Kitobni o'qish: «Рыжик на обочине»

Shrift:

Redhead by the Side of the Road

Книга издана при содействии Salky Literary Management, Claire Roberts Global Literary Management и The Van Lear Agency LLC

1

Никому не известно, что творится в голове у такого человека, как Майка Мортимер. Он живет один, замкнуто; неизменный порядок его жизни словно выбит на каменных скрижалях. Каждое утро в семь пятнадцать он выходит на пробежку. В десять – десять тридцать пришлепывает на крышу своей «киа» держащийся на магнитах знак «Технарь-отшельник». По вызовам он выезжает в разное время, но, кажется, ни дня не проходит без нескольких обратившихся за помощью клиентов. Во второй половине дня он возится во дворе, поскольку подрабатывает смотрителем дома, в котором живет. Подметает дорожки, вытряхивает коврики, ведет переговоры с сантехником. Вечером в понедельник, накануне вывоза мусора, он выставляет контейнеры в проулок; вечером в среду – другие контейнеры, с отходами, подлежащими переработке. Около десяти за тремя подслеповатыми окошками его квартиры, полускрытыми живой изгородью, гаснет свет. (Квартира находится в цокольном этаже и, должно быть, выглядит несколько угрюмо.)

Майка – высокий костлявый мужчина сорока с небольшим лет, с не слишком хорошей осанкой – голова слегка подается вперед, плечи немного сутулые. Волосы угольно-черные, но стоит ему пропустить ежедневное бритье, и в усах пробивается седина. Голубые глаза, нависающие брови, щеки впалые. Губы поджаты. Неизменный наряд – джинсы и футболка либо водолазка, в зависимости от времени года, а когда совсем холодно – потертая коричневая кожаная куртка. Обшарпанные коричневые ботинки с круглыми носами выглядят скромно, словно школьная обувь. На пробежку он выходит в простых старых грязно-белых кедах – никаких вам светящихся полосок, заполненных гелем подошв и прочих штуковин, что в почете у большинства бегунов, а вместо шорт – обрезанные по колено джинсы.

У него есть подружка, но живут они отдельно. Время от времени ее можно заметить у его двери с пакетом еды на вынос или утром выходного дня, когда они уезжают куда-то – уже без знака «Технарь-отшельник» на крыше. Друзей-мужчин у Майки вроде бы нет. С жителями дома он приветлив, но не более того. Они здороваются при встрече, он дружески кивает и машет рукой, не утруждаясь сказать хоть слово. Никому не ведомо, есть ли у него родня.

Дом, где он живет, расположен в Говансе, это маленький трехэтажный кирпичный кубик к востоку от Йорк-роуд на севере Балтимора. По правую руку пруд, в котором разводят форелей, слева – магазин подержанной одежды. За домом крошечная парковка, перед домом – крошечный газон. Неуклюжее крыльцо – проще сказать, цементные ступени – с занозистыми деревянными качелями, на которые никто в жизни не присядет, и вертикальный ряд звонков возле убогой белой двери.

Задумывается ли Майка порой над своей жизнью? Над ее смыслом и целью? Тревожит ли его мысль, что здесь ему предстоит провести следующие тридцать или сорок лет? Никто не знает. И вряд ли кто-то задавал ему этот вопрос.

* * *

Как-то в понедельник, ближе к концу октября, первый телефонный звонок потревожил Майку за завтраком. Обычно его утро строилось так: пробежка, душ, затем завтрак и небольшая уборка. Он очень не любил, когда что-то прерывало нормальную последовательность дел. Вынув из кармана мобильник, он глянул на экран: ЭМИЛИ ПРЕСКОТТ. С этой старушкой ему приходилось иметь дело настолько часто, что он внес ее в список контактов. Проблемы, возникающие у таких старых леди, решить проще всего, а вот вопросами они замучают. Им обязательно надо знать как и почему. «Как это могло случиться? – причитают они. – Вчера, когда я ложилась спать, с компьютером все было в порядке, а с утра вон что творится! Я же к нему и пальцем не притрагивалась, я крепко спала!» – «Не беда, я уже все исправил», – отвечает в таких случаях Майка. «Но почему его пришлось исправлять? Отчего он сломался?» – «Нет смысла задавать такие вопросы насчет компьютера». – «Да почему же нет смысла?»

С другой стороны, старые леди – его хлеб и масло, а эта и жила поблизости, в Хоумленде. Майка нажал на кнопку «ответить» и произнес:

– «Технарь-отшельник».

– Мистер Мортимер?

– Я.

– Это Эмили Прескотт, вы меня помните? У меня стряслась беда!

– Что случилось?

– Понимаете, не могу заставить свой компьютер куда-нибудь зайти! Отказывается наотрез! Ни на один вебсайт не хочет зайти. А ведь вай-фай у меня работает.

– Перезагрузить пробовали? – спросил он.

– Это как?

– Выключить и потом снова включить. Я вам показывал.

– А, да! Дать ему тайм-аут, так я это называю. – Она легко рассмеялась. – Попробовала, да. Не помогло.

– Ладно, – сказал он. – Давайте заеду к вам примерно в одиннадцать?

– В одиннадцать часов?

– Именно.

– Но я хотела заказать подарок ко дню рождения внучки, он в среду, и необходимо заказать заранее, тогда доставка бесплатная.

Он промолчал.

– Что ж, – вздохнула она. – Хорошо, одиннадцать так одиннадцать. Буду ждать. Адрес вы помните?

– Помню.

Он отключил телефон и откусил уголок тоста.

Его квартира на самом деле больше, чем ожидаешь от полуподвального помещения. Вытянутое открытое пространство объединяет кухню и гостиную плюс две отдельные спальни и ванная. Потолки вполне приличной высоты, пол вымощен не слишком потертой плиткой цвета слоновой кости, в полосочку. У дивана бежевый коврик. Узкие окна под потолком мало что позволяли разглядеть, но, по крайней мере, Майка всегда мог судить, ясный ли выдался день, – в то утро как раз было ясно, – а теперь, когда деревья начали обнажаться, он видел и сухие листья, собиравшиеся у корней азалии. Попозже он возьмет грабли и разберется с листвой.

Он допил кофе, отодвинул стул от стола, встал, отнес посуду в раковину. У него имелась собственная система: оставить посуду отмокать, пока он протрет стол и кухонные шкафчики, уберет в холодильник масло, пройдется вертикальным пылесосом под стулом – вдруг уронил крошки. По расписанию для пылесоса отводилась пятница, но Майка предпочитал не запускать свое помещение и между уборками.

Понедельник предназначался для влажной уборки пола в кухне и ванной. «Штрашная швабрия», – сказал он, наливая в ведро горячую воду. Он часто беседовал сам с собой за работой, подпуская в речь тот или иной иностранный акцент. Нынче – немецкий или, может быть, русский. «Швабрия для поломоя». Предварительно пылесосить пол в ванной он не стал, не было нужды, с прошлой недели пол оставался безукоризненно чистым. Личная теория Майки гласила: если во время уборки ты замечаешь разницу – журнальный столик вдруг засиял, с ковра исчезли нитки, – значит, давно уже следовало прибрать.

Майка гордился порядком в своем доме.

Закончив влажную уборку, он сходил в помещение для стирки и вылил грязную воду в раковину. Прислонил швабру к бойлеру. Затем Майка вернулся в квартиру и прошелся по гостиной – расправил покрывало на диване, выбросил пару пустых пивных банок, взбил подушки. Мебели немного: диван, журнальный столик и уродливый коричневый шезлонг из пластика. Все это уже было тут, когда он въехал, Майка добавил к обстановке лишь металлический стеллаж для своих учебников и журналов по специальности. Прочее чтение – по большей части детективы и биографии – он брал в бесплатном книгообмене и возвращал, прочитав. Иначе пришлось бы покупать дополнительные полки.

Ну вот, пол в кухне просох, Майка вернулся туда, чтобы помыть, вытереть и убрать посуду после завтрака. (Некоторые оставляют посуду просто сохнуть, но Майка считал, что нагромождение тарелок выглядит неаккуратно.) Затем он надел очки без оправы – для дали, они требовались ему за рулем, – прихватил магнитный знак на машину и рабочую сумку и вышел через черный ход.

Эта дверь находилась позади дома, бетонные ступеньки вели отсюда наверх, к парковке. Поднявшись по лестнице, Майка остановился, присматриваясь к погоде: с тех пор как он вернулся с пробежки, потеплело и ветер стих. Правильно сделал, что не взял куртку. Майка налепил на машину знак «Технарь-отшельник», сел за руль, включил двигатель и помахал рукой Эду Аллену, который, держа под мышкой коробку с ланчем, шел к своему пикапу.

За рулем Майка играл в такую игру: как будто всевидящая система наблюдения ежесекундно оценивает его действия. «Бог транспорта» – так он называл эту систему. Ею управляла большая команда мужчин в рубашках с закатанными рукавами, с зелеными козырьками на лбу. Они то и дело вслух восхищались тем, как Майка ведет машину. «Смотрите, он включает поворотник, даже когда сзади никого нет», – говорили они, например. Майка действительно всегда включал поворотник. Даже у себя на парковке.

Прибавляя скорость, он честно воображал помещенное под педалью газа яйцо, тормозил плавно, скользя и почти незаметно завершая движение. И всякий раз, когда другой водитель в последний момент вдруг решал перестроиться на полосу Майки, можно было не сомневаться: Майка сбросит скорость и поднимет левую ладонь в любезном жесте «после вас». «Видели? – говорили друг другу ребята из “Бога транспорта”. – У парня безупречные манеры».

По крайней мере, это хоть немного развеивало скуку.

Он свернул на Тенлейдейл-роуд и припарковался у тротуара. Протянул руку за рабочей сумкой, но тут зазвонил мобильник. Майка вытащил его из кармана и сдвинул очки на лоб, всматриваясь в экран. КЭССИЯ СЛЕЙД. Необычно. Кэсс – его подруга (он не собирался именовать женщину без малого сорока лет «герлфренд»), но в такой час они, как правило, не общались. Ей в это время полагалось быть на работе, по колено в четвероклассниках. Майка нажал кнопку «ответить».

– Что случилось? – спросил он.

– Меня выгоняют.

– То есть?

– Выгоняют из моей квартиры.

У нее был низкий, ровный голос, это Майка одобрял, но сейчас в голосе появилась предательская дрожь.

– Как тебя могут выгнать? – спросил он. – Тем более это даже не твоя квартира.

– Нэн явилась сегодня утром без предупреждения.

Нэн – основная квартиросъемщица. Она переехала вместе с женихом в кондоминиум у гавани, однако не отказалась от прав на квартиру. Кэсс это напрягало, но Майка Нэн понимал: всегда разумно иметь запасной вариант.

– Просто взяла и позвонила в дверь, внезапно, – продолжала Кэсс. – И я не успела спрятать кота.

– Ах да, кот, – сказал Майка.

– Я надеялась, он не полезет на глаза. Старалась заслонить от нее квартиру, надеялась, внутрь она не пойдет, но она сказала: «Я заехала забрать мою… это еще что?» – и уставилась через мое плечо прямо на Усика, а тот выглядывал из кухни, весь на виду, хотя обычно, ты же знаешь, Усик избегает чужих. Я попыталась ей объяснить, что я не планировала заводить кота. Рассказала, как нашла его, застрявшего в продухе подвала, но Нэн перебила: «Ты вовсе не о том говоришь, ты же знаешь, у меня смертельная аллергия. Достаточно на миг войти в комнату, где кошка побывала месяц тому назад, – сказала она, – достаточно одного волоска, оставленного кошкой на ковре, и я сразу… ой, боже, я уже чувствую, как горло распухает!» И она попятилась на площадку, а когда я хотела выйти следом, замахала на меня обеими руками. «Постой!» – сказала я, а она: «Я тебе позвоню». Сам знаешь, что это значит.

– Нет, не знаю. Что тут такого? – возразил Майка. – Ну позвонит она тебе вечером, отругает, а ты извинишься, и дело с концом. Разве что от Усика придется избавиться, я так понимаю.

– Я не могу избавиться от Усика! Он наконец-то поверил, что у него есть дом.

Вообще-то Кэсс казалась Майке вполне разумной женщиной, и эта история с котом сбивала его с толку.

– Послушай, – сказал он, – не забегай вперед. Пока что она всего лишь сказала, что собирается тебе позвонить.

– Куда же мне переезжать? – спросила Кэсс.

– О переезде и речи не идет.

– Пока не идет, – уточнила она.

– Давай ты подождешь, пока она об этом заговорит, прежде чем собирать вещи.

– Не так-то просто найти квартиру, куда пускают с животными, – продолжала Кэсс, будто он и рта не открывал. – А если в итоге я окажусь на улице?

– Кэсс, в Балтиморе живут тысячи людей с домашними животными. Найдешь квартиру, честное слово.

Пауза. На том конце слышались голоса детей, но не очень близко. Наверное, сейчас перемена и Кэсс вышла на игровую площадку.

– Кэсс?

– Ладно, спасибо, что выслушал, – резко ответила она и отключилась.

Он еще мгновение смотрел на экран, потом вернул на место очки и сунул телефон в карман.

* * *

– Я самая глупая курица среди ваших клиентов? – спросила его миссис Прескотт.

– Вовсе нет, – честно ответил он. – Даже в первую десятку не входите.

Его позабавило выбранное ею слово – старушка и впрямь немного смахивала на курицу. Маленькая круглая голова, и на тоненьких, как зубочистки, ножках – единый шар груди и живота. Даже дома она носила туфли с небольшим каблуком, отчего ей приходилось семенить, слегка припрыгивая.

Майка сидел на полу под рабочим столом – массивным антикварным секретером с поразительно маленькой рабочей поверхностью. (Куда только люди не ставят свои компьютеры! Как будто не вполне понимают, что им уже не придется писать чернильными ручками.) Он выдернул два провода из узла, опутавшего сетевой фильтр, – один с меткой «МОДЕМ», другой с меткой «РОУТЕР», обе надписи были выведены его твердым почерком – и замер, следя за секундной стрелкой своих часов.

– Порядок, – сказал он наконец, воткнул на место провод модема и снова принялся следить за секундной стрелкой.

– Моя подруга Глинда, – заговорила миссис Прескотт, – вы ее не знаете, я все время ей твержу, что она должна связаться с вами. Она своего компьютера боится! Только почтой в нем и пользуется. Не хочет давать ему лишнюю информацию, так она говорит. Я ей рассказала о вашей книжице.

– М-м, – пробормотал Майка. Его книжка называлась «Первым делом подключи», и она стала одним из бестселлеров «Вулкотт паблишинг», но поскольку «Вулкотт» – издательство сугубо местное, разбогатеть Майка не рассчитывал.

Он подключил провод роутера и начал выбираться из-под стола.

– Самая трудная часть моей работы, – признался он миссис Прескотт, с трудом привставая на колени. Ухватился за край стола и поднялся.

– Ой, полно, вы слишком молоды, чтобы жаловаться, – сказала миссис Прескотт.

– Молод! В ближайший день рождения мне исполнится сорок четыре.

– Вот именно! – сказала миссис Прескотт и добавила: – Я говорила Глинде, что вы иногда соглашаетесь давать уроки, но она уверяет, что все забудет через две минуты после вашего ухода.

– Совершенно верно, – ответил Майка. – Пусть просто купит мою книгу.

– Но уроки намного – ой! Смотрите! – Миссис Прескотт уставилась на экран компьютера, сложив руки лодочкой. – «Амазон»! – восторженно произнесла она.

– Да, «Амазон». Ну так что? Вы следили за тем, как я это сделал?

– Ну, я… не совсем.

– Я выключил ваш компьютер, выдернул провод модема, выдернул провод роутера. Видите – каждый из них надписан.

– Ох, мистер Мортимер, мне нипочем столько всего не запомнить!

– Как хотите, – сказал он, взял свою папку с зажимом и принялся выписывать чек.

– Я думаю заказать внучке афроамериканскую куклу-младенца, – сообщила миссис Прескотт. – Что вы на это скажете?

– Ваша внучка афроамериканка?

– Вовсе нет.

– Тогда, по-моему, это странновато, – сказал он.

– Ой, мистер Мортимер, мне бы не хотелось, чтоб подарок был странноватый!

Он оторвал верхний листок с ее копией счета и вручил его клиентке.

– Мне даже неловко брать с вас деньги, – сказал он. – Мне толком и работать не пришлось.

– Не надо так говорить! – возразила она. – Вы мне жизнь спасли. Я бы вам и втрое заплатила!

И она ушла за чековой книжкой.

По правде говоря, размышлял он на обратном пути, даже если бы она и платила втрое, эта работа едва могла его прокормить. С другой стороны, такая работа ему нравилась, и, по крайней мере, он сам себе начальник. Майка терпеть не мог, когда им кто-то командовал.

Было время, от него ожидали большего. Он первым в роду поступил в университет: отец работал в Балтиморской электрогазовой компании – обрезал деревья, – а мать была официанткой, и все четыре сестры служат в ресторанах до сих пор. Майка был их лучезарной звездочкой. Был да сплыл. Прежде всего, ему пришлось браться за всякие подработки, поскольку стипендия покрывала лишь часть расходов, а это мешало учебе. Но важнее другое: университет просто не совпал с картинкой в его голове. Майка думал, что там он найдет все ответы, единую сжатую Теорию Всего и сможет организовать свой мир в соответствии с ней, а на самом деле университет оказался продолжением старших классов: все те же учителя что-то вновь и вновь твердят у доски, все те же ученики вертятся и перешептываются друг с другом на лекции. Его энтузиазм угас. Он зря болтался в университете, дважды менял основной курс и в итоге попал на информатику – это, по крайней мере, казалось чем-то определенным, да или нет, черное или белое, все так же логично и упорядоченно, как в игре в домино. В середине выпускного курса (Майке понадобилось пять лет, чтобы добраться до него) он бросил университет и вместе со своим однокашником Дьюсом Болдуином основал компанию по производству софта. Дьюс вложил деньги, а Майка – мозги, конкретно – свою программу для сортировки и архивации почты. По нынешним временам это динозавр, многое с тех пор изменилось. Но тогда программа была ответом на вполне реальную потребность, и тем печальнее, что с Дьюсом было невозможно найти общий язык. Богачи! Все они одинаковые. Тянут на себя одеяло, весь мир перед ними в долгу с самого рождения. Отношения между партнерами ухудшались, дошли до прямой ссоры, и Майка уволился. Он даже свою программу забрать не смог, потому что не хватило дальновидности оформить права на нее.

Он заехал на свое парковочное место и заглушил двигатель. На часах 11:47. «Безупречно», – промурлыкал бог транспорта. Вся поездка туда и обратно – без единой ошибки, запинки или помарки.

Право, жизнь вполне удалась. Нет причин для недовольства.

* * *

Клиенту понадобилось почистить компьютер от вирусов – готовился принимать оплату онлайн в своем продуктовом магазинчике. Между выездами Майка заглянул в квартиру 1В проверить неисправный выключатель. В квартире 1В проживала Йоланда Пальма, впечатляющего облика женщина пятидесяти с чем-то лет: развевающаяся грива темных волос, горестно обвисшее лицо.

– Что нового у вас? – спросила она.

Майка в это время замерял напряжение. Она всегда вела себя так, словно они старинные друзья, чего и в помине не было.

– Ну, – сказал он, – ничего особенного.

С тем же успехом мог вовсе не отвечать, она уже заговорила о своем:

– А у меня снова все то же. Зарегистрировалась на совершенно новом сайте знакомств и начала все сначала. Некоторые люди никогда ничему не учатся, так я понимаю.

– И как оно? – спросил Майка. Выключатель в стене был мертв как пень.

– Ну, вчера вечером я договорилась с парнем с сайта выпить в «Глоток в глотку». Инспектор недвижимости. Писал, что в нем шесть футов и дюйм, но сами знаете, как это бывает. И пару килограммов сбросить ему не мешало бы, хотя не мне такое говорить, да? Мало того – выясняется, что он всего три с половиной недели назад развелся. Три с половиной – как будто он считал дни, в худшем смысле слова. Как будто развод для него – трагедия. И точно, он сразу же пустился рассказывать, какая его бывшая красотка, хоть в модели. Платья, мол, носила второго размера. Вся обувь у нее была на шпильках, ни одной пары без каблука, и от этого сухожилия в пятке или еще где укоротились и пальцы на стопах всегда смотрели вниз. Если она шла ночью босиком в туалет, ей приходилось ступать на цыпочках. Его послушать, это ах как привлекательно, а мне привиделась женщина с копытами, понимаете, о чем я?

– Понадобится новый выключатель, чтобы решить проблему, – сообщил ей Майка.

Она как раз зажгла сигарету, и прежде чем ответить, ей пришлось выдохнуть дым.

– И вот, – продолжила она как ни в чем не бывало, роняя зажигалку в карман, – выпили мы по одной, и я говорю: «Поеду-ка я лучше домой». – «Домой! – говорит он. – Я-то думал, – говорит, – мы поедем ко мне». И он вытянул руку, стиснул мою коленку и смотрит мне в глаза со значением. Я тоже посмотрела на него. Так и застыла. Ни слова не могу сказать. Наконец он убрал свою руку и говорит: «Ну или не поедем. Если так».

– Ха, – сказал Майка.

Он уже привинчивал на место накладку. Йоланда задумчиво следила за ним, всякий раз отгоняя одной рукой дым, когда выдыхала.

– Сегодня дантист, – сказала она.

– Попробуете еще раз?

– Этот никогда не был женат. Не знаю, хорошо это или плохо.

Майка наклонился, убирая отвертку обратно в набор инструментов.

– Придется подождать денек-другой, пока я съезжу в магазин, – предупредил он.

– Я буду тут, никуда не денусь.

Она всегда была тут, как ему казалось. Непонятно, как зарабатывала себе на жизнь.

Провожая Майку к дверям, она спросила:

– Что скажете? – И внезапно хищно улыбнулась, выставив напоказ все зубы, крупные и необычайно ровные, словно двойной ряд клавиш.

– О чем? – уточнил он.

– Дантист одобрит, как считаете?

– Конечно, – сказал он.

Хотя подозревал, что дантист может и придраться к ее курению.

– Сообщения, что он писал мне, вполне милые, – сказала она и сразу приободрилась, просияла, даже лицо уже не выглядело таким обвисшим.

* * *

Обычно вечера понедельника он и Кэсс проводили врозь. Но последним клиентом в тот день оказался ортопед, чей кабинет находился по ту сторону Белтвея. Возвращаясь от него, Майка заметил красно-белые каракули – вывеску своего любимого барбекю. Поддавшись порыву, он свернул на парковку и послал Кэсс эсэмэску: «Привезти на ужин Энди Нельсонов?» Она откликнулась сразу – значит, уже вернулась с работы: «Отличная идея». Он заглушил двигатель и зашел внутрь сделать заказ.

Было начало шестого, пришлось ждать в толпе одетых в мешковатые комбинезоны рабочих, юных, переплетшихся телами парочек и измученного вида женщин в окружении вопящих детей. От запаха дыма и уксуса Майка почувствовал голод – на ланч он съел всего лишь сэндвич с арахисовым маслом и изюмом. В результате он заказал чуть не вдвое больше, чем следовало, – кроме ребрышек, еще и капусту, и картофельные дольки, и кукурузный хлеб, два пакета с ручками набил. И всю дорогу, пока он ехал к Кэсс, его терзали доносившиеся с заднего сиденья запахи.

Наступил час пик, радио в машине предупреждало о пробках, но Майка сумел отрешиться, руки его спокойно лежали на руле. Дальние холмы как будто окислились, за сутки деревья покрылись оранжевым туманом.

Кэсс жила поблизости от Хартфорд-роуд. Ее дом с первого взгляда можно было принять за семейный особняк – посеревшая, некогда белая обшивка, тесное крыльцо, внутри подъезда, справа, лестница, которая вела на второй этаж в ее квартиру. На площадке Майка перехватил оба пакета одной рукой и постучал.

– Божественный аромат, – сказала Кэсс, впуская его. Она взяла один пакет и повела Майку в кухню.

– Я был в Кокисвилле, и машина вроде как сама собой зарулила на парковку, – пояснил он. – Кажется, я набрал слишком много.

Он поставил свой пакет на столик и наскоро поцеловал Кэсс.

Она все еще была в рабочей одежде – какой-то свитерок, какая-то юбка, приглушенные, сдержанные цвета; Майка принимал такой стиль, толком не рассматривая, во что Кэсс одета. Вообще-то ему нравилась наружность Кэсс. Высокая женщина с неторопливыми движениями, существенной грудью и широкими бедрами, из солидных черных туфель с небольшим каблуком поднимались крепкие лодыжки. Да и в целом она была солидной, и это вроде как заводило Майку. Он перерос интерес к девочкам-веточкам. Лицо Кэсс было широким и спокойным, глаза – глубокого серо-зеленого оттенка, пшеничные прямые волосы свисали почти до плеч, пробор сделан наугад, стрижка самая простая. Взгляд Майки отдыхал на этой женщине.

Она уже и на стол накрыла, поставила в центр рулон бумажных полотенец – когда ешь ребрышки барбекю, салфетками не обойтись. Пока она выкладывала еду из пакетов, Майка достал из холодильника две банки пива, вручил одну Кэсс и уселся напротив нее со второй.

– Как день прошел? – спросила она.

– Нормально. А у тебя?

– Ну, если не считать того, что Нэн теперь знает про Усика…

– Да-да, – подхватил он. Совсем забыл об этом.

– Я вернулась домой, а на автоответчике сообщение от нее – просит ей перезвонить.

Майка ждал продолжения. Кэсс положила себе капусты и передала ему коробочку.

– Так что она тебе хотела сказать? – спросил он наконец.

– Пока не знаю.

– Ты не перезвонила?

Кэсс отделила три ребрышка от пластиковой упаковки. Губы она сжала (упрямо, подумал Майка). Внезапно проступила та девочка, какой она была давным-давно.

– Нет смысла откладывать, – сказал он. – Только затягиваешь.

– Соберусь – позвоню, – оборвала она его.

Он решил оставить эту тему. Вгрызся в ребрышко.

* * *

Находясь у себя в квартире, Кэсс если не спала, то всегда что-нибудь включала – музыку, новости, что угодно. По утрам NPR, вечером телевизор, неважно, собиралась она его смотреть или нет. Во время еды из радио на кухне непрерывным потоком струилась легкая музыка. Майка, любитель тишины, старался не обращать внимания, но постепенно невнятное раздражение нарастало, и он замечал наконец, что именно он слушает. И сейчас тоже спросил:

– Можно слегка приглушить?

Кэсс отрешенно глянула на него и повернула ручку, сделав немного тише. Он бы предпочел, чтобы она вовсе выключила звук, но это значило бы требовать от нее чересчур многого.

Они с Кэсс были вместе около трех лет и достигли той стадии отношений, когда все более или менее определилось, выработались компромиссы, удалось приспособиться к тому, что каждого не слишком устраивало в партнере, а на мелочи оба научились смотреть сквозь пальцы. Можно сказать, сложилась система.

Лишь ближе к концу трапезы Кэсс вновь заговорила о Нэн.

– У нее у самой-то все есть! – сказала она. Майка сперва и не понял, к чему Кэсс клонит, но она продолжала: – Огромный золотистый ретривер! Ну да, не ее собственный, жениха, но все равно. Казалось бы, могла бы и понять, почему я не готова расстаться с Усиком.

Майка никак не мог привыкнуть к тому, что Кэсс дала коту такое нелепое прозвище. Можно же подобрать что-то более взрослое и достойное. Герман, например, или Джордж. Но разумеется, он никогда не высказывал свое мнение.

– А где же сейчас Усик? – надумал он спросить. Оглядел кухню – кота нигде не видать.

– То-то и обидно, – ответила Кэсс. – Ты же знаешь, стоит кому-нибудь прийти, он сразу исчезает. И вот нелепая случайность – надо же ему было высунуться как раз тогда, когда я открыла дверь Нэн.

– А по делу-то что? – спросил он. – Нэн собирается отказаться от аренды и уступить ее тебе? Она с этим парнем помолвлена дольше, чем мы с тобой знакомы.

– Хороший вопрос, – сказала Кэсс. – Другие люди знакомятся, влюбляются. Съезжаются и вступают в брак. Нэн, видимо, не читала инструкцию.

Майка выдержал короткую паузу, а потом спросил, что поделывает Димолей – самый трудный ученик, доставлял Кэсс хлопот больше всех. Хаос воцарялся, едва этот парень переступал порог класса, но он жил в машине вместе с бабушкой, и Майка знал, что в глубине души Кэсс его жалеет.

В школьном буфете Димолей ткнул Дженнаю в спину пластмассовой линейкой и сказал, что это нож-выкидушка. Вот о чем интересно поболтать.

Поужинав, они убрали со стола, составив тарелки на шкафчик у раковины, потому что Кэсс, в отличие от Майки, не считала, что необходимо все вымыть, прежде чем покинуть кухню. Тарелки у нее были из настоящего фарфора, столовых приборов – полная дюжина, а еще всякие приспособления вроде сушилки для салата и подставки для ножей. Мало того – в гостиной стояла весьма основательная мебель со множеством подушек, и все ткани были строго подобраны, а на многочисленных столиках расставлены растения в горшках и керамические штуковины. С точки зрения Майки, малость загромождено, однако впечатление это производило; порой ему казалось, что по сравнению с ее домом его квартира недостаточно «взрослая».

Они перебрались в гостиную и смотрели вечерние новости, сидя на диване по обе стороны от кота, который наконец удостоил их своим обществом. Это был черный худощавый юнец и правда с замечательно длинными белыми усами, он втиснулся между Кэсс и Майкой, зажмурился и замурлыкал. Телевизору приходилось перекрикивать музыку, все еще доносившуюся из кухни, пока Майка не сходил и не выключил радио. Как только Кэсс выдерживает непрерывные потоки звуков? У него от такого мозг словно раздваивался.

Его бы воля, он бы и вовсе без новостей обошелся. Честно говоря, Майка готов был махнуть рукой на эту страну. Похоже, все летело к черту, и лично он ничего не мог с этим поделать. Но Кэсс очень сознательная, ей непременно требовалось усвоить каждую вгоняющую в депрессию подробность. Она сидела в затемненной гостиной очень прямо, напряженно смотрела в телевизор, его свет золотил ее профиль и изгиб шеи. Майка любил этот изгиб. Он подался ближе и прижался губами к пульсирующей жилке под челюстью. Кэсс на миг склонила голову к его голове, но не отрывала глаз от экрана.

– Понадобится десять лет, чтобы компенсировать тот вред, который мы наносим планете за день, – сказала она. – А многое и вовсе не удастся исправить никогда.

– Может, я останусь на ночь? – прошептал ей на ухо Майка.

– У меня завтра школа, ты же знаешь, – ответила она и погладила его по руке.

– Только в этот раз, – сказал он. – А утром, честное слово, проснусь рано и сразу же выметусь отсюда.

Но она сказала:

– Майка?

Она произнесла это вопросительным тоном, словно он чего-то недопонял и она на это указывает, – но сообразить, что он недопонимает, Майка не смог. Она почти всегда позволяла ему остаться. Но сейчас отодвинулась и сказала:

– И к тому же ты ведь еще должен сегодня выкатить мусорные контейнеры, если я не ошибаюсь.

– Вот спозаранку и выкачу, – ответил он.

– А я еще не все оценки проставила, – сказала она.

Майка умел отступить вовремя. Вздохнув, он ответил:

– Ладно, ладно! – И, как только началась очередная реклама, поднялся уходить.

– Остатки с собой не возьмешь? – спросила Кэсс, провожая его к двери.

– Съешь сама, – сказал он.

– Хорошо, спасибо.

– Послушай! – обернулся он к ней. – Давай я завтра приготовлю мое всемирно известное чили. А ты приедешь к ужину и привезешь кукурузный хлеб.

– Ну не знаю…

– Чили на кукурузном хлебе! Ням-ням, – соблазнял он.

– Хорошо, – сказала она, – наверное, получится. Если только пораньше.