Певчие

С легкой руки мирового, получившего письмо из Питера, разнеслись слухи, что скоро в Ефремово прибудет барин, граф Владимир Иваныч. Когда он прибудет, – неизвестно.

Приезд барина это, конечно, не так тревожно, как ожидание ревизора, но событие заметное для небольшого городка. По этой причине священник ефремовской Трехсвятительской церкви, отец Кузьма, маленький седенький попик в лиловой рясе, к прибытию дворянства и прочего высшего сословия попросил своего регента постараться. Так и сказал:

"Уж ты тово... постарайся, Алексей Алексеич... Сердечно прошу..."

И началась суетливая подготовка к встрече с высоким гостем. Внешняя красота церковной службы во многом зависит от стройного пения и приятного раскатистого дьяконского баса. Такого дьякона, обладателя редкого могучего баса, в прежние времена могли специально приглашать на торжественные богослужения в разные храмы. Похожие эпизоды упоминаются у Шмелёва и Лескова. Но это в Москве или Санкт-Петербурге ходили слушать концерты, которые исполнялись перед причащением прихожан на литургии, а в небольшом городке, пусть даже там была не одна церковь, а несколько, плюс монастырь, а то и два, такой практики не наблюдалось. Вот и легла вся тяжесть подготовки на плечи псаломщика и регента, обучающего церковному и светскому пению школьников. Почему-то только мальчики упоминаются в рассказе, девочек, видимо в хор не брали. Беда в том, что Алексей Алексеич и дьякон Евлампий Авдиесов враждовали между собой. Каждый тянул одеяло на себя: дьякону хотелось продемонстрировать свой бас, совершеннейшую октаву, а регент заботился о стройности звучания и считал, что Авдиесов на зло ему ектению не в тон читает. В центре рассказа репетиция, спевка. Спевка представлена со всеми подробностями, с описанием последовательности и названиями песнопений. Невозможно сдержать улыбку от доброй иронии, комичных сцен и диалогов, милой насмешливости, с которой Чехов описывает репетицию. Он так точно подмечает детали, рисует характеры, лепит образы, что оказываешься в роли слушателя и наблюдателя, и невольно проносятся в голове сравнения с тем, что приходилось наблюдать наяву. Мало, что меняется у певчих. Всё те же "то-то-ти-то-том...", "до-ми-соль-до!" и "А-а-а-а-минь!".

Вот как производятся спевки. В классную комнату, хлопая дверью, входит сморкающийся Алексей Алексеич. Из-за ученических столов с шумом выползают дисканты и альты. Со двора, стуча ногами, как лошади, входят давно уже ожидающие тенора и басы. Все становятся на свои места. Алексей Алексеич вытягивается, делает знак, чтобы молчали, и издает камертоном звук. – То-то-ти-то-том... До-ми-соль-до!

Интересно отмечать автобиографичные моменты. Известно, что Антон Павлович Чехов в детстве обучался музыке и пел в церковном хоре с братьями, руководил которым их отец. Поэтому так впечатляет эффект присутствия на репетиции хора. С наибольшим сочувствием Чехов пишет о школьниках, дискантах и альтах, которым и скучно, и приятно то, что они поют во взрослом хоре. И когда поётся хорошо, слышна красота музыки, то замирают от восторга и слушатели и исполнители. Особенно трогательно и смешно, с явной симпатией к герою, словно о близком родственнике или знакомом, Чехов пишет об Алексее Алексеиче. Приезжает граф, слышны из графских окон звуки расстроенного рояля, отец Кузьма чахнет, дьякон ухмыляется, а регент... обижается. Как обидели регента и как он примирился с дьяконом, об этом узнаем в конце небольшого рассказа. Графа в рассказе словно и нет. Только ожидание его приезда, негармоничная мелодия из окна, да слова графа, пересказанные отцом Кузьмой и дьяконом Евлампием. Есть описание обедни, на которой он присутствовал, но самого графа Чехов не описывает. Он пишет о том, как себя ведёт и что чувствует регент на этой службе. При этом характер графа (или , как его называет дьякон, грахва), мы угадываем без сомнений. Пренебрежение графа ко всему, что кажется ему простецким, недостойным его высокого ума, на деле выглядит бесчувственностью и хамством. Что церемонится с простаками? Но граф явно проигрывает своим расстроенным роялем перед благозвучием бессознательно старающегося угодить не графу, а своему регенту (а по сути нужно брать ещё выше) мальчишеского хора.

Это очень милый хороший рассказ про маленький провинциальный городок Ефремово, в котором всего то только церковь и есть, ни с того ни с сего приезжает граф.

А что делать руководству городка? Конечно показывать достопримечательности. А из достопримечательностей-то только церковь! Вот и стали певчие усиленно репетировать (что они делали и всегда, может, не так усиленно), дисциплина поднялась на новый уровень. Алексей Алексеич - руководитель певчих - очень преданный своему делу руководитель, старается как может.

- Форте! - бормочет он. - Анданте! Разжимайте... разжимайте! Пой, идол! Тенора, не доносите! То-то-ти-то-том... Соль... си... соль, дурья твоя голова! Велий! Басы, ве... ве... лий...

Ну а что из всего этого вышло? Все как всегда, по-чеховски :-)

Рассказ замечательный. Жаль, что мне медведь на ухо наступил, не могу в полной мере оценить его музыкальность. А она, наверняка, тоже великолепная. Ведь речь в рассказе идёт о подготовке певчих к приезду барина из Питера. Вот отец Козьма и просит псаломщика церкви, регента хора Алексея Алексеевича – «А ежели он приедет, то и прохода здесь не будет от дворянства и прочего высшего сословия. Все соседи съедутся. Уж ты тово... постарайся, Алексей Алексеич... Сердечно прошу...»

Вот и пошли спевки в школе по два раза на дню – утром и вечером. Усиленная подготовка, подбор репертуара. Например, «Херувимская» поётся так хорошо, что народ под окнами останавливается. Но Алексей Алексеевич недоволен басом Геннадия Семичева, брата кабатчика – «На что у тебя голос похож? Трещит, словно кастрюля. Опять, небось, вчерась трахнул за галстук? Так и есть! Изо рта, как из кабака... Эээх! Мужик, братец, ты! Невежа ты! Какой же ты певчий, ежели ты с мужиками в кабаке компанию водишь? Эх, ты осел, братец!»

Понятно, что для Антона Павловича, с ранних лет певшего в церковном хоре, рассказывать о спевках, как приоткрывать перед нами все тонкости этого искусства. Все эти репетиции он испытал на себе, поэтому более живого описания и представить себе нельзя. Попробуйте проследить за действиями Алексея Алексеевича - «Во время концерта регент входит в азарт. Выражение доброты то и дело сменяется испугом. Он машет руками, шевелит пальцами, дергает плечами... Его смычок гуляет по головам и плечам фальшивящих дискантов и альтов. Левая рука то и дело хватает за уши маленьких певцов. Раз даже, увлекшись, он согнутым большим пальцем бьет под подбородок баса Геннадия. Но певчие не плачут и не сердятся на побои: они сознают всю важность исполняемой задачи».

Тяжкий труд на протяжении двух месяцев. Но приехавший барин приказывает отцу Кузьме, чтобы поскорее, без певчих. Алексей Алексеевич от этого известия всю ночь не спит – «Не так обидно ему, что пропали его труды, как то, что Авдиесов не даст ему теперь прохода своими насмешками. Авдиесов рад его горю». С дьяконом Евлампием Авдиесовым у них громкие распри.

После обедни, которую Алексей Алексеевич пел один как перст, он идет домой, уничтоженный и больной, но Авдиесов, догнав его, сообщает, что барин и Евлампия обидел - "Кричать, говорит, всякий может. Не так, говорит, важен в человеке голос, как ум". Вот так питерский дока и атеист всех раскритиковал, помирив врагов, которые, взявшись за руки, идут «тарарахнуть точно по единой!»

*Фраза, приписываемая в разных источниках Андрею Миронову и Эмилю Брагинскому.

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 372

Вот как работает чиновничий механизм: получает местный чиновник за организацию хора деньги. Благородное же дело дополнительное, вроде как. Только вот хор обязаловка, никто из учеников пропустить не может. А когда приходят с проверкой, оказывается, что никому этот хор не сдался и не важен. Важен он, как не странно, тому кто им занимается. Хотя самих хористов никто не спрашивает, есть ученики – почему бы и не петь, всяко на занятиях повеселее тогда. Вот так вот и утекают деньги из бюджета. Старая, старая схема.

Какая же низость и пренебрежение к людям,к их труду, старанию встретить своего господина. И не просто простым крестьянам, что тоже зазорно, а к церковным певчим в поте лица стремившимся как можно лучше исполнить церковные гимны для "грахва". А он просто отмахнулся от них, сказав управляющему сделать церемонию покороче и вообще без певчих. В рассказе отразились личные впечатления Чехова. В нем автор изобразил не столько анекдотичность происходившего, сколько существовавшие нравы. Кстати подобные явления сохранились и до сего времени. Многие могли быть свидетелями подобных явлений, когда перед появлением высокого начальства люди наводят,на покладая рук, марафет, а это начальство приедет, пройдет в кабинет руководителя, побалакают там за рюмкой коньяка, и были таковы, даже не встретившись с коллективом. И это просто пример. Не читает начальство Чехова, стыдно должно быть ему.