
– Без проблем, я и не собирался требовать с тебя денег, – не знаю почему, но я обрадовался, что она не отказала.
Ника долго смотрела на торты, эклеры и пирожные, никак не могла определиться, чего хочет, прямо как настоящая женщина, и через несколько минут я психанул и купил все, что казалось особенно аппетитным.
– И два малиновых чая, – оплачиваю заказ и выбираю столик в конце зала у окна.
Мы молчим. Нам-то и не о чем разговаривать. Вероника с аппетитом уплетает один торт за другим (и куда столько влезает?), запивает ароматным чаем, а я глаз от неё отвести не могу.
Я вдруг понял, что она тихоня. Никогда ни с кем не начинала разговор первой, всегда сидела над своими книжками, несмотря на то, что была почти что двоечницей, не пищала от восторга от всяких звезд кино и музыки, не красилась и редко ходила на школьные дискотеки.
Я считал ее заносчивой, но что, если это не так? Ведь она становится неуправляемой истеричкой только тогда, когда я её задеваю, не помню, чтобы она еще кого-нибудь трогала.
Может, ну её, эту войну? Не такой уж и плохой она кажется. Обычная девчонка со скверным характером.
– Что? – спрашивает она, отвлекая меня от абсурдных умозаключений.
– Ничего.
– Ты таращишься на меня.
– Ничего подобного, у тебя просто нос в шоколаде, – нервно смеюсь и быстро перевожу взгляд в окно.
Конечно же, у неё не было никакого шоколада, и да, я и в самом деле таращился и покраснел из-за того, что меня поймали на горячем.
– Я отойду на минуту. – Иду в уборную, а когда возвращаюсь, за столиком уже никого нет. Словно чаепитие в компании Вероники Ромашкиной было всего лишь сном. Но нет, пустые тарелки, вторая чашка и мое надкушенное пирожное, до которого я не успел добраться, были самыми прямыми доказательствами того, что это все было реальностью.
А вечером того же дня, когда мы нашей маленькой семьей собрались в гостиной за просмотром фильма, услышали в комнате какие-то непонятные звуки.
– Кажется, у меня галлюцинации, но я слышу кваканье лягушки, – говорит Соня.
– В таком случае у нас групповая галлюцинация, – оглядывается по сторонам Денис, а я не могу поверить, что она это сделала. Подсунула мне в рюкзак лягушку и смылась!
– Кажется, это из твоего рюкзака, Ром, – подхватывает его с пола у дивана Денис, открывает молнию и заглядывает внутрь.
– А-а-а-а, уберите ее от меня, уберите! Какая же она уродливая! – Я закрываю глаза, чтобы не видеть, как здоровенная лягушка умостилась на голове Дениса, и понимаю, что мне хорошенько попадет.
Соня бегает вокруг него, охает и ахает, боясь притронуться к захватчику волос, потому что верит, что от лягушек обязательно останутся бородавки, и только Арине, кажется, весело. Она сидит в детском манеже и хлопает в ладоши, не отрывая взгляда от своих сумасшедших родителей.
Я решил взять ситуацию под свой контроль. Схватил с полки вазу, выпутал лягушку из отросшего ёжика Дениса и поместил в ее временное жилье.
– Не знаю, откуда она там взялась, серьезно! – отвечаю на немой вопрос Дениса, который впился в меня строгим взглядом.
Перемирие с Ромашкой отменяется. Завтра же подкину ей в шкафчик мышь.
Наша война продолжалась ещё три месяца, а потом все разъехались на каникулы, я гонял с ребятами со двора, ездил на море, нянчился с дочкой Дениса и Сони, но меня не покидало чувство, что чего-то не хватает. Впервые я с таким нетерпением ожидал сентября, а когда начался новый учебный год – взвыл от разочарования.
Ромашкина не пошла с нами в десятый класс. Кто-то говорил, что она уехала учиться за границу, кто-то – что ее семья переехала в другой город, кто-то – что она перешла в спортивную школу-интернат, а мне было все равно, где именно она находилась, потому что в любом случае Вероника была не здесь.
Я не видел ее пять лет. И вот спустя такое долгое время, когда я был уже не тем коротышкой, а высоким, накачанным и сексуальным (по мнению девчонок) парнем, когда и думать забыл о Ромашкиной, встретил ее в стриптиз-клубе.
В роли официантки.
И охренел, мягко говоря.
