Kitobni o'qish: «Сказание о Раде и Алексее»
Часть первая
Глава первая: Изгнание
Молодой православный священник Алексей ехал в пургу в санях к новому месту своего служения, укрываясь от ветра и мороза не слишком подходящей для этого холстиной, которой когда-то накрывали сено. Некоторое количество этого сена, оставшееся в санях, оказалось очень кстати, спасая его от лютой стужи.
Мужик, согласившийся довезти Алексея до маленького скита, где ему надлежало отныне жить, время от времени рассыпал проклятия в адрес погоды и грелся самогоном.
Место это в предгорьях Урала, куда был отправлен Алексей, было для него своего рода ссылкой.
… А ведь так недавно была Москва, жизнь в самом центре происходящих в стране событий, учёба в Спасском монастыре, а затем в греко-латинской академии Семёна Полоцкого, только что созданной по образцу европейских университетов. Потом – рукоположение в присутствии приближенных к царскому двору священнослужителей… Это обещало блестящее будущее…
… И вот – всё рухнуло!
Вначале умер его опекун-воспитатель – честный и мудрый человек. Он вёл все имущественные дела Алексея. И Алексей – сирота из знатного и богатого рода – был свободен от всей суеты по управлению имениями.
Алексей – лишь к духовному направлял все свои устремления. Он избрал для себя путь монашеского служения Богу – ибо к тому с детских лет имел мечты и намерения.
После смерти опекуна, недолго думая, Алексей передал всё своё имущество и деньги церкви – и затем принял постриг. Ведь «трудно богатому войти в Царствие Небесное»1. И очень скоро после этого – всё и случилось: опала, изгнание…
Алексею больно было вспоминать об этом… Ведь лишь деньги немалые и земли, ему прежде принадлежавшие, были очень сильно нужны тем, кто распорядились избавиться от его присутствия в Москве… Каждый из них спешил присвоить как можно больший кусок сего земного добра…
И ещё – неугоден был молодой и страстный проповедник преображения духовной жизни…
И вот теперь – рухнуло всё: все его мечты о преобразовании жизни церковной, все мысли о свершении добрых дел во Славу Божию, во благо государства Российского, во благо народа в стране огромной, ныне столь униженно живущего…
… Теперь он стал одним из тех, кто уже никогда не смогут ничего изменить в жизни и церкви, и страны в целом…
… А ведь казалось… Мысли горькие об участи своей печальной – словно серый туман кружились в голове Алексея:
«Теперь я – никто… Я – словно снежинка в этой пурге… И какая разница: растает ли она сейчас – или вмёрзнет в какой-нибудь сугроб и будет в нём ждать своего конца по весне…
Может быть, остаться в каком-нибудь уездном городке? Начать другую жизнь? И никто никогда не узнает: где я сгинул, кем стал?
… А впрочем – зачем? Нет в том смысла!… Не к тому ведь стремится душа! Ведь по глубокой своей устремлённости – путь монашеский я избирал!
Иль, может быть, Богу нужна зачем-то такая моя горькая участь?
Сколько вопросов! А ответов – нет!…»
Время от времени Алексей мысленно возвращался к последним неделям своей столичной жизни, вспоминал пламенные речи, что произносил он перед многими своими друзьями и наставниками. Ему казалось, что его слова зажигали и в других людях любовь к Богу и стремление к преображению духовной жизни в стране. Алексей был уверен, что знает, как это можно и нужно сделать! Лишь бы его услышали те, кто правят жизнью церковной, – чтоб рассказали об этом царю…
И вот – они услышали…
… Он вспоминал последний разговор с тем, кто объявил ему об изгнании из Москвы. Ярко всплыло в памяти насмешливое выражение лица говорившего, его высокомерный тон «победителя» в этой жизни, всегда знающего, на чью сторону встать в интригах придворных – чтоб самому и уцелеть, и продвинуться…
– Вот и поедешь теперь, – говорил он, – от мыслей своих еретических избавление получать да каяться! Вон – старец Николай прежде тоже учить всех пытался, хотел всех «торгующих из храмов изгнать»… Ничего! Образумился! И слово хоть одно от него теперь не каждый год слышат…
– Что ж плохого в нестяжании, если так Иисус заповедовал?
– Так не о своём же богатстве печёмся! О богатстве церкви! А ты – осуждаешь! А то – грех!
… Алексей действительно поймал себя на осуждающих мыслях, ибо не раз видел богатое убранство жилища говорившего, видел его вкушающим скоромную пищу в пост в великом изобилии: «по благословению и для поправления немощи телесной». Только какая же то немощь? Живот – округлый, щёки – лоснящиеся от жира…
«Осуждаю ли я? Обиделся ли?»
… «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас!»2
Алексей попробовал углубиться в молитвы.
Ветер стих, снегопад закончился, всё начало сверкать в свете выбравшегося из-за облаков закатного уже солнца.
Красота и безмолвие снежное!
… Возница остановил сани:
– Дальше дороги нет, пешком ступайте!
– Как это – нет?
– Нет и не было! Летом тропинка есть, а сейчас – так идите!
– А деревня где?
– И деревни нет! Весь народ давно уж к заводу железнорудному переселили. Тут – лишь несколько домов осталось. Те, кто к работе на рудниках и в печах плавильных непригодны, – только те тут век свой теперь доживают.
… Извозчик махнул рукой в сторону покосившихся и почерневших изб, видневшихся вдали.
Потом он повернулся в другую сторону и показал рукой направление, куда Алексею идти:
– Вон – крест над верхушками деревьев! Видите? Так на него и идите! Там – скит. И старец Николай там живёт.
… Алексей взял мешок со своими скромными пожитками, приладил к спине и зашагал в направлении к тому кресту.
Глава вторая: Старец Николай
Алексей шёл, то по колено, а то и по пояс проваливаясь в снег. Он с трудом добрался до скита. Уже стемнело.
Он постучал в дверь маленькой избушки, где в крошечном окошке был виден свет свечи:
– Входи! Открыто! Храни Господь!
… Алексей вошёл, перекрестился на единственную икону Спаса Нерукотворного в переднем углу, поклонился.
… Он знал о старце Николае немного, лишь то, что тот из нестяжателей. За высказывания публичные, призывающие к чистоте нравственной всех служителей церкви, к простоте в жизни и убранстве церковном, – был он сослан сюда много лет назад.
Принял тогда старец обет молчания на десять лет – и соблюдал его.
Через то – отношение к нему переменилось, и о святости его уже сильно поговаривать стали.
А Алексея к нему направили – вроде бы как в помощь немощи старца. И – в обучение Алексея молчанию.
… Алексей осмотрелся. При слабом свете свечи помещение внутри выглядело маленьким и почти пустым. Стол, стул, широкая лавка… Даже кровати нет.
Посмотрел он со вниманием и на старца Николая – и вдруг… успокоился! Столько доброты, ласки и умиротворённости было во взгляде старца – что и Алексея этот нежный покой обнял и наполнил!
И отчаяние оттого, как печальна нынешняя его участь, сжимавшее как тиски, придавливающее к земле, – вдруг отпустило Алексея.
… Старец Николай был высок ростом. Видно было, что в прошлом большой силой обладало его тело. И годы – не сломили дух, не согнули спину!
Белая от седины борода обрамляла наполненное добротой лицо. Каждая морщинка на нём была словно лучик от сияющих любовью глаз.
Тишина и ласка излучались в пространство вокруг его тела.
… Вечером они говорили:
– И за что ж тебя сюда определили, сынок?
– За вольномыслие…
– Понятно.
– А Вы тут давно совсем один живёте?
– Давно… Да только не один я! С Богом живу!
* * *
Так для Алексея наступила новая эпоха в его жизни.
Постепенно Алексей рассказал старцу Николаю о себе всё: о том, как рос и воспитывался, как духовную стезю единственно правильным выбором своим видел.
Алексей с детства не только к молитвам усердие имел, но к познанию стремился. Читал много. Латынь и греческий выучил. И на этих языках книги духовные в подлинниках читал.
Впрочем, и те книги тоже – лишь поощряли дальнейший поиск: они не давали ответов на вопросы, которых становилось всё больше…
О мечтаниях своих рассказал он старцу Николаю, о стремлении достичь те состояния души, которые обретали ближайшие ученики Иисуса: Голос Божий слышать, Свет Божий видеть, Волю Бога во всей полноте понимать!
Рассказал Алексей и о том, что упрекали его в гордыне, в мудрствовании, которое от лукавого! Предлагали каяться и жить – «как все»!
Алексей тогда много каялся, внимательно всматриваясь в себя как в душу.
Но не искать Истину и жить «как все» – не мог и не хотел!
Много говорил Алексей о своём понимании жизни христианской. Он прежде изучал старательно писания первых христианских общин. И ведь сколь непохожа была та жизнь первых христиан в общинах – на ту, которую теперь ведут люди, именующие себя христианами!
Рвался он понять: отчего, зачем всё так тяжело и мрачно – в устроении теперешнем духовной жизни в государстве Российском?! И – можно ли изменить что-то? И – как изменить?
Старец Николай слушал его молча, давая выплеснуться всему, что наболело в душе…
Алексей рассказывал и о том, что послужило причиной того, что он оказался здесь: что за предложения его дерзкие по преобразованию жизни церковной отправили его прочь из Москвы – чтоб не будоражил умы идеями своими, чтоб не затевал новые смуты в жизни церковной!
… Обо всём рассказал он старцу Николаю. Поведал и мысли горькие, и терзания о незнании теперешнем – как и зачем дальше жить?
* * *
Старец Николай говорил редко. Они трапезничали в молчании и проводили время в молитвах и простых делах хозяйственных, для жизни необходимых.
Алексей изо всех сил старался как можно больше времени посвящать молитвам. Но не было для него оттого той спокойной радости, которой старец Николай был полон всегда.
И понемногу стал он вопросы задавать о вере, о молитвах, о понимании жизни монашеской.
Каждая такая беседа со старцем открывала Алексею новое видение его собственной жизни пред Богом, помощью неоценимой была.
А старец Алексея не только утешал, но и пристыдить мог:
– Сильна ещё, сынок, гордость в тебе! За великое счастье почитают многие жизнь монашескую уединённую в скиту! А ты – её ссылкой называешь! Сего ж – подвижники духовные ищут! Тебе же Сам Господь такой дар в судьбу послал! А ты – ропщешь!
– Да ведь не о себе…
– Кабы не о себе – то не роптал бы на судьбу!
Разве оттого, что здесь жить теперь станешь, – то Бога меньше рядом с тобой будет, чем в Москве?
Ты ж сам – добровольно – монашество принял! И такое отшельничество – за радость почитать должен! Через то – святость многие пророки и пустынники обретали!
Тебя Божий Промысел о тебе и Забота Его – не радуют, не видишь их!
Ты вот что уразумей, сынок:
Смирение – оно врачует душу! Смирение – успокаивает мысли!
Пока в уме царит хаос и мысли словно борются меж собой за овладение твоими эмоциями и желаниями – исихия, внутренняя тишина, – как недостижимый берег!
В тишь сердца духовного, по другую сторону от суетности и горделивых мыслей, – ведёт только путь смирения и любви сердечной!
Смирение – очищает, пост – оздоравливает тело!
А усилия в делах земных и духовных – укрепляют волю человека!
Очень многое – от личного устремления человека зависит: на пользу душе происходящее с ним пойдёт – или же во вред!
Вот – смотри: бывает, что люди от голода страдания испытывают, болеют даже. Но когда человек пост строгий соблюдает по собственной воле и для Бога – то иное происходит: очищение и здравие и телу, и душе пост несёт!
А уныние – хуже любой болезни разрушает жизнь человека, словно ржавчина разъедает душу!
Скоро маята мирская покинет тебя – и сердце теплотой исполнится! Суетность мыслей тебе для этого оставить надо!
– Но как?
– На Бога устремить надо мысли, а не на себя и проблемы свои да печали! То – первый малый шажок!
Если к Богу мысли устремлены – то от Бога и помощь приходит!
Через то – и ум очищение обретает!
Если же начинают помыслы о печалях твоих собственных или о суете мирской одолевать – ты их отринь и о Боге учись думы иметь!
А после – любовью и благодарностью к Богу за всё – наполнять душу будешь учиться!
Умение добровольно подчинять себя Воле Божией – сие есть та свобода, которая обретается в жизни монашеской!
Есть деяния, телом совершаемые. А есть – труждения души.
И эти труждения – не безделье, не суетные горячие мысли о чём-то возвышенном!
Пред Богом живём! Пред Ним открыто – в каждый миг – всё, что в нас происходит!
И можно праведно начать жить при любых условиях внешних! Не оттого, что вокруг нас происходит, – грехи наши проистекают, а от наших пороков, что внутри!
К примеру, ведь вполне можно не допускать в себе мыслей грешных, пустословия, тоски и безделья!
Молитвы не помогают в этом, если лишь слова твердятся. Молитва – живой должна стать! А оживает она – в сердце духовном, вот здесь!
… Старец Николай прикоснулся ладонью к груди Алексея так, что на краткое время у Алексея перехватило дыхание. И Алексей увидел внутренним взором в своей грудной клетке – свет и простор! Но удержать сие он не смог…
А старец продолжил:
– Можно одно лишь имя «Иисус» в тишине сердечной произнести – и то более всех молитв будет!
Ты молитву – в сердце повторять научись! Словно уста твои – в груди расположены! И – словно свеча в сердце духовном зажжена! Каждое слово – из сердца пусть зазвучит! Тогда – теплота сердечная появится скоро, благодать Божию ощущать начнёшь, присутствие Его незримое!
Глава третья: Смиренномудрием душа врачуется
Время шло, а в простой жизни Алексея вроде не случалось ничего значимого… День за днём так проходили…
Алексей привык, но всё же стяжать большее в подвиге монашеском жаждал.
Однажды он спросил старца:
– Отчего не видим Иисуса? Отчего слов Его не слышим?
– Стало быть не заслужили ещё… Когда надо – скажет Господь та́к, что и глухой услышит!
Вот, Иисус сказывал, что «если двое соберутся во Имя Моё, то и Я среди них пребуду». Не веришь Иисусу? Не веришь, что Он сейчас – с нами тут? И что слово каждое слышит?
– Верю, да только…
– Слаба вера твоя пока!… Ты – трудись над собой-душой! А результат – он Богу принадлежит!…
– Что нужно, чтобы не опустились руки, чтобы продолжать усилия?
– Вера, надежда, любовь!
Значимое – это ведь не чин в иерархии церковной получить… Но от Бога – чин чистоты и приближения к Нему мы сыскать должны стремиться!
А как тому срок наступит – то от Его Милости зависит!
– Как ты думаешь: для чего Бог нас сюда определил?
– Того не ведаю… Но если послушны Воле Господней станем, то, может, и узнаем про то!
– Но как узнать, если Голос Божий не слышу? Как молиться – чтобы ответ получать?
– Бог – всё понимает, и слышит, и видит! Ты не бойся Ему говорить! Ты – и словами обычными можешь Ему о любви своей к Нему рассказывать!
Молитвы, что мы повторяем, кто-то когда-то первый от сердца произнёс… А потом их записали и просто твердить стали…
Главное – надо, чтоб слова от сердца шли!
За всех людей молись!…
– А помогают ли молитвы им?
– Да, не зря тебя сослали-то!… Ты точно своими вопросами все умы засмущал бы. Веры в тебе мало, а сомнений много!…
Пошли лучше огород поливать, а то зимой роптать станешь, что не послал нам Бог пропитания!
* * *
Алексея одолевала тоска по Богу. Он теперь рвался – через молитвы усердные и непрерывные – достичь возвышенных состояний. Работу же по хозяйству – досадной помехой он сему считал.
А работать по хозяйству Алексею приходилось много. Ведь всё их выживание зависело от их простого труда.
Алексей не был привычен к труду сельскому. Жил он с детства в богатом доме, окружённый слугами, которые исполняли всю простую хозяйственную работу. Не ленив был он, и работать готов был с усердием всегда. Но для него труд был – в учёбе, в чтении книг, в молитвах, а не землю копать да дрова колоть…
А тут – столько времени и сил нужно было тратить на «грязную» работу, а не в возвышенном состоянии молитвы произносить!
И это весьма печалило Алексея. Но, чем больше он печалился, тем больше поручений давал ему старец Николай. Даже ремонт церквушки полуразвалившейся затеял, хоть на службы в неё люди давно уж вовсе не заходили… Храм приходской в дальнем селе был, но и туда редко народ хаживал…
Алексей не роптал, старался во всём, слушался старца, но унынию часто был подвержен…
Не выдержав, однажды он задал вопрос:
– Как же к Богу приближаться, если мы тут словно крестьяне землю копаем, словно плотники церковь ремонтируем…
Старец Николай ответил с мягкой улыбкой:
– Сказывают, Иисус тоже плотницкому делу обучался…
Помолчав, добавил:
– Бога можно ощущать не только проповедуя с кафедры слово Божие прихожанам. Можно – и огород копая, с Богом в сердце быть, можно и любой другой труд так совершать.
Ты вот, Лёшенька, пойми: жалость к себе – она разрушительна… Ты словно сам себя ко греху уныния привязываешь! От самосожаления – и силы теряешь, и радость Божию ощутить не можешь! А силы те – и на любовь к Богу, и на труды праведные направить можно было бы!
Я через то сам прошёл когда-то…
Хочешь поведаю тебе, как Бог меня смирению учил?
… Алексей с радостью кивнул. Они сели на лавочке, что недавно починена была. Старец начал говорить и в глазах его засияли искорки веселья, которое не часто в нём Алексей видел:
– Послушание монашеское – многому научить может!
Оно учит смирять гордыню и исполнять волю другого человека – взамен своей, например, старца своего. Тот, кто сему обучится, смирив гордыню и подчинив ум, тот и Бога Волю – взамен своей – принимать сможет!
Коли свят старец или хоть разумен – то велика от того польза! Но даже если и не мудр наставник, а лишь тиранит послушника, свою власть выказывая, – и то послушание многому научить может.
… Старец Николай улыбнулся своим воспоминаниям:
– Было со мной такое испытание от Господа, через которое начал смиренномудрие обретать.
Назидал меня, да поручения давал противоречащие здравому смыслу наставник мой первый, к коему я на начальное время своей жизни в монастыре иноком приставлен был для услужения нуждам его. А я тогда только-только в монастырь пришёл, и всё мне внове было. Да и книг мудрых не много тогда ещё прочитал…
А «наставник» сей мой, словно выживший из ума, в гневе брызгая слюной на меня, часто набрасывался с криками, а то и побить мог, если я слово несогласия молвить пытался… Заставлял он делать работу вовсе бессмысленную…
Я поначалу весь горел от возмущения… Как же быть – не знал… Ослушаться – боялся, ибо за то из монастыря бы изгнан был. А то – мне страшнее смерти казалось, ибо думал я, что этим и от Бога отлучён буду во веки вечные.
А понять то, как никому не нужный труд совершать, время и силы на то тратить – вместо того, чтобы пользу братии и монастырю приносить или в молитвах время проводить – никак не мог… Да-а…
Через силу преодолевая возмущение ума и утомление плоти, я то исполнял…
Сейчас то смешно мне вспоминать… А тогда – тяжко пришлось!
Это я не к тому тебе говорю, что – в смирении – глупости совершать надобно! За глупое следование воле начальников духовных, приказывающих подчиняться им, очень много зла в мире этом совершается. Различение – нужно! Иначе – становятся такие, «оставившие свою волю», фанатиками, которые могут «за веру» убивать, на кострах сжигать – и в том… подвиг свой духовный видеть…
Тебе неразумие такое не грозит, а вот смирения – в тебе недостаёт.
Мне всё это понимать долго пришлось…
Потом – именно мудрый старец в монастыре появился и от наставника того меня освободил. Теплоту в сердце стал учить ощущать, ум в сердце погружать. Научил он меня, как к Богу душой и мыслями устремляться, как – по смирению нашему – Бог всё приходящее в жизнь нашу изменять может. Ибо, если видит Бог смирение, а не гордыню, – то открывается благодать Божия!
Но в жизни монашеской, даже когда разумен старец, то не всегда по нраву послушнику труд бывает… Ты вот – когда нежелание да противление в себе к работе по хозяйству одолеешь, то в радость труд станет! И молитва в помощь будет, силой наполнит!
… И точно! Чем более проникался Алексей наставлениями старца, тем проще всё становилось. Порой – словно пело сердце, когда пилил и строгал доски для ремонта церкви, или когда сено косил, огород копал, дрова колол…
И молитвы иными иногда становились. Будто – всё те же слова, но они – словно песня души к Богу возносятся! И – будто Бог рядом! Правда, не всегда так получалось, но всё чаще Присутствие Божие незримое окутывало Любовью и Покоем!
Всё чаще молитва, творимая в сердце, – словно оживала!
Однажды зимним морозным днём тишина звенящая заполнила пространство – и Алексей увидел Свет Сияющий!
Какое это было чудо!
Тишина была наполнена Присутствием Божиим Живым. В этом нельзя уже было усомниться!
Но это продолжалось не долго. И вновь сие состояние вернуть Алексей не сумел, как ни пытался.
Рассказал Алексей старцу про то.
А старец Николай ему в ответ говорит:
– Прикосновения Святого Духа чудесные – изменяют нас, но не сразу и не навсегда… Вот мне – десять лет нужно было трудиться, чтобы испытать сие. А ты вот – и два года не прошло, как тишину и теплоту сердечную познал! Вот и благодари Господа за Милость сию!
Благодарная душа легко в смиренном состоянии пребывает! Гордому же – смирение тяжко даётся!
Благодари Бога за всё! Через то – спасение от гордости и смирение обретать станешь!
