Kitobni o'qish: «Кладезь погибших сюжетов»

Пролог

«Когда-то все было хаосом…» – написала Флоренс и откинулась на спинку стула. Раскалывалась голова. Твою тень! Как же больно… Обезболивающие давно перестали помогать, она просила у врачей что-то посильнее, но те качали головами и продолжали бороться за ее жизнь, прописывая лекарства, но она-то знала, что ее человеческое тело сдалось и отдало себя на волю опухоли мозга.

Флоренс давно догадалась, что судьба обойдется с ней с юмором. «Взрывоопасный поворот мозга!» – да, так и вышло. Ее мозг устал сочинять все новые и новые сюжетные повороты и решил просто взорваться… а точнее вырастить опухоль, чтобы медленно убить гениального автора.

– Какая драма! – Флоренс ударила по клавиатуре, щурясь, ведь едва различала буквы, горящие на экране. – Мечтала оказаться на сцене? Пожалуйста… Но, как помнишь, без боли и страданий… без стекла! Пьеса не будет интересной.

Экран ноутбука погас, и Флоренс нервно дернула мышкой. Она еще не умерла! Еще нет! Она успеет написать целую пьесу. Свою последнюю пьесу…

– А потом… – Флоренс начала печатать, бормоча под нос, – «…хранители душ были сосланы в Подземное царство в наказание за ошибку Ненависти. Они думали, что пустоты – души, что не желали мириться со смертью, но это было не так. Никто не знал, что Ненависть создала не только Подземное царство – убежище для детей, которых пожирало Время, место, где каждая душа получала еще один шанс на жизнь, – но и мойру. Режиссера судеб. Единственную и неповторимую. Гениальную! И она предрешала судьбу каждой души. Писала их жизни… и она была гениальна!..» Твою тень, повтор.

Плечи Флоренс поникли. Она размяла шею, а потом задумалась, потирая переносицу, что болела от очков, которые уже не помогали хорошо видеть, ведь опухоль с каждым днем давила все сильнее. Мойра знала, что скоро ослепнет – врачи предупредили. Как помнила она и что «земля круглая». Элайджа бы порадовался, узнай, что стерва ослепла… и умрет одна, во тьме, такой же судьбой, что когда-то была предначертана его любимой Авроре. Вот только Аврора была спасена. А вот Флоренс, увы, спасать было некому.

– Так, ладно! Первый черновик – всегда дерьмо. Отредактирую потом. Что там дальше… Угу! «И именно мойра создавала пустоты, ведь так наказывала души, что отказывались жить по уготовленной для них судьбе. И в мире настал покой. Но вскоре Ненависть и хранители душ устали хранить покой и решили отвоевать возможность жить в мире. Война была страшной. Долгой. Жестокой. В итоге Ненависть убила свою сестру Любовь. И тогда пустоты совсем обезумели. Они расползались по миру, словно чума, заражали все, к чему прикасались, уничтожали души. Ненависть знала, что она ошиблась. Что ей нужна помощь… И тогда к ней пришла помощь – Хаос. Вместе они создали Врата меж мирами, что отделили Соларис от остального мира.

Так мир разделился. Магия осталась только в Соларисе, маленькой стране над Подземным царством, в недрах которого таится источник жизни и магии! И именно Соларис оберегает Врата меж мирами, помогает душам найти покой и переродиться, оберегает магию и источник жизни, оберегает весь мир! Пока остальной мир позабыл про магию, веря, что все это россказни, мифы, небылицы, Соларис продолжает жить, охраняя их покой и каждую душу.

Не знают они, что тогда Врата лишили мира магии, отрезав от источника жизни.

Не знают они, что во многих течет магия, что проснется, едва они переступят Врата.

Не знают они, что все зависит от жизни мойры… Хаос и Ненависть верили, что мойра – судьба! – будет жить вечно, а потому сделали ее жизнь единственным ключом, что может уничтожить Врата. Умрет судьба, умрут… Врата».

Мойра тяжело вздохнула, стянула очки и закрыла уставшие глаза. Боль пульсировала во вспотевшем лбу, руки тряслись. Но хуже всего была обида: она больше не мойра, пустот нет, ведь «герои» победили. И теперь каждая душа сама выбирает судьбу, теперь каждая душа получает второй шанс. Так еще и писать она разучилась… сплошные повторы, ошибки, но…

– Но я умираю, мышки мои… умираю… – Флоренс улыбнулась, а потом охнула и схватилась за грудь. Сердце кололо, но она пока дышала. – Еще не время! Я еще не написала свою последнюю пьесу! Мою лучшую пьесу! Осталось только придумать врага…

Дверь палаты открылась, Флоренс вздрогнула и сощурилась, разглядывая мужчину, что протянул ей цветы и пакет мандаринов.

– Слышал, в больницу следует приносить фрукты, – усмехнулся вошедший и сел в кресло напротив Флоренс. Душа бешено стучала, а ладошки вспотели: она знала этого мужчину! И теперь понимала, что ее пьеса будет не просто гениальной… шедевральной!

Никлаус смахнул невидимые крошки с черного пальто, поправил воротник и чарующе улыбнулся. Черные, словно ночь, волосы по плечи растрепались, верхняя часть была собрана в хвост на затылке. Темные глаза мерцали от яркой больничной лампы, а тонкие губы изогнулись в лукавой усмешке.

Флоренс смотрела на Никлауса, боясь вздохнуть. Кажется, ее пьеса будет даже лучше, чем она могла представить!

– Ты позволишь мне написать ее? Мою последнюю пьесу? Поможешь актерам отыграть ее?

Никлаус положил ногу на ногу, поднес палец к губам, от чего перстни заблестели. Он сощурился, разглядывая мойру, наверняка дивясь тому, какой жалкой она стала. Седые волосы топорщились ежиком, глаза помутнели, кожа посерела. Больничная сорочка висела на ее тощем теле, не в силах скрыть выпирающие кости, делая мойру ходячим скелетом.

– Нет.

Флоренс выругалась, захлопнула крышку ноутбука.

– Ты дерьмовый автор, мойра.

– Флоренс. Я ж в ее теле застряла… Ее эмоции, мой гениальный мозг.

– Флоренс… Таки украла себе имя? – Никлаус подался вперед, с любопытством оглядывая ту, что когда-то владела судьбами каждого, но теперь не владела даже собственной. – Знаешь ли ты, что Аделин ищет перерожденные души Любви и Ненависти?

Флоренс распахнула глаза, часто задышала, ощущая возбуждение и нетерпение: такой поворот в пьесе!

– Я нашел Любовь. Но ты и сама знаешь кто она, да?

– Скукота… Зачем ты мне говоришь про них?

Никлаус хмыкнул, коснулся коленки Флоренс и закрыл глаза, наслаждаясь ее эмоциями. Да, в Терравиле нет магии. Но он сам магия! Флоренс задрожала, ощущая силу и желание жить. По крови струилась магия, что отпугивала болезнь, что могла бы помочь ей прожить чуть дольше, но… Никлаус убрал руку, вернув боль.

– Я ошибся, когда пришел сюда, Флоренс. Ты эгоистична, глупа и нарциссична. Мне не нужен такой режиссер.

– Что ты хочешь? Скажи, что тебе нужно!

Флоренс упала на колени, схватила Никлауса за края пальто. Слезы катились по щекам, ведь она ощутила, как близко подошла смерть. Ближе, чем когда-либо…

– Хочу, чтобы ты умерла.

– Но…

– Прощай, Флоренс. Ты была жалким человеком.

Никлаус оттолкнул от себя бывшую мойру и поднялся, поправил пальто и направился к двери.

– Клаус! Постой же!.. – Флоренс орала, едва сдерживая рыдания. – Хаос!

Он обернулся, сверкая черными глазами, склонил голову.

– Отец, прошу, пощади! Отец!..

– Пустот больше нет. Значит, Врата более не нужны, дочь моя. Как не нужна и ты. Прощай. А мне еще… сеять хаос.

Глава 1. Побег и раскиданные буханки хлеба

1

Лунный свет проникал сквозь приоткрытое окно спальни королевы и короля Солариса. Ветер трепыхал балдахин и шелковую сорочку Даниэллы, почти дрожащей от нахлынувших эмоций. Волнение пробиралось за легкие, царапало душу, а нетерпение ускоряло пульс. Она заправила за уши красные волосы, накинула халат, взяла ступку и оглянулась на Джейкоба. Он уже сидел на кровати, капельки мерцали на голом торсе, ведь он только вышел из душа, вода капала с взъерошенных темных коротких волос.

Комната освещалась одной зачарованной свечой, тени плясали на стенах, что расписала Эйрин, сестра Даниэллы, которая все же исполнила мечту стать художником. Белые линии переплетались с розами, уходили к потолку завитушками, что мерцали, едва в комнату врывалось солнце или луна.

– Ты уверена? – спросил Джейкоб, когда Даниэлла села напротив. – Тесты на беременность давно завезли и в Соларис.

– Это скучно, – тряхнула плечами королева, которой не терпелось подтвердить не только догадку, но и узнать подробности, которые тест дать не мог. – Да и надо отдать дань уважения предкам. У хранителей принято узнавать о беременности именно так.

Джейкоб недовольно закатил глаза, но спорить не стал. Даниэлла догадывалась, что он не хотел, чтобы она калечила себя ради колдовства, но порезы давно ее не страшили, ведь она привыкла, что магия – это боль. Куда больше ее волновали способности, которые мог перенять ребенок. Если она вообще, конечно, беременна.

Они не планировали пополнение. Даниэлла знала, что Джейкоб давно готов, но ее душа хранителя жизни не желала так рано становиться матерью. Всего-то пятьдесят лет! Для того, кто может жить тысячу лет, – совсем детство! Это Джейкоб, хоть и получил с помощью хранителя времени лишнюю тысячу лет жизни, все еще оставался некромантом и в пятьдесят хотел бы уже нянчить первого внука.

Даниэлла коснулась живота, закрыла глаза. Она была уверена, что беременна. И дело было не в задержке, не в тошноте, она просто ощущала магию, что струилась по венам, словно лава, нагревая ее теплотой и любовью. В ней зарождался тот, кто унаследует королевскую магию.

– Дени, – Джейкоб коснулся ее руки, нежно сжал пальцы, а ей стало спокойнее, – я всегда рядом, любимая.

С ним она готова. С Джейкобом она готова на все, ведь знает, что он всегда будет рядом, поможет, поддержит, подарит свою любовь.

Даниэлла прижалась к нему, пытаясь унять колотящееся сердце. Все или ничего. Сейчас все решится. Принц или принцесса? А может… И тут Даниэлла поняла, что и правда готова, ведь едва подумала, что не беременна, сердце заболело, словно его резали, оставляя глубокие порезы.

– Хочешь я?

– Я сама, – прошептала Даниэлла и глубоко вздохнула, взяла ступку. – Да и не умеешь. Не мужское это дело.

– Ты всегда можешь меня научить. – Джейкоб щелкнул ее по носу. – Я быстро учусь!

Даниэлла качнула головой, вспоминая маму, что показала этот ритуал, едва дочери исполнилось пятнадцать.

– Нужен песок из источника жизни Эклипсиса – места, где зародилась магия и наши души, – заговорила Даниэлла, делая таинственные паузы, пытаясь соответствовать атмосфере спальни, залитой тусклым теплым светом, но едва сдерживала улыбку. – Кровь той, что хочет получить ответ.

Даниэлла потянулась за ножом, но не успела: Джейкоб вновь сжал ее ладонь. Она прикусила язык, а он сделал порез на ее запястье.

– Кровь пролью, чтоб весть узнать. Кровь и кровь, две души переплетены…

Даниэлла подняла брови, и Джейкоб сообразил, что пора и ему делиться кровью. Он даже не дрогнул, проведя по запястью, занес нож над ступкой, позволяя крови соединиться с песком из Эклипсиса и кровью его жены.

– Кровь и кровь, и мы узнаем, кто готов одарить нашу жизнь. Кровь пролью, чтоб ты явился…

Даниэлла замолчала и закрыла глаза, боясь смотреть на результат. Ступка выскользнула из рук, сердце колотилось.

– Серый – не беременна, – заговорила она тихо. – Голубой – мальчик. Светло-желтый – девочка.

Джейкоб обнял ее с такой силой, что едва не сломал ребра, но в его руках было так тепло и надежно, что Даниэлла не стала жаловаться.

– Это мальчик, да? – прошептала она, смахивая слезы.

Вместо ответа Джейкоб показал ей ступку. А она вновь коснулась живота, с трудом осознавая, что происходило. Голова кружилась, магия сходила с ума, заставляя метку на правом запястье ярко гореть. А в ступке сверкала голубая жидкость.

Принц. Будущий принц. И если он унаследует магию хранителя жизни, то станет следующим королем Солариса.

2

Блэр Блэк наблюдала, как Кристоф – хранитель жизни, что служил в королевской страже – застегивал пуговки штанов, довольно улыбаясь. Она хотела бы тоже радоваться, но ощущала пустоту, что уносила на дно океана, и заколачивала гвозди в крышку гроба с названием «здесь покоится мечта принцессы ощутить любовь».

В их отношениях была нежность, и Блэр это нравилось. Нравилось скрывать Кристофа от отца, который давал свободу, а потому не щупал душу; прятать от матери, которая бы ужаснулась, узнай, что дочь устала ждать любви и решила узнать, что такое секс, немного раньше. Блэр наслаждалась тайной, которую хранила, но больше всего любила разжигать адреналин, что струился по венам, когда они с Кристофом занимались любовью в особняке, не заперев дверь.

Но вот бабочки в животе не появлялись. Блэр даже не могла понять, любила ли Кристофа, ведь чаще ощущала… скуку. Он был слишком правильным, чопорным и… нежным.

Блэр натянула бретельки серебряного платья, поправила пышную юбку, надеясь, что она не помялась, и облизала губы, с которых стерлась помада.

– Это было потрясающе, принцесса! – Кристоф ласково поцеловал ее руку, не понимая, что душа принцессы требовала страсти, искр и безумия.

– Просто Би, просила же.

– Вы все еще моя принцесса. – Кристоф склонил голову и чарующе улыбнулся.

Блэр выбрала Кристофа за голубые искрящиеся глаза и улыбку, что сводила девчонок с ума. Хотела бы и она трепетать в ожидании новых встреч, краснеть, слыша его голос, и чтобы сердце забилось так быстро!..

– Плевать! – Блэр схватила Кристофа за подбородок и подтянула к себе. Вот бы он схватил ее за талию, прижал к стене, обсыпал тело поцелуями, не спрашивая разрешения! Вместо этого он смотрел в глаза, а она невольно считывала чужие эмоции: нежность, преданность и заботу.

– Ты не опоздаешь на ужин? – прошептал Кристоф, приближаясь. Их лица оказались совсем близко, она ощутила его дыхание, вдохнула аромат одеколона. И поняла, что пора все заканчивать.

Может, она вообще не умеет любить? Может, ей не дано испытывать это чувство?

– Крис…

Слова застряли в горле, а Блэр решила, что отпустит Кристофа чуть позже. Он заслужил еще один шанс! Вдруг, любовь зарождается не сразу? Вдруг, любви нужно немного помочь…

Блэр случайно укусила губу Кристофа, испугавшись хлопка двери. Щеки залил румянец, а сердце опустилось в пятки, едва она увидела отца, который, нахмурившись, оценивал ее избранника. Черные волосы едва касались плеч, закатанные рукава рубашки оголяли тату. Элайдже давно перевалило за тысячу лет, но морщины едва тронули лицо, рассеченное шрамом от правой брови до середины щеки.

– Мой король. – Кристоф склонил голову, подобрал с пола пиджак и, дождавшись кивка Элайджи, почти выбежал из комнаты.

Пожалуйста! Хотела страсти, поцелуев, а получила смущение и стыд. Блэр отошла к туалетному столику, покраснела еще сильнее, видя в отражении алые щеки и растрепанную прическу.

– У вас все серьезно?

Блэр повернулась к Элайдже, заметила его спокойный взгляд и выдохнула.

– Не думаю… – пробормотала она, вытаскивая помаду из косметички. – Нет, совсем нет. Хочу его бросить, по правде… но боюсь.

– Лучше сделать ему больно сейчас, пока он к тебе не привязался. Отпусти его, если не любишь.

Сильная рука сжала плечо Блэр, пробираясь в укромные места души. Она устало вздохнула: заслужила.

– Тебе идет красная помада, – сказал Элайджа, а Блэр встретилась с ним взглядом в зеркале и изумленно вскинула брови: он прочел ее смятение, желание любить и страх, но сказал про помаду?

– Винная, не красная.

– Для меня все красное. Не разбираюсь я в ваших девичьих цветах.

Они рассмеялись, а Блэр обняла отца, понимая, что любить она все же умеет. Ох как умеет! Хотя разве можно не любить такого отца?

– Надеюсь, вы предохранялись?

– Пап!

– Мы взрослые люди! Ну?

– Все, как ты учил.

– Хвала крыльям.

Элайджа щелкнул ее по носу, а Блэр все же коснулась эмоций отца, ощутила спокойствие, любопытство и любовь к ней.

– Он тебя любит?

– Не знаю, он сам пока не понял. Но он дорожит мною. Очень хочет защищать… мойра, я сама себя защищу от кого угодно…

– Не сомневаюсь, пчелка. Готова?

Блэр кивнула, и они вышли из комнаты. Закатное солнце заливало коридор, ветер трепыхал белый тюль на каждом окне, напоминая про последние мгновения лета.

– Почему ты не злишься?

– А почему должен? – Элайджа вскинул брови. – Ты взрослая девушка, самостоятельная личность. И это твоя жизнь и твои ошибки. Как ты чему-то научишься, если я тебя буду от всего оберегать и не дам тебе набить собственные шишки? Я ведь знаю, что ты никогда мне не поверишь, пока сама не ошибешься.

– Ну… Кристофу почти пятьдесят.

– Мы хранители – для нас это нормально. У нас с твоей мамой тысяча лет разница. Я не говорю, что это хорошо, но мы стареем слишком медленно, чтобы выбирать избранников только своего возраста.

Блэр расплылась в улыбке, расправила плечи.

– Прошу только об одном: никаких незапланированных детей. И не забывай про болезни, что передаются половым путем.

– Я помню! И не собираюсь спать с кем попало… Кристоф… он… я думала, может…

– Мне его уволить?

– Он не делал мне больно! Не тронь его! Он так долго шел к этой должности не для того, чтобы ты его уволил из-за меня.

– Как скажешь, пчелка. Раз уж разговор зашел о детях…

Блэр замерла, вскинув брови. Любопытство заполнило сознание, чесалось, словно укус комара, а от нетерпения стучало сердце. Ждать Блэр никогда не умела. Элайджа же почесал короткую бороду, сверкая глазами, ведь знал, как нетерпелива его дочь.

– Ну? Не томи! Кто? Эйрин? Дени?.. Не говори, что мама!

– Королева беременна.

Блэр едва сдержалась, чтобы не топнуть ногой. Она так и знала, что это не просто ужин с Уайтами!

– Какая?

Элайджа взял ее за плечо, чтобы считать любопытство, что кружило голову, а потом довольно улыбнулся.

– Даниэлла. Пока знает только Аврора, нам вроде как хотели сегодня за ужином рассказать.

– Ого! Какой срок?

Элайджа толкнул Блэр в спину, напоминая, что они опаздывали. Они начали спускаться по лестнице, из зала уже доносились голоса Авроры и Дафны.

– Понятия не имею. Живота пока вроде не видно. – Элайджа остановился у двойной двери и посмотрел на Блэр. – Я тебе не говорил.

– Конечно.

Аврора и Дафна догнали их у выхода из особняка. Мама сощурилась, видя взгляд дочери, перевела глаза на Элайджу, но он пожал плечами. Блэр всегда восхищалась отношениями родителей, ведь иногда казалось, что они общались без слов, а Аврора и вовсе словно бы тоже читала эмоции Элайджи, хоть и не была хранителем душ. И Блэр знала, что хочет такую же семью, такие же отношения, взаимопонимание и нежность… нет, обязательно страсть хочет!

Блэр подлетела к Дафне, сжала ее плечо, но считала только спокойствие и предвкушение от праздника. Они были похожи, хоть Аврора и не была кровной матерью Дафны. Обе хрупкие и среднего роста. Брюнетки, как Элайджа, оставляя Аврору единственной блондинкой в семье.

– Дени беременна, – прошептала Блэр на ухо сестры и приложила палец к губам.

Глаза Дафны расширились, она удивленно посмотрела на Аврору, и та устало вздохнула и развела руки. Распознать в ней опытную королеву и мать взрослых дочерей можно было с трудом, ведь она застыла в двадцатилетнем возрасте. Прожитые года выдавали только мудрые карие глаза, но не лицо без намека на морщины.

– Дени хотела сама вам сказать! Вечно вы портите все сюрпризы.

– Хранители душ секреты хранить не умеют, – фыркнул Элайджа, подавая руку Авроре. – Мы же читаем эмоции! Но сделаем вид, что мы очень удивлены. Обещаем! Да?

Блэр и Дафна дружно заверили, что обязательно разыграют удивление. Аврора закатила глаза. А Блэр вдруг поняла, что хочет, чтобы ее любимый тоже обязательно читал эмоции, как она. Не зря же союзы хранителей душ считаются самыми искренними и крепкими.

Путь до дома Уайтов занял томительные пару минут, ведь их разделял только забор. Блэр первая забежала на участок и развела руки, зовя к себе Тора – пса Даниэллы и Джейкоба, шикарного золотистого ретривера. Блэр помнила, как переживала Даниэлла, когда не стало Локи – пса, которого все считали героем, ведь это он довел когда-то Даниэллу до Зазеркалья вслед за Элайджей, где они и победили мойру. И поэтому пять лет назад Джейкоб подарил жене Тора – правнука Локи. Даниэлла долго отнекивалась, ведь не хотела другую собаку, но в итоге щенок все же остался в доме, а потом не влюбиться в него было уже невозможно.

Уайты-Арчибальды накрыли стол в уличной беседке. Обнимались при встрече так долго, словно не виделись целую вечность, хотя общались почти каждый день.

Элайджа когда-то обещал стать королем-наставником для Даниэллы. Заверял, что научит ее всему и отдаст власть. Но годы шли. Они стали друзьями, разделили обязанности правления страной и решили оставить все как есть. Так Даниэлла и Джейкоб Уайты-Арчибальды правили Соларисом, налаживали контакты с Терравилем, а Элайджа оставался королем Подземного царства, держал в узде хранителей душ и хранителей жизни, решал все магические вопросы. Аврора тоже считалась королевой, ведь была женой Элайджи, но всегда отказывалась от власти. Она «правила» больницей, в которой стала заведующей и главным целителем.

Первое время людям было странно принимать, что у них две пары правителей. Но к моменту как Блэр стала понимать происходящее, все уже привыкли, смирились и поняли, что так правильно, ведь страна при такой власти процветала.

За ужином они не обсуждали политику. Но много смеялись и веселились. Тор бегал вокруг стола, выпрашивая еду. А когда Даниэлла объявила, что ждет сына, все, как и договорились, дружно заохали и начали ее поздравлять.

Они наслаждались теплом и хорошей компанией. И даже не подозревали, что последняя пьеса уже началась.

3

Блэр сидела на подоконнике, купаясь в лучах полной луны и размышляя о будущем, а теплый ветер остужал горящие щеки. Она вспоминала моменты, проведенные с Кристофом, беспокоилась о скором переезде в Лакс из-за начала учебы в университете и думала, когда свернула не туда, ведь завязла в переживаниях о неумении любить.

Дверь приоткрылась, впустив слабый свет из коридора. Блэр испугалась, что это Кристоф, понимая, что не готова ставить точку, но расслабилась, заметив сестру.

– Не спишь?

– Залетай.

Дафна прикрыла дверь, окуная комнату в темноту, подбежала к подоконнику и села рядом с Блэр, едва помещаясь на мягкой подушке.

– Думала, ты не одна.

– Устала после ужина.

– Слушай… я понимаю, уже поздно, но…

– Выкладывай.

Блэр повернулась к сестре, пытаясь разглядеть ее лицо в лунном свете, но в итоге все же схватила за руку, чтобы считать эмоции. Волнение и тревога сестры едва не сбили с ног, проносясь, словно цунами.

– Ну…

– Давай!

Дафна закрыла глаза, тяжело вздохнула. Темные пряди упали на лицо, скрывая испуганные глаза.

– Помоги добраться до Терравила. Пожалуйста.

Блэр вздернула брови, продолжая считывать тревогу сестры. Но было там еще что-то другое… Боль? Сожаления?

– Что там?

Дафна нервно облизала губы, оглянулась на дверь, словно боялась, что кто-то мог незаметно войти.

– Я подслушала разговор мамы и папы. Флоренс больна и умирает.

Блэр окатила волна страха. А с ног сбило собственное потрясение.

– Знаешь, где она?

Дафна помотала головой. Мозг Блэр кликал, собирая мысли и тараканов в кучу. План выстраивался кирпич за кирпичом, а глаза уже блестели в предвкушении. Приключения!

– Кровь или папин кабинет?

Блэр вскочила и подбежала к шкафу, чтобы переодеться. Выбор пал на юбку в клетку и легкую рубашку. Она глянула на метку на запястье правой руки, выдающую, что она хранитель душ и хранитель жизни – ныне смешанный вид называли просто «хранителями» – и вытащила толстый черный браслет из шкатулки.

– Зачем кровь? У нас нет ее крови. – Дафна изумленно наблюдала за сборами сестры.

– Есть твоя. А вы – кровные родственники.

Дафна вздрогнула, словно от холода, потупила взгляд. Блэр почувствовала укол вины: знала же, как сестра относится к прошлому, но мотнула головой, ведь пора отправляться в путь, если они хотят успеть до Врат до того, как отец заметит их пропажу.

– Просто факты, Даф. Ну?

– Кабинет. Но папа нас убьет!

– Мудрый выбор. Вдруг в Терравиле нельзя искать людей магией? А папа нас в любом случае убьет. Воскресит и еще раз убьет. Все нормально, трусиха.

Блэр сгребла вещи со стола в рюкзак, которые могли бы ей пригодиться в дороге: блокнот с заклинаниями, пара колб с зельями, склянки с травами, паспорт и ежедневник. Она как-то забыла, что они держат путь туда, где нет магии, а значит, все зелья будут там бесполезны. Она слишком привыкла к жизни в месте, где магия считается нормой. Блэр схватила Дафну за руку и потащила за собой.

– А если папа пойдет в кабинет? Он страдает от бессонницы уже пару месяцев! – прошептала Дафна, отравляя Блэр своей тревогой. Они шли по коридору, который тускло освещали зачарованные свечи и лунный свет, льющийся сквозь огромные окна почти до пола.

– Не-а, исключено. Они минут двадцать назад с мамой в спальню шли.

– И?

– Двадцати минут им явно не хватит. Я как-то засекала…

– Би! – шикнула Дафна и прикусила себя за язык. Ночная тишина зазвенела, напитываясь восклицанием.

– Ой, да ладно! Это же круто! Папе больше тысячи, маме больше сорока, а у них такая интимная жизнь! Позавидовать только можно…

– Как ты вообще можешь думать о таком?

Блэр замерла у кабинета отца и приложила ухо к двери. Убедившись, что там тихо, она шмыгнула внутрь и вызвала на ладошке серебряный шар, чтобы осветить темное помещение. Дафна несмело топталась у входа, не решаясь зайти на территорию отца.

– Секс – норма жизни. Все этим занимаются! Кроме тебя, конечно.

– Я жду того самого.

– Скучно.

– Зато я не пожалею, что поддалась гормонам с проходным парнем.

Блэр закрыла ящик стола, в котором рылась, серьезно посмотрела на сестру.

– Хранить себя – твой выбор. Мой выбор – веселиться. Я хотела этого. И так-то Кристоф весьма неплох… И как он нежен…

Дафна хотела ответить, но Блэр приложила палец к губам, а потом сползла со стула и оказалась под столом. Дафна юркнула в тень за шкаф, но глухие шаги унеслись дальше по коридору: кто бы это ни был, он держал путь не в кабинет Элайджи.

– По шагам похоже на Филиппа. – Блэр вынырнула из-под стола. – Что он не спит в такое время?

– Уверена, что он? Что он в такое время делает у нас? – Дафна вышла из укрытия и нерешительно провела рукой по бумагам, лежащим на столе.

– Да, шаги точно его. Развивай слух! Полезное умение определять по шагам, кто идет.

– Я же не кошка!

– Ой, все уже!

Блэр открыла верхний ящик стола, выгребла оттуда кипу бумаг и углубилась в чтение. Почти сразу поняла, что нашла то, что искала.

– Хвала крыльям, она в Портусе! В паре километров от Врат. Значит, когда вернемся, нам всыпят не так сильно, ведь нас не будет всего денек-другой.

Дафна ойкнула, а Блэр вскинула брови. Похоже, до сестры только сейчас дошло, что за ночь они точно не справятся, а значит их отсутствие заметят.

– Да все будет нормально! Папа быстро прощает, ведь «мы сами должны набить себе шишки», бла-бла-бла! – Блэр захлопнула ящик и довольно потянулась, предвкушая приключения. Ночь, тишина, и они с сестрой едут через весь Соларис к Вратам! А мозг уже созывал собрание тараканов, чтобы придумать план, как пройти контроль.

– Слушай… может, я просто…

– Он никогда тебя не пустит в Терравил к ней. В лучшем случае с тобой поедет. Но скорее всего просто мама прочитает тебе лекцию о том, что все серые, но вот она!.. Истинное зло! Разведка говорит неизменно одно: Флоренс все еще сумасшедшая! Все еще орет, что режиссер наших судеб, и что ее пьеса будет лучшей и самой гениальной!..

Блэр сжала отчет о местонахождении Флоренс, так сильно вошла в роль, опомнилась и поморщилась, разглядывая мятый листок.

– Ай, ладно! Все равно они сразу поймут, куда мы, правда?

Дафна нахмурилась.

Полчаса спустя Блэр провела рукой над замком зажигания, бормоча заклятие. Кровь текла из раны, но капельки не достигали пола, а собирались в ключ. Алый, мерцающий в свете фонарей с зачарованными свечами, он становился все плотнее.

– Откуда ты все знаешь? – спросила Дафна, восхищенно наблюдая за действиями сестры.

– Кристоф научил. Он в магии просто гений.

– У вас… Все серьезно?

Блэр задумалась. Опустила глаза. Шумно выдохнула. И почему все ее спрашивали об этом?

– Хочу бросить его, по правде… Но боюсь.

– Лучше сделать ему больно сейчас, чем в клочья разодрать сердце, когда он влюбится в тебя и твой обман.

Дафна сжала руку сестры, пытаясь поддержать. Волна теплоты затопила сознание, а Блэр поняла, что не одна, что ее не осуждают, а просто пытаются уберечь.

– Я не сделала ошибку. Я правда этого хотела! Думала… может, чувства потом появятся. Да и… Все было хорошо. Он был так нежен… Мне, конечно, не с кем сравнивать пока… Но отношений я с ним не хочу.

– Так скажи ему об этом. Попроси Джейкоба перевести его в другое место. Думаю, он не откажет, и, может, даже повысит его по службе. Кристоф всем нравится.

Блэр повернула ключ и довольно улыбнулась: автодом завелся.

– Так почему мы угоняем машину Дени и Джейка? – спросила Дафна, опасливо выглядывая в окно, словно их уже заметили и бежали, чтобы поймать.

– А как иначе мы будем передвигаться по Терравилу? Нам нужна машина, на которую выписан пропуск. Брать машину отца совсем неразумно. К тому же… – Блэр пожала плечами, довольно улыбнулась, – тут поспать можно. Проверь лучше, пропуск в бардачке лежит?

Дафна порылась в бардачке и вытащила заламинированный бланк на пропуск машины через Врата с печатью Солариса и папку с необходимыми документами на машину, выданные в Терравиле. Блэр прикусила губу, заметив права Даниэллы, так же выданные в Терравиле, ведь у нее такого чуда не было.

– Хм… ну, будем надеяться, что нас не остановят… Как они там? Гуишники… Гаишники… Неважно!

– А если пешком?

– Далеко. Поедем на машине! Все будет нормально.

Блэр и сама ощущала, насколько ветхий план придумала. Тронь, и он развалится, словно древний дом, построенный на болотах и брошенный на произвол судьбы. Но другого не было. И как бы сильно она ни хотела походить на отца, пока не умела действовать, как он, ведь в голове просто не умещались все эти дороги и пути, шахматные фигуры, ходы которых нужно продумать. Она была всего лишь неопытной девчонкой, которая жаждала приключений.

Когда они проезжали мост над озером Сожалений, Дафна отпустила Блэр отдохнуть, ведь та уже едва держала глаза открытыми. Блэр хотела заспорить, боясь отпускать бразды правления, но в итоге сдалась. И уснула, сразу как легла на незаправленную кровать в конце автодома.

Дафна разбудила Блэр на рассвете. Солнце рвалось в автодом сквозь приоткрытое окно, теплый ветер намекал, что день будет жарким, но пока он приятно лизал щеки и лоб, нежно касался губ и волос. Волнение сестры окатило Блэр, словно холодный душ, сомнений быть не могло: они почти у Врат.

Дафна кусала пухлые губы, нервно дергала ногой, наблюдая, как Блэр неспешно наливала чай, потирая сонные глаза.