Kitobni o'qish: «Хищные соседи»

Кошмары не подчиняются логике, в них мало веселья, не стоит пытаться их объяснить, это уничтожает поэзию страха. © Стивен Кинг

Похоронная процессия неторопливо двигалась по дорожке мимо длинных рядов колумбария. Среди чёрных платьев и костюмов скорбящих, словно рассыпанная ягода, мелькала голубая униформа сотрудников Муниципальных Служб. Над головами простиралось небо, затянутое низкими, свинцовыми облаками. Можно было подумать, что солнце скрылось, соблюдая траур, но оно всегда здесь было случайным гастролёром. Серые бетонные блоки с четырьмя ярусами ячеек тянулись вдаль и упиралась в высокий железобетонный забор с колючей проволокой. За ним виднелись тёмные верхушки непролазного леса.

Некоторые ниши колумбария пустовали, на закрытых же крепились латунные таблички с именем и символом. Крестом, звездой, месяцем – зависело от вероисповедания усопшего, дату рождения и смерти не указывали никогда. Возле свободной ячейки народ остановился и растёкся кривым полукругом. Места всем не хватало – проводить в последний путь собрался практически весь городок, слишком неожиданной и шокирующей была смерть совсем юной девушки.

Клара начала протискиваться через плотную массу людей, желая проститься первой. С извинениями она протолкнулась к ближнему ряду и остановилась. Организатор похорон – высокий худой мужчина, в чёрном костюме тройка, – окинул взглядом присутствующих и звучно прочистил горло, чтобы обратиться с речью. Двое сотрудников, что держали за ручки гроб, стояли лицом к собравшимся. Они смотрели строго перед собой, ни на чём не фокусируясь, будто отлитые фигурки. Гроб же представлял собой небольшой короб из голубого пластика с запаянной крышкой, на которой болтами крепилась табличка. "Ава Леви́н". Клара шмыгнула носом, поправила респиратор и зажмурилась. Перед внутренним взором всплыла ужасная картина гибели подруги.

Аву нашла соседка Майя. Утром она вышла на площадку перед домом, развесить бельё и увидела неподалёку низкое раскидистое дерево, которого ещё вчера не наблюдала. Мощный ствол пробил асфальт, когда вырвался на поверхность. На коре остались глубокие борозды. Должно быть, случилось это поздней ночью, потому как шума из-за звуконепроницаемых окон никто не слышал. Приглядевшись, Майя заметила в лысой кроне, пропоротое сучьями, словно шампурами цыплёнка, тело Авы. Тощее и обескровленное, точно мумия. На вопли Майи сбежалось всё общежитие, кто в чём был. Клара выскочила в пижамных штанах и футболке и зябко поёжилась от утренней прохлады. Увидев тело подруги, Клара зажала рот ладонями и с трудом подавила рвотный позыв. Мужчина над ухом выкрикнул, чтоб не пускали детей. Следом послышался возглас коменданта, сообщивший, что уже вызвал работников Муниципальных Служб.

Пока распорядитель похорон нараспев произносил стандартную прощальную речь, Клара протянула руку и коснулась пальцами таблички с именем. Похороны считались чисто символическими. Короб был пуст. Дерево, на котором обнаружили тело Авы, сожгли вместе с ней. Прибывшие службы оцепили периметр и разогнали зевак. А после вооружившись огнемётами, зачистили территорию. Запах жжёного мяса вперемежку с горелой древесиной несколько дней висел в воздухе. В ушах Клары долго стоял ужасный ни то визг, ни то свист, от которого дребезжали стёкла и, не менее, ужасный отдалённый гул. Словно услышав агонию умирающего в огне дерева, его сородичи отвечали угрозами отомстить.

***

Где и как началась катастрофа, никто сказать не мог, просто в одночасье безобидные снабженцы кислородом превратились в безжалостных убийц. Говорили, плотоядные деревья с каждым днём захватывают всё больше территорий. Сколько бы ни сжигали хищные леса, они продолжали разрастаться, уничтожая всё на своём пути. Живое и неживое. Люди стали прятаться в маленьких закрытых городах, обнося их высоким забором и заливая открытый грунт бетоном. Любую растительность выше одного метра выкорчёвывали и сжигали.

Клара не помнила, как жила шестнадцать лет до того, как попала в закрытый городок. Хотя городом его назвать можно было с натяжкой – восемь коротких улиц с разноцветными четырёхэтажками, похожими на детали детского конструктора. Остальные переселенцы тоже не помнили своего прошлого. Считали, что споры плотоядных растений негативно влияют на когнитивные функции, особенно память, поэтому ношение респираторов было обязательным. Как и соблюдение комендантского часа. В светлое время суток деревья были сонными и вялыми, неотличимые от безобидных растений. Зато с наступлением темноты показывали хищную природу во всей красе.

Последнее воспоминание Клары – ярко-голубые ворота на невзрачной серой стене посреди дремучего леса. Дошла ли она сама до спасительного лагеря или её подвезли – ответа не находила, сколько бы ни рылась в памяти. Информацию о родственниках и друзьях мозг тоже отказывался выдавать. Сколько бы Клара ни напрягалась в попытке вспомнить, это всегда заканчивалось головной болью. И ни единого кусочка прошлой жизни. Перед внутренним взором всегда, точно маяк, вставали голубые ворота. Едва они распахивались, набегали люди в защитных скафандрах, брали Клару под руки и запихивали в небольшой фургон.

После тряски в тёмной железной будке были яркая белизна кафельных стен и кучка суетящихся людей. В жёлтой защитной одежде они напоминали выводок цыплят. Клару осмотрели и взяли всевозможные анализы, обрядили в тонкую, похожую на промокашку пижаму и поместили в одиночную палату. Дальше были пять дней изоляции, безвкусная вода и пресная еда, подаваемые через маленькое окошко в двери. И только потом, после повторных анализов и подробных разъяснений Клару переселили в один из корпусов для беженцев.

Комната напоминала больничную палату: прямоугольную, с минимальным набором мебели. Большие круглые часы на стене. Две односпальные кровати, к ним тумбы, пара стульев и два шкафа. Клара распахнула дверцу и поразилась, насколько он узкий. Сверху всего две полки, а под ними штанга с тремя вешалками. Она закрыла дверцу и вздохнула – вещей-то у неё всё равно нет.

– Всё необходимое выдадут, – раздался бодрый девичий голос.

Клара обернулась и увидела в дверях девушку, примерно свою ровесницу. Она держала в руках объёмную картонную коробку и широко улыбалась. Длинная чёлка закрывала половину лица, оставляя открытым лишь один глаз. Клару поразил необычный цвет – жёлтый, совсем как у кошки.

– Вот возьми, – она протянула коробку Кларе. – Это на первое время.

Улыбчивую и неунывающую соседку звали Ава. По началу Клару жутко бесили Авин звонкий смех к месту и не к месту, дурацкие шутки, длинная чёлка, вечно лезшая той в глаза, и которую та постоянно сдувала. Спрашивалось, чему радоваться, когда мир катится к чёрту. Тем не менее неиссякаемый оптимизм приободрял и давал надежду, что завтра станет лучше.

Вскоре девушки подружились и уже не представляли жизни друг без друга. Их везде теперь видели вместе: в столовой, в библиотеке, в прачечной, на спортивной площадке. В лице друг друга они обрели семью, которой лишились.

– Тебе не грустно, что ты не помнишь друзей и родных? – спросила как-то подругу Клара.

– Нет, наоборот. Я рада, что не приходится переживать из-за событий, на которые я никак не могу повлиять. Согласись, было бы тошно изо дня в день думать, что случилось с близкими. Спаслись ли они или стали добычей хищных растений?