Kitobni o'qish: «a Grasse: Любовный пятиугольник Ивана Бунина»

Иван Лексеич привел домой барышню. И ведь надо же, черт старый, жены не побоялся! Заявился и брякнул с порогу:

– Вера, знакомься. Это – Галина. Отныне Галина будет жить с нами в качестве секретаря, ученицы и приемной дочери.

А Вера Николавна ничего, молодцом держится. Видно, не для капризов воспитана – ни плечом не повела, ни глазом не моргнула. Кивнула еле заметно только, с холодцой, и уплыла в комнатку, руки поджамши.

Иван Лексеич крутится возле барышни аспидом. Пальтишко примет, руку подаст, а глазами так и жрет, так и жрет. У-у-у, бес застарелый! А барышня, взаправду сказать, диво как хороша. Не хуже Веры Николавны, будь та на двадцать лет моложе. Кожа – белый мрамор, плечики округлые, шейка тоненькая, волосы чернее воронова крыла. И все малахитом из-под ресниц длинющих стреляет, примеряется.

И повел девку по дому. Тут, мол, у нас картины, тут диваны, там столовая, но летом обедаем на веранде. Там вот кабинет рабочий. А наверх если подняться, направо будет комната Верочки, а налево, значит, ваша… И так и журчит словом, плещется лаской по Галининым ушкам. А та, дура окрыленная, не замечает – диваны истерты, заместо кресел табуреты деревянные, стены пооблезли, да и картин всего две. А ей все одно – зато в доме великого Мэтра.

Так и начали жить втроем. Весь город шепчется. Шутка ли, при живой жене домой девку приволочь? А они все живут, внимания не обращают. Будто и не о них вовсе.

Вера Николавна встанет пораньше, прихорошится на скорую руку и на рынок бегом. Где мясо подешевле – она тут как тут. И то торгуется. Зелень вот эту берет. Ничего, что жухлая по краям – в первое покрошить и такая сгодится, зато дешевле, почитай, в полтора раза. Денег-то в доме уж давно особо не водится. Нагрузится Вера пакетами да кульками, промчится по рынку и домой спешит: завтрак стряпать. На излете торговых рядов задержится всегда. Там то ли цыган, то ли мадьяр лавочку держит, а торгует украшениями: сережки, колечки, бусики – все блестит, переливается, что глаза так и вытаращишь. Тут лавочник пыхнет трубкой, крутанет ус смоленый и заулыбается.

– Бери, красивая. Что хочешь выбирай – все твое будет, – тянет черный рот в стороны да глазом правым прищуривается все больше. Хитренько так, что хоть сейчас карманы проверяй, не спер ли чего.

– Спасибо, не сегодня, – скользнет Вера Николавна на прощанье по бусикам взглядом и бежит прочь.

Домой примчится, запыхамшись – сразу на стол накрывать. Стол хоть и бедный, а достойный, не хуже соседских будет. Как дух ястной весь этаж пропитает да по лестнице вверх поползет, выходят Иван Лексеич с Галиной. Не идут – стекают по ступенькам. Разнеженные, разомлевшие, словно из бани. Усядутся втроем в круг стола и начинается. Иван Лексеич мундштуком смолит, только дым белый густой от усов к потолку тянется, Галина зубы жемчугом скалит, щебечет чего-то. А Вера Николавна, не смотри что на край табурета села, высится над столом, что твоя царица – спина прямая, как свеча, волосы в пучок подобраны, ни прядки не выбьется, да ручки холодные на коленях сложила.