Kitobni o'qish: «От земель к великим княжениям. «Примыслы» русских князей второй половины XIII – XV в.»

Shrift:

* * *

Введение

В XII столетии на Руси сложилась система политических образований, именуемых в источниках «землями». В большинстве земель (Волынской, Галицкой, Муромской, Пинской, Полоцкой, Рязанской, Смоленской, Суздальской, Черниговской) правили определенные ветви княжеского рода Рюриковичей. Исключение составляли: Киевское княжество – на киевский стол, сохранявший значение главного, «старейшего» на всей Руси, могли претендовать князья разных ветвей, а территория княжества стала объектом «коллективного владения» сильнейших князей; Переяславское княжество – там в XII в. правили потомки Владимира Мономаха, но принадлежащие к разным ветвям; Новгородская земля – здесь местное боярство присвоило себе право приглашать князей по своему усмотрению, и ни одной из княжеских ветвей в Новгороде закрепиться не удалось. В начале XIII столетия, после прекращения местной ветви в Галицкой земле, объектом борьбы князей разных ветвей (волынской, черниговской, смоленской) стал также Галич. Пределы «земель» были в XII – начале XIII в. относительно стабильны – во всяком случае, переходы стольных городов той или иной земли (кроме четырех названных, чей статус был особым) под власть князей «чужой» ветви были явлением исключительным и кратковременным. Княжеские усобицы были борьбой не за захват «чужих» земель, а либо за общерусские столы (Киев, Новгород, в XIII в. – Галич), либо за перераспределение княжений внутри «земли» (т. е. между князьями одной ветви)¹.

Два с половиной века спустя, в конце XV столетия, после развала ордынского государства и ликвидации остатков зависимости русских земель от Орды, на восточнославянских территориях наблюдается совершенно иная политическая картина. Господствуют два крупных государственных образования – в историографии их принято определять как Великое княжество Литовское (государство с неславянским ядром, но примерно на 9/10 состоящее из русских территорий) и Великое княжество Московское. В качестве рудиментов старой структуры сохраняются только две земли – Псковская и Рязанская (обе в сильной зависимости от Москвы).

Произошедшие с середины XIII по XV в. политико-географические перемены отобразились в терминологии. В середине – второй половине XIII столетия самостоятельные политические образования продолжают именоваться (как и в период с середины XII в., с наступления «раздробленности») «землями». В источниках встречаем земли Суздальскую (она же Ростовская)², Галицкую³, Черниговскую⁴, Владимирскую (Владимира-Волынского)⁵, Пинскую⁶, Рязанскую⁷, Муромскую⁸. Изменения начинают происходить в XIV в. Понятие «земля» продолжает употребляться⁹, причем прилагается теперь и к владениям князей литовских («Литовская земля», наряду с обычным «Литва»)¹⁰. Но в отношении Северо-Восточной Руси старый термин «Суздальская земля» неизменен только в источниках новгородского происхождения¹¹

В памятниках, созданных в самой Северо-Восточной Руси, его применение не выходит за рамки начала XIV столетия¹². С середины же века прослеживается закрепление нового понятия – «великое княжение» (именно в территориальном смысле)¹³. Им обозначались владения главного князя северо-востока – великого князя владимирского (постоянно увеличивавшиеся). Если во второй половине XIII в. (когда, собственно, и произошло оформление того политического образования, которое в историографии принято называть «Великим княжеством Владимирским» – т. е. территориального комплекса, передаваемого по ханскому ярлыку князю одного из т. н. «удельных княжеств» Северо-Восточной Руси) эти владения определялись при помощи использования старого понятия «земля»¹⁴, то теперь появляется и закрепляется особый термин.

В XV в. видим в источниках Новгородскую, Рязанскую, Псковскую «земли»¹⁵. В новгородских, литовских и тверских памятниках (а также в отдельных грамотах московских князей, но только тех, которые адресованы тверской или новгородской стороне) встречаются понятия «Московская земля»¹⁶ и «великое княжение Московское»¹⁷ (в отношении территории, подвластной великому князю московскому = владимирскому)¹⁸. К Литовскому государству прилагаются теперь три термина – «земля» («Литовская земля»)¹⁹, «великое княжение» («Великое княжение Литовское»)²⁰, «великое княжество» («Великое князство Литовское»)²¹. Наконец, в XV в. как «великое княжение» начинает обозначаться еще одно государственное образование – Тверское²².

Можно констатировать, что с XIV столетия прослеживается осмысление современниками перемен в территориально-политической структуре. В Северо-Восточной Руси появляется понятие «великое княжение», позднее (в XV в.) осмысленное соседями как «московское» (после утверждения титула великого князя владимирского, считавшегося формально главным князем на всей Руси²³, за князьями московского дома). В XV в. аналогичный термин начинает применяться к другому сильнейшему государственному образованию Восточной Европы – Литовскому (вместе с его аналогом «великое княжество»), а также к вышедшему в конце XIV в. из-под сюзеренитета великого князя владимирского Тверскому государству. Понятие «земля» сохраняется главным образом за теми крупными политическими образованиями, чей статус и границы в ордынскую эпоху существенно не менялись.

Таким образом, в течение периода со второй половины XIII по конец XV в. в Восточной Европе произошел грандиозный территориально-политический передел. Стабильность пределов «земель» сошла на нет, происходили масштабные присоединения владений одних политических образований другими, результатом чего стало в конце концов сохранение на политической арене всего двух реальных сил.

В историографии об этих присоединениях написано немало, но крайне неравномерно. Лучше всего изучен рост владений московских князей²⁴. Однако и здесь есть свои пробелы: очень мало исследовано приращение территорий вне Северо-Восточной Руси («Суздальской земли» – владений потомков Всеволода «Болыіюе Гнездо»), изсостава соседних Смоленской, Черниговской, Рязанской и Муромской земель; исследователи лишь фиксировали приобретения московских князей на западном, южном и юго-восточном направлениях, не анализируя их способы²⁵ (при том, что по своему масштабу эти «примыслы»²⁶ сопоставимы с приращением московских владений на «северном направлении» – в пределах Северо-Восточной Руси). Получил освещение рост территории Великого княжества Литовского²⁷. «Примыслы» же князей других политических образований фактически не исследовались. Между тем факты такого рода в источниках упоминаются в отношении рязанских и смоленских князей, а также ряда княжеств Северо-Восточной Руси, помимо Московского.

В настоящей работе делается попытка суммировать данные о территориальных переменах, сделав упор на выявление способов, механизмов приобретения русскими князьями тех или иных территорий. Временные рамки – от Батыева нашествия до второй половины 80-х гг. XV в., когда Московское и Литовское государства начали борьбу за передел уже поделенных между ними пространств Восточной Европы. Рассматриваются только случаи присоединения территориальных единиц со стольными городами²⁸. Исключение делается для случаев приобретения территорий, не принадлежавших ранее русским князьям (входивших в состав Орды). Речь пойдет только о «примыслах» русских князей (Рюриковичей); территориальные приобретения князей литовских на русских землях могут быть темой отдельного исследования. Не рассматриваются случаи, относящиеся к принципиально другому, чем «примыслы», явлению, – перераспределения владений внутри одного княжества, принадлежащего одной княжеской семье (т. е. «уделов» в собственном смысле этого слова)²⁹: анализироваться будут лишь случаи присоединения территорий, принадлежащих иным, по отношению к «присоединяющему», династическим линиям.

Изложение в книге ведется по территориальным единицам, в порядке хронологии известий об их приобретении; если та или иная единица несколько раз становилась объектом «примысла», о всех них рассказывается в одном параграфе. Территориальные единицы для удобства обозначаются в заглавиях названиями их столиц. В заключительном разделе делается попытка обобщающего анализа полученных данных о территориальных приобретениях³⁰.

Работа над темой велась при Финансовой поддержке РГНФ, проект № 05-01-01064а.

* * *

Несколько замечаний по поводу основных источников, использованных в работе. Наиболее информативным источником по истории «примыслов» являются акты – духовные и договорные грамоты князей (т. е. документы, одним из назначений которых была фиксация состава и пределов княжеских владений), жалованные грамоты. Со времени сводного издания духовных и договорных грамот (1950 г.) хронология некоторых из них была уточнена в работах ряда исследователей. В силу особой важности хронологии для изучаемой темы ниже приводится перечень отличных от предложенных в издании Л. В. Черепнина 1950 г. (ДДГ) датировок грамот, используемых в настоящей работе. № 1а (первая духовная грамота Ивана Калиты) – 1336 г.³¹ № 1б (вторая духовная грамота Ивана Калиты) – 1339 г.³² № 6 (договор Дмитрия Ивановича с великим князем литовским Ольгердом) – 1372 г.³³

№ 7 (договор Дмитрия Ивановича с Олегом Ивановичем Рязанским) – 1381 г.³⁴

№ 15 (договор Василия I с Михаилом Александровичем Тверским) – 1399 г.³⁵

№ 16 (договор Василия I с Владимиром Андреевичем Серпуховским) – первая половина 1404 или первая половина 1406 г.³⁶

№ 17 (духовная грамота Владимира Андреевича Серпуховского) – между началом 1404 и началом 1406 г.³⁷

№ 21 (духовная грамота Василия I) – 1424 г.³⁸

№ 25 (договор Ивана Федоровича Рязанского с великим князем литовским Витовтом) – 1427 г.³⁹

№ 74 (духовная грамота Андрея Васильевича Вологодского) – ок. 1479 г.⁴⁰

№ 88 (духовная грамота Ивана III) – конец 1503 г.⁴¹

На втором месте после актов по степени информативности в интересующей нас области стоят летописи. Ниже приводится схема основных генеалогических связей использованных в работе летописей XIV–XV вв., с учетом их не дошедших до нас протографов (они обозначены пустыми кружками)⁴².

Кострома

Первое в ордынскую эпоху присоединение одного княжества к другому произошло в 1277 г. в Северо-Восточной Руси. В 1276 г. умер бездетным костромской князь Василий Ярославич, последние четыре года жизни являвшийся и великим князем владимирским⁴³. Великое княжение получил его племянник Дмитрий Александрович, а Костромское княжество Василия было присоединено к великому княжеству Владимирскому⁴⁴. Обычно этот факт трактуется как проявление права великого князя владимирского на выморочные княжества⁴⁵. Однако следует заметить, что князь, наследовавший владение, был не только великим князем, но и старшим из ближайших родственников умершего: Дмитрий Александрович являлся старшим из племянников Василия (последнего в поколении сыновей Ярослава Всеволодича). Осторожней будет поэтому полагать, что при наследовании могли учитываться оба фактора: и близкое родство, и великокняжеский статус. Поскольку великое княжение Дмитрий получал по ханскому ярлыку, присоединение к его территории Костромского княжества несомненно подкреплялось ордынской санкцией.

Углич

В 1283 или 1285 г. умер бездетный углицкий князь Роман Владимирович, сын Владимира Константиновича, внук старшего сына Всеволода Большое Гнездо Константина Всеволодича⁴⁶. Ближайшими родственниками его остались потомки двух других сыновей Константина – Василька, князя ростовского, и Всеволода, князя ярославского. В 1286 г. внуки Василька, Дмитрий и Константин Борисовичи (до этого 8 лет княжившие совместно в Ростове), разделили свои владения: старший, Дмитрий, получил Углич и Белоозеро, младший, Константин, – Ростов и Устюг⁴⁷. Таким образом. Углицкое княжество по праву ближайшего родства отошло по смерти Романа Владимировича князьям ростовским; о санкции Орды на это данных нет, но поскольку речь шла о самостоятельном княжестве, правление в котором регулировалось ханским ярлыком, можно с высокой долей вероятности предполагать, что такая санкция была.

Под 6796 (1288/89) годом в Московской Академической летописи и Сокращенном ростовском своде конца XV в.⁴⁸ – памятниках, донесших ростовский летописный материал, стоит известие: «Седе Андреи Александрович на Ярославле, а Олександр Федоровичь на Углече поле»⁴⁹. Практически все исследователи обходили его молчанием⁵⁰. И это неудивительно: данное сообщение на первый взгляд представляется довольно странным. Ярославлем и до 1288 г., и в более позднее время, вплоть до своей смерти в 1299 г., владел князь Федор Ростиславич, представитель смоленской ветви, получивший ярославское княжение благодаря браку с наследницей ярославского стола⁵¹. Андрей Александрович, брат великого князя владимирского Дмитрия Александровича, княживший в то время в Городцена-Волге⁵², не имел никаких наследственных прав на Ярославль, т. к. принадлежал к потомству не Константина Всеволодича, а его брата Ярослава. К тому же Федор был (и до и после 1288 г.) главным союзником Андрея в его борьбе с братом Дмитрием (см. об этом подробнее ниже), и непонятно, зачем Андрею вытеснять Федора из Ярославля. Неясно, что за Александр Федорович вокняжился в Угличе, которым с 1286 г. владел Дмитрий Борисович и который позднее также находился под властью ростовских князей.

Между тем подвергать сомнению достоверность известия 1288 г., видеть в нем ошибку летописца нет оснований. Это известие стоит в ряду сообщений ростовского происхождения, которые подтверждаются другими летописями: о смерти князя Романа Владимировича Углицкого (1283 или 1285 г.), о разделе княжений между Дмитрием и Константином Борисовичами (1286 г.), о вокняжении Дмитрия Борисовича в Ростове (1289 г.)⁵³. Князь Александр Федорович, неизвестный по другим летописным источникам, в Московской Академической летописи и Сокращенном ростовском своде упоминается еще раз: под 1294 г. сообщается о его смерти⁵⁴; следовательно, предполагать ошибку в передаче имени и отчества этого князя в известии 1288 г. нельзя. Во второй половине XIII в. известен только один взрослый князь Федор – Федор Ростиславич, и имя Александра Федоровича мог носить только сын этого князя⁵⁵. Такое отождествление подтверждается Ростовским соборным синодиком, где упомянут сын Федора Ярославского Александр со своим сыном Дмитрием⁵⁶.

Отождествление Александра Федоровича с сыном Федора Ярославского позволяет пролить свет на «странное» известие 1288 г. Федор Ростиславич мог иметь претензии на «углицкое наследство»: сам он не принадлежал к потомству Константина Всеволодича, но его дети от ярославской княжны приходились Константину праправнуками. Поэтому вокняжение Александра Федоровича в Угличе следует рассматривать как временную победу ярославской княжеской ветви в борьбе за Углицкое княжество.

Но как могло получиться, что, приобретя Углич для сына, Федор Ростиславич одновременно потерял Ярославль?

С начала 1280-х гг. Федор Ростиславич помогал Андрею Александровичу в его борьбе со старшим братом Дмитрием, князем переяславским, за великое княжение владимирское. Дважды, в 1281 и 1282 гг., княжеская группировка, возглавляемая Андреем, наводила на Дмитрия Александровича ордынские войска⁵⁷. Дмитрий сумел в 1283 г. вернуть себе великое княжение с помощью Ногая – фактически самостоятельного правителя западной (от Днепра до Дуная) части Орды⁵⁸. В начале 1285 г. Ногай вместе со вторым после тогдашнего хана Туда-Менгу человеком в Орде – Телебугой (Тулабугой) – совершил неудачный поход на Венгрию. Результатом этого похода стало обострение отношений Телебуги с Ногаем⁵⁹. И в том же 1285 г. Андрей Александрович предпринял новую попытку свергнуть брата Дмитрия с великокняжеского стола: он «приведе царевича, и много зла сътвори крестьяномъ. Князь же велики Дмитрии, съчтався с братьею, царевича прогна, а бояры Андрѣевы изыма»⁶⁰. Поездка Андрея в Орду, скорее всего, была связана с получением сведений о разладе между двумя самыми влиятельными в ней лицами – Ногаем и Телебугой. Группировка, возглавляемая последним, и решила тогда использовать Андрея для нанесения удара по ставленнику Ногая в Северо-Восточной Руси. Перемены в распределении столов в 1288 г. также происходили сразу после серьезных событий в Орде.

В 1287 г. на ордынский престол взошел Телебуга⁶¹. Зимой 1287–1288 гг. он и Ногай совершили, соперничая друг с другом, походы на Польшу⁶². Очевидно, после возвращения Телебуги из польского похода Андрей и Федор направились к нему (визит в Орду при воцарении нового хана был обязательным ритуалом), рассчитывая, что новый хан предоставит им возможность расширить свои владения за счет земель их противников – Дмитрия Александровича и ориентировавшихся на него князей. Есть основания полагать, что к числу последних относился Дмитрий Борисович Ростовский, владевший в тот момент Угличем. Еще в 1281 г. между Дмитрием и Константином Борисовичами произошел конфликт; Константин отправился за поддержкой к великому князю Дмитрию Александровичу, тот приехал в Ростов и помирил братьев. Но в конце того же года Константин Борисович принял участие в ордынском походе против Дмитрия Александровича, а Дмитрий Борисович – нет (более того, татары разорили окрестности Ростова, которым, напомню, братья Борисовичи в то время владели совместно)⁶³. Можно полагать поэтому, что условия соглашения между ростовскими князьями, заключенного при посредничестве великого князя, были выгодны для Дмитрия Борисовича и дали основания для недовольства Константину. В пользу союзнических отношений Дмитрия с великим князем говорит и заключение брака между его дочерью и сыном Дмитрия Александровича (1286 г.)⁶⁴.

Хан Телебуга в 1288 г., по-видимому, не решился передать Андрею Александровичу великое княжение владимирское, но санкционировал отнятие Углича у Дмитрия Борисовича с передачей его сыну Федора Ростиславича и обмен Городецкого княжества Андрея на Ярославское княжество Федора. Таким образом Андрей получал более богатое в то время княжество, а Федор также остался в выигрыше, поскольку к менее выгодному по сравнению с Ярославским Городецкому княжеству добавлялось Углицкое⁶⁵.

Под следующим, 6787 (1289/90) годом в летописях встречаются два «ростовских» известия. В одном из них говорится, что «князь Дмитреи Ростовьскии нача вѣдати всю свою очиноу и ходилъ ко Кашиноу ратью»⁶⁶, в другом – что «сѣде Дмитрии Борисовичь в Ростовѣ; тогда же бѣ много татаръ в Ростовѣ, и изгнаша их вѣчьем, и ограбиша их; того же лѣта князь Костянтинъ иде въ Орду»⁶⁷. Очевидно, что перед нами разные варианты сообщения об одном и том же событии – вокняжении Дмитрия Борисовича в Ростове. Но в известии 1286 г. о разделе княжений под «отчиной» Борисовичей имелись в виду как Ростовское, так и Углицкое княжества⁶⁸. Следовательно, слова «нача ведати всю свою отчину» нужно рассматривать в качестве указания на то, что Дмитрий овладел как Угличем (который он утратил в 1288 г.), так и Ростовом. Поход же его на Кашин был составной частью похода великого князя Дмитрия Александровича против Михаила Ярославича Тверского, завершившегося миром у этого города⁶⁹.

Успехи Дмитрия в 1289 г., после того как годом ранее он лишился углицкого стола, объяснимы только как результат поддержки со стороны великого князя и Ногая. Татары, «умножившиеся» в Ростове с вокняжением Дмитрия, – это, очевидно, отряд, присланный для его поддержки Ногаем. Причиной восстания могли стать поборы, производившиеся татарами в качестве платы за оказываемую Дмитрию Борисовичу помощь. Поскольку в результате восстания пострадали татары Ногая, кары со стороны Волжской Орды ростовцам не последовало⁷⁰.

В 1293 г. Андрей Александрович, Федор Ростиславич, Дмитрий и Константин Борисовичи отправились в Волжскую Орду, после чего ее хан Тохта послал против Дмитрия Александровича и его союзников (главными из которых в тот момент был и Даниил Александрович Московский и Михаил Ярославич Тверской) войско под началом своего брата Тудана (Дюденя). Были взяты города Владимир, Суздаль, Муром, Юрьев, Переяславль, Коломна, Москва, Можайск, Волок, Дмитров, Углич⁷¹. Сразу после похода Дюденя, в начале 1294 г., в Переяславле сел Федор Ростиславич, а в Новгороде (в конце февраля) – Андрей Александрович⁷². Тогда же в Угличе князем стал Александр, сын Константина Борисовича⁷³. Занятие князьями «проволжской» группировки переяславского и новгородского столов – это дележ владений побежденного Дмитрия Александровича. Если полагать, что Углич в 1293 г. продолжал принадлежать Дмитрию Борисовичу или был передан его брату Константину⁷⁴, посажение в нем после татарского похода нового князя выглядит нелогично. Перераспределение столов производилось в пользу князей, союзных Волжской Орде, но в 1293 г. в этом лагере находился не только Константин Борисович, но и его старший брат. Сомнение усиливает и упоминание Углича в списке городов, взятых Дюденем и союзными ему русскими князьями. В этом перечне города, находившиеся под властью Андрея Александровича и его союзников – Федора Ярославского и ростовских Борисовичей, отсутствуют, и это естественно: князья, шедшие вместе с войском Дюденя, не наводили татар на собственные владения; целью похода были княжества, принадлежавшие их противникам⁷⁵. Следовательно, взятие Дюденем Углича следует признать свидетельством того, что в 1293 г. этот город входил во владения князей, ориентировавшихся на Ногая, и именно поэтому после похода там был посажен князь ростовской ветви – это также было одним из актов дележа владений побежденных. Поскольку и оба ростовских Борисовича, и Федор Ярославский (чей сын сидел в Угличе в 1288–1289 гг.), входили в победившую группировку, следует полагать, что Углич им в это время не принадлежал.

Есть основания полагать, что Дмитрий Борисович после событий 1289 г. пошел на соглашение с братом Константином. В 1290 г. Дмитрий является ростовским князем⁷⁶. В 1293 г. Дмитрий и Константин – союзники Волжской Орды, и в Угличе после похода Дюденя садится не один из них, а сын Константина. Если бы у Константина Борисовича не было в это время своего княжения, то логично ожидать, что в Угличе был бы посажен он сам. Скорее всего, по возвращении Константина из Волжской Орды, куда он отправился в 1289 г. (несомненно, с жалобой на брата, отнявшего у него ростовское княжение), между Константином и Дмитрием было поделено княжение в собственно Ростове – они оба стали считаться ростовскими князьями (при признании старшинства Дмитрия); такое положение уже существовало прежде, до присоединения к Ростовскому княжеству Углича. Углицкое же княжение было возвращено Александру Федоровичу. В результате Углич вновь оказался под властью враждебной великому князю Дмитрию Александровичу группировки. Но вскоре, в 1291 г., Телебуга был заманен Ногаем в ловушку и убит; на ордынский престол взошел поддерживаемый в то время Ногаем Тохта⁷⁷. Очевидно, тогда, в пик могущества Ногая, Углицкое княжество было передано под власть Дмитрия Александровича: право великого князя на выморочный стол было поставлено выше права ближайшего родства. После же похода Дюденя 1293–1294 гг. Углич был возвращен князьям ростовской ветви⁷⁸ – союзникам Тохты, начавшего борьбу с Ногаем.

Таким образом, в борьбе за углицкое княжение второй половины 1280-х – первой половины 1290-х гг. впервые столкнулись право ближайших родственников и право великого князя владимирского. Перипетии борьбы за Углич были тесно связаны с политической ситуацией в Орде. Ордынская санкция имела решающее значение.

1.См.: Горский A.A. Русские земли в XIII–XIV веках: пути политического развития. М., 1996. Гл. 1; он же. Русь: От славянского Расселения до Московского царства. М., 2004. Ч. 3, гл. 1.

2.ПСРЛ. Т. 1. М., 2001. Стб. 472, 473, 475, 476, 485 (Лаврентьевская летопись); Бегунов Ю. К. Памятник русской литературы XIII века «Слово о погибели Русской земли». М.; Л., 1965. С. 178 (Житие Александра Невского); ГВНП. М.; Л., 1949. № 1–3. С. 10–13 (договоры Новгорода с великим князем владимирским Ярославом Ярославичем).

3.ПСРЛ. Т. 2. М., 2001. Стб. 793 (Ипатьевская летопись).

4.Там же. Стб. 840.

5.Там же. Стб. 893.

6.Там же. Стб. 799–800.

7.Там же. Т. 1. Стб. 475.

8.Там же.

9.В источниках упоминаются Новгородская, Волынская, Киевская, Рязанская земли (ГВНП. № 6,7,9,10,15. С. 16, 17,19–22,29,30; НiЛ. М.; Л., 1950. С. 99, 361; Макарий, митрополит Московский и Коломенский. История русской церкви. Кн. 3. М., 1995. С. 415 (Житие митрополита Петра); Прохоров Г. М. Повесть о Митяе. Л., 1978. С. 205, 207–208 (Житие Митрополита Петра, вторая редакция); ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Пг., 1922. Стб. 67,80,129, 134–135,146,150 (Рогожский летописец).

10.НiЛ. С. 341, 378,395; ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб.117,153; Полоцкие грамоты XIII – начала XVI века. Вып. 1. М., 1977. С. 51.

11.ГВНП. № 6, 7, 9-11,14, 15. С. 16, 17,19–23, 28–30.

12.Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.; Л., 1950. С. 353 (под 1309 г.); Макарий, митрополит Московский и Коломенский. Указ. соч. С. 415. Термин «Суздальская земля» может применяться в грамотах, исходящих от князей Северо-Восточной Руси, но только адресованных новгородской стороне (ГВНП. № 14,15. С. 28–30).

13.Первая фиксация – в духовной грамоте великого князя Семена Ивановича 1353 г. (ДДГ. М.; Л., 1950. № 3. С. 14). Далее см.: Там же. № 5-15. С. 20–24, 26–29,31,32, 34,37–43; ГВНП. № 16. С. 31. О значениях слова «княжение» см.: Словарь древнеруусского языка (XI–XIV вв.). т. 4. М., 1991. с. 360–361.

14.Ср. в договоре Новгорода с великим князем Ярославом Ярославичем (1260-е гг.): «А что, княже, мытъ по твоей земли, и по иной волости, и по всей Суждальскои земли…» (ГВНП. № 2. С. 11). Под «твоей землей» имеются в виду владения Ярослава в пределах «Суздальской земли» (т. е. его собственное Тверское княжество и великое Владимирское), под «иной волостью» – владения других князей Северо-Восточной Руси.

15.ГВНП. № 19, 20, 22, 26, 27, 77, 78. С. 36, 37, 41, 43, 47, 48, 50, 132, 134; ДДГ. № 19, 25, 33, 47, 76. С. 58, 68, 85, 143, 285, 289; Приселков М. Д. Троицкая летопись. С. 465, 470.

16.ДДГ. № 50, 79. С. 150, 298–299; ГВНП. № 23, 26. С. 43, 46.

17.ДДГ. № 39, 50, 59, 63. С. 118, 149,191, 207.

18.В собственно московских документах термин «великое княжение» продолжает употребляться, как и ранее, без территориального определения.

19.ГВНП. № 70, 77, 335, 339. С. 115, 132, 321, 326; ДДГ. № 37, 39, 60, 76, 79. С. 106, 118,192, 283, 296; НiЛ. С. 397, 416.

20.ДДГ. № 39, 49, 50, 54. С. 118, 149,163.

21.Тамже. № 50. С. 150; Розов В. Украшськи грамоти. Т. 1. Киів, 1928. № 76. С. 140.

22.ДДГ. № 23,37,54,59,63,79. С. 62, 105–106,163,187,189,202,204,297,300 (самая ранняя фиксация – в договоре великого князя тверского Бориса Александровича с великим князем литовским Витовтом конца 20-х гг. XV в.).

23.См.: Горский A.A. Русские земли в XIII–XIV веках. С. 45–46,73-75.

24.См.: Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. Пг., 1918; Любавский М. К. Формирование основной государственной территории великорусской народности. Заселение центра. Л., 1929; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках. М., 1960; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси Х-XIV вв. М., 1984.

25.См.: Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1992. Т. 4. М., 1992. С. 95, 103; Т. 5. М., 1993. С. 74, 106; Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 2. М., 1988. С. 210, 252, 254,282, 336 (примеч. 459), 346; Экземплярский A.B. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. Т. 1. СПб., 1889. С. 59, 61,114,127; Пресняков А. Е. Указ. соч. С. 118, 330–331; Любавский М. К. Указ. соч. С. 40–42, 46–47, 57–58, 74–76, 81–83, 86–91, 109–110; Черепнин Л. В. Образование… С. 459, 542, 663. Попытки выявления обстоятельств присоединения к Москве некоторых из данных территорий единичны: Кучкин В. А. Из истории процесса централизации в Восточной Европе (Ржева и ее волости в XIV–XV вв.) // История СССР. 1984. № 6; Фетищев С. А. К вопросу о присоединении Мурома, Мещеры, Тарусы и Козельска к Московскому княжеству в 90-е гг. XIV в. // Российское государство в XIV–XVII вв. СПб., 2002.

26.«Примыс лами» в изучаемую эпоху именовались приращения территорий самого разного масштаба (от крупного княжества до отдельного села), преимущественно вне отчинных княжеских владений (см.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 2. СПб., 1895. Стб. 1433–1434; Словарь русского языка XI–XVII вв. Т. 19. М., 1994. С. 224; ДД Г. № 21,22,24,27,30. С. 59, 61,66,70,76,78). В дальнейшем изложении будет иногда для краткости применяться этот термин.

27.См.: Грушевський М. С. iсторія Укра'ши – Руси. Т. 2, 3. Кш'в, 1905; Шабульдо Ф. М. Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского. Киев, 1987; Русина О. Укра'ша під татарами і Литвою. Кш'в, 1998.

28.О некоторых «примыслах» московских князей, не включавших в себя стольные города (рязанских владений на правобережье Средней Оки, Калуги, Медыни, Алексина, Любутска), см.: Горский A.A. Московские «примыслы» конца XIII–XV в. вне Северо-Восточной Руси // Средневековая Русь. Вып. 5. М., 2004.

29.Такого рода явление имело место и в домонгольскую эпоху, и во второй половине XIII–XV в., а в Московском государстве и в XVI столетии. В отличие от «примыслов», перераспределение уделов (в домонгольскую эпоху – «волостей») между членами княжеской семьи не влекло за собой появление прав наследственного владения ими.

30.Частично результаты исследования изложены ранее в статьях: Горский A.A. Политическая борьба на Руси в конце XIII в. и отношения с Ордой // Отечественная история. 1996. № 3; он же. Брянское княжество в политической жизни Восточной Европы (конец XIII – начало XV в.) // Средневековая Русь. Вып. 1. М., 1996; он же. Судьбы Нижегородского и Суздальского княжеств в конце XIV – середине XV в. // Средневековая Русь. Вып. 4. М., 2004; он же. Московские «примыслы» конца XIII–XV в. вне Северо-Восточной Руси; он же. От «земель» к «великим княжениям»: О тенденциях политического развития в Восточной Европе XIII–XV вв. // Cahiers du monde russe. Т. 46. Fase. 1–2. La Russie vers 1550: monarchie nationale ou empire en formation? Paris, 2005; он же. Восточная Европа в XIII–XV вв.: от «земель» к «великим княжениям» // Вестник истории, литературы, искусства. Т. 2. М., 2006 (в двух последних публикациях учитывается большее число «примыслов», чем рассматривается в настоящей работе – включая литовские и некоторые приобретения московскими князьями территорий без стольных городов).

31.Кучкин В. А. Сколько сохранилось духовных грамот Ивана Калиты // Источниковедение отечественной истории. 1989. М., 1989.

32.Там же.

33.Кучкин В. А. Русские земли и княжества перед Куликовской битвой // Куликовская битва. М., 1980. С. 90–91.

34.Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М.,1975. С. 144–145.

35.Назаров В. Д. Дмитровский удел в конце XIV – середине XV в. // Историческая география России. XII – начало XX в. М., 1975. С. 50–51, примеч. 27; Клюг Э. Княжество Тверское (1247–1485). Тверь, 1994. С. 280–282.

36.Фетищев С. А. К истории договорных грамот между князьями Московского дома конца XIV – начала XV в. // ВИД. Вып. 25. СПб., 1994. С. 66–68. Вероятнее датировка первой половиной 1404 г.: обновить докончание с Владимиром Андреевичем требовалось в силу того, что последнему был передан после смерти князя Василия Кирдяпы Дмитриевича (датируется зимой 1403–1404 гг.) принадлежавший тому Городец на Волге (см. об этом параграф «Нижний Новгород»).

37.Там же. С. 68–69.

38.Иванов Д. И. Московско-литовские отношения в 20-е гг. XV столетия // Средневековая Русь. Вып. 2. М., 1999. С. 87–90. См. также: Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 1: Житие Сергия Радонежского. М., 1998. С. 118–119.

39.Зимин A.A. О хронологии духовных и договорных грамот XIV–XV вв. // ПИ. Вып. 6. М., 1958. С. 294–295.

40.Зимин A.A. Указ. соч. С. 317.

41.Каштанов С. М. Социально-политическая история России конца XV – первой половины XVI в. М., 1967. С. 198–202.

42.О генеалогических связях летописей см.: Лурье Я. С. Генеалогическая схема летописей XI–XVI вв., включенных в «Словарь книжников и книжности Древней Руси» // ТОД РЛ. Т. 40. Л., 1985; он же. Две истории Руси 15 века. СПб., 1994; Бобров А. Г. Новгородские летописи XV века. СПб., 2000. Помимо обозначенных на схеме, привлекались также в некоторых случаях данные других летописей XV – первой половины XVI века: Тверского сборника (донесшего текст тверского летописания XIV–XV вв.), Московской Академической летописи (сохранившей фрагменты ростовского летописания конца XIII – начала XV в.), Сокращенного ростовского свода конца XV в., Белорусско-литовских летописей, «Летописца от 72-х язык», Типографской летописи, Сокращенных сводов конца XV в., Летописи Авраамки, Софийской II, Никоновской, Устюжской летописей.

43.ПСРЛ. Т. 18. СПб., 1913. С. 74–75,79 (Симеоновская летопись).

44.ПСРЛ. Т. 18. С. 79; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в Х-XIV вв. М., 1984. С. 119.

45.Кучкин В. А. Формирование… С. 101, 119,128.

46.ПСРЛ. Т. 1. Стб. 526 (под 6791 г.) (Московская Академическая летопись); ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. Пг., 1915. С. 246 (под 6793 г.) (Новгородская IV летопись).

47.ПСРЛ. Т. 1. Стб. 525–526; Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 246; Т. 6. Вып. 1. М., 2000. Стб. 360 (Софийская I летопись); Т. 37. Л., 1982. С. 31 (Устюжская летопись).

48.См. о нем: Насонов А. Н. Летописный свод XV века (по двум спискам) // Материалы по истории СССР. Вып. 2. М., 1955. С. 277–282.

49.ПСРЛ. Т. 1. Стб. 526; Насонов А. Н. Летописный свод XV века… С. 297.

50.Исключение составил A.B. Экземплярский, но он ограничился только несколькими недоуменными вопросами (Экземплярский A.B. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. Т. 2. СПб., 1891. С. 26–27,32,79,130–131).

51.См.: Там же. Т. 2. С. 75.

52.См.: Кучкин В. А. Формирование… С. 119.

53.ПСРЛ. Т. 1. Стб. 526; Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 246–247; Т. 6. Вып. 1. Стб. 359–361; Насонов А. Н. Летописный свод XV века… С. 296–297.

54.Там же. Т. 1. Стб.527.

55.Ср.: Экземплярский A.B. Указ. соч. Т. 2. С. 27.

56.Конев С. В. Синодикология. Часть II: Ростовский соборный синодик // Историческая генеалогия. Вып. 6. Екатеринбург, 1995. С. 101.

57.См.: Горский A.A. Москва и Орда. М., 2000. С. 12–16.

58.См.: Там же. С. 14–15; Горский A.A. Ногай и Русь // Тюркологический сборник. 2001: Золотая Орда и ее наследие. М., 2002. С. 132–134.

59.См.: Горский A.A. Ногай и Русь. С. 134–137.

60.ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. Пг., 1915. С. 246; Т. 6. Вып. 1. Стб. 360; Т. 1. Стб. 526. «Царевичами» на Руси называли представителей ханского рода.

61.См.: Тизенгаузен В. Г. Сборник документов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. СПб., 1884. С. 105–106; Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. М.; Л., 1960. С. 83.

62.См.: Горский A.A. Ногай и Русь. С. 138–141.

63.ПСРЛ.Т. 18. СПб., 1913. С. 78.

64.Там же. С. 81; Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.; Л., 1950. С. 344 и примеч. 2.

65.Б. М. Пудалов подверг сомнению мое предположение об обмене в 1288 г. Андрея и Федора княжествами (впервые об этом написано в статье: Горский A.A. Политическая борьба на Руси в конце XIII века и отношения с Ордой // Отечественная история. 1996. № 3. С. 76–77) на основании того, что «вокняжение Федора Ростиславича в Городце не удается подтвердить историческими источниками. В 1294 г. Городец определенно принадлежал Андрею Александровичу, а Федор Ростиславич тогда же княжил в Ярославле» (Пудалов Б. М. Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII – первая треть XIV в.). Нижний Новгород, 2004. С. 153, примеч. 80). Утверждение это вызывает по меньшей мере удивление. О вокняжении Андрея в Ярославле и сына Федора в Угличе в 1288 г. имеются прямые летописные известия. Под 1294 г. мы располагаем прямым известием не о «княжении», а о вокняжении Федора в Ярославле (см. ниже примеч. 78). Из сопоставления этих известий следует вывод, что в период 1288–1294 гг. в Ярославле княжил Андрей Александрович. Где же мог княжить в это время Федор Ростиславич, как не в Городце? Ведь ущемление владельческих прав Федора в 1288 г. предположить невозможно, т. к. он оставался союзником Андрея, а его сын получил тогда особый стол – углицкий. Разумеется, прямого сообщения о вокняжении Федора в Городце нет (если бы оно дошло, то и обсуждать было бы нечего), что неудивительно, поскольку ростовского летописца, перу которого принадлежит известие 1288 г., мало интересовали события, происходившие за пределами владений потомков Константина Всеволодича; но косвенных данных на этот счет более чем достаточно.

66.ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 247; Т. 6. Вып. 1. Стб. 360.

67.Там же. Т. 1. Стб. 526; Насонов А. Н. Летописный свод XV века… С. 297.

68.ПСРЛ. Т. 1. Стб. 526; Насонов А. Н. Летописный свод XV века… С. 296.

69.См.: ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 247; Т. 6. Вып. 1. Стб. 361; Т. 15. Вып. 1. Пг., 1922. Стб. 34 (Рогожский летописец); Т. 18. С. 81; НiЛ. М.; Л., 1950. С. 326; Приселков М. Д. Троицкая летопись. С. 344. Сообщение о походе Дмитрия Александровича на Тверское княжество дошло в трех вариантах. При этом его новгородский вариант, содержащийся в НГЛ, Новгородской IV и Софийской I летописях, датирует это событие 6797 г., тверской (Рогожский летописец) – 6796, а Троицкая и Симеоновская летописи – 6795. Последняя датировка вряд ли содержалась в т. н. «великокняжеском своде 1305 г.» – протографе Лаврентьевской и Троицкой летописей (см. об этом: Лурье Я. С. Генеалогическая схема летописей XI–XVI вв., включенных в «Словарь книжников и книжности Древней Руси» // ТОДРЛ. Т. 40. Л., 1985. С. 196, 198), т. к. в Лаврентьевской летописи (наиболее ранней из сохранивших текст этого свода) известия о походе Дмитрия под 6795 г. нет (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 483; неясно, стояло ли оно там под одним из последующих годов или отсутствовало вовсе, поскольку статьи последующих лет приходятся на утраченный в Лаврентьевском списке лист). Тверской рассказ наиболее подробен, именно из него ясно, что поход Дмитрия Александровича на Тверское княжество и поход Дмитрия Борисовича на Кашин (в Новгородской IV и Софийской I упоминающиеся раздельно) – одно и то же, так как Дмитрий Борисович назван среди участников похода великого князя, а Кашин – в качестве города, подвергшегося осаде. Но датировки Рогожского летописца за конец XIII – начало XIV в. во многих случаях неточны. Между тем в Новгородской IV и Софийской I летописях 6797 годом датированы два текстуально не связанных между собой, но говорящих об одном и том же событии известия: новгородское – о походе Дмитрия Александровича «къ Тфери» и ростовское – об овладении Дмитрием Борисовичем своей «отчиной» и его походе к Кашину. Следовательно, на 6797 г. указывают два независимых летописных источника – новгородский и ростовский (оба придерживались мартовского стиля). По этой причине верной следует признать датировку похода Дмитрия Александровича против Михаила Тверского 1289 годом.

70.Скорее всего, именно присутствие в Северо-Восточной Руси ордынского воинского контингента вынудило Андрея Александровича в том же 1289 г. выступить в союзе с Дмитрием против Михаила Тверского (он участвовал в походе на Кашин – ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 34).

71.ПСРЛ. Т. 18. С. 82; Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 248; Насонов А. Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940. С. 75–77.

72.Тамже. Т. 18. С. 83; Приселков М. Д. Троицкая летопись. С. 346–347.0 дате см.: Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 290.

73.ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 248; Т. 6. Вып. 1. Стб. 363; Т. 1. Стб. 527.

74.Последнее предполагали A.B. Экземплярский и В. А. Кучкин (Экземплярский A.B. Указ. соч. Т. 2. С. 130–131; Кучкин В. А. Формирование… С. 120).

75.Перечень одиннадцати взятых городов определенно присутствовал в «своде 1305 г.», и его достоверность не вызывает сомнений (см.: Горский A.A. Политическая борьба на Руси в конце XIII века… С. 88, примеч. 54).

76.ПСРЛ.Т. 1. Стб. 526.

77.Тизенгаузен В. Г. Указ. соч. Т. 1. С. 106–108; Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 83–84.

78.Известие о вокняжении Александра Константиновича в Угличе приводится в летописях вместе с сообщением о вокняжении Федора Ростиславича в Ярославле: «се де на княжении в Ярославле Феодоръ князь, а Олександр Костянтиновичь на Углече поле» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 248; Т. 6. Вып. 1. Стб. 363; Т. 1. Стб. 525). Летописи, восходящие к т. н. «своду 1305 г.», сообщают, что Федор после похода Дюденя сел в Переяславле (Там же. Т. 18. С. 83; Т. 25. М.; Л., 1949. С. 157), при этом в Лаврентьевской летописи вместо Переяславля назван, явно ошибочно, Ярославль (Там же. Т. 1. Стб. 483; о правильности чтения «в Переяславли» свидетельствует известие, имеющееся и в Лаврентьевской, что в 1294 г., после того как был заключен мир между Дмитрием и Андреем Александровичами, Федор Ростиславич «пожже Переяславль»: это было явно сделано в отместку за вынужденное оставление города). Но повлиять на летописи, в составе которых дошло сообщение о вокняжениях Федора Ростиславича и Александра Константиновича (а это своды, содержащие ростовский летописный материал), данная ошибка не могла, так как Лаврентьевская летопись с этими памятниками не связана (см.: Лурье Я. С. Указ. соч. С. 196, 199); к тому же известие о посажении Федора в Переяславле помещено в летописях перед сообщением о приходе Андрея Александровича в Новгород, а запись о вокняжении Федора в Ярославле и Александра в Угличе – после (ср.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 483; Т. 18. С. 83 и ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 248; Т. 6. Вып. 1. Стб. 363; Т. 1. Стб. 527). Это явно разные известия: первое (о Переяславле) восходит к «своду 1305 г.», второе является ростовским по происхождению; великокняжеского летописца в первую очередь интересовала судьба Переяславля, столицы Дмитрия Александровича, ростовского – судьба княжений потомков Константина Всеволодича. Таким образом, следует признать, что после похода Дюденя, зимой 1293–1294 гг. Федор Ростиславич занял как переяславский, так и ярославский стол. Следовательно, накануне похода он в Ярославле не княжил. Это является дополнительным аргументом в пользу высказанного выше предположения об обмене в 1288 г. княжениями между Федором и Андреем Александровичем. Очевидно, Ярославль оставался за Андреем в течение всего периода 1288–1293 гг.; теперь же, когда Андрей приобретал великое княжение, и благодаря этому преимущества Ярославского княжества над Городецким перестали играть существенную роль, произошел обратный обмен.

Bepul matn qismi tugad.