Kitobni o'qish: «День космонавтики»

Заповедник (Павлова Виктория)

Часть первая. Все пропало

Сирена на шаттле орала и отказывалась отключаться. Чертова техника безопасности работала отлично. Компьютер вырубился, словно усмехаясь темным экраном прямо в лицо.

Черт побери, на борту два геолога и ни одного пилота! Даже для управления двухместным беспилотником нужны знания. Предполагалось, что все сделает программа, но из-за тревоги включилась аварийная система эвакуации и заблокировала управление.

Сэм потыкал в наладонник, оставляя следы крови, и стер их, листая «Краткое руководство к шаттлу RHFD-29r67b».

«Опасность бактериологического заражения превысила допустимые нормы. Шаттл будет уничтожен. Команда должна срочно эвакуироваться», – противный женский голос повторял это уже тысячный раз. Слова потеряли смысл и теперь воспринимались, как бесполезная вибрация воздуха.

– Уни-и-и-ичто-о-о-же-е-е-ен, – напевал Сэм и жал на все указанные сочетания клавиш. Пульт управления ни на что не реагировал, мигая красными лампами тревоги.

Забавно, когда-то он хотел петь, выводя рулады со сцены, но пошел учиться в Космическую академию. Теперь он пел, только когда нервничал.

Все так хотели высадиться на эту гребаную планетку RH-564 как можно скорее. «Залежи церия!» – кричал капитан. «Перспективная жила!» – вопил начальник экспедиции. «Невиданная прибыль!» – закатывала глаза финансовый консультант с Земли. Шли бы они со своими пароксизмами восторга на Ганимед: по слухам, там инфляция и эпидемия кори. И, конечно, в рабочем состоянии оказался только двухместный шаттл. Выговор главному инженеру скончался под градом пунктов экономии бюджета. Теперь они с Лией застряли в четырех тысячах световых лет от Земли на шаттле с автопилотом, который уводил прочь от корабля-матки прямо в открытый космос.

– Сэм, – голос Лии совсем ослаб: пятнадцать минут назад он ввел ей лошадиную дозу обезболивающего.

– Милая, я разберусь. Ты отдыхай.

Сэм не хотел оборачиваться и смотреть на жену. Освободить ее из скафандра не удалось…

Час назад они вышли из шаттла и успели пройти по поверхности не больше трехсот ярдов. Тварь обвилась вокруг ног жены, и пришлось сдирать ее лазерным резаком, иначе утянула бы в болото. Нож, штатный бластер и ярость не помогли, а вот резак на малой мощности – да. Пришлось пойти на это, несмотря на температуру воздуха плюс семьдесят по Цельсию и болота с горючими газами. Резак свое дело знал, оставляя рваные и грязные пятна на скафандре. И на теле жены. К этому времени она уже потеряла сознание…

Главное, добраться до лазарета на «Шакале», корабле-матке. Только вот чертов автопилот не хотел отключаться. Сэм заорал и отшвырнул книгу в сторону.

– Все плохо, да? – голос жены еле слышно прошелестел за спиной. Она лежала там, где он ее оставил – на полу у входного шлюза, и не могла даже отползти в сторону.

Хотя шаттл был маленький, ползти особо некуда. Инженерный отсек заблокировало из-за чертовой тревоги. А пока Сэм развлекался с резаком на поверхности «многообещающей» планеты, какая-то местная тварь из болота проявила чрезмерное любопытство к их кораблю – умудрилась прожечь слюной дюралевый фюзеляж и похозяйничать в отсеке. Его отрезало из-за разгерметизации, а обе капсулы вышли из строя. Эвакуироваться было не на чем.

Сэм все же обернулся и посмотрел на жену.

Ниже колен у Лии было месиво, кровь из порванного скафандра растекалась неровной лужей, но всегда можно смотреть на милое и любимое лицо, немного растерянное сейчас, словно Лия удивлялась, как ее занесло в разведывательную геологическую экспедицию, да еще так далеко от родной Системы.

– Автопилот не отключается. – Сэм снял с Лии шлем, а потом огромную перчатку и взял ее за руку. – Я отнесу тебя в капсулу. Все будет хорошо.

Можно дать ей все снотворное, какое есть в аптечке, а потом засадить себе бластером в грудь. Но как же хочется жить! Они хотели переехать на Юпитер, завести детей и ферму.

– Милый, обезболивающее не сделало из меня идиотку. С капсулами что-то не то, иначе мы бы уже летели на «Шакал».

Голос Лии тонул в визге сирены. Сэм наклонился поближе.

– Попробуй… перезагрузку. Резервная… система…

Сэм вскочил. Точно!

Через три минуты он справился с четырьмя двадцатисантиметровыми болтами и сорвал пластину под пультом управления. Разноцветные провода, словно жилы, тянулись к блокам и системам корабля, питая его электронное сердце – продукт разработки ученых и инженеров нескольких поколений. Если вырубить основной контур, включится резервный, это все равно что шатдаун системы.

Сэм надел перчатку от скафандра, оглянулся на неподвижную жену и рванул провода. Свет погас, сирена замолкла.

Через пять секунд темноты на пульте управления загорелась зеленая лампочка, а на мониторе появилась надпись «Перезагрузка…». Помигала и превратилась в «Перезагрузка завершена».

Чертов долбанутый корабль! Вези нас домой!

Часть вторая. Все пропало окончательно

Сэм проверил показания медицинского датчика жены. Прибор показывал вероятность инфекции. Горел красный индикатор с надписью: «Контактный источник заражения». Лия то ли спала, то ли была в обмороке – уровень кислорода в крови низкий, но вроде не критично. На всякий случай Сэм ввел еще плазмы и глюкозы из аптечки. Больше ничего сделать не мог, он не врач, а геолог, как и она. Может, от твари попал какой-то токсин в кровь и теперь нужна срочная ампутация? Или черт знает какая еще хрень происходит с Лией, пока они болтаются на шаттле. На корабле-матке есть целый медицинский комплекс. Как только Лия попадет туда, он успокоится. Будет любить ее, даже если она останется без ног. В конце концов, есть протезы, и даже протезы с искусственным интеллектом. Главное, чтобы она осталась жива, и чтобы ее не убило заражение.

– База, это Бёрк, – Сэм удивился, как жалко звучит его голос, и прокашлялся. – «Ковбой» возвращается домой.

В ответ послышались только помехи. Сверил частоту – все верно, но на всякий случай увеличил диапазон и повторил в микрофон позывные. Помехи утихли, база молчала.

Он вызывал «Шакал» еще раз двести, пока шаттл приближался к кораблю. Да что за черт? Вымерли они там, что ли?

– Эй, Бёрк, как вы там? – рация, наконец, ожила, и Сэм схватил микрофон.

– Даг, приятель, как я рад слышать твой голос!

Даглас Компински – старший помощник капитана, друг с Академии. Он все сделает правильно, поможет, не подведет.

– Даг, старина, мы возвращаемся. Лие нужна медицинская помощь. Пристыкуюсь через пять минут.

Рация молчала.

– Даг?

– Слушай, друг, мне очень жаль, – голос Дага звучал виновато, – но данные с вашего шаттла… Сканирование показало, что шаттл заражен.

– И что? У нас целых четыре врача! Они играли в преферанс всю дорогу! Пусть займутся делом!

– Приказ капитана, Сэм, прости.

Сэм поперхнулся слюной и замолчал, когда вспомнил намеки капитана на последнем собрании пару дней назад. Свод правил гласил: в случае физической, радиационной, бактериологической и иных видов угроз месторождение закрывается на карантин и переходит под ведомство ЦКВР (Центр Контроля Внешних Разработок), а уже если такое случилось, то частным добытчикам, вроде их капитана Смита, уже ничего не светило. Скорее даже отправляло в долговую яму, потому что не очень-то Земная Федерация заботилась о частных предпринимателях. Потеря шаттла и двух геологов – ерунда по сравнению с нулевой прибылью в конце года.

Микрофон пошуршал и бесстрастный голос капитана произнес:

– Шаттл эрэйчэфди двадцать девять, в стыковке отказано. Согласно Пункту двадцать Общего Положения о безопасности. Если попытаетесь пристыковаться, откроем огонь.

Сэм вспотел и посмотрел на жену. Она спала и не слышала этот бред. Или она уже умерла, и он умирает, или при смерти, и ему слышится бред. Стены поплыли перед глазами. Сэм глянул на датчики циркуляции воздуха. Так и есть: углекислого газа слишком много. На шаттле небольшой запас кислорода, он не рассчитан на долгое пребывание.

– Прости, Сэм, – снова раздался голос Дага.

– Прости?! Вы бросаете нас на верную смерть! Почему?!

– Церий, Сэм. Мы придумаем, как добраться до него, а если примем вас на борт, придется объявить планету опасной и закрыть. Никто этого не хочет, ты ведь понимаешь? Ты сам вызвался помочь. Ты и Лия. Вы станете героями, я обещаю…

Сэм уже не слушал. Он спрашивал Дага не об этом, а о его совести. Но двух геологов больше никто не вспомнит, как и всю эту историю. Они сделают вид, что экспедиция провалилась из-за неудачного приземления, ошибки пилота или неисправности на шаттле, но не признают, что отправили людей без должной подготовки, ведь тогда карантин отрежет доступ к жилам церия. Экспедиция разорится, капитан продаст корабль, чтобы оплатить счета, миллиарды жителей трех населенных планет солнечной системы не получат цериевые микрочипы для своих телефонов и наладонников.

Никто не хочет такого исхода, поэтому всем плевать на двух умирающих геологов.

Не будет детей и фермы на Юпитере. Ничего не будет!

– Сэм, если ты не изменишь курс через двадцать секунд, я испепелю шаттл. Пожалуйста, не заставляй меня это делать.

Голос Дага вплыл в сознание, как визг пилы – откровенно и беспощадно.

– Кислорода осталось на пару часов, – прохрипел Сэм в микрофон и усмехнулся. – Ты окажешь мне услугу, нажав на кнопку.

– Сэм, я не хочу тебя убивать.

– Но ты это делаешь, – прошептал Сэм и выключил связь. Он задал новый курс и застыл у пульта. Голова отяжелела, мысли ворочались, как огромные неповоротливые глыбы. Они бились внутри, причиняя физическую боль. Легче не думать ни о чем, просто прекратить думать.

– Милый, мы прилетели? – сонно просила Лия, и Сэм протянул руку к бластеру.

Ему понадобилось всего двадцать минут, чтобы набраться смелости. Или просто одуреть окончательно. Он думал обо всех кровавых авариях на дорогах, когда люди застревали в сплюснутых машинах с переломанными костями и раздробленными челюстями; несчастных случаях на космических верфях, когда части фюзеляжа будущего корабля срывались и размазывали десятки строителей, как мух по стеклу; трагедиях на добыче космического льда, когда плотные глыбы размером с Манхеттен сминали в лепешку шаттлы с десятками и сотнями рабочих. Он думал о крови и кишках, которые плавали по космосу и будут плавать там тысячи лет. Думал об этом, чтобы перестать думать о Лие.

– Милый, просто скажи, как есть.

Как давно Лия на него смотрит? Она потянулась, но у нее не хватило сил, и рука упала. Сэм смотрел на тонкие пальцы с продолговатыми ногтями и понимал, что готов. Он мог пережить все, что угодно, только не ее смерть. Страх больше никогда не услышать ее голос заглушил нежность.

– Все хорошо. Мы возвращаемся на планету. На полюсах можно жить.

В конце концов, какие у них еще варианты? Задохнуться в шаттле? Или попытаться пристыковаться к кораблю-матке и погибнуть, мгновенно разлетевшись плазмой? На планете можно бороться за жизнь. Просыпаться утром и продолжать борьбу. Только вот один он не справится.

– Сэм? – в голосе Лии прорезалось беспокойство.

Прибор писал: «Большая область кровотечения. Смерть наступит в течение двух часов». Сэм представил, как морщинка появилась у нее на переносице, но смотреть не стал. Он был готов. Настроил бластер на самый узкий диапазон и направил его на ноги Лии чуть ниже колен.

Нажал на кнопку. Лия закричала.

***

Обливаясь потом под оранжевым солнцем, Сэм тащил к шаттлу очередную убитую тварь – зеленую бесформенную зверюгу с желтым узором на упругой коже. Она напоминала земную змею, раздутую в талии неудачным пищевым экспериментом, и воняла серой, отчего вспоминались куриные яйца и урчал живот. О звезде, которая щедро поливала радиацией, Сэм старался не думать и рассматривал сухую землю и камни. Иногда останавливался и подбирал их с пыльной и горячей почвы с редкими кустиками колючей травы. Его беспокоило, что базальт и гранодиорит соседствуют, где не должны. Базальт – вулканическая порода океанического дна, а гранодиорит – горный камень. Вокруг на несколько сотен миль нет ни океанов, ни гор, ни одного завалящего озерка. Как эти камни могли тут оказаться?

Или это просто бред утомленного голодом и горем разума. Никакого базальта и гранодиорита тут не было, а мозг цеплялся за что-то знакомое и понятное, чтобы не дать хозяину сойти с ума.

Сэм отшвырнул камни и пошагал к шаттлу. Тварь болталась за спиной, противно шуршала об одежду и воняла серой.

Лия вздрогнула, когда Сэм швырнул тушку под панель управления.

– Прости, – он с тревогой глянул на жену. За последние три дня она явно потеряла в весе, стала бледнее, чем он мог представить, и ни разу не улыбнулась.

Лия сидела в кресле пилота и возилась с мобильным опреснителем воды. Вчера он вышел из строя, но Лия уверяла, что умеет чинить такие штуки. Спорить с ней желающих не нашлось, так что все найденные инструменты теперь валялись на мертвом пульте управления. После неудачной посадки этот шаттл больше не взлетит. Работал только аварийный маячок, но подбирать их никто не собирался.

– Как успехи? – Сэм сделал маленький глоток воды. Запасов на шаттле хватит еще на пару недель, если пить не больше полулитра в сутки. Потом останется только моча, и вот тогда-то опреснитель и понадобится.

– Было бы лучше, если бы меня не отвлекали бесполезными вопросами! – Лия хмуро разглядывала разобранный опреснитель.

Сэм молча направился к другому концу шаттла – всего-то семь шагов. Около двери, которая вела в отсек с эвакуационными капсулами, они устроили склад полезных вещей. Склад был маленький – сухой паек, хранившийся в шаттле, наверное, еще со времен первого полета на Луну, биоанализатор, порядком разоренная аптечка, лазер с севшей батарейкой и книга «Полный регламент процедур и действий обслуживающего персонала шаттла типа RHFD, необходимых к выполнению при высадке экипажа геологоразведочных экспедиций на планетах категории 2А и 3Б», том шестой из восьми. Размышления о содержании книги отвлекали от мыслей о скорой и мучительной смерти. Особенно при посещении отхожего места. Почему-то туалетная бумага не входила в минимальный набор необходимых мелочей.

Комплект для ремонта скафандров и набор магнитов для работы в открытом космосе Сэм выкинул. Как и сами скафандры, предварительно вынув всю полезную начинку. Бластер он носил с собой, чтобы стрелять в зверюг.

Сэм выдвинул биоанализатор и достал из-за пояса нож. Пожалуй, парочка маленьких лапок твари вполне подойдут.

– Эта зверюга такая же бесполезная, как все предыдущие, – пробурчала Лия, откручивая от опреснителя деталь.

– Пока не попробуешь, не узнаешь, – Сэм спокойно осмотрел нож. В контейнере не должно оказаться посторонних частиц, только материал для анализа.

– Ты притаскивал уже с десяток. Ни одна из них в пищу не годится. – Лия чуть не оторвала деталь от опреснителя, и Сэм почти попрощался с мечтой пить воду через две недели. Но Лия выглядела довольной, насколько это возможно в ее положении, и он снова посмотрел на нож. – Чего ты все не угомонишься?

– Мне не дает покоя та тварь на болоте. Почему она на нас напала? – Сэм достал предпоследнюю стерильную салфетку и протер нож. – И еще та, что прожгла фюзеляж. Если они не годятся для нас, то и мы не годимся для них. Но они напали. Почему?

– Откуда я знаю? Может, эти зверюги сошли с ума. Или мы раздавили их яйца. Или напугали детенышей.

– Да, ты права, – Сэм подошел к твари, прикидывая, как половчее отрезать лапки. – Возможно, ответ еще проще – мы просто зашли на их территорию.

– Когда на твою территорию вторгаются чужаки, – Лия пыхтела, выковыривая одну деталь из другой, – то их надо убивать!

Сэм смотрел на жену. Она с отчаянной безнадежностью пыталась починить то, что, скорее всего, сломано безвозвратно. Сэм злился на капитана Смита, который бросил их на произвол судьбы, на Дага, который запросто забыл обо всех годах дружбы и теперь, наверное, оправдывал себя благом для большинства и какой-нибудь статьей о предусмотренных потерях в своде законов ЦКВР, но больше всего он злился на себя за то, что не предусмотрел всего. И теперь не будет Юпитера и детей, а будет только смерть от голода, когда закончится сухой паек. Или от жажды. Судя по всему, опреснителю пришел конец.

Лия выглядела неплохо для человека, которому три дня назад отрезали ноги. Еще вчера она не могла даже руки поднять, а сегодня сидела, разговаривала и находила силы на злость и гнев. Сейчас она покрылась испариной и совсем позеленела от слабости, но все равно упрямо выкручивала детали.

Сэм все вспоминал историю, которую когда-то ему рассказал Даг. Его кузен попал в аварию и пролежал в реанимации три дня, а потом очнулся и выглядел словно огурчик – болтал с родственниками, сидел на кровати, ел и даже предлагал жене заняться сексом. Он умер ночью через пару дней. Врачи сказали, что у безнадежных больных часто случается всплеск активности незадолго до смерти. Кажется, что они идут на поправку, а потом тихо угасают за несколько часов.

Лия уронила раструб, и Сэм вздрогнул от громкого металлического лязга.

– Пошло все к черту! – Лия швырнула еще одну трубку в противоположную стенку. Кусок трубы чуть не угодил Сэму по голове. – И ты иди к черту, Сэм. Почему мы разговариваем, будто все нормально? Почему обсуждаем будущее, которого не будет? Юпитер, детей. Ничего этого не будет.

– Думаешь, я этого не понимаю? – Сэму стало больно где-то внутри.

– Думаю, нет. Кажется, будто ты все еще надеешься на что-то. Но надеяться не на что! – Лия хотела вскочить с кресла, но рухнула обратно. Обмотанные бинтами культи беспомощно висели в воздухе. – Мы сдохнем, когда закончится паек.

– Что мне еще сделать? Я сделал все, что мог для нашего спасения.

– Да! Ты отрезал мне ноги. И я буду благодарна тебе до самой смерти. Еще примерно пару месяцев!

Сэм вспомнил, как ломал себя, чтобы изувечить родное и любимое тело, ломал ради крохотной надежды на спасение. Возможно, он совершил ошибку, но не знал, как еще можно было остановить кровотечение и инфекцию.

– Несправедливо обвинять только меня. Ты тоже голосовала за высадку.

Лия изменилась в лице и схватила с пульта увесистую деталь. Сэму показалось, что воздух перед ним заколебался. Он замешкался, и деталь, брошенная Лией, угодила ему прямо в лоб. Наступила темнота.

Часть третья. Пропало все, кроме надежды

Эту арию Энрико Карузо Сэм услышал в раннем детстве, когда летал с родителями в отпуск на Землю. В Нью-Йорке Бёрки зашли в музей двадцатого века и попали на тематический оперный день Карузо. Именно из-за его бархатистого тенора Сэм полюбил музыку и больше не смог разлюбить.

– Сэм, проснись, – голос Лии прервал партию Отелло. Сэм растерялся: вспыхнул стыд и непонятное желание слушать Карузо дальше, а не разговаривать с женой. – Да проснись же.

Карузо замолчал, пришлось открыть глаза.

– Что происходит? – Сэм сел на кровати и наткнулся на испуганный взгляд Лии.

– Я проснулась полчаса назад, а ты все дрыхнешь.

Сэм огляделся. Он лежал на конструкции, которая притворялась кроватью – скорее это напоминало выцветший лепесток тюльпана, который подвесили в воздухе, рядом с другим таким же лепестком. В серой комнате, похожей на тюремную камеру, было мрачновато. Наверное, из-за мигающего освещения и странной штуки в центре, вроде похожей на стол, но почему-то кривобокой и пористой, словно пемза. Стоящие вокруг «стулья» походили на пеньки, заросшие мхом.

– Если это предсмертные галлюцинации, я бы не отказался от моря и пляжа. – Серость ответила очередным перемигиванием потолочных ламп. Сэм перевел глаза на Лию. Она стояла рядом в новеньком сером комбинезоне с кучей карманов. Стояла! – Что я пропустил?

– Представь себе, я тоже пропустила, когда у меня отросли ноги, – Лия задрала штанину и продемонстрировала одну целехенькую щиколотку, потом вторую.

Сэм сполз с «лепестка» и нерешительно застыл рядом с женой, разглядывая свой серый комбинезон, такой же, как у нее. Потом задумался. Ладно, какие тут могут быть обиды, когда вокруг не пойми что. Он подхватил Лию и посадил на «лепесток». Наклонился к оголенным щиколоткам, рассмотрел поближе.

– Как они могли отрасти? – Сэм тоже потыкал в щиколотки и снял с нее кроссовки, точные копии своих. Где обувь Лии он уже не помнил. Все пальцы были на месте – по пять на каждой ноге. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Хорошо, – Лия выглядела озадаченной. – Лихорадка прошла.

Сэм многозначительно хмыкнул.

– Ни следа. Даже шрамов нет, – он выпрямился, не веря своим глазам. Из-за этого облегчение не наступало, все казалось сном.

– Да, у тебя тоже, – Лия засмущалась, и в ответ на вопросительный взгляд Сэма добавила: – Я помню, что попала в тебя трубой. Не зря же в юности занималась спортом – биатлон и метания. У тебя должен был остаться хотя бы синяк, но ничего нет.

Лия несмело дотронулась до его лба, отбрасывая волосы. Сэм застыл. Последние дни были адом, и не хватало именно таких прикосновений, нежных и требовательных одновременно, словно Лия предъявляла права на то, чтобы дотрагиваться до Сэма в любое время, гладить и ласкать. Как раньше. Он схватил ее руку и прижал к губам, закрыв глаза. Фиг с морем и пляжем, тут лучше. Теперь он боялся, что галлюцинация рассеется и он проснется в разбитом шаттле с контузией и мертвой женой.

– Я не понимаю, что происходит. Мне страшно, – Лия съежилась, тревожно оглядывая серую комнату.

– Все будет хорошо, – Сэм обнял жену, надеясь, что она хорошенько его саданула и контузия продлится подольше.

В серой стене распахнулась дверь. В комнату зашел приземистый коренастый рептилоид, чем-то похожий на банковского работника. На ярко-синего банковского работника, словно воплотились мечты ребенка, дорвавшегося до красок, и он разрисовал фигурку жутким аквамарином. И так втянулся, что не стал отвлекаться на волосы, уши и прочие детали – чего-то невнятного посреди лица вполне хватило. На рептилоиде красовался черный «костюм» – брюки, пиджак, почти как дома на Марсе, только зауженные у запястий и щиколоток, а еще с обилием карманов. Рептилоид молча прошел к «столу», поставил на «пенек» портфель и начал выкладывать на «стол» бумажки. Против ожиданий, бумажки не соскальзывали, а словно прилипали к пористой поверхности.

Сэм, как зачарованный, наблюдал, за растущими кучками и сжимал Лию в объятьях.

Рептилоид остановился и повернулся к ним.

– Прошу, садитесь, – он указал рукой на «пеньки» с другой стороны «стола», убрал портфель на пол и сел, смотря прямо перед собой. Голос синего оказался скрипучим мелом, Сэм поморщился.

Сэм посмотрел на Лию, она пожала плечами. Оставалось только сесть на «пеньки».

– Я безмерно рад первому контакту с внеземной цивилизацией, – брякнул Сэм, усевшись на неудобный «пенек». Если это все-таки не галлюцинация, то за эти слова ему будет потом стыдно, особенно если их занесут в историю. Лия укоризненно покосилась. Точно, фраза неудачная.

– Вы меня не помните? – визитер терпеливо ждал ответа.

Сэм и Лия переглянулись и помотали головами.

– Что ж, начнем с начала. Меня зовут Ганде Пу. Я агент по восстановлению прав на Раштукишасгоссе.

– Что? – переспросил Сэм. Окончание реплики потерялось в скрипящих шипящих.

Ганде Пу протянул им клочок бумаги, который достал из кармана.

– Вот моя визитная карточка. Я на связи каждый третий четверг месяца, а также каждый понедельник по предварительной записи.

– Хм, спасибо, – Сэм взял протянутую карточку, наблюдая, как Ганде Пу мигает сначала одним веком – горизонтальным, а потом другим – вертикальным. – А я Сэм Бёрк, а это моя жена Лия.

Ганде Пу снова помигал, сначала так, потом по-другому.

– Вся информация о вас зафиксирована в протоколе, сохранена на электронный носитель и распечатана в пяти экземплярах – для судьи, защитника, обвинителя, секретариата и архива. Вам не стоит тратить время на повторения.

– Для обвинителя? – переспросил немного обалдевший Сэм.

– Повторения? – одновременно переспросила Лия.

Ганде Пу поморгал им.

– Гибернация при перелете оказала на вас незапланированное влияние – вы забыли события последних двух недель. Мы раньше не сталкивались с вашим видом и не знали о такой особенности. Я говорил с вами много раз, и получил все необходимые сведения. Вы помните обвинение?

– Обвинение? – Сэм напрягся.

– В соответствии с Законом Ги-Стоупурна о сохранении многообразия жизни и статьи три девять пять семь шесть восемь подпункт три три девять девять, – Ганде Пу вытащил из стопки бумажку и потряс ею в воздухе, – вы обвиняетесь во множественном убийстве редких животных на территории заповедника. Вот положение о создании заповедника. – Ганде Пу указал на стопку бумаг. – Некоторые из убитых вами животных были последними самками. Вы утверждаете, что убивали ради пропитания, но ни одна из жертв не соотносится с вашей пищеварительной системой и не входят в вашу пищеварительную цепочку. Вот заключение биологов, – он вытащил еще одну бумажку.

– Но это ошибка! – Сэм вскочил. – Мы не знали, что они несъедобны.

Ганде Пу снова поморгал.

– Ошибка это или нет – выяснит суд. – Он подвинул им кипу бумаг. – Пожалуйста, подпишите пять экземпляров добровольного согласия на рассмотрение дела. Я передам бумаги в инстанции.

– Но разве вы не защищаете наши права? – Лия еле удержала кипу от падения. – Разве вы нам не поможете?

– С чего я должен вам помогать? – Ганде Пу заморгал быстрее. Наверное, так он выражал удивление.

– Вы же агент по восстановлению прав. Вы сами так сказали.

– Я восстанавливаю права убитых вами существ на Раштукишасгоссе и слежу за процедурой рассмотрения дела. Вот описание процедуры, – он указал на одну из самых внушительных стопок. – А вот и заключения о смерти животных. – Другая кучка.

– Мы можем поговорить с защитой? – Сэм вспомнил, что Ганде Пу что-то говорил про защитника.

Ганде Пу долго молчал и не мигал. Сэму стало неуютно под бесстрастным взглядом.

– Защитнику некогда тратить на вас время. Его клиент – император Боку Раск. Животные, которых вы убили, принадлежали ему, как и сам заповедник.

Сэм похолодел. Выходит, на их права всем начхать?

– Но раз вы нас судите, разве мы не имеем права защищаться? – голос Лии дрожал от гнева. – Мы тоже живые существа. Homo Sapiens. Как же закон Ги-Стоупурна?

– Моя задача осведомить вас о начале процедуры и собрать подписи, – Ганде Пу достал из другого кармана и положил перед ними две оранжевые палочки. – Внесением новых биологических видов в реестр многообразия я не занимаюсь.

– А кто занимается? – Лия начала злиться.

– Ги-Стоупурн.

Сэм удивился. Он думал, что закону уже много лет, и его автор давно почил, но им же ничего не известно об этих рептилоидах, может, они живут по тысяче лет, или называют своих детей одним и тем же именем.

– С ним можно увидеться?

– Не думаю. Он встречается только с теми, кто внесен в реестр многообразия. Насколько я знаю, никого под названием «хомосапиенс» там нет. Весь список здесь, все семьсот тысяч восемьсот пятнадцать видов разумных существ Галактики, – он указал на самую высокую кучку бумаг.

– Но вы же спасли мою жену. Она была ранена, и вы ее спасли. Значит, вы отнесли нас к разумным существам? – Сэм пытался нащупать логику, но она все время ускользала.

– Я отнес вас к существам, нарушившим закон. Суждения о вашей разумности не входят в сферу моей компетенции. В соответствии с Законом Ги-Стоупурна о сохранении многообразия жизни и статьи девять восемь пять шесть шесть подпункт девять сорок, – Ганде Пу помахал очередной бумажкой, – любое разумное существо обязано оказать посильную помощь другому живому существу, нуждающемуся в помощи, невзирая на наличие у того интеллекта. К тому же было необходимо доставить вас на суд, а ваша, как вы ее называете – жена, находилась при смерти и не пережила бы телепортацию. Пришлось погрузить ее в гибернацию. Вот заключение врача, а также резолюция комиссии о подтверждении необходимости медицинского вмешательства. Ее смерть была недопустима.

– И поэтому вы отрастили ей ноги? – Сэма возмущал сам подход. Выходит, они спасли ей жизнь таким невероятно сложным путем только чтобы засудить?

– Восстановление конечностей и лечение заражения крови – простейшие процедуры, – сердито буркнул Ганде Пу. – Пришлось немного перестроить репликатор под вашу биохимию, но это все на уровне начальной школы. Наверное, поэтому вас и нет в реестре многообразия – вы слишком примитивны. В любом случае, моя задача осведомить вас о начале процедуры и собрать подписи, – повторил Ганде Пу. – За подписанными бумагами зайду завтра.

Ганде Пу засобирался. Сэм растерянно наблюдал, как он складывает документы обратно в портфель. Человечество колонизировало Солнечную систему, вышло в дальний космос, победило рак и создало разумных андроидов, а эта синяя ящерица заявляет, что это все примитив?

– Мы же общаемся и понимаем друг друга. Не так уж мы и примитивны, раз говорим с вами на одном языке.

Ганде Пу остановился и поднял голову. В его взгляде сквозила укоризна и даже в некотором роде забота, так мог бы смотреть родитель на неразумное дитя, только встающее на ножки. Дитя полно сил и радостным изумлением, но родитель знает, что стоит ему сделать пару шагов, как первое же препятствие свалит его с ног.

– Вам сразу были вживлены нейролингвисторы. Выучить наш язык самостоятельно вы бы не смогли.

Ганде Пу поднялся и направился к двери.

– Погодите, – Лия встрепенулась, – а где мы вообще находимся?

– Великая Кандара, столица Союза наций.

Лия выглядела сбитой с толку. Ясное дело, ответ совершенно ничего не прояснил, кроме того, что в мире существует Союз наций, куда входит семьсот тысяч восемьсот пятнадцать видов разумных существ. И все они описаны и внесены в список.

– А как попасть в реестр многообразия? – Сэм опять вскочил.

Ганде Пу с готовностью вернулся, залез в портфель и вытащил пухлую папку. Что у него за бездонный портфель такой?

– Заполните анкету и прошение, все в пяти экземплярах. – Он разложил бумажки на столе. – Вашу просьбу рассмотрит специальная комиссия, а затем прошение отправят на согласование Ги-Стоупурну. Если он внесет вас в реестр, то назначит встречу. Но на вашем месте я бы не рассчитывал на это, – Ганде Пу застегнул портфель и выпрямился. – Судя по состоянию ваших организмов на Раштукишасгоссе и найденной рядом с вами примитивной технике, вы еще должны доказать разумность. И то, что вы были вдвоем без присмотра, в таком состоянии, тоже не идет на пользу. Возможно, придется подождать, пока специальная комиссия проведет ряд тестов.

– И сколько? – судя по тону, Лия не рассчитывала на скорое решение вопроса.

– Сложно сказать. В комиссии почти одни рилоптарианцы. Они любят взвешенные решения. Пару десятков лет, не меньше. – На пороге он обернулся. – Жаль, что вы не сможете насладиться великолепием Кандары. Пока вы не в реестре, вам можно находиться только в изоляторе.