Kitobni o'qish: «Лабиринт искажений»

* * *

Пролог

– Да когда ж ты сдохнешь-то, тварь!

Толстостенный стакан с грохотом врезался в стену. Разбился, конечно, но погиб достойно – на благородно-кремовой стене дорогого офиса осталась внушительная вмятина в виньетках безобразных потеков элитного вискарика.

Дешевого пойла не менее толстостенный… ну хорошо, просто омерзительно жирный, похожий на одышливую жабу Сол Козицки не употреблял. И не потому, что наупотреблялся в юности, когда был нищим и выкарабкивался с помойки жизни самостоятельно.

Никогда не употреблял, и все. Да и не было у очаровашки Сола нищей юности, он принадлежал к клану серьезных акул, хозяйничавших в криминальном океане североамериканского континента и стран Западной и Восточной Европы.

Клан Козицки был многочисленным, практически в каждом регионе барражировал над поверхностью плавник одного из представителей этого семейства.

Солу достался Кипр. Не самое плохое место, как оказалось, хотя поначалу молодой Сол психанул, считая, что глава клана просто решил сплавить проблемного отпрыска в ссылку на какой-то дурацкий остров. Почему было не оставить его в привычной Флориде, где Сол родился и вырос, где вроде бы неплохо влился в бизнес семьи?

В том-то и дело, что вроде бы. Да, справлялся неплохо, но слишком часто возникали проблемы из-за неуемного желания молодого Козицки потакать своим прихотям.

А прихотей у некрасивого толстого парня хватало, причем порой довольно жестоких и извращенных. К тому же Сол Козицки был очень злопамятен и мстителен, и, если считал, что кто-то его обидел или, не дай бог, унизил – берегов жирдяй не видел, расправлялся без оглядки на личность и семью этого кого-то.

И предсказуемо нарывался на неприятности.

Хотя какие, к черту, неприятности – проблемы огребал клан Козицки, и частенько очень серьезные.

Так что Сол топтался где-то совсем рядом с истиной, считая поручение вести дела клана на Кипре ссылкой. Ведь его отправляли не просто в дыру на задворках Европы, его еще и зашвырнули туда, где клан Козицки никакого влияния не имел. И ему самому предстояло завоевать для семьи достойное место в криминальном болоте Кипра. Занять не кочку какую-то захудалую, на которой солидной жабе не развернуться, а создать полноценный камышовый рай, где можно хозяйничать всласть.

Разумеется, поддержку деньгами и людьми клан молодому засланцу гарантировал, но обустраиваться ему предстояло самостоятельно.

Он справился. И даже греческий язык освоил в совершенстве, что вообще удивительно – не любил толстяк учиться. Черты характера, ставшие причиной ссылки, здесь очень пригодились Солу Козицки.

И сегодня, четверть века спустя, мало кто рисковал перейти ему дорогу, жестокость и злопамятность злобного толстяка была хорошо известна.

А еще он получил кличку, бесившую Сола неимоверно, но стереть это унизительное прозвище из памяти всех, кто его знал, Козицки не мог.

«Ага». С ударением на первую «а».

Когда Сол впервые услышал эту кличку, он решил, что с ударением просто ошиблись, а прозвище придумали турки с другой половины Кипра. И его надо называть Ага, с ударением на второе «а» – форма обращения к старшему по рангу, что-то типа Козицки-ага.

Но оказалось, что назвали его так в честь Аги – самой крупной и самой безобразной жабы в мире, смертельно опасной из-за своего яда. Собственно, кличка могла бы и польстить, приятно осознавать, что тебя считают смертельно опасным.

Но не уродливой жабой при этом! Почему Николас Ифанидис – Кайман, а он, Сол Козицки – жаба?!

Разумеется, Сол понимал – почему. Но любой, кто осмеливался его так назвать, жестоко наказывался – если Козицки узнавал об этом. Чтобы другим неповадно было.

Для поддержания реноме, так сказать.

И это только за кличку!

А когда его, Сола Козицки, при свидетелях отмудохали, да еще и за ухо оттаскали так, что ухо едва не оторвалось, ответка сделавшему это шелудивому псу должна была прилететь незамедлительно!

Она и полетела, Козицки с парнями в тот же вечер подкараулили пса Ифанидиса, намереваясь избить того до полусмерти, отрезать уши и отобрать то, что должно было стать собственностью Сола, но этот урод перехватил.

Да, Сол сгоряча поступил против правил, попытавшись испортить не доставшуюся ему вещь. Уж очень хороша была девка, к тому же целка, непокорная, с характером, Ох, как бы славно провел с ней время Сол, ломая и развлекаясь, м-м-м…

Но не за такие дурные деньги, она того не стоила. А вот быстренько развлечься, увидев оставленную без присмотра игрушку, захотелось так, что даже не подумал о последствиях. Последствия же нарисовались очень быстро, Сол ничего толком не успел сделать. Примчался разъяренный Агеластос, новый хозяин девки, избил его, почти оторвал ухо – врач потом пришил, но кривовато, добавив «шарма» Солу Козицки.

Но это потом, а в тот вечер он со своими людьми почти сразу рванул следом за джипом Агеластоса. Почти – потому что полуоторванное ухо следовало хотя бы обработать и перевязать.

И все равно оказалось, что к дому Агеластоса они подъехали раньше хозяина, пришлось даже ждать минут двадцать. Можно было догадаться, что этот паршивый пес куда-то заезжал, и, скорее всего, выгрузил купленную девку своему боссу.

Но кипевшие от ярости мозги Сола что-то там предполагать, да и вообще мыслить были не в состоянии. И вместо того, чтобы сразу расстрелять джип Агеластоса, толстяк отдал приказ сначала вытащить оттуда девчонку. Это было ошибкой, пес Ифанидиса подтвердил свою репутацию главного секьюрити, сумев перехитрить его болванов и созвониться с шефом. Тот сразу согнал все ближайшие к месту разборки полицейские патрули, вынудив Сола в темпе сваливать, не закончив начатое.

Агеластос все же в больницу попал, но это не могло быть достойным наказанием, не так уж серьезно пострадал пес Ифанидиса.

А над Солом Козицки начали посмеиваться, перешептываться, глядя на его неровно пришитое ухо. Возможно, это только ему казалось, в чем пытался убедить босса Сэм Леви, правая рука Сола. Беспринципная, хитрая, пронырливая и очень толковая правая рука.

Разумеется, бездумно доверять помощнику Сол даже и не собирался, верить вообще никому нельзя. Но пока Леви доказывал, что пользы от него больше, чем косяков, отрубать эту руку Ага не собирался.

Но и считаться с его мнением в этой ситуации – тоже.

Ничего ему не кажется, над ним реально глумятся! И вариант тут один – Агеластос должен сдохнуть. Тогда все заткнутся, поймут, что то же самое может произойти и с ними.

Конечно же, этот слабак Леви отговаривал босса от необдуманных, с его трусливой точки зрения, поступков. Видите ли, если Ифанидис узнает, кто убил его пса, он разозлится. А злить Каймана – себе дороже.

Поэтому расправиться с Агеластосом Сол решил сам, лично.

И у него ведь получилось, он четко видел на экране, что дрон с взрывчаткой спикировал прямо на однорукого урода! Сол лично направил смерть на голову Агеластоса, потому что оператор дрона тоже испугался мести Каймана.

Но этот чертов пес, похоже, заговоренный! Он умудрился выжить.

– Но есть и хорошая новость, – невозмутимо произнес Леви, никак не отреагировав на перфоманс со стаканом.

– Он все равно сдохнет? – оживился Сол. – Травмы слишком тяжелые?

– Пока не знаю.

– Ну и что тогда может быть хорошего? Агеластос жив, Ифанидис в бешенстве, будет землю носом рыть в поисках того, кто посмел сделать бо-бо его щеночку.

– И сделал это на территории Ифанидиса, – уточнил Леви, по-прежнему сохраняя непроницаемое выражение лица. – Что для Каймана еще более оскорбительно. И теперь…

– Да плевать мне, что теперь! – взвизгнул Козицки. Он надеялся рявкнуть, но с рявком у него отношения не складывались, на выходе всегда получался визг. – Агеластос жив, а так быть не должно!

– А вот об этом упущении как раз и хорошая новость. Агеластоса доставили в больницу, где среди персонала есть наш человек.

– Пусть добьет! – возбудился Козицки. – Хотя нет, пусть узнает, куда конкретно положили пса, и есть ли там охрана. Остальное я сам.

Глава 1

Вязкая тьма колыхалась вокруг, не позволяя шевельнуться. Она обволакивала, просачивалась в сердце, в душу, в память, слой за слоем поглощая мысли, события, надежды, радости, гнев – все, чем он жил последние дни, недели, месяцы. Годы…

Алекс пытался остановить это, он не хотел забывать, у него только что появился смысл жизни, у него теперь есть семья – Лана-Олененок, дочь Алина, скоро родится внук или внучка, Алинке грозит опасность, он должен спасти, он…

Тьма утробно чавкнула в очередной раз, не позволяя дергающейся жертве освободиться от ее власти. Родные лица начали таять, и остановить этот процесс Алекс не мог…

И тогда он закричал. От ярости, от бессилия, от страха. Страха потерять их. Потерять себя. Тьма ухмыльнулась и накрыла Алекса с головой, не позволяя не то, что кричать – дышать.

Последним, что он услышал, был голос Ифанидиса:

– Он застонал! Он жив!

И все. Осталась только она. Тьма. Ни звука, ни движения, ничего.

Сколько продолжалось это ничего, Алекс не знал. Просто однажды окружавшая его тьма недовольно заколыхалась и начала растекаться, как медуза под солнцем. Черная такая, ядовитая медуза, оставляющая после себя ожог. Иногда смертельный.

Или вот такой – выжженый участок души, прикасаться к которому было очень больно. А если больно – зачем лезть? Незачем.

И Алекс не полез. Что он, дурак, что ли? Да, он молодой, но уже достаточно опытный, много чего пережил. Вон, дочку босса от собак спас, загрызли бы малую. И босс его за это выделил, повысил, теперь главное – закрепиться, а там, глядишь, и личным охранником Ифанидиса станет.

Мысли лениво ворочались, в голове шумело. Сквозь этот шум все громче звучали голоса, один – очень знакомый. Босс? А что он делает в комнате Алекса? Что-то случилось?!

Алекс попытался вскочить, но тело почему-то вместо послушного подчинения выстрелило дикой болью, он даже вскрикнул. На плечо легла ладонь, голос Ифанидиса участливо произнес:

– Лежи-лежи, не пытайся встать, тебе нельзя.

– Чудо, что вообще жив остался, – женский голос, молодой, незнакомый. – Интересно, кто же на него так вызверился? Есть идеи, Агеластос?

Странно, разговаривает с ним, как будто они знакомы. Но он уверен, что никогда прежде не слышал этот голос. Кто же это?

Алекс медленно приоткрыл глаза, а в следующее мгновение изумленно распахнул их и просипел:

– Босс, что с вами случилось?!

Ифанидис и стоявшая рядом с ним незнакомка (он реально никогда прежде не видел эту некрасивую девушку, но кого-то она смутно напоминала) переглянулись, Ифанидис усмехнулся:

– Со мной? Да уж, здорово тебя головой приложило. Это с тобой случилось, Агеластос, с тобой! Тебя подорвать пытались, не меня.

– А почему вы тогда такой старый? – невольно ляпнул Алекс, а потом до него дошло: – Подорвать? Меня? Но как, когда, за что?

– Дрон-камикадзе на тебя сбросили, – пояснила девушка, о чем-то сосредоточенно размышляя.

– Ничего не понимаю… – шум в голове нарастал, Алекс страдальчески поморщился. – Что такое дрон-камикадзе?

– Ты придуриваешься? – нахмурился босс, явно начиная сердиться, но незнакомка тронула его за локоть:

– Папа, не заводись. Кажется, я понимаю, в чем дело…

– Папа? – Шум постепенно становился болезненным, мешал соображать. – Господин Ифанидис, не знал, что у вас есть еще одна дочь.

– Какая, к черту, еще одна, это Дора!

Дора? Но ей же года три, не больше. Что происходит?

Девушка наклонилась к Алексу и вкрадчиво поинтересовалась:

– Агеластос, сколько тебе лет?

– Двадцать три, а что?

Девушка выпрямилась и повернулась к Ифанидису:

– Теперь понял? Как ты сам только что выразился – его здорово головой приложило и больше двадцати лет исчезли из его памяти. – усмехнулась, взяла с полки зеркало и поднесла его к лицу Алекса: – Считаешь, папа постарел? На себя посмотри! Нравится?

Алекс послушно посмотрел и отшатнулся бы, но некуда – он лежал. Из зеркала на него таращился какой-то мужик лет сорока пяти с жутким шрамом через все лицо и седеющей шевелюрой. Алекс, ничего не соображая, поднял руку, намереваясь пощупать шрам и судорожно втянул в себя воздух, обнаружив вместо руки протез.

Осознать происходящее не получалось, сознание трусливо охнуло и сбежало, громко хлопнув дверью. Снова стало темно, и последнее, что услышал Алекс, было укоризненное:

– Дора, ну зачем ты так?

* * *

– А что, надо было бережно подготавливать его к действительности? – фыркнула Дора, возвращая зеркало на полку. – Агеластос у тебя кто – главный секьюрити или кисейная барышня?

– Насчет главного секьюрити теперь и не знаю, – задумчиво произнес Ифанидис, рассматривая снова потерявшего сознание Алекса. – Если он реально вернулся на двадцать лет назад, то и опыта у него, как двадцать лет назад.

– Зато преданность та же, безоговорочная. И теперь мы сможем его спокойно привлекать к нашей истории с подсадной уткой для Кралидисов. Даже если эта девка на самом деле его дочь, Агеластос об этом понятия не имеет, ведь он еще не встретил свою русскую любовницу, верно? Если ему двадцать три года сейчас?

– Да, Алексу на момент их знакомства двадцать пять было. Ну что же, придется Бернье обойтись без помощи моего главного секьюрити. Впрочем, это в любом случае, даже если бы Алекс не свалился в амнезию. Ему не меньше двух недель на возвращение прежней физической формы. – Ифанидис снова с головы до ног осмотрел своего закованного в гипс и перебинтованного охранника и задумчиво произнес: – Кого же ты так разозлил? Но главное – кто настолько обнаглел, что посмел взорвать тебя возле моего дома?! Я не могу это оставить без последствий. Надо будет найти мерзавца и наказать его так, чтобы другим не повадно было. Алекс, увы, в этом не помощник – раз он все забыл.

– И без Агеластоса справимся, – Дора направилась к выходу, в дверях остановилась, осмотрела комнату, усмехнулась: – А забавно, что ты разместил его в комнате, где жила его предполагаемая дочурка. Кстати, почему не в больнице?

– Потому что покушавшийся не довел дело до конца.

– Ну охрану бы возле палаты поставил.

– Охрану подкупить можно. Всех купить можно. Почти всех. Кроме него.

Кивок в сторону Агеластоса.

– Да я поняла уже, – фыркнула Дора. – Это твой ценный невознобновляемый ресурс.

– Именно так.

Дора вышла, а Ифанидис еще пару минут стоял возле кровати, прикидывая, как можно с пользой для себя использовать случившееся с его главным секьюрити.

Когда за окном грохнул взрыв, он на автомате толкнул дочь на пол, прикрывая своим телом – был уверен, что напали на него, на его дом. Но больше взрывов не было, заполошная стрельба – да, была, но это, как позже выяснилось, запоздало отреагировали его охранники.

Самое паршивое, что эти болваны заметили круживший над его домом дрон, но просто тупо рассматривали, вместо того чтобы стрелять по нему, пока он был в воздухе. Они блеяли что-то насчет того, что дрон слишком резко пошел вниз, на машину Агеластоса, поэтому они не успели.

А вот Агеластос успел. Среагировал, как мог, заметив пикирующую на него смерть – рванулся в сторону от машины, упал на землю за выпуклой клумбой. Это его и спасло, основная часть осколков от взорванной машины врезалась в клумбу.

Но и Алексу досталось, конечно. Когда Ифанидис с Дорой подбежали к полыхающему искореженному остову машины, охранники столпились возле окровавленного тела своего босса и тупо пялились на него, оживленно обсуждая случившееся.

Пришлось наорать на этих баранов, отдав четкие приказы – с инициативой и сообразительностью у них всегда было неважно, но приказы выполняли безукоризненно. Поэтому двое сбегали за огнетушителями и занялись горящей машиной. Четверо на квадроциклах помчались осматривать окрестности в поисках того, кто управлял дроном. Понятно, что надежды схватить его было мало, но вдруг повезет.

Дора склонилась над Агеластосом, пытаясь понять, жив ли он. Протянула было руку к шее, чтобы проверить пульс, но передумала, поморщилась и встала:

– Он весь в крови, противно прикасаться. Да он мертв, папа, без вариантов, ты посмотри на него – живого места нет!

– Все же надо проверить, – Ифанидис подошел ближе, намереваясь наклонится, и в этот момент Алекс застонал.

Пришлось задействовать вертолет, чтобы как можно скорее доставить раненого в больницу. Оказалось, что Агеластос, в принципе, легко отделался – с учетом всех вводных. Закрытая черепно-мозговая травма, сломаны ребра, рваные раны на теле от осколков – поэтому было столько крови. Три дня Алекс лежал в реанимации, а когда его собрались переводить в обычную палату, Ифанидис решил забрать из больницы своего главного секьюрити.

Потому что ему доложили – кто-то осторожно пытается разузнать, где конкретно лежит Агеластос. Можно было бы, конечно, сделать из Алекса приманку, чтобы выяснить, кто посмел все это устроить возле дома Ифанидиса, но рисковать одним из самых преданных ему людей Ифанидис не собирался.

Поэтому и оборудовал в том доме, где они с Дорой приручали когда-то Нику, тщательно охраняемый филиал больницы – с прекрасно оснащенной палатой и проверенным медицинским персоналом.

И вот сегодня, спустя неделю, Алекс пришел в себя.

– Амнезия, значит, – произнес Ифанидис, вглядываясь в бледное лицо раненого. – Любопытно, надолго ли?

Глава 2

– Что значит – пропала? – Игорь Некрасов, раздраженно поморщившись, переключил динамик смартфона с громкой связи на стандартную – уж очень громко истерила дочь.

Смартфон подносить к уху не стал, рыдающий голос Снежаны был слышен и так:

– То и значит! Мамы нет! Нигде! Ни дома, ни в больницах, ни в моргах! Я все обзвонила! А в квартире отключены все электроприборы, и телефон ее там, в прихожей, на тумбочке! Мне кажется… Мне кажется, она что-то с собой сделала! Из-за меня! Я виновата, я предала ее! И Альку предала! Я сволочь! Предательница!

Выкрикнув последнюю фразу почти на ультразвуке, Снежана зашлась в рыданиях.

– Угомонись! – рявкнул Некрасов. – Сопли вытри и говори спокойно и внятно.

– Это ты! – вышла на новый виток истерики Снежана. – Это все ты, это из-за тебя! Ты заставил меня предать маму! Ты купил меня!

– А ты продалась, – холодно констатировал папенька.

– Да, продалась! Я продажная тварь! И Альку я продала! И маму! И…

– Если ты намерена продолжать сеанс саморазоблачения, – бесцеремонно разорвал истерику дочери Некрасов, – то давай без меня, мне некогда. Перезвони, когда к тебе вернется адекватность.

Снежана еще что-то орала, но он нажал на отбой и отшвырнул телефон в сторону. Только этого не хватало! Если бывшая жена реально решилась на глупость, это серьезно навредит его репутации. И деловой, и политической. Сначала скандал с дочерью, теперь это… Черт, как же голова раскалывается!

Игорь приложил ладони к вискам и, закрыв глаза, начал легонько массировать нужные точки. От вибрации массажа с самой верхней полки чулана памяти грохнулась старая, пожелтевшая от времени картонная коробка и веером разлетелись картинки их со Светой свадьбы.

Он женился на Светке по расчету, ради связей ее папаши. Но когда увидел свою невесту в тот день – хрупкую прелестную принцессу, очень-очень красивую и невероятно милую при этом своим смущением, своей робостью – он влюбился в свою будущую жену. Да, влюбленность продлилась недолго, Игорь в принципе не был способен на длительные искренние отношения, быстро перегорал, зато горел ярко.

И первые месяцы после свадьбы был по-настоящему счастлив, обожал свою жену, просыпался и таял от нежности, видя рядом милое личико спящей Светланки. Начинал целовать ее, легонько, чуть касаясь губами, жена просыпалась, тянулась к нему, отвечала на поцелуи…

И довольно часто они оба опаздывали на работу.

А потом Светлана забеременела, начались заморочки с токсикозом, она подурнела, интимная жизнь почти прекратилась, особенно в последние месяцы беременности, и влюбленность Игоря Некрасова в жену зачахла.

Но она была! И сейчас, перебирая в памяти картинки свадьбы, Игорь ощутил гадкий привкус во рту.

Его затошнило от самого себя. В какую же сволочь ты превратился, господин Некрасов? И дочь сумел заразить своим сволочизмом. Снежана права, вы с ней оба – предатели. И если Светка реально что-то с собой сделала, жить дальше с таким грузом на душе будет очень сложно.

Ну, и чего расселся? Хватай телефон, поднимай свои связи, ищи бывшую жену!

Через два часа Игорь ждал Снежану в уже знакомом им кафе, там, где они встречались со Светланой в последний раз.

Нет, неправильно, не в последний, они еще увидятся, обязательно увидятся. Или нет? Все очень-очень странно и непонятно, и это напрягает.

Игорь так глубоко погрузился в размышления, что голос дочери не сразу выдернул его на поверхность реальности. Снежана успела присесть за его столик и снова потянуть за страховочный трос зависшего в глубине размышлений отца:

– Папа! Ты меня слышишь вообще?

– А? – Некрасов вздрогнул и посмотрел на дочь. Пару мгновений словно не узнавал, потом взгляд прояснился, и он кивнул: – Привет. Прости, задумался.

– О чем так глубоко? Ты… – Снежана судорожно вздохнула и смяла в руках сервировочную салфетку. – Ты узнал, что с мамой? Она…

Закончить фразу дочь не смогла, замерла тревожным сусликом, напряженно глядя на отца. Глаза медленно начали наливаться слезами. Некрасов поспешил успокоить:

– Не волнуйся, мать жива.

– Но… где она? Что с ней?

– Все очень и очень странно, Снежана, – задумчиво произнес Игорь, кивнул подошедшей с подносом официантке: – Американо мне, капучино девушке. Пирожные тоже ей.

– Да не хочу я твои дурацкие пирожные! – в голосе Снежаны зазвенели слезы, официантка замедлилась с расстановкой чашек с кофе, явно намереваясь подслушивать и дальше. А что, хоть какое-то развлечение, скучно же, народу в это время мало.

Игорь сухо поторопил:

– Нельзя ли побыстрее?

Официантка поджала губы, но все же ускорилась. Едва она отошла, Некрасов мягко произнес:

– Снежа, успокойся. Поешь, ты ведь явно сегодня ничего не ела.

– И вчера тоже, – всхлипнула дочь.

– Тем более. А силы тебе понадобятся, если хочешь увидеть мать. Лететь довольно долго.

– Лететь? – широко распахнулись от удивления голубые глаза дочери. – Но куда?

– В Израиль.

– Мама там? Она… – просияла, улыбнулась восторженно. – Ей будут делать операцию? Ты все же нашел деньги, да? А когда она улетела? Одна, что ли? А почему ты мне ничего не сказал? Я бы с ней полетела…

– Не тараторь, – криво усмехнулся Игорь, сосредоточившись на чашке с кофе, смотреть дочери в глаза не было сил. – Это не я.

– Не ты что?

– Я к этому не имею никакого отношения. Я не оплачивал операцию, у меня реально нет таких денег. Не говоря уже о частном самолете и бригаде врачей.

– Какой еще частный самолет? – озадачено нахмурилась Снежана. – Зачем бригада врачей? Ничего не понимаю…

– Я тоже. Вот что мне удалось узнать. Несколько дней назад Светлану Дмитриевну Некрасову вывезли на частном самолете в Израиль. В связи с тяжелым состоянием пассажирки ее сопровождала бригада врачей. Сейчас твоя мать находится в клинике доктора Соркина. Я пытался связаться с Соркиным, узнать о состоянии Светланы, но пока безуспешно. Если не получится, хочу отправить в Израиль тебя. Сам, увы, не смогу. Полетишь? Дорогу и проживание, разумеется, оплачу.

– Полечу, конечно! Но… – Снежана задумчиво крошила ложечкой пирожное. – Кто оплатил все это? Операцию, самолет, врачей? И почему мама была в тяжелом состоянии?

– Вот и мне интересно, что это за волшебник такой вдруг объявился? – в голосе Некрасова отчетливо звякнули нотки ревности. – Что за тайный поклонник-миллионер у твоей матери? Ты не в курсе?

Снежана не отвечала, продолжая сосредоточено превращать пирожное в кашу. Игорь почти наяву видел, как суетятся, сталкиваясь и переругиваясь, мысли в голове дочери. Так, судя по прищуру, среди бестолковых мыслей появилось реальное предположение. Но делиться им дочь не спешила, наоборот, заторопилась:

– Ладно, пап, я пойду. Обязательно позвони, как только что-то узнаешь о маме.

Приподнялась, но встать не смогла – отец схватил за руку:

– Стоп! А ну, говори сейчас же!

– Ты о чем?

– За дурака меня не держи! Я вижу, что ты поняла, кто мог помочь твоей матери. Говори!

– Да не знаю я! – закричала Снежана, пытаясь освободить руку. – Пусти!

На них начали оборачиваться немногочисленные посетители кафе, официантка достала из кармана смартфон. Этого еще не хватало! Скандал депутату Игорю Некрасову был ни к чему. Он выпустил руку дочери и холодно произнес:

– Ну что же, иди. Но учти, больше ты от меня ничего о матери не узнаешь. Пусть у каждого будут свои тайны.

– Но… – видно было, что Снежана колеблется, не зная, как поступить.

Пару мгновений помедлила, затем молча развернулась и ушла. Игорь задумчиво смотрел ей вслед, надеясь, что дочь передумает и вернется.

Не передумала.