Kitobni o'qish: «Зеркальный лабиринт мести»

Shrift:

* * *

По плодам их узнаете их.
Евангелие от Матфея, 7:16

Ибо в безмолвье бог мщенья творит…
Фридрих Шиллер. «Мессинская невеста». Пер. К.Р.

То, что убьет ее, было частью плана с самого начала.

Но ее гибель должна была стать финалом – финалом большой и потрясающей драмы, имя которой месть. Ибо ее смерти надлежало стать последней, но далеко не первой в цепочке страшных событий, отдельных эпизодов его плана – его плана мести.

Нет, он не был безумным маньяком, свихнувшимся садистом или тайным сластолюбцем, получавшим наслаждение от чужих страданий и тем более от чужой смерти.

Однако этого требовали законы справедливости – той самой справедливости, которой был лишен и он сам, и его семья. Семья, о которой он мог хранить только воспоминания, ибо все ее представители – кроме двух – были мертвы, давно мертвы.

Впрочем, ведь и ему тоже надлежало тогда умереть. И он бы умер, если бы… Он отогнал назойливые воспоминания, прекрасно зная, что избавиться от них невозможно. Ибо они преследуют его днем и ночью.

В особенности ночью.

Ведь сколько раз он просыпался во тьме от собственного сдавленного крика, с дико бьющимся сердцем, весь в тонкой пленке пота, все еще машинально сжимая скрюченными пальцами простыню.

И каждый раз перед глазами, подобно миражу, покачивалась, постепенно тая, одна и та же картинка. Его ночной кошмар. Точнее, то, что перешло в разряд ночных кошмаров, а когда-то было вполне реальным.

Уж слишком реальным. Буквально убийственно реальным.

Он просыпается в темной комнате и видит, что дверь приоткрыта. Сквозь щель прорывается косой луч желтого, какого-то мертвящего света. Он, сам не зная почему, покрывается мурашками – и вдруг до него доносится приглушенный крик. Несмотря на то что крик длится всего мгновение, он узнает голос. Это голос его матери. Он сбрасывает одеяло и опускает ноги на пол. Холодно, очень холодно. Подходит к двери, открывает ее – и его ослепляет поток этого самого желтого мертвящего света. Он в коридоре. Снова доносится стон. Он выходит в коридор, сворачивает и попадает в зал. Там тоже горит свет, но он какой-то другой… Не такой мертвящий, а тусклый, словно… Словно уже умерший. На истертом ковре с ромбами и треугольниками, застеленном простыней, кто-то лежит. Ему видны голые ноги, задравшаяся ночная рубашка. И кровь, которой везде много. Кровь, кровь, кровь… И он знает, что этот некто с голыми ногами в ночной рубашке – его мама. Снова стон, на этот раз такой надрывный и жалостливый. И такой тихий. Он бросается к ней, и мама смотрит на него – лицо у нее белое, мучнистое, а взгляд полон ужаса. Она чего-то боится. Но даже не того, что ее ожидает. Не крови, которой заляпана и ее ночная рубашка, и ковер. Она боится, причем панически, чего-то иного. Ибо когда он пытается, присев, взять ее голову в ладони, она отталкивает его, силясь что-то сказать. Но вместо слов вырываются только сиплые хрипы. А ее глаза устремлены не на него, а куда-то в сторону. И только потом он замечает, что в комнате они не одни. Там, полускрытый шкафом, со стороны стола, находится еще кто-то. И именно его так боится мама, именно от него она и старается защитить своего сына. Он же, видя, как глаза мамы вдруг закрываются, инстинктивно поворачивается – и видит тень. Тот, кто находится в комнате, стоит прямо над нависшим над столом абажуром, и лица этого человека не видно. Да и человек ли это вообще? Голова мамы вдруг становится такой тяжелой, и он понимает, хотя явно слишком мал для этого, что она умерла. Но эта мысль не раздирает его душу, она, возникнув, тотчас исчезает. Ибо изменить ничего нельзя. А тот, кто скрыт абажуром, вдруг выходит из тени. В его руке он видит нож. И этот нож в крови. Он медленно поднимает взгляд и впивается глазами в лицо ночного посетителя. Того, кто виноват в смерти его мамы. Того, кто убил ее. И ужас пронзает его, ибо это не лицо человека, а морда монстра. Крик застревает в горле, а до ушей доносится шелест, идущий из пасти существа с окровавленным ножом в… В руке? Да нет же, в странной бугристой лапе! Убийца матери делает шаг ему навстречу и, шлепая по ковру, шипит:

– Не бойся меня, мальчик, я тебе помогу…

После этих слов он всегда и просыпался – в поту, с бьющимся сердцем, с пальцами, вцепившимися в простыню. И никогда с тех пор – никогда! – он не мог спать, если дверь в комнату была приоткрыта и тем более пропускала хотя бы луч света из коридора. Ибо это сразу же будило самое ужасное воспоминание в его жизни.

Смерть матери.

Точнее, ее убийство. Ведь то, что ее убили, не вызывало никаких сомнений. И он даже знал кто. Ведь он видел этого монстра! Монстра, забравшего жизнь его мамы…

О том, что последовало за гибелью матери, он не хотел и вспоминать. Вероятно, он намного раньше опустил бы руки или вообще расстался бы с жизнью, если бы не одно это желание.

Желание мести.

Потребовалось много лет, чтобы понять: тот, кто убил его маму, не был монстром с пупырчатыми лапами и уродливой харей. Это были всего лишь хирургическая маска и скальпель в руке… Хотя, если уж на то пошло, убийца все же был монстром – в человеческом обличье. И еще гораздо более кровожадным, беспощадным и мерзким, чем любой монстр из страшных сказок или фильмов ужасов.

На то, чтобы выйти на его след и установить, кто же должен стать объектом мести, потребовалось и того больше. Когда же наконец он узнал имя этого… нет, не человека, а именно монстра, то вовсе не почувствовал облегчения. И боль, та самая, которая заставляла его по ночам просыпаться с криком, никуда не ушла.

Ибо что значит месть? Да, ты получаешь возможность уничтожить того, кто разрушил твое счастье, однако вся горечь мести заключается в том, что заканчивается она так быстро.

Выстрел пистолета, взмах ножа, звук обрушивающейся на череп дубинки… И, собственно, вот и все – враг повержен, беспомощен, мертв. А ты со своим горем остаешься один на один и вдруг понимаешь, что лучше тебе не стало…

Поэтому, узнав имя того, кто виноват в гибели его мамы, он принял решение не торопиться. Он ждал, он наблюдал, он затаился. Казалось, в течение всех этих долгих лет он даже не дышал, ибо, сопровождая своего врага, как тень, повсюду, боялся, что малейшее неосторожное движение выдаст его с головой.

Он ждал, он разрабатывал план. Он смаковал боль – ту боль, которую предстояло испытать врагу. Ибо план мести включал, конечно же, смерть убийцы мамы, но не только это.

Далеко не только это.

Монстр забрал у него все, что ему было дорого. Более того, он забрал, что логично, не только будущее, но отнял у него и прошлое. Ибо прошлое состояло только из одного-единственного воспоминания: он просыпается и видит падающий на пол спальни косой луч желтого, такого мертвящего света…

Да, враг отнял у него и прошлое, и будущее. И, разумеется, настоящее, весь смысл которого свелся к тому, чтобы вести наблюдение за ним – за монстром.

И это значило, что и он сам должен отнять у монстра, у своего врага, все, что тому дорого. А за прошедшие годы, точнее, уже даже десятилетия, тот обзавелся многими ценными игрушками. Ибо враг, не подозревая, что за ним следят, строил свои планы и успешно воплощал их в жизнь. Добивался успеха и зарабатывал деньги. Становился успешным и знаменитым. И зарабатывал еще больше денег. Овдовел, снова женился, в который раз стал отцом и зарабатывал еще больше денег.

Победить такого было не только не просто, а практически нереально. Убить – да. Убить можно любого, даже самого тщательно охраняемого человека на свете. Только вот какой ценой? Становиться камикадзе, киллером-смертником он не желал. Нет, умереть он не боялся, однако ему хотелось насладиться триумфом над врагом сполна. А это означало, что тот должен умереть, а он сам – остаться в живых. И не просто остаться в живых – в бегах, в тюрьме или в безвестности. А остаться в живых и забрать у монстра все то, что тот сумел скопить за все эти годы, которые, без сомнения, тоже были полны преступлений и крови.

Но, как обычно бывает у подобного типа личностей, дороже всего на свете монстру была семья – своя собственная. Вот это и требовалось у него отнять!

Убить всех – одного за другим или сразу всем скопом? Накладно, да и зачем? Умрут только те, кто этого заслуживает. Он, естественно, понимал, что эти люди ни в чем не виноваты, однако они все же провинились – тем, что были неразрывно связаны с монстром. И этим они подписали себе смертный приговор.

Однако смерть, как он успел убедиться, далеко не всегда самое эффективное и жестокое наказание. Ведь что может быть ужаснее и горше для человека, чем вдруг осознать, что все, чем он гордился и что строил ценой таких усилий, вдруг начинает рушиться? И что люди, которых он любит, вдруг сами начинают страдать? А он не в состоянии этого изменить…

Именно это и должно было стать изюминкой в плане мести. Монстр понесет наказание и умрет, но до этого ему суждено будет увидеть крах всех своих начинаний.

И еще до того, как монстр сумеет что-то предпринять, ему придется умереть – умереть с осознанием того, что все потеряно и что те, кого он любит, оказались в полной власти незнакомого, пышущего злобой врага.

Наверное, то же самое чувство испытала мама за мгновение до того, как умерла. И именно это предстоит испытать его врагу, этому монстру, на преследование которого он потратил всю свою сознательную жизнь.

Теперь же оставалось ждать немного, совсем немного. Ибо план, который был им задуман, скоро должен был прийти в действие.

Конечно, в таком деле он не мог корчить из себя графа Монте-Кристо, одинокого мстителя, который мог купить всех и вся. Ему требовались помощники – и они у него были. Однако их удел – осуществлять то, что задумал и разработал именно он.

Ибо именно он выпьет до последней капли чашу, заполненную вязкой кровью мести.

Кровью своего врага.

И чем меньше часов оставалось до реализации грандиозного плана мести, тем спокойнее становилось у него на душе. Враг потеряет все, что ему ценно и важно. И всех тех, кого он любит.

А потом настанет и его час расстаться с жизнью. И он сам прикончит монстра, а потом…

Он закрыл глаза, представляя себе, что будет потом. Его тонкие губы тронула циничная усмешка.

А вот потом и начнется самое интересное!

Наклонившись к столу, за которым сидел в кресле, он вынул из серой папки несколько вариантов письма. Того самого письма, которое скоро получит враг. Очень скоро. И которое положит начало всему – в том числе и гибели самого врага.

Да, его помощники потрудились на славу. Что ни говори, ему бы без них пришлось плохо. И у них имеются собственные причины поквитаться с монстром.

Но это будет его месть – его, и ничья больше!

Все варианты были хороши. Однако в таком случае, как ему казалось, недоговоренность выглядит более страшной и зловещей, чем любая нарочитая вульгарность. Поэтому он остановил свой выбор на самом последнем варианте.

Что же, наверняка врага проберет до костей, когда он получит это послание. И, конечно же, он попытается это скрыть, а потом решится обратиться за помощью.

Пусть делает все, что хочет. Он сам играет с открытым забралом. И дает монстру шанс – шанс покаяться в содеянном. Он, естественно, не верил, что враг это сделает. Но если вдруг предположить, что это произойдет, то…

То он, так и быть, существенно переделает свой план мести. И те, кому не нужно страдать, страдать не будут. Но в том-то и суть: этот монстр любить никого не может, даже свою собственную семью.

И предпочтет рискнуть ее благополучием ради возможности сохранить свои постыдные тайны.

Но он предоставит ему этот выбор – тот самый, которого у него самого не было.

Он включил настольную лампу, снова усмехнулся, а потом раскрыл ящик стола и извлек оттуда тонкие хирургические перчатки из латекса.

Требовалось приступить к изготовлению чистовика.

А текст черновика, что лежал перед ним, гласил:

«ТЫ ВИНОВЕН. ВСПОМНИ О СВОИХ ГРЕХАХ.

И О САМОМ УЖАСНОМ ИЗ НИХ.

У ТЕБЯ ЕЩЕ ЕСТЬ ВРЕМЯ, ЧТОБЫ ОБНАРОДОВАТЬ ПРАВДУ.

И ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ИМЕЮ В ВИДУ.

ИБО ПОТОМ ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ ЗАПЛАТИТЬ ЗА ВСЕ СПОЛНА.

48 ЧАСОВ».

Мужчины обменялись коротким крепким рукопожатием, и каждый из них уставился на своего визави. Не исключено, что они встречались, пересекались на светских мероприятиях и уж точно имели общих знакомых.

Дмитрий Алексеевич подумал, что наверняка один из этих общих знакомых и порекомендовал новому клиенту обратиться к нему, главе агентства «Закон и порядок», которое предоставляло широкий спектр услуг, начиная от сыскной и заканчивая квалифицированной юридической помощью.

А помимо этого…

Помимо этого, особым клиентам, вот именно что особым клиентам, тем, кто умел держать язык за зубами и был готов заплатить особый же гонорар, он оказывал услуги иного рода. Нет, конечно же, никакого криминала – точнее, за редким исключением. Он никогда бы на такое не пошел, и вовсе не по причине своих высоких моральных качеств. Просто, как знал Дмитрий Алексеевич, за все в этом мире надлежит платить. А стоит ли игра свеч, а гонорар, даже самый баснословный, вовлечения в нехорошую историю?

Под нехорошей историей Дмитрий Алексеевич, бывший чекист, а ныне успешный столичный бизнесмен, подразумевал заказные убийства. Помнится, к нему обращалось несколько представителей бомонда с завуалированными предложениями такого типа – и все мужчины. А также он получил парочку откровенных признаний – от женщин.

Пришлось отказать. Убийство, тем более заказное, было однозначно нехорошей историей.

А вот все, что недотягивало до этого, могло обсуждаться самым серьезным образом. Это не значило, что он был готов пойти на иные противоправные действия, однако иногда клиентам требовались даже не действия, а совет. Дружеский совет знающего человека…

В других же случаях ему самому и его ребятам требовалось попотеть, чтобы выполнить заказ клиента, а также оставить в дураках полицию и Следственный комитет (в некоторых случаях, само собой, не безвозмездно).

А вот что требовалось его новому клиенту, использовавшему к тому же фиктивное имя?

– Прошу вас! – произнес Дмитрий Алексеевич, жестом гостеприимного хозяина указывая на одно из двух глубоких кожаных кресел, стоявших около камина. И пусть камин был ненастоящим, а всего лишь огромным плазменным экраном, на котором электронные языки пламени лизали электронные же поленья, это все равно создавало атмосферу уюта и снимало напряжение.

А то, что его гость был в напряжении, было понятно всем и каждому. Гость явно не желал садиться, но Дмитрий Алексеевич и не настаивал. В самом начале важно дать человеку самостоятельно принимать решения. Ну, или, по крайней мере, создать видимость этого…

– Хотите что-нибудь выпить? – произнес он, подходя к располагавшемуся в другом конце кабинета бару. – Алкоголь? Или вы за рулем?

Гость покрутил головой, запустил указательный палец за ворот рубашки, явно ему давившей, и произнес:

– Неплохо бы спиртного, но не могу… У меня ночью операция…

– Ну, и я тоже небольшой любитель спиртного! – добродушно рассмеялся Дмитрий Алексеевич, который в случае, если бы клиент потребовал коньяку, водки или виски, сделал бы ехидное замечание о том, что мы ведь не рыбы, чтобы довольствоваться одной водой.

– Раз ваш рабочий день еще не закончился, могу предложить отличный кофе. Особый помол, вам понравится. Уверяю, в Москве вы нигде такого не найдете, Олег Петрович!

Гость, уже опустившийся в одно из кресел, дернулся, а потом подозрительно перевел на Дмитрия Алексеевича взгляд:

– Да, но откуда…

Дмитрий Алексеевич рассмеялся:

– Ну, негоже сомневаться в моих профессиональных способностях, Олег Петрович! Ведь именно их вы хотите поставить себе на службу, ведь так? И тот факт, что вы назвались вымышленным именем, ничего не меняет. Понимаю ваше желание не афишировать ваш визит к нам.

Говоря это, он сноровисто двигал изящной кофеваркой. Никаких секретарш, приносящих кофе или прочие напитки, у него отродясь не было. Эти особы только лясы горазды точить, да еще продавать информацию конкурентам.

– Вот, прошу, – произнес он, ставя перед гостем крошечную чашку с дымящимся черным кофе. – Рискну предположить, что вы относитесь к разряду настоящих гурманов, которые пьют сей божественный напиток без молока и сахара?

Олег Петрович кивнул, пригубил кофе и заметил:

– Гм, а ведь вы правы – такого чудного кофе я еще никогда не пробовал. Так что за помол, вы сказали?

Дмитрий Алексеевич, скупо усмехнувшись, сказал:

– Да, мое агентство предлагает лишь высший класс. Кстати, что за помол, точнее, что за кофейная композиция, я, уж не обессудьте, не скажу. Профессиональная тайна! Что лишний раз подтверждает: мы умеем держать язык за зубами.

Гость одним глотком осушил крошечную чашку, поставил ее на столик и проговорил:

– Да, именно вы мне и нужны. Конечно, глупо было обращаться к вам под выдуманной фамилией, но я не хотел, чтобы пошли слухи…

Дмитрий Алексеевич внутренне усмехнулся. Что за наивная публика! Помимо того, что, зная номер звонящего, он при помощи базы данных мог определить, с какой фирмы или из какого государственного учреждения шел звонок, у него имелись другие каналы. И еще до того, как, припарковавшись около агентства, гость прошел в здание, его номера уже пробили по другой базе данных, а камеры наблюдения передали изображение клиента на сервер, где хранились миллионы человеческих образов.

Поэтому еще до того, как гость добрался до ресепшн, Дмитрий Алексеевич получил информацию, что ему предстоит встреча с Олегом Петровичем Ирдышиным, пятидесяти четырех лет, известным столичным пластическим хирургом и владельцем сети клиник красоты и спа-салонов.

– Гарантирую, что слухи не пойдут. Если, конечно, вы не заинтересованы в этом сами. Ну что же, Олег Петрович, чем могу вам помочь? Ведь, как вы понимаете, я уделяю внимание далеко не каждому клиенту…

Дмитрий Алексеевич не врал, но Ирдышин изначально хотел говорить только с ним. А отшивать гостя, у которого имелся под Москвой настоящий дворец и чье состояние исчислялось многими миллионами долларов, было бы неразумно.

Крайне неразумно.

А вот уж кем-кем, а неразумным человеком Дмитрий Алексеевич явно не был. Да и деньги любил.

– Да, понимаю… – осклабился пластический хирург. – Думаю, у вас в агентстве примерно так же, как и у меня в клинике. Ведь все рвутся именно ко мне на операцию, но у меня на операционном столе оказываются только…

Глава агентства «Закон и порядок» почувствовал, что гость замялся, и завершил его мысль:

– Только избранные. И вы, Олег Петрович, один из них. Так чем я могу вам помочь?

Ирдышин несколько мгновений молчал, а потом медленно произнес:

– У меня появился враг!

Дмитрий Алексеевич кивнул и заметил:

– Рискну предположить, что враги у вас были и раньше, причем в достаточно большом количестве…

Ирдышин, сверкнув глазами, каким-то странным тоном ответил:

– О да, в этом сомневаться не приходится! И наличие врагов ничуть меня не пугает. Более того, оно мне необходимо, чтобы не топтаться на месте и двигаться вперед. И с ними я справляюсь собственными силами. Но это другой случай…

Ирдышин не походил на человека, легко впадающего в панику. Но Дмитрий Алексеевич заметил, что его гость боится. Причем очень сильно. Хотя и прилагает усилия, дабы скрыть это.

Что же, клиент разговорился. Торопить его не следовало. Как не следовало и задавать наводящих вопросов. Поэтому Дмитрий Алексеевич лишь в упор взглянул на него, продолжая молчать и ждать продолжения. И оно не заставило себя ждать.

Ирдышин вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный в несколько раз лист бумаги, расправил его и положил на столик.

– Сегодня днем я получил вот это.

Не без интереса Дмитрий Алексеевич взглянул на послание, оказавшееся анонимным. В глаза ему бросились большие черные, пропечатанные на лазерном принтере заглавные буквы:

«ТЫ ВИНОВЕН. ВСПОМНИ О СВОИХ ГРЕХАХ.

И О САМОМ УЖАСНОМ ИЗ НИХ.

У ТЕБЯ ЕЩЕ ЕСТЬ ВРЕМЯ, ЧТОБЫ ОБНАРОДОВАТЬ ПРАВДУ.

И ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ИМЕЮ В ВИДУ.

ИБО ПОТОМ ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ ЗАПЛАТИТЬ ЗА ВСЕ СПОЛНА.

48 ЧАСОВ».

– Найдите того, кто мне прислал эту… эту пакость! – прошептал Ирдышин, и Дмитрий Алексеевич с удивлением заметил, что голос пластического хирурга дрогнул.

Мало кто мог заподозрить Олега Петровича Ирдышина в трусости. Внешне он был весьма представительным мужчиной, высоким, широкоплечим, с короткими, стриженными ежиком, седыми волосами, волевым подбородком и стального цвета глазами.

Дмитрий Алексеевич был в курсе, что в начале своей карьеры, в так называемые лихие девяностые, Ирдышин находился в самом низу, кажется, даже попался на чем-то криминальном. Едва не угодил в тюрьму, однако потом строил свою хирургическую империю железной рукой. И тем, кто становился на его пути, явно приходилось несладко. С конкурентами Ирдышин умел быть беспощадным, а с врагами – безжалостным.

За все эти годы он многое повидал и пережил, кажется, даже покушение на свою жизнь, в результате которого погибла его тогдашняя жена. Темная история, но говорили, что заказчиков, правоохранительными органами не найденных, отыскали по приказанию Ирдышина и…

Что с ними произошло потом, разные источники интерпретировали по-разному. Но упорно держался слух, что убийцу его жены доставили в подвал клиники, где его встретил сам вдовец-хирург. И что потом несчастного никто никогда больше не видел – во всяком случае, в человеческом обличье. Ибо скальпелем Ирдышин владел виртуозно.

Не исключено, конечно, что подобные леденящие душу истории распространяли о чудо-докторе его конкуренты, желая отпугнуть клиентуру. Но столичные гранд-дамы, а в последние годы и гранд-кавалеры неустанно обивали порог клиник доктора Ирдышина, и не без основания, ведь он действительно творил чудеса. Так что озабоченные своей внешностью и сокрытием тлетворных следов времени и пороков пациенты, казалось, были готовы лечь на операционный стол и к Джеку Потрошителю, и к Чикатило, лишь бы результат был налицо – точнее, в данном случае, на лице. Ну, или прочих частях звездных – и не очень – организмов.

Дмитрий Алексеевич еще раз окинул взглядом анонимное послание и спросил в лоб:

– У вас имеется любовница?

Вообще-то Ирдышин женился несколько лет назад на гламурной певичке, у них был ребенок или даже два, но чем черт не шутит…

– Нет! – сердито ответил Ирдышин.

Дмитрий Алексеевич виновато заметил:

– Обычно подобные цидульки посылают отвергнутые пассии. Значит, любовницы у вас нет. А любовника?

Хоть и женат, хоть и дети и от первого, и от второго браков имеются, никто не гарантирует, что, переживая «кризис среднего возраста», топ-хирург вдруг не решил сменить ориентацию. Ну, или немного откорректировать. А все эти юноши томные с глазами горящими могут быть опаснее барракуды – не один клиент их агентства на этом погорел.

– Что, к черту, вы пытаетесь из меня вытрясти? – закричал Ирдышин, вскакивая. – Вы ведь лучшие в подобных делах, а я заплачу, сколько надо, и в два раза больше за сверхурочные. Выясните, кто это настрочил, и все тут! И без всяких идиотских вопросов!

Клиент волнуется, значит, что-то скрывает. Неужели и вправду завел себе кого-то на стороне? Но, если вдуматься, это может свидетельствовать о том, что вся эта история очень для него важна.

Конечно, важна: ведь если вылезет неприглядная интрижка, к тому же с любовником, репутация доктора будет брошена коту под хвост. Но ведь и перекраивает он на своем операционном столе явно не ангелов, а звезд шоу-бизнеса, их любовниц и, опять же, любовников, всякую телевизионную шушеру, их любовниц и любовников, экономическую и – куда уж без нее? – политическую элиту столицы и ближнего зарубежья, а также их любовниц и любовников. Так что никаких мало-мальских репутационных потерь подобный скандальчик в кругах, где вращался Ирдышин, не вызвал бы. Скорее, наоборот. И уж точно не сказался бы на доходах доктора.

Но тогда чего он так взвился? Это наталкивает только на один вывод: добрый доктор Ирдышин, этот Айболит ринопластики и липосакции, отчего-то в курсе, что письмо это – не выверт глупой дамочки или томного типчика, а что-то гораздо более серьезное.

Значит, снова тайны Мадридского двора…

Так Дмитрий Алексеевич условно обозначал ту категорию дел, когда приходилось копаться в ужасно неприглядных секретах людей богатых, именитых и влиятельных. Причем в секретах, которым и надлежало оставаться таковыми. Ибо во многих случаях это были не просто секреты, а секреты, пропитанные кровью…

– Вы имеете представление, кто бы мог вам это прислать? – быстро спросил глава агентства, и на мгновение ему показалось, что пластический хирург был готов назвать имя.

Следовательно, он знает, но не хочет сознаваться в чем-то мерзком и постыдном! Поэтому и пришел к ним, поэтому и не обратился в полицию, поэтому и не стал задействовать службу безопасности, которая имеется в его клиниках.

Ибо опасается, что продажные, получающие подачки от желтой прессы полицейские могут проболтаться, а свои собственные люди могут потом шантажировать.

– Понятия не имею! – отрезал Ирдышин, и Дмитрий Алексеевич не сомневался, что он лжет. Да, опять один из тех случаев, когда клиент, как царь в сказке, дает задание пойти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что. А сам ценную информацию придерживает…

Ну что же, если он готов платить в двойном размере, почему бы и нет! И пусть скрывает, ребята у него в агентстве работают толковые, рано или поздно выйдут на верный путь. И тогда, возможно, доктору Ирдышину придется раскошелиться, дабы тайное не стало явным…

– Письмо пришло по почте? – продолжил натиск Дмитрий Алексеевич. – Если да, то где конверт?

Олег Петрович вздохнул, опустился в кресло, его лицо приняло унылое выражение.

– Если бы так… Мне его подбросили на рабочий стол, в мой собственный кабинет! Сегодня в девять утра я оперировал… Впрочем, не все ли равно, кто делал у меня круговую подтяжку? Так вот, около часа дня я после операции и обеденного перерыва вернулся к себе и нашел на столе это послание!

Дмитрий Алексеевич слегка улыбнулся. Он любил такие дела и даже уже знал, кому доверит расследование. Так и есть, интриги в доме бога пластической хирургии! Это пахло большим кушем.

– Причем вы должны сделать все раньше, чем за сорок восемь часов! – повысил голос Ирдышин, который явно привык командовать. – Точнее, теперь уже меньше – за сорок два!

– И почему же? – подернул плечами Дмитрий Алексеевич. Вот уж чего-чего, а отдавать себе распоряжения он позволить не мог. – Боитесь мести автора анонимного послания?

А ведь так и есть, Ирдышин боялся, хотя этот самый анонимный автор даже не указал, какие беды угрожают доктору, если тот… Если тот не покается в грехах! А они у Олега Петровича, судя по всему, были. «ТЫ ВИНОВЕН» – фраза, которая не допускает неверного толкования. Но в чем именно?

Похоже, Ирдышин знал, в чем. Или все же нет – и был просто обеспокоен? Но тогда почему такая истеричная реакция на глуповатое, надо сказать, письмецо?

«И ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ИМЕЮ В ВИДУ». Аноним с доктором на «ты» – значит, они знакомы? Хотя вряд ли автор подметного письма стал бы вдруг обращаться пусть и к незнакомому адресату на «вы» – как-то смешно. А так страшнее и внушительнее…

– Да, мы сразу же займемся расследованием, однако попрошу вас оставаться реалистом, Олег Петрович. Если повезет, мы сможем быстро выйти на автора этого послания. Однако я не могу обещать, что это произойдет в течение сорока восьми, нет, теперь уже сорока двух часов! Это же меньше двух суток!

Ирдышин поднялся, прошелся по кабинету, взглянул на абстрактные полотна, украшающие стены, и, хрустнув пальцами, произнес:

– Я реалист, не забывайте, к этому обязывает моя профессия. Но ровно через сорок два часа, то есть послезавтра, открывается мой новый столичный центр красоты. И это не одна из моих клиник, это то, к чему я шел в течение многих лет, можно сказать, всю жизнь! Этот центр – инновационный прорыв в области пластической хирургии, являющийся одновременно и больничным комплексом, и пятизвездочным отелем. На его открытии будут и зарубежные гости, заинтересованные в крупных инвестициях, что позволит мне выйти на мировой рынок. Это и ничто другое имел в виду урод, который прислал мне письмо с угрозами! Он хочет сорвать открытие центра красоты!

Ну что же, опасения за судьбу самого важного своего проекта объясняли странное поведение доктора. И тем не менее…

– Если все так серьезно и замешаны многомиллионные инвестиции и успех всей вашей жизни, почему же вы не обратились в полицию? – спросил с нарочитой небрежностью Дмитрий Алексеевич. – А если не доверяете переаттестованным милиционерам, то подключите своих друзей из ФСБ или прочих силовых структур – ведь и они сами, и их жены пользуются услугами ваших клиник. Они наверняка помогут…

Он исподтишка провоцировал клиента на откровенность. Ирдышин, сверкнув глазами, произнес:

– Я поступаю так, как считаю нужным и правильным. Мне не нужны скандалы, потому что если открытие моего центра красоты сорвется, то… То многие из моих спонсоров будут очень разочарованы! Это ведь отпугнет иностранных инвесторов…

– Еще один повод обратиться к товарищам чекистам, моим бывшим коллегам… – начал Дмитрий Алексеевич, и Ирдышин вдруг переменился в лице.

На этот раз это был не гнев. И не истерика. Его лицо превратилось в маску – в страшную маску.

– Я вам плачу, поэтому делайте то, что мне нужно! – буквально прошипел он. – Вы же не хотите, чтобы я обратился к конкурентам, а вас ославил? Мне настоятельно рекомендовали обратиться именно к вам, что я и сделал. Так вы найдете этого прохвоста или нет?

Дмитрию Алексеевичу стало на мгновение не по себе. Нет, он, конечно, не боялся, что доктор на него бросится. Еще чего! В конце концов, у него в кабинете, сразу в нескольких тайниках, хранилось огнестрельное оружие.

И все же он растерялся, ибо на мгновение увидел, что под личиной маститого пластического хирурга скрывается… Монстр?

Вот именно, монстр. А то и еще что-то похуже.

Но если так, то стоило ли браться за такое тухлое дело? Впрочем, деньги, как известно, не пахнут. А большие деньги, наоборот, благоухают – например, ароматом «Шанель № 5». Так что выбора не было.

Или все-таки был?

– Разумеется, тот, кто досаждает вам угрозами и пытается сорвать открытие вашего центра красоты, будет изобличен, – промолвил глава агентства. – И мое люди займутся этим немедленно. В ваше распоряжение я предоставлю самого компетентного сотрудника.

Конечно, можно было и Илью, но он сейчас на задании в Питере. А Ерофеев взял отпуск по случаю рождения дочери. Тимур, тут нужен Тимур с его чутьем и великосветским шармом, но он, как назло, залечивал какую-то хроническую болячку.