Kitobni o'qish: «Христианство и модернизм»

Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви

От издательства

«Мы живем в сложное время», – говорит автор этой книги архимандрит Рафаил. И с этим трудно не согласиться. Сложное – потому, что мир, окружающий нас, переживает стремительные перемены; мы слышим о «новом порядке» и всеобщем благоденствии, которые должны вот-вот воцариться в нем, но видим вопиющую несправедливость, льющуюся кровь и страдания невинных людей.

Сложное – потому, что в этом мире очень трудно стало жить православному христианину, да и не только христианину, но и любому человеку, обладающему определенными нравственными ценностями и желающему их сохранить. Соблазны вокруг нас умножились и умножаются, превращаясь в общий и, пожалуй, преобладающий фон нашей жизни. Их стало так много, что порой кажется, будто вся современная действительность из них одних и состоит. Примеров же благочестия и праведности – напротив, все меньше и меньше; по крайней мере, они настолько сокровенны от глаз людских, что в мире, в общественной жизни их, можно сказать, попросту нет.

Сложное – потому, что мир с его неутомимой жаждой к изменениям и реформам ломится в двери Церкви, врывается в нее, стремится и здесь все повернуть и поставить по-своему, «по-новому», по-мирскому. И это действительно страшно. Страшно не за Церковь, ибо ее врата адовы не одолеют (Мф. 16:18), она, как есть, так и пребудет столпом и утверждением истины (1Тим. 3:15), но страшно за людей, которые в этой истине еще не утвердились.

Время социальных и политических потрясений, мировых катаклизмов и катастроф всегда было временем восстания мира (а в лице его – врага рода человеческого, диавола) на Церковь. Признаки его таковы: усиливаются «либеральные» течения, поднимаются разговоры о необходимости изменения (облегчения) Церковного Устава, перехода на новый календарь (то есть – на так называемый «новый стиль»), перевода служб с богослужебного на современные языки. Следующий этап – отрицание в Церкви института монашества, попытки введения женатого епископата. Все это вкупе и есть то, что сегодня в Православии принято называть словом «модернизм» – в самом негативном его значении.

Трудно в такую пору приходится человеку, не укорененному основательно в православной церковной традиции, не впитавшему в себя дух церковной жизни с младенческих лет. Разнообразные «мнения» и «веяния» колеблют неутвержденную душу, посевают сомнения – плевелы лукавого – то в одной, то в другой спасительной истине, сбивают с толку, сводят со спасительного пути покаянного делания. Прозревающий это из глубины веков Апостол говорит в своем Послании, адресованном Тимофею, но предназначенном по своей сути всем православным христианам: Держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня (2Тим. 1:13) и прибавляет в другом месте: ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням (2Тим. 4:3–4). Поэтому держаться того учения Церкви, которое принято и освящено равно и святыми Отцами древности, и праведниками последних времен, сегодня, как никогда, необходимо каждому, желающему спасти свою душу.

Наверное, как нельзя более остро понимает это о. Рафаил – оттого и стремится он, исполняя завещание апостольское, проповедовать слово, настоять во время и не во время, обличать, запрещать, увещевать со всяким долготерпением и назиданием (2Тим. 4:2). Его беседы и статьи, составившие эту книгу, – плод внимательной духовной жизни, результат размышлений о происходящих в современном мире и Церкви процессах, их анализ, поиск и указание того единственного пути, которым и в наши дни, как и тысячу лет назад, должен идти стремящийся ко спасению христианин.

По своему содержанию книга эта неоднородна, разнопланова – так же, как много планов имеет и человеческая жизнь. И поэтому она, скорее всего, нуждается в том, чтобы сказать о ней поподробнее. Отчего человек верит и отчего не верит? Почему выбирает верную погибель, когда перед ним открыт путь ко спасению? Что есть невидимый мир духов злобы и какова причина их вражды против нас? Почему величайшим сокровищем, которым может обогатиться человек в этой жизни, является молитва? – Вот некоторые из тех вопросов, на которые о. Рафаил стремится ответить в I части книги.

Во II он говорит о праздниках Церкви, об образе Неба на Земле, о сияющей славе святых и их близости к нам. И здесь особенно стоит отметить его статью «Икона “Слава Грузинской Католикосской Церкви”» – настоящую поэму, написанную языком, близким к литургическому, вобравшую в себя – в избранных ее моментах – всю историю Церкви многострадальной Иверской земли. Той земли, где о. Рафаил живет, где он служит Богу и людям, где произносит свои проповеди и беседы. Почему мы выделяем именно эту статью, почему такой исключительный интерес для нас, жителей России, должна представлять история Грузинской Церкви – пусть даже талантливо и ярко написанная? Потому, что в ней – образ того, как может и как должен любить Церковь христианин – любить, как прекрасную и мудрую Мать, восхищаться ею, от всего сердца своего воспевать ее, стремиться узнать все о долгой и славной ее жизни. И в ней же – напоминание о том, что все национальные, территориальные, исторические или политические разделения искусственны, привнесены людьми, а Церковь – едина. Едина – в благодати, в своих святых (ведь самый почитаемый святой в той же Грузии – это даже не царица Тамара, но полководец из римского войска, родом каппадокиец – святой великомученик Георгий Победоносец), в Таинствах и обрядах, в вере, надежде и любви людей, а прежде всего – в Главе ее, Господе Иисусе Христе.

III часть, наиболее обширная, посвящена проблемам современности – непосредственно тому, что можно назвать модернизмом или, как говорит сам автор, – секуляризацией Церкви. Каковы виды агрессии мира против Церкви, что можно противопоставить им? – вопрос, который нашел свое отражение в помещенных в этой части статьях. Стремление к переходу на новый стиль, реформе языка церковного Богослужения, «модернизации» иконописи, такие явления, как фанатизм и сознание «национальной исключительности» и многое, многое другое, о чем говорят и что по-настоящему важно, – как относиться ко всему этому верующему православному человеку, как избежать крайностей и заблуждений? – Об этом о. Рафаил говорит здесь.

В IV же, последней части он пишет о том, что становится в окружающей нас жизни следствием если не безверия, то – неправильного выбора духовных ориентиров, желания войти в духовную жизнь не путем покаяния, а с «черного хода» – через приобщение к «тайным», «сокровенным» знаниям, неким загадочным мистериям. Оккультизм и явный демонизм – вот во что вырождается модернизм на крайней точке своего последовательного развития. И это – закономерный итог стремления мира не самому измениться, преобразиться, воцерковиться, наконец, но Церковь (а вернее – то, что он строит вместо нее) изменить, переустроить в угоду своим разнообразным прихотям и страстям…

Безусловно, на многое – и в окружающей его реальности, и в самом себе – по прочтении этой книги человек взглянет по-другому; возможно, что для него разрешатся многие недоумения, на многие свои вопросы он получит ответ. Но еще важнее то, что в ней он увидит, узнает образец того здравого учения, которое преподавали своим ученикам Апостолы и которое есть и останется учением Церкви во все времена.

Глава 1

Что такое вера

Этот вопрос корнями своими уходит в христианскую антропологию. Что такое человек? Чем отличается он от других существ? Здесь, на земле, мы встречаем многообразные формы и проявления жизни, но между человеком и любым иным существом – неизмеримая пропасть. Что за тайна – человек? Мы видим, что по своему телесному составу человек похож на другие существа, и в то же время он – великая тайна. Человек принадлежит не только земле, он принадлежит и вечности. И эту тайну он осознает сам. С одной стороны, человек является предметом этого мира, обусловленным его законами. С другой – человек чувствует себя свободным существом, самоопределяющейся личностью.

Священное Писание открывает нам эту тайну. Господь творит человека из земли и в то же время вдыхает в него нечто иное, Божественное, неземное, что называется в Библии «дыханием жизни». Это – душа человека. В душе отпечатлевается образ Божий. Он – как бы тень Божества на земле. В самом создании человека, который стоит на грани двух миров – вещественного и духовного, в самой душе человека, являющегося отражением и образом Божества, заключается тайна его внутренней свободы.

Почему люди по-разному реагируют на призыв Божественной благодати? Почему одни готовы посвятить всю свою жизнь Богу, другие равнодушны к религии, а третьи относятся к ней с презрением и даже с ненавистью? Почему многие из атеистов не просто отвергают религию как неприемлемую для них философскую систему, но и ненавидят Христа как своего личного врага? Это тоже тайна, тайна человеческого сердца.

Все, что делает и о чем думает человек, все его желания, внутренние стремления и порывы, все его дела и слова никогда не проходят без следа. Есть такой духовный закон: «Ничто не проходит бесследно». У нас есть две памяти: память ума и память сердца. Человеческий ум, память рассудка не может удержать той информации, внутренней и внешней, которую получает человек. Поэтому у рассудочной памяти есть спасительная способность – забывать. Если бы человек не умел забывать, он бы попросту не смог существовать, был бы подавлен потоком информации. Но у него есть другая память. Это – память сердца, которая в закодированном виде содержит всю его жизнь – и внешнюю, и внутреннюю. Все отпечатлевается там. Любые образы, ощущения, желания, намерения, поступки, – все это в зашифрованном, закодированном виде остается в глубинах человеческого сердца.

Сердце у святых Отцов называется «книгой совести». На Страшном Суде человек увидит всю свою жизнь именно потому, что книга его сердечной памяти будет раскрыта и расшифрована. Он увидит всю свою жизнь, всего себя от рождения до смерти, во всей своей наготе – духовной наготе. Сердце является той точкой, где суммируется все, что успел сделать, сказать, помыслить или только почувствовать человек в этой жизни. Оно может стать тем таинственным полем, где человек встречается с Богом, и в то же время человеческое сердце может внутренним своим голосом сказать Божеству: «Нет, я не хочу Тебя знать». Христос в «Апокалипсисе» сравнивает Себя со странником, стоящим перед закрытой дверью. Странник стучит в эту дверь. Хозяин может открыть ее или не открывать – в ответ на этот таинственный стук Божества. Христос говорит: Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, то есть «Я войду в его душу Своею благодатью». Буду вечерять с ним, и он со Мною (Откр. 3:20), то есть «Я разделю с ним радость». Какая это радость? Это – встреча и соединение человека со Христом, это насыщение человека Духом Святым. У каждого из нас есть право сказать Богу: «хочу» или «не хочу». Господь дал человеку свободную волю. Она есть великий и страшный дар, величие человека и вместе с тем огромная ответственность, которой большинство людей не осознает.

Мы недоумеваем: почему человеческие души по-разному отвечают Богу? – Потому, что у человеческого сердца бывает разное содержание. Самое главное препятствие к тому, чтобы услышать голос Христа и последовать за Ним, – это духовная гордыня. Духовная гордыня страшнее, чем все человеческие страсти. Духовная гордыня – это всецелая надежда лишь на самого себя, на свои внутренние силы. Духовная гордыня – это отвержение помощи Божией. Человек как бы говорит: «Я не нуждаюсь ни в ком, я сам – источник своих собственных сил, своего спасения». Поэтому духовная гордыня заставляет человека видеть себя центром своего собственного бытия: Бог ему не нужен. И если даже гордый человек исповедует какую-нибудь религию, то она всегда остается для него только лишь внешней формой. А на самом деле у него другая религия – эгоизм; то есть он стал богом сам для себя.

Многие внешне весьма честные и порядочные люди, не лишенные при том, как кажется, и иных добродетелей, оказываются неверующими. И мы снова задаем себе вопрос: почему? Если бы эти люди жили грубыми чувственными страстями, то религия мешала бы им удовлетворять их низменные желания. Но мы иногда видим людей как будто бы нравственных и в то же время безразличных к религии. Как это объяснить? Дело в том, что у них в душе нет самого главного – реального видения себя, своей тварной ограниченности и своего внутреннего падения. У них нет потребности в другой, высшей силе, способной их преобразить, воссоздать и спасти, они просто не чувствуют, не видят своей болезни. И оттого для этих людей Бог совершенно чужд. Некоторые из них несколько расширяют сферу своего эгоцентризма, как бы включая в нее общество других людей. Они говорят: «Для нас религия – это любовь к человечеству, для нас бог – это само человечество». Выразителем такой странной религии был Фейербах, которого широко использовал Маркс (хотя он и бранил Фейербаха). Но что это такое – «человечество»? Человечество представляет из себя, в конце концов, сумму таких же несовершенных созданий, как и один человек. Сумма несовершенного не может быть совершенна. Сумма ограниченного не может быть безгранична. Поэтому «религия человечества», на самом деле, есть та же религия эгоцентризма…

Итак, первым препятствием, мешающим человеку услышать голос Божий, является духовная гордость, которая стоит, как огромная стена, между душой и Божеством. Однако нередко эту стену разбивают страдания и потрясения. В период трагедий и катастроф у многих людей пробуждается религиозное чувство. Падают и разбиваются те идолы, которых они создали сами и которыми хотели заменить Бога. Впрочем, это происходит далеко не всегда и не со всеми. Некоторых страдания и потрясения, наоборот, озлобляют и ожесточают.

Второе препятствие, которое стоит между душой и Богом, – это погруженность в мирскую жизнь, ее абсолютизирование, то есть всецелая, без остатка, отдача себя мирской культуре, погружение во все ее сложнейшие проблемы. У человека как бы не хватает времени взглянуть на небо, он или похож на вечно суетящегося муравья, или вполне удовлетворяется теми видами душевных наслаждений, которые ему могут обеспечить искусство, наука и т. п. Иными словами, человек всецело обращен к душевным ценностям этого мира и не подозревает о существовании других – духовных.

В сущности говоря, человеческое искусство, литература и поэзия – это в значительной своей части стихия человеческих страстей, только очень утонченных, где зло проявляется под видом добра, а грубые пороки опоэтизированы и носят привлекательный вид. Поэтому редко кто из писателей и поэтов был действительно религиозным человеком. Увлечение мирским искусством, полная включенность в мирскую проблематику отрывает, отсекает человека от вечности. В шуме земли он уже не слышит тихого голоса духа. Затем, само по себе, искусство возбуждает и развивает человеческое воображение и фантазию. А воображение и фантазия плотной пеленой закрывают от нас наше сердце. Человек, пребывающий в плену своих грез и мечтаний, живет в ложном, созданном им самим мире, в котором присутствуют демонические силы. Ему кажется, что он живет духовной жизнью, а на самом деле это жизнь внешняя; сердце его остается неочищенным, невозрожденным.

Бог – Он открывается человеку как доселе неведомая, внутренняя духовная жизнь. Чистая душа ощущает Бога не как силу, идущую извне, и не как силу, которая потенциально существовала в ней самой, а как включение в совершенно иное, новое бытие. У людей с несвободным сердцем, ставших пленниками этого мира, постепенно заглушается, как бы атрофируется способность воспринимать волны, идущие из вечности. В Библии есть слова: Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог (Пс. 45:11). Это значит, что человек должен уметь отключаться от всего мирского, подниматься мыслью над земным, искать другого бытия за пределами материального и душевного мира. Он должен упраздниться от его образов и страстей для того, чтоб почувствовать дыхание Божества. У человека, погруженного в чувственность, Божий призыв иногда вызывает озлобление. Ему кажется, что религия хочет лишить его тех радостей, которые дает само здешнее бытие, что религия взамен реальных ощущений и наслаждений (как бы они ни были кратковременны и обманчивы) ничего не даст, кроме несбыточных обещаний. И поэтому те миролюбцы, те люди, которые всем сердцем своим привязаны к миру, обычно относятся к религии или с холодным равнодушием, или же с затаенной в сердце ненавистью.

И, наконец, третье. Это – страсти, от которых человек не хочет освободиться. Религия требует от него аскетизма, религия требует изменения. Тот, кто стал пленником своих собственных страстей, должен психологически уверить себя, что нет ни вечной жизни, ни ответственности за совершаемые дела, ни будущего воздаяния. Поэтому человек, погруженный в чувственные страсти, постоянно внутренне убеждает себя, что вечности не существует: она его просто не устраивает; он убеждает себя в этом, чтобы спокойно предаваться своим страстям. Это третья причина, по которой человеческое сердце отвергает Бога.

Бывает отвержение волевое, но бывает отвержение из-за незнания, когда у человека искусственно создали определенные атеистические комплексы. Тогда он имеет дело не с религией, а со своим карикатурным представлением о ней и, значит, отвергает не Бога, а ту карикатуру, которую ему с детства показывают как модель религии. Этот вид неверия легче всего разрушается при серьезном ознакомлении с христианской религией как с мировоззрением и с верой как с метафизическим феноменом.

И все-таки опять возникает вопрос: что такое вера и почему человек верит? Верит человек потому, что он – образ и подобие Божие. Между Первообразом и образом существует связь. Эта связь называется симпатической. Уже в самом человеке вера потенциально заложена как возможность, так что она присуща нам; однако, это – не та способность, которую человек может развить сам по себе. Вера оживает только при воздействии Божественной благодати. Поэтому она есть синергия, то есть соединение двух воль – Божественной и человеческой. Вера является подвигом человеческого духа и проявлением его способности верить и не верить, развить или заглушить это чувство. Но, с другой стороны, вера всегда является для человека Божиим даром, потому что без благодати Божией она остается только лишь потенцией человеческой души. Почему человек верит и не верит? Верит – когда его воля подчиняется Божественной благодати, верит, когда ищет Бога (может быть, даже подсознательно), и в глубинах человеческого сердца происходит эта дивная встреча. Не верит – когда сердце его замыкается перед благодатью. Есть такие растения, которые закрываются листьями от самого легкого прикосновения. Так и сердце неверующего человека закрывается, когда чувствует прикосновение благодати. Оно не хочет ее, благодать ему чужда.

Изгнание Адама из рая

Почему нам необходимо покаяние? Почему покаяние должно сопровождать христианина от начала его сознательного возраста, от вступления на путь духовной жизни до самой смерти?

Воскресный день перед святой Четыредесятницей называется «Воспоминание Адамова изгнания». Остановимся на этом ключевом, важнейшем библейском событии, на катастрофическом падении всего человечества в лице Адама.

В первом стихе первой книги Библии написано: В начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1:1). Небо, ангельский мир, было создано мгновенно; вещественно-материальный мир был сотворен в несколько периодов. Святые Отцы видят в порядке создания мира идею восхождения от низшего, несовершенного к более совершенному. На шестой день творения космоса Господь создал человека – венец видимого мира. Человек является представителем, по выражению преподобного Максима Исповедника, ипостасью двух миров – духовного и материального, невидимого и видимого, в нем заключаются небо и земля. Господь сотворил тело человека из земли (все элементы, присущие космосу, находятся в теле человека), а затем вдохнул в него душу, сделал его ангелоподобным. И потому человек – это прежде всего дух, облеченный в плоть. На человеке лежала задача огромной ответственности. Он был сотворен для величайшей миссии, для интеграции всего видимого мира и соединения его с миром невидимым, то есть через человека должно было происходить одухотворение и преображение всего космоса.

Затем Господь творит Еву, творит из ребра Адама. Этот акт творения, эта величайшая тайна стала мишенью для едких насмешек и шуток со стороны людей, лишенных религиозного чувства и глубины мистического мышления. Однако, если мы вдумаемся в акт творения женщины, то увидим здесь проявление великой Божественной мудрости. Если бы Ева была сотворена, как Ангел, из ничего или, как Адам, из земли, то человечество имело бы два начала: оно было бы не единством, а сложением, соединением; у человека не было бы одного начала, одного представителя. А теперь началом человечества является Адам, как некий источник, в котором потенциально заключаются все люди, которые будут жить на земле до скончания мира, источник, изливающий неиссякающую струю воды – поколение за поколением. Поэтому благословение, данное Адаму, распространяется на весь человеческий род. Но и то страшное потрясение, то греховное падение, та духовная деформация, которые испытала личность Адама, также переходят как некая болезнь на все человечество.

Некоторые из Отцов видят в творении Евы определенный нравственный смысл. Это – близость мужчины и женщины, близость через чувство любви. Как ребро близко к сердцу человека, так мужчина и женщина в мистическом плане близки друг другу.

Господь дает Адаму во владение всю землю. В Библии под словом «земля» часто подразумевается не только наша планета, но и весь вещественный и видимый мир. Святитель Иоанн Златоуст говорит, что заповедание «владейте землей» (Быт. 1:28) является свидетельством одного из свойств Богоподобия человека. Свойства Божественного образа – бессмертие, духовность, разумность, чувство любви и т. д. Подобие – это свободная воля, возможность выбора мотивов, внутренняя автономия. Это то, что делает личность человека неразложимой духовной монадой. В самом творении человека по библейскому повествованию мы видим глубокое отличие библейского учения от учений пантеистических. Человек – образ Божий. Основной догмат пантеизма в том, что человек – это существо, единосущное с Богом. Отсюда другое направление пантеистической мистики, аскетики, пантеистического мироощущения. Для пантеистов человек – это Бог, забывший о своей божественности. Для христианина человек – это образ и подобие Божие, это явление вечности и бесконечная потенциальная возможность образа восходить к своему Первообразу, к своему Творцу.

Библия говорит о двух древах в раю – древе жизни и древе познания добра и зла. Питаясь плодами древа жизни, человек получал бессмертие. Древо познания добра и зла являлось древом, через которое должно было определиться отношение Адама к Богу: или гармония человеческой воли с Божественной через послушание, или отпадение человека от Бога через непослушание. Святитель Иоанн Златоуст пишет: «Некоторые говорят: “Почему Господь дал такую заповедь – не вкушать плода от древа, разве он не мог дать другую, более высокую?” А какую? Не прелюбодействуй? Но с кем мог прелюбодействовать Адам? Не убей? Но кого он мог убивать? Не кради? Но все было его». И поэтому Господь дал заповедь не только как пробный камень любви Адама к Нему, но и как возможность совершенствоваться в послушании воле Божией.

Некоторые Отцы, в том числе святитель Григорий Назианзин, приоткрывают нам некую тайну. Библейское слово имеет, кроме буквального, символический, духовный смысл. Он не входит в противоречия, не отрицает буквального смысла, но углубляет, дает новые емкости библейскому повествованию, открывает перед нами новые горизонты. И вот Григорий Назианзин пишет: «По моему мнению, древо познания добра и зла было древом высшего созерцания». Человек должен был подходить к созерцанию и к Боговидению постепенно, через Богообщение. Древо жизни и было древом Богообщения. Ибо истинная жизнь людей заключалась в общении с Богом, являлась непрерывным преодолением тварной ограниченности через приобщение к жизни абсолютной и Божественной. Богообщение давало истинное Боговидение, но для созерцания нужен был беспрерывный путь духовного совершенствования. Адам же был сотворен чистым, невинным, но – несовершенным, ему предстоял путь духовного восхождения. Однако он, по мысли Григория Богослова, дерзко пожелал взойти на степень созерцания, как бы силой похитить тайны Боговидения для того, чтобы стать богом, богом без Бога, свободным властителем своего бытия без Того, Кто дал ему это бытие.

Библейское повествование о нарушении Адамом воли Божией является повествованием о повторении греха сатаны. Сатана, залюбовавшись своей тварной, ангельской красотой, решил, что он – как Бог, что он равен Богу. Адаму райское древо представлялось неким талисманом, насильственно овладев которым, он хотел стать сразу же, тотчас же властителем всего мира и своего собственного бытия. Поэтому грех Адама также был грехом не человеческой слабости, а грехом богоборчества. В Библии написано, что в грехе Адама принимал участие «змей» (Люцифер). Змей – это бескрылый ангел; крылья ангельские – устремление Ангела к Богу. Этот Ангел ниспал в глубину вещественности и духовной тьмы. Он пресмыкается в веществе, пресмыкается по земле, находится под ногами, ниже других существ. Падший ангел ведет беседу с Евой и употребляет не прямую ложь, а ложь самую страшную – полуправду. Он лжет, извращая повеление Божие. Он говорит: Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? (Быт. 3:1) и тем как бы расширяет объем запрещения Бога для того, чтобы представить Его перед людьми суровым Существом, Которое не хочет совершенствования человека.

Ева вступает в разговор со змеем, говорит, что Бог запретил вкушать лишь от одного древа. Но семя недоверия к Богу уже посеяно в ее душе. Грех Евы в том, что она продолжает беседовать с темным духом, хотя знает его богоборческую сущность. У некоторых из древних мистиков, например у Филона, есть нравственное объяснение обольщения Евы и Адама. Не отрицая буквального смысла, он говорит так (образно, фигурально): «Ева – это чувства, Адам – это разум». Чувство обольстило разум. И потому в самих себе мы беспрерывно видим падение Адама. Видим, как наши чувства и страсти обманывают и пленяют наш ум, ввергают нас во тьму отчаяния и богоотступничества. Написано, что после нарушения Божественной заповеди открылись глаза у них обоих, и узнали они… (Быт. 3:7). Что же? Узнали, что они наги, что они без одеяния. Что это такое? Как надо понимать эти слова?

Святитель Иоанн Златоуст объясняет, что прежде люди не были наги в нашем смысле, они были одеты, но одеты не вещественной одеждой, а благодатью. От них исходили лучи света, которые являлись самым дивным и прекрасным одеянием. Он говорит, что нельзя сказать, будто солнце голое, солнце нагое. Солнце одето нимбом своих лучей. Так люди, имея в себе благодать Духа Святаго, были окружены ею не только невидимо, но и видимо. Их тела светились, подобно солнцу. И вот этот свет погас, и увидел Адам наготу свою и своей жены. Кроме того, во время грехопадения произошло извращение всех сил человеческой души. На языке аскетики мы обычно употребляем понятие трехчастности естества человека: дух, душа и тело. Надо знать, что душа отличается от тела субстанционально, то есть природно, а от духа не субстанционально, но функционально, то есть по своим действиям. Под силами духа, под его способностями обычно подразумевают внутренний логос, внутреннее слово, внутренний разум. Истинное познание духа – это и есть познание Божественных идей. Затем – религиозное чувство, чувство присутствия Бога, чувство общения с Богом, это на нашем языке – религиозная интуиция, свидетельством которой мы не только удостоверяемся в бытии Бога, но и ощущаем, переживаем Его, чувствуем свой контакт и связь с Ним. Это чувство до грехопадения находилось на степени духовного видения, а затем оно осталось в душе как возможность религиозного переживания. Оно пробуждается благодатью Божией и стремлением самого человека.

Силы души, по святым Отцам, тройственны. Это интеллект – наш рассудок, позволяющий нам логически мыслить через внешнее слово; затем – мыслить представлениями и определенными образами (визуальными, слуховыми и т. д.). Только в соединении с умом (духом) наш интеллект может не просто фиксировать внешние явления, но и постигать идеи и взаимосвязь вещей и явлений. Вторая сила души – вожделение. До грехопадения это была сила, которая влекла человека к Божеству. После грехопадения она превратилась в жажду удовольствия, и поэтому теперь это двоякое чувство – наслаждения или неудовольствия. Третья сила – тимос. Тимос являет собой энергетическую часть души, как бы саму реактивность души. И здесь после грехопадения произошла деформация и перерождение. Тимос превратился в страстное влечение, ненависть и гнев. Особенно проявляется тимос (в падшем состоянии) как чувственная любовь или как гнев и раздражительность.

После грехопадения произошел распад, отдаление сил духа от сил души, сил души от тела. В то же время – распад сил в самом духе и в самой душе. Прежде всего в Адаме погасла любовь к Богу. Бог перестал быть для Адама содержанием, целью и внутренним фактом его жизни. Бог стал мыслиться как внешняя сила, к тому же, сила грозная, карающая, неумолимая. И поэтому Адам хочет скрыться в кусты, думает бежать от Бога. В этом видно и помрачение его разума. Прежде Адам обладал великой мудростью, в большей степени, чем кто-либо из его потомков. Он называл именами существа, обитающие на земле. Святые Отцы говорили: «назвать имена» – значит знать главные свойства этих существ. Поэтому перед Адамом весь космос был открытой книгой, которую он читал. А после грехопадения ум его настолько извратился и затемнился, что он уже мыслит Бога в физических, материальных категориях, хочет скрыться от Него.

Господь призывает Адама к покаянию, но вместо покаяния он и Ева оправдываются и сваливают вину на падшего ангела и в конечном итоге – на Самого Бога. Поэтому Бог изгоняет их из рая. До грехопадения Адам был в раю, и рай был в Адаме. Рай в Адаме – это Божественная благодать, это соединение его души с Духом Святым. Адам лишился внутреннего рая. В Библии написано: … а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь (Быт. 2:17). Физическая смерть – это разлучение души и тела, а смерть духовная – разлучение души и Бога; поэтому в день преступления Адам духовно умер. Он жил, но в духовном отношении был как труп, как гниющее тело мертвеца.