Kitobni o'qish: «Дорога жизни»

Shrift:

* * *

Моему сыну и его сверстникам посвящаю.
Автор

Глава первая

1

«Совсем недавно я боялась, что война скоро кончится и я не успею чем-нибудь помочь моей стране. А вчера у нас в школе было комсомольское собрание. Мы постановили, что мальчики должны идти добровольцами в ополчение, а девочки стать дружинницами РОККа. Но, увы, нам безжалостно сказали, что и без нас на фронте хватит людей, а нам надо еще подрасти. Хорошенькое дело – „надо подрасти!“ Мы со злости съели по эскимо и поехали домой».
(Из дневника ленинградской школьницы Майи Бубновой)¹

Это рассказ о том, как советские люди спасли Ленинград.

Почти два с половиной года, без малого девятьсот дней и ночей, длилось сражение под стенами города Ленина – с осени 1941 года, когда торжествующее фашистское зверье захватило ленинградские предместья, и до победного грохота артиллерийских канонад зимы 1944 года, до великолепнейшего праздничного салюта на берегах Невы, возвестившего всему миру конец вражеской блокады. Девятьсот невыразимо мучительных дней.

Много горя и страданий вместили в себя эти два с половиной блокадных года, много стойкости, отваги, великого терпения, много веры в будущее, в победу правого дела советского народа. Недаром даже враги воздали должное подвигу ленинградцев.

Навсегда запомнился жителям осажденного города один холодный ноябрьский день – самый, пожалуй, зловещий за всю осаду. В этот день, 20 ноября 1941 года, «Ленинградская правда» опубликовала коротенькое извещение горторготдела. Ленинградцам сообщалось о новом, втором за последнюю декаду, снижении хлебных пайков. На этот раз суточные нормы выдачи хлеба пришлось довести до крайнего минимума: рабочим – по двести пятьдесят граммов, всем остальным – по сто двадцать пять граммов.

И какого хлеба…

Вкусивший его хотя бы единожды будет помнить о нем до конца своих дней. Прогорклый, комковатый, сырой, на две трети состоящий из всевозможных примесей, он имел весьма условную питательность, этот блокадный ленинградский хлеб.

Человеку нужно около трех тысяч калорий в сутки. Тогдашние сто двадцать пять граммов хлеба составляли всего-навсего двести калорий.

Над мирным населением и вооруженными защитниками Ленинграда нависла угроза медленной голодной смерти.

Голод был возведен в ранг официального союзника немецко-фашистского командования. Отчаявшись захватить Ленинград при помощи танков и самолетов, враг открыто сделал ставку на услуги этого союзника, на удушение ленинградцев кольцом блокады.

О надеждах фашистов на голодный мор цинично намекнул и сам Гитлер, похвалившись в одной из речей, что город Ленина упадет к его ногам, подобно перезрелому плоду.

Позиционная война, да еще на пороге суровой русской зимы с ее холодами, не входила в первоначальные намерения гитлеровцев. На голод они начали рассчитывать, как говорится, не от хорошей жизни.

Известно, что фашисты надеялись добиться в России молниеносной победы. По плану немецкого генштаба, Ленинград следовало захватить к исходу третьей недели военных действий. Уверенность гитлеровских генералов в столь быстром темпе наступления была так велика, что, находясь еще в районе Шауляя, за многие сотни километров от желанной цели, они занялись разработкой программы помпезного военного парада на Дворцовой площади. Полевая типография заранее отпечатала пригласительные билеты на торжественный банкет в гостинице «Астория» по случаю победы под Ленинградом.

Враг взвесил и оценил все преимущества, которые мог принести ему стремительный захват города Ленина.

Пять лет спустя, на Нюрнбергском процессе главных военных преступников, было документально установят но, что задолго до на падения на СССР Гитлер провел строго конфиденциальное совещание высшего генералитета для уточнения и окончательной доработки плана «Барбаросса». В этом разбойничьем плане агрессоров подчеркивалось, что к захвату советской столицы Москвы можно приступить лишь после того, как будет обеспечено падение Ленинграда.

Помимо многочисленных стратегических выгод, говоривших в пользу такого решения, большая роль отводилась врагом психологическому фактору. Потеря Ленинграда в начальном периоде военных действий считали фашисты наверняка будет для советского народа сокрушительным моральным ударом, после которого вряд ли он сумеет оправиться.

«Ленинград как источник большевистской революции, как город Ленина всегда был второй столицей Советов, – писал гитлеровский генерал-полковник Отто фон Линдеман, считавшийся знатоком русского вопроса. – Подавление Ленинграда сорвет политические замыслы большевиков в бассейне Балтийского моря и изолирует Советский Союз от держав Запада».

На город Ленина немецкий генштаб нацелил мощную группу армий «Север» – свыше полумиллиона солдат. Помимо шестнадцатой и восемнадцатой армий в группу входила четвертая танковая армия, оснащенная новейшей боевой техникой, а также первый воздушный флот, краса и гордость геринговской авиации.

Командование войсковой группой «Север» Гитлер поручил шестидесятипятилетнему генерал-фельдмаршалу фон Леебу. Пруссак старой кайзеровской школы, Риттер фон Лееб славился среди немецкой военщины редкостной настойчивостью. Это был человек исполнительный и педантичный, ничто, казалось, не могло отвлечь его от заранее намеченного плана.

С первого часа войны, опрокинув наши пограничные заставы, огромная махина «Севера» ринулась в общем направлении на Ленинград. В центре, имея задачу протаранить оборону советских войск, мчались танки генерал-полковника Геппнера. Севернее, стремясь в первую очередь захватить Ригу, действовал генерал-полковник фон Кюхлер. Южнее, через Каунас на Даугавпилс двигался генерал-полковник Буш. Массированные удары с воздуха, поддерживая сухопутные армии, наносили пикирующие бомбардировщики генерал-полковника Келлера.

Началось большое, всесторонне подготовленное и тщательно спланированное сражение за Ленинград. Старый прусский фельдмаршал ни минуты не сомневался в том, кто окажется победителем: все штабные расчеты подтверждали, что ровно через три недели город Ленина неминуемо капитулирует.

Гладко вышло на бумаге, да забыли про овраги…

Примерно так получилось и у гитлеровцев. Действительность не оправдала их самонадеянных расчетов. Советские войска отступали – они не могли не отступать, застигнутые внезапным нападением, – но всегда сохраняли при этом способность к активной обороне. Отпор, который они давали врагу, оказался настолько серьезным, что пришлось вносить поправки в календарный план наступления. Поправки были существенными.

Полмесяца понадобилось танковым дивизиям противника, прежде чем они, захватив Псков и Остров, достигли реки Великой. За три недели, да и то ценой чувствительного урона в людях и технике, передовые колонны подошли к западному берегу реки Луги. Для избалованных успехами немецких танкистов это был непривычно медлительный темп наступления.

А дальше пошло еще хуже. Отпор советских войск все возрастал, все усиливался. Под Лугой фашисты наткнулись на крепко сколоченную оборону.

Всего за год до этого Риттер фон Лееб, тогда еще генерал-полковник, прославился удачным прорывом французской линии Мажино. Успех принес ему фельдмаршальское звание и большой рыцарский крест. Решив, что и здесь обеспечена верная удача, фон Лееб полез напролом. Он вводил в бой сотни пикирующих бомбардировщиков, метался вдоль линии фронта, пытаясь нащупать слабые участки обороны, даже предпринял «психические» атаки пьяных эсэсовцев, но ничего, кроме увеличения собственных потерь, достигнуть не смог.

Борьба на Лужском укрепленном рубеже затягивалась.

Живописные окрестности Луги, почти сплошь застроенные пионерскими лагерями и здравницами, стали местом ожесточенных боев, во многом решавших судьбу Ленинграда.

На Лужском рубеже фон Лееб обескровил лучшие свои дивизии – их пришлось отвести в тыл для пополнения живой силой. Еще болезненнее для командующего группой «Север» была невозвратимая потеря времени.

2

«Я стояла с лопатой у противотанкового рва близ Вороньей горы и смотрела в голубое с легкими и чистыми облачками небо. Нет, не может быть, чтобы вырытые нами в ленинградских пригородах рвы стали ареной беспощадного боя!»

Пока фашисты топтались под Лугой, безуспешно пытаясь опрокинуть боевые порядки советских войск, население Ленинграда готовилось к защите своего города.

Дни и ночи строились укрепленные районы – Гатчинский, Красносельский, Петергофский, Павловский, Колпинский, Мгинский, Пушкинский. По призыву партийных организаций на эту опасную работу вышли сотни тысяч людей. Под бомбежками, под пулеметным огнем с фашистских самолетов они за короткий срок создали оборонительные линии, общая протяженность которых достигла тридцати тысяч километров.

На окраинных улицах Московской и Нарвской застав выросли баррикады – тридцать пять километров заграждений, перекрывших дорогу врагу. Каждый жилой дом, особенно если он стоял на перекрестке, превращался в крепость – огневых точек в домах было устроено свыше двадцати тысяч.

Почти пятнадцать миллионов человеко-дней вложили ленинградцы в оборонное строительство.

Добрых три четверти всей работы выпало на долю женщин. Это женскими руками были вырыты глубокие противотанковые рвы, задержавшие танки фашистов, это они, боевые подруги фронтовиков, неутомимые и отважные ленинградки, опоясали город сплошными железобетонными надолбами. Пусть останется бессмертной в веках доблесть женщин Ленинграда, истинных героинь блокадных дней!

В первых числах июля, после выступления И. В. Сталина по радио, началось формирование дивизий народного ополчения. Это было время незабываемого душевного подъема. Рабочие, инженеры, ученые, студенты, партийные работники, домашние хозяйки, пенсионеры – все, кто мог держать оружие, настойчиво требовали зачислить их в ополчение. Райкомы партии превратились в боевые штабы, с утра до ночи осаждаемые народом. Приходили записываться целыми семьями – отец с сыновьями, муж с женой, мать с дочерью. Всего месяц заняли организация, вооружение и отправка на фронт десяти полнокровных дивизий.

Сто семьдесят тысяч человек, цвет города, передовые его граждане стали бойцами Ленинградской армии народного ополчения. Тридцать тысяч коммунистов и комсомольцев сцементировали полки этой армии патриотов. Уже 10 июля отправилась навстречу врагу Кировская дивизия. Спустя пять дней выступили на фронт Московская и Фрунзенская дивизии.

Нет, не дрогнул город Ленина перед лицом опасности! Напрасно пытались фашисты вызвать панику, разбрасывая листовки, в которых угрозы перемешивались с лестью, наглая клевета – с провокационными обещаниями. Опасность удваивала решимость ленинградцев выстоять.

Потеряв без малого шесть недель на бесплодные лобовые атаки Лужского укрепленного рубежа, фельдмаршал фон Лееб начал перегруппировку своих сил. Из тыла на усиление растрепанных дивизий спешно подтягивались свежие резервы. Наша воздушная разведка ежедневно доносила, что на прифронтовые аэродромы приземляются все новые и новые эскадрильи бомбардировщиков, что один за другим к фронту следуют эшелоны с тяжелыми танками. Чувствовалось, что командование «Севера» готовит решающий удар.

8 августа на рассвете противник предпринял новое наступление. Танковые дивизии четвертой армии были повернуты на северо-запад с целью обойти главный узел Лужского укрепленного рубежа. Прорвавшись затем к Гатчине, фашисты рассчитывали захлопнуть в ловушке войска, удерживающие Лугу.

Возле железнодорожной станции Батецкая оборону держала Кировская дивизия народного ополчения. Пленные немцы в один голос твердили, что этот участок враг считает непроходимым и что бойцов-кировцев принято именовать не иначе как «фанатиками-коммунистами». И верно: оборону доверенного им рубежа кировцы несли крепко, хотя коммунистов в их рядах было не больше, чем в других ополченских дивизиях.

Великим же, должно быть, оказался страх, который нагнали на гитлеровское командование добровольцы Нарвской заставы – вчерашние сталевары, судостроители, портовики и лоцманы – все эти «фанатики-коммунисты», еле-еле успевшие пройти недельный курс военного обучения, если против участка Кировской дивизии фон Лееб приказал бросить две сотни пикирующих бомбардировщиков! Беспрерывная авиационная обработка переднего края кировцев продолжалась трое суток.

После недели упорнейших боев, в ходе которых отдельные высоты по многу раз переходили из рук в руки, гитлеровцам удалось прорвать фронт в нескольких местах. Сказался почти тройной перевес врага в танках и самолетах – наши войска принуждены были отступить. Противник захватил Лугу и Кингисепп.

Неравная битва на ближних подступах к городу Ленина закончилась.

По всем дорогам, ведущим к Ленинграду, загрохотал железный поток вражеской боевой техники. На многие километры растянулись колонны зеленовато-желтых танков и тяжелых грузовиков с автоматчиками, крытых штабных машин и артиллерийских тягачей, бронетранспортеров и легковых автомобилей.

В обозе первого эшелона двигались специальные команды имперской безопасности, укомплектованные матерыми гестаповцами, особые части полевой жандармерии, бесчисленная свора вешателей и палачей, начальников душегубок и комендантов концлагерей. Для кровавой расправы над ленинградским населением была выделена эсэсовская дивизия берлинских полицейских, возглавляемая генералом Вальворштадтом. Расстрелять и вздернуть на виселицы намечалось не меньше ста тысяч жителей непокорного города.

Одновременно с немецким наступлением, в эти же самые дни, усилился нажим белофинских войск со стороны Карельского перешейка. Наши части оставили Выборг и Кексгольм.

Стояла поздняя августовская пора. Время чистейших утренних зорь и необыкновенно прозрачных далей, отчего город на Неве становится еще прекраснее. Тенистые аллеи Летнего сада одевались в первый осенний багрянец.

Враг подошел к предместьям Ленинграда. Уже не сотни, а десятки километров отделяли его от Невского проспекта, от просторной Дворцовой площади, где готовился он устроить торжественный парад завоевателей.

Строгие правила военного искусства говорили, что судьба города Ленина предрешена, что нет средств, способных уберечь его от позора капитуляции.

«Остались считанные часы до падения Ленинграда, этой твердыни Советов на Балтийском море! – поспешило объявить берлинское радио под трубный глас фанфар. – Солдаты великого фюрера ворвались в пригороды! Ленинградское население в панике спасается бегством! Слушайте наши дальнейшие сообщения, слушайте все!»

Положение Ленинграда было и в самом деле трагическим. Перед войсками интервентов находился огромный город, который не успел эвакуировать своих детей, стариков и женщин, город, накрепко отрезанный от Советской страны, лишенный возможности получать людские резервы и материальное снабжение.

Каким чудом сумеет он устоять перед натиском превосходящего врага?

И все-таки ликование берлинского радио оказалось по меньшей мере преждевременным. Совсем не о капитуляции думали защитники Ленинграда в минуту грозной опасности, и совсем не каноны военного искусства служили для них руководством к действию.

20 августа был созван партийный актив Ленинграда. Не было на этом собрании длинных докладов и многословных резолюций. «Речь идет о жизни или смерти, – сказали коммунисты города Ленина. – Либо рабочий класс наших фабрик и заводов превратится в раба немецкого фашизма, либо соберем все силы в единый кулак и не пропустим врага!»

21 августа в полдень на улицах города было расклеено обращение руководителей обороны ко всем бойцам фронта, ко всему населению Ленинграда. Оно не таило правды, это мужественное слово партии, честно сказанное народу, и каждый увидел в нем частицу своих собственных мыслей.

«Над нашим родным и любимым городом нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск, – говорилось в обращении. – Враг пытается проникнуть к Ленинграду. Он хочет разрушить наши жилища, захватить фабрики и заводы, разграбить народное достояние, залить улицы и площади кровью невинных жертв, надругаться над мирным населением, поработить свободных сынов нашей родины. Но не бывать этому! Ленинград – колыбель пролетарской революции, мощный промышленный и культурный центр нашей страны – никогда не был и не будет в руках врагов. Не для того мы живем и трудимся в нашем прекрасном городе, не для того мы своими руками построили могучие фабрики и заводы Ленинграда, его замечательные здания и сады, чтобы все это досталось немецким фашистским разбойникам. Никогда не бывать этому!

Не впервые ленинградцам давать отпор зарвавшимся врагам. И на этот раз коварные планы врага не осуществятся. Красная Армия доблестно защищает подступы к городу, морской и воздушный флот поражает врага, отбивая его атаки.

Однако враг еще не сломлен, ресурсы его еще не иссякли, и он не оставил еще своих подлых разбойничьих замыслов, захвата Ленинграда.

Чтобы не быть застигнутыми врасплох, мы должны ясно видеть намерения врага и противопоставить им нашу готовность отстаивать Ленинград, защищать нашу свободу, наших детей, наши очаги.

Десятки тысяч ленинградцев мужественно сражаются на фронте. Мы обращаемся к ним: будьте образцовыми воинами Красной Армии, будьте тверды, сплачивайте своим примером боевых товарищей, воспитывайте в них дух бесстрашия, отваги и преданности родине!

Создадим в помощь действующей Красной Армии в Ленинграде новые отряды народного ополчения, которые будут готовиться к обороне Ленинграда с оружием в руках.

Выделим в ряды этих отрядов народного ополчения лучшие свои силы, самых смелых и отважных своих товарищей – рабочих, служащих, интеллигентов.

Отряды народного ополчения должны немедленно приняться за изучение военного дела, быстро овладеть винтовкой, пулеметом, гранатой и подготовиться к защите города.

Все трудящиеся Ленинграда должны окружить отряды народного ополчения могучей поддержкой.

Женщины! Вдохновляйте ваших мужей, сыновей и братьев на боевые подвиги! Молодежь! Вступай в ряды отрядов народного ополчения!

Красная Армия требует от нас, ленинградцев, больше и больше вооружения. Обеспечить снабжение бойцов на фронте вооружением и боеприпасами, снабдить оружием отряды народного ополчения – первейшая задача тех, кто кует нашу победу у станков, на наших фабриках и заводах.

Ленинградские рабочие, инженеры и техники! Крепите оборону родины, оборону родного города! С еще большей самоотверженностью, не покладая рук, с полным сознанием ответственности решительного момента работайте на производстве, увеличивайте производство вооружения и боеприпасов для фронта!

Товарищи ленинградцы! Злобный и подлый враг в своей исступленной ненависти к нашей родине, к нашему народу не останавливается ни перед бомбардировками мирных городов, ни перед расстрелами женщин и детей. Гитлеровские бандиты ведут подготовку к применению еще более гнусных средств – отравляющих газов. Приведем в полную готовность противовоздушную и противохимическую оборону города. Еще и еще раз проверим, все ли сделано каждым из нас, каждым домом, каждым предприятием, каждым учреждением для противовоздушной и противохимической обороны. Не должно быть ни одного ленинградца, не умеющего применять средств противовоздушной и противохимической обороны.

Товарищи! Враг жесток и неумолим, его злодеяниям нет предела. Организованностью, выдержкой, смелостью и беспощадным истреблением фашистских убийц мы можем и должны остановить кровавую расправу, которую творит враг над советскими людьми, предотвратить грозную опасность, нависшую над нашим городом, защитить Ленинград от врага.

Встанем как один на защиту своего города, своих очагов, своих семей, своей чести и свободы! Выполним наш священный долг советских патриотов! Будем неукротимы в борьбе с лютым и ненавистным врагом, будем бдительны и беспощадны в борьбе с трусами, паникерами, дезертирами, установим строжайший революционный порядок в нашем городе.

Вооруженные железной дисциплиной, большевистской организованностью, мужественно встретим врага и дадим ему сокрушительный отпор!

Ленинградский городской Совет депутатов трудящихся и Городской комитет Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) твердо уверены в том, что ленинградские рабочие, все трудящиеся города Ленина с честью выполнят свой долг перед родиной, не дадут врагу застать себя врасплох, все свои силы отдадут делу обороны Ленинграда и, верные своим революционным традициям, наголову разобьют нахального и дерзкого врага!

Будем стойки до конца! Не жалея жизни, будем биться с врагом, разобьем и уничтожим его. Смерть кровавым немецким фашистским разбойникам! Победа будет за нами!»

Таким было это взволнованное обращение к ленинградцам. Подписали его главнокомандующий, маршал К. Ворошилов, секретарь Ленинградского городского комитета ВКП(б) А. Жданов и председатель Исполкома Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся П. Попков.

Как принято у советских людей, ленинградцы делом ответили на призыв партии. Не было среди них растерянности и паники, хотя все понимали, насколько велика опасность.

С новой энергией закипела оборонная стройка. В три смены сооружалась резервная оборонительная полоса, проходившая вдоль городских окраин. Танкоопасные направления ощетинились сплошным частоколом железобетонных надолбов, каждый дом готовился к уличным боям. Всеми оборонными работами руководила комиссия во главе с секретарем горкома партии А. Кузнецовым. Комиссия обладала чрезвычайными полномочиями.

«Ленинградцы обязаны овладеть винтовкой и ручной гранатой!» Этот боевой лозунг был подхвачен десятками тысяч мужчин и женщин. Приемам уличной борьбы обучались повсюду: на заводских дворах и в студенческих общежитиях, в красных уголках домохозяйств и на спортивных площадках.

«Ленинградская правда» напечатала письмо старого котельщика Ф. П. Муравьева, проводившего на фронт трех сыновей.

«Не взять гитлеровскому сброду Ленинграда! – писал он, выражая волю всех жителей города. – Из-за каждого угла мы будем поливать свинцом, рвать в клочья гранатами, косить пулеметами. Каждую пядь ленинградской земли будем защищать до последней капли крови».

Множество новых добровольцев осаждало райкомы партии, требуя записать их в истребительные батальоны и части народного ополчения.

Боевой дух ленинградцев укрепляла горячая любовь родины. Они знали, что за их борьбой с тревогой следят во всех уголках страны, что защита колыбели Октября является кровным делом всего советского народа.

Отовсюду в город Ленина доносились слова привета и любви, слова поддержки и ободрения.

«Мы твердо верим: не бывать гитлеровцам в Ленинграде!» – писали московские рабочие. «Знайте, товарищи, что с вами весь многомиллионный советский народ», – вторили москвичам шахтеры угольного Донбасса. «Держитесь мужественно и стойко!» – призывали нефтяники далекого Баку.

«Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, гордость моя!» – с этих проникновенных строк начиналась песня столетнего народного акына Казахстана Джамбула.

Не затем я на свете жил,
Чтоб разбойничий чуять смрад;
Не затем вам, братья, служил,
Чтоб забрался ползучий гад
В город сказочный, в город-сад…

По распоряжению Военного совета фронта, песню Джамбула срочно отпечатали и расклеили на улицах Ленинграда – песня звала в бой.

Как мать кидается на помощь любимому сыну, едва заприметит опасность, так и народы необъятного нашего Отечества предприняли все от них зависящее, чтобы выручить из беды город Ленина, город трех русских революций, где впервые взошла заря их свободной и счастливой жизни.

Поддержка родины была источником силы ленинградцев на протяжении всех девятисот дней осады. Но особенно сказалась она во время осенних испытаний 1941 года, в трагические августовские и сентябрьские дни, когда решался главный вопрос – быть или не быть Ленинграду.

3

«Через час над нами загудели тридцать шесть фашистских бомбардировщиков, методично пикировавших на сады и домики Красного Села, на нас, безоружных людей с лопатами. Загорелись палисаднички, запылала неубранная рожь, застонала красносельская земля».

Прорвав фронт под Лугой и Кингисеппом, войсковая группа «Север» устремилась вперед. Конец августа и вся первая половина сентября прошли в напряженных боях, в беспрерывных атаках и контратаках.

Фашисты чуяли богатую добычу. Близость Ленинграда подхлестывала их, заставляя лихорадочно спешить.

Фельдмаршал фон Лееб был в превосходном настроении. После прорыва лужской укрепленной полосы, которую гитлеровцы назвали «линией Сталина», хотя выстроена была эта «линия» руками ленинградцев за две недели, все остальное казалось фельдмаршалу сущей безделицей. Прежде всего он хотел прорваться к Финскому заливу и Ладожскому озеру, зажав город с флангов. Затем должен был развернуться штурм по всему фронту.

Противник заметно усилил нажим на флангах. Несколько дней длились упорные схватки за обладание поселком Котлы, откуда гитлеровцы рассчитывали выйти на Петергоф и Ораниенбаум. С юго-востока, вдоль линии Октябрьской железной дороги, гитлеровцы лезли на Любань и Тосно, стремясь пробиться оттуда к Шлиссельбургу. Одновременно, с целью отвлечь внимание советского командования от фланговых ударов, крупные танковые силы были брошены на Пушкин и Красное Село.

26 августа наши войска оставили Любань.

27 августа противнику удалось захватить Котлы, а на следующий день Тосно.

29 августа после массированной бомбежки гитлеровцы заняли мгинский железнодорожный узел, перерезав Северную дорогу.

Фронт подходил к Ленинграду. Задуманный фельдмаршалом фон Леебом охват с флангов был близок к осуществлению.

В этот момент наши части ответили мощной контратакой, заставив врага откатиться к разъезду Стекольный. В результате немцы сами оказались в окружении. Стараясь продержаться до подхода резервов, они заняли круговую оборону и закопали свои танки в землю, превратив их в неподвижные огневые точки.

Обжегся противник и на левом фланге. После захвата поселка Котлы немецкие танки с ходу ворвались и в поселок Кипень, но были отброшены бойцами-ополченцами. Слабо обученные и плохо вооруженные, в особенности противотанковыми средствами, ополченцы Ленинграда бились до последнего и без приказа не отступили.

Над линией фронта висел тяжелый, несмолкающий грохот канонады. По ночам весь горизонт полыхал пожарищами. Фашисты лезли вперед с невиданным еще остервенением. Их бомбардировочная авиация с рассвета и до позднего вечера висела над боевыми порядками нашей обороны, их танковые части, стремясь протаранить передний край, действовали массированными колоннами.

Грозная сложилась обстановка.

По очередной партийной мобилизации на фронт отправились тысячи коммунистов-политбойцов. Видные хозяйственники, секретари партийных организаций, профсоюзные и комсомольские работники, они пришли в окопы рядовыми защитниками города Ленина, чья святая обязанность заключалась в том, чтобы показать людям пример стойкости и отваги.

Политбойцы не требовали себе ни чинов, ни званий. Они первыми поднимались в контратаку, и в этом было единственное преимущество, которым пользовались эти солдаты партии.

Лев Мисько был политбойцом. Умирая в госпитале от смертельных ран, он продиктовал родным прощальную записку: «Я погиб, но твердо уверен, что дело наше будет жить века. Ах, как не хочется умирать! Какая будет прекрасная жизнь! Я твердо убежден, что скоро придет конец оголтелым фашистским бандитам».

Не один Мисько – сотни политбойцов сложили свои головы в эти решающие сентябрьские дни. Бессмертным памятником их самоотреченности была и всегда будет слава непобежденного Ленинграда.

Особую роль враг отводил шлиссельбургскому направлению. Именно в Шлиссельбурге гитлеровское командование наметило встречу со своим белофинским союзником.

Оправившись после крепкого удара, полученного возле разъезда Стекольный, фашисты с удвоенной энергией полезли вперед. Десять суток, не стихая даже в ночные часы, кипела битва на шлиссельбургском направлении. Яростный натиск врага натолкнулся здесь на еще более яростное сопротивление.

Лишь 8 сентября немцам удалось ворваться в Шлиссельбург. Однако ожидаемой встречи с союзниками так и не произошло: белофинны были остановлены на Карельском перешейке, за десятки километров от Невы.

Не удалось форсировать широкую невскую преграду и самим гитлеровцам, хотя они и пытались это сделать в ночь на 9 сентября. Наскоро сколотив плоты, враг уже развернул было переправу, но в это время подоспели из Ленинграда рабочие истребительные батальоны. Потеряв почти пятьсот человек, противник волей-неволей отказался от своей затеи.

В руках наших войск осталась, кстати сказать, и старинная островная крепость в устье Невы. Гарнизон этой крепости в течение шестнадцати месяцев, до самого прорыва блокады, удерживал свою позицию.

Правда, захват Шлиссельбурга позволил фон Леебу переключить основные силы на левый фланг. Овладев южным берегом Ладожского озера, фельдмаршал хотел теперь побыстрее пробиться к Финскому заливу, захватить форты Балтийского флота и повернуть их орудия против Ленинграда.

9 сентября с утра развернулось наступление врага, нацеленное в сторону Ораниенбаума. Бригады морской пехоты, державшие оборону на этом участке, были измотаны беспрерывными двухнедельными боями, в некоторых батальонах насчитывалось всего по десятку активных штыков. Несмотря на это, кронштадтские моряки нашли силы ответить фашистам злыми контратаками. Завязалась упорная борьба за каждый населенный пункт, за каждую господствующую высоту.

Как ни стойко оборонялись наши бойцы, а подавляющее превосходство противника, особенно в технике, давало себя знать. Только вдоль дороги Кипень – Высоцкое противник бросил в бой сотню тяжелых танков. Пикирующие бомбардировщики, включив для психологического эффекта сирены, настойчиво атаковали наши позиции с воздуха. Ураганный огонь вела вражеская артиллерия.

Фашисты в конце концов вышли к берегу Финского залива, однако совсем не там, где хотелось немецкому командованию. Защитники города Ленина сохранили в своих руках крайне важный для обороны плацдарм с могучими фортами «Красная Горка» и «Серая Лошадь», или, как его называли, «приморский пятачок». Необыкновенно сложно было удерживать этот «пятачок», со страшными трудностями производилось снабжение обороняющихся здесь войск, но все же плацдарм прослужил ленинградцам до конца блокады.