Kitobni o'qish: «По ту сторону избушки»

Если Золушка не хочет на бал

      Труп феи-крестной надежно спрятан в сарае. Закрываю дверь и подпираю черенком от старой лопаты. Скоро рассвет, надо продержаться до заката. На закате тело растает, и вопрос «Куда деть труп?» перестанет быть актуальным. Что же такое придумать, чтобы никто за весь день в сарай не залез? Позову-ка я ассенизатора, скажу, что сточные ямы совсем забились. Из дома никто не выйдет, да и соседи лишний раз не заглянут.

      Эта дурында приперлась ко мне в три часа ночи, ровно сутки назад. Я только закончила гладить платье мачехи и добралась до кровати, как меня разбудил какой-то тарарам и звуки битья посуды. Оказывается, это перезвон колокольчиков, возвещающий о прибытии феи-крестной. Угу, шестнадцать лет от нее ни слуху ни духу, а как только я стала совершеннолетней и смогла по закону претендовать на матушкино наследство – восемь куриц-пеструх и кроличья ферма, между прочим, – так сразу явилась.

      Что вам сказать про фею-крестную? Макушкой еле достает мне до подмышек, белокурые локоны до пояса, в корсет затянута так, что того и гляди в обморок хлопнется. Вся такая из себя а-ля натюрель, с претензией, что это она без косметики красотка. Угу, меня-то на этом не проведешь, видела у сестриц журнальчики: коралловые румяна, словно сама от волнения раскраснелась – семнадцать злотых, ярко-голубые линзы – двадцать пять. Ну и типичное раздражение под подбородком от сыворотки, которой прыщи выводят, а это четыреста полновесных золотых монет сразу. Откуда знаю? Я младшей сестричке такое лечила. То ли дело наши средства – настойка багульника да с тухлым яичным желтком и кислой сметанкой, и враз все прошло. Пахло потом три дня не очень, зато на дне рождения сына мельника она была первой красоткой у меня, не то что эта.

      Короче, разбудила она меня среди ночи и давай уговаривать на бал ехать. А что я на том балу делать буду? Там даже поговорить не с кем. Ну право слово, там одни герцоги с маркизами, а что они понимают в пеструшках? Опять же, сорок розовых кустов посадить надо. Мы их только-только из Голландии получили, я как раз почву подготовила, все удобрения по граммам рассчитала, все внесла. Время упустишь, так опять все одуванчиками затянет! Да и саженцы, если еще ночь так простоят, то пропадут ведь. Фасоль от гороха кто перебирать будет? Батюшка в прошлый раз из города привез три мешка с распродажи, так там все вперемешку. Ух, мачеха и орала на него! А что орать, спрашивается? Надо просто сесть и перебрать, и всех делов. Будет мешок гороха да два фасоли. Горох разварим и животине понемногу скормим, фасоль сами съедим. По монете за мешок так и вовсе не дорого вышло. Вот когда мне со всем этим на бал ехать, спрашивается?

      А она никак не успокаивается, наколдовала мне платье для бала. Тонкое-тонкое, спина вся голая, рукавов нет. А ну как в этом дворце сквозняк? Враз простужусь и слягу. Точно уморить меня хочет и матушкину ферму потом отсудить у батюшки! А уж про обувь вообще молчу. Туфли – хрустальные! Можете себе представить? Вот пойдешь в них плясать, топнешь ногой, так туфля и разлетится на осколки. А чулки шелковые, сразу ноги порежешь и заражение крови получишь. Наверняка действует крестная, будь она неладна! Такая и пеструшек отсудит после моей смерти, ничего семье не оставит.

      Ну а я что, прикидываюсь дурочкой. Мол, как я на этот бал попаду-то? Не пешком же туда идти, да еще в эдаком платье. Тут крестная вовсю развернулась, палочкой во все стороны помахала, и – вуаля – вот вам карета из тыквы. Смешно, ей-богу, она бы мне еще летающий поезд предложила или еще чего, чтобы наверняка где-то по дороге в глуши потом карусель сломалась. Не верю я в эту карету, тем более и кучер из крысы. Завезет куда подальше, и поминай как звали. Нет, я на такое не куплюсь.

      Что? С принцем познакомиться, замуж выйти? Видела я этого принца, проезжал как-то через нашу деревню со свитой. Тощий, бледный, да еще и штаны в обтяжку. То ли дело кузнец у нас – руки, как бревно, в обхвате. Такому предложи трико в облипку, мигом, как подкову, свернет, сразу видно – нормальный мужик! Королевой стать? А что делать-то той королеве? Чаи гонять и разговоры разговаривать? И все это в таких платьях, чтобы точно радикулит разбил? Небось на прием послов каких пояс из собачьей шерсти не намотаешь от сквозняка.

      Деликатесы вкушать с царского стола? Это да, тут я, признаться, дрогнула. Вот бы какой новый рецепт драников картофельных или там соуса для утки. Что? Ягоды годжи, два золотых за полкило? Да у меня вон одной малины в прошлом году десять ведер было. Гриб заморский трюфельный? Это не тот, что бабка Лена в прошлом году на рынке в городе купила, внучка побаловать? Почистили, пожарили, картошки наварили, сметаны добавили, все как положено. Так их потом всех и похоронили после тех грибов. Нет уж, спасибочки. Я сама по осени в лес схожу, у нас тут вдоль опушки полно лисичек растет, а чуть дальше – так и вовсе одни белые идут. Знай себе собирай, по сторонам только поглядывай, чтоб, если волк какой покажется, успеть дедов пистоль из-за пояса достать. Никаких проблем.

      Весь день эта крестная за мной таскалась и гундосила, надоела – сил нет. А ей, видать, очень надо было меня на бал спровадить. Небось про тайник какой от матушки знала да хотела обнести, пока никого дома не будет. Когда поняла, что не получается у нее меня спровадить, она вообще что удумала! Стала мне рассказывать, что у короля воротник на камзоле рваный, зашить некому. Мол, езжай, дорогая крестница, во дворец, а то царь-батюшка перед гостями иноземными позору не оберется. Тут уж я и не вынесла. Выбрала момент поудобнее и шандарахнула ее граблями по темечку. Потому что нечего мне тут политику разводить. Послушаешь речей таких про царя нашего, а потом пятнадцать лет рудников тебе присудят за крамолу. А кто за моими кроликами присматривать будет? И восемь пеструшек опять же. Нет уж, не надо мне эдакого счастья.

Выгорание

      Я стоял на берегу пруда в старом парке и всерьез раздумывал, не утопиться ли. А что, вполне нормальный выход. Жить без магии я не смогу, а она мне больше не подвластна. Раз за разом я повторял заклинания на концентрацию энергии, но вместо привычного тепла вокруг солнечного сплетения был только холод. Пришла пора признать – я пуст, и моя пустота… не более чем пустота.

      С самого утра мне нестерпимо хотелось прогуляться по парку притом, что, в общем-то, я его не люблю. Я скорее дитя стекла и асфальта, в крайнем случае – усыпанных гравием дорожек, а вязкая болотистость и колючие заросли на берегу – это, пожалуйста, без меня. Но раз уж купила отличные военные ботинки на рифленой подошве, то требуется их выгулять в правильном месте. Я покрутилась перед зеркалом и, довершив свой образ ярко-желтой шляпой, вышла из дома.

      На самом деле они знали, они все знали с самого начала. Только мне сказать боялись. Все-таки я был в десятке сильнейших магов нашей армии. И на границе не первый год. Мной пугали детей на той стороне. Но разовый выброс силы такого объема выжег даже меня. И все это ради одной сопливой девчонки, которая вылезла из укрытия в самый неподходящий момент! Игрушка у нее, видите ли, куда-то задевалась, и пока мать отвлеклась на младших детей, эта дуреха вылезла на улицу. Прямо под копыта орды.

      Мама говорит, что в детстве я обожала бантики и цветные платья, но, признаться, я этого не помню. Я вообще плохо помню, как было до войны. Моя семья жила в приграничье, и когда началась заварушка, отца мобилизовали одним из первых. Мать осталась с тремя детьми. Мне кажется, я осознаю себя с того момента, как в наш поселок ворвался враг, а все, что было до того – это просто картинки, не относящиеся ко мне. Варвары неслись по улицам, поджигая соломенные крыши домов, а семилетней мне мерещилось, что они просто извергают огонь. Огромные, с шипами на броне, на закованных в металлические пластины конях.

      А главное, ведь все было готово. Надо было дать первым из них доскакать до края деревни, туда, где растянуты зачарованные нити, активирующие сонм заклинаний. Я месяц без перерыва напитывал их силой, выложился по полной и к моменту сражения еле стоял на ногах. Разведка неделю плясала свой смертоносный танец на расстоянии полета стрелы от вражеского лагеря, дразня и заманивая их в приготовленную ловушку. Что мне стоило дать им домчаться до нужного места?

      Я так и не поняла, почему бой нельзя было дать на подступах, но армейские излазили все окрестности в поисках каких-то линий силы, а потом их главный облюбовал овраг на окраине, за забором одноглазой Эльзы. Он все время сидел там, а мы с соседскими ребятишками бегали поглазеть издалека. Маг оказался совсем нестрашным. У него не было развевающегося плаща, волшебной палочки, ну или хотя бы посоха с камнем в навершии. В такого даже играть потом на заднем дворе неинтересно.

      Весь месяц, пока я плел смертельный кокон, ко мне сбегалась местная мелюзга. Вначале они держались в сторонке, опасаясь подойти, но чуть позже смело брали конфеты у меня из рук. Это, наверное, и стало той соломинкой, что переломила хребет верблюду. Нельзя смотреть, как тяжелая конница топчет малявку со смешными косичками, которую ты угощал леденцами.

      Когда маг закончил свою работу, нам всем велели убраться из поселка. А матушка перед этим поругалась с дядькой Гербертом из-за прикорма для поросят, который он привез нам из города в прошлый раз. Четыре кроны, а никакого результата! Один поросенок чуть не умер даже, так ему плохо было с того корма! Дядька тогда плюнул и сказал, что знать нас больше не хочет, что ему стыдно возиться с такой вздорной бабой, хоть она и жена его брата. А до бабушки Хельги три дня пути, вот мать и решила, что мы в погребе пересидим, ничего страшного.

      Прошло десять лет, а я так и не понял, что именно сделал тогда. Солнце уже почти село, и линии силы еле заметно подрагивали от концентрации маны, чуть поблескивая там, где на них падал свет моего тускло-зеленого магического фонаря. Варвары шли по главной улице, прямиком в расставленную ловушку. Оставалось полторы сотни шагов, когда под копыта вылетел сначала синий мяч, а затем и эта пигалица. Я видел, как барбариец в первом ряду занес копье, а бородатый великан справа от него замахнулся нагайкой.

      Мы сидели в подполе уже три дня, а так ничего и не происходило. Было холодно и ужасно скучно. Маленький Петер все время плакал, и мама непрерывно качала его на руках. Я изнывала от безделья и, улучив момент, когда мать уснула, выбралась наверх. Ничего ведь не случится, если я чуть-чуть поиграю во дворе? И когда я уже напрыгалась через скакалку и взяла мяч, появились они. Я застыла на месте от страха, и пришла в себя, когда красный резиновый шар выскочил и укатился на улицу. Да, варвары уже близко, но я же успею, мне только подобрать мячик, и я больше не буду им мешать. Я прижмусь к стеночке и даже буду сидеть в погребе с вечным ревой Петером и противным Георгом, который все время забирает у меня игрушки. А этот мячик папа мне подарил!

      И я ударил. Не знаю как, не знаю чем, но я увидел эту занесенную нагайку и ударил всем остатком жизненных сил. Через месяц, когда я пришел в себя в столичном госпитале, сказали, что теперь центральная улица этой дыры украшена огромным количеством каменных скульптур варваров. А мне надо спать и приходить в себя, чтобы восстановить силы. Врачи отводили глаза и говорили о необходимости полноценного отдыха. Старцы из академии магии часами расспрашивали меня, пытаясь определить, что я сделал, а затем покачивали головами и цокали в бороды. А я хотел только одного – спать.

      Вдруг раздался страшный свист, кажется, я даже на время оглохла от него. А потом самый первый варвар, который был ближе всех ко мне, остановился. Его конь замер с раскрытой пастью, и окаменевшая капля слюны раскололась о землю. Тот, что был справа от него, с огромным копьем, сделал еще один шаг и застыл, не успев прицелиться в меня. Вся эта огромная армия просто оцепенела. Откуда-то прибежали наши солдаты, они что-то кричали, хватали меня за руки, но я ничего не могла сказать от ужаса. Не помню, когда из дома выбежала мать, помню лишь, как прижалась к ней всем телом и не понимала, почему они так кричат, ведь варвары больше не опасны.

      Десять лет я потратил, пытаясь восстановить магический резерв, накопить хоть каплю силы, на мгновение ощутить тепло своего дара. Что ж, пора признать, что это бесполезно. Отныне я обречен на внутреннюю пустоту. Добавим к духовной пустоте ноль на банковском счете – и, пожалуй, утопиться в пруду становится заманчивой перспективой. Читать лекции студиозусам меня, конечно, возьмут, но находиться каждый день рядом с теми, кто наполнен магическим огнем и жаждой жизни, я не способен. Пенсия? Получил я тут пенсию от нашего короля, спасибо. Слава богу, вход в парк бесплатный, а то и утопиться бы не получилось. Кто там в меня врезался, совсем глаз нет? Не видно, что тут боевой маг счеты с жизнью сводит?

      После этого мы переехали к бабушке, а я перестала любить все девчачье. Лучшей игрушкой стали лук со стрелами и комплект засапожных ножей. Я мечтала стать похожей на того мага, чтобы одним ударом останавливать армии врагов. Жаль, так и не довелось встретиться с ним во взрослой жизни. Ну да куда мне, деревне сопливой, он все-таки верховный магистр, чай неровня мне. Еще и маркиз небось какой-нибудь. А я ботинки новые купила, уже радость! Сейчас вот еще здесь через куст перелезу, чтобы к пруду короткой дорогой выйти. Подошва рифленая, скользить не должна-а. Ну, кого сюда еще принесло на берег?

Когда вернутся сыновья?

– Ну что, Митрофановна, в этот раз тоже полы мыть будешь? – спросила Семеновна, присаживаясь рядом с давней знакомой на скамейку в парке.

– А куда ж деваться-то? Не по-божески, конечно, но и дом ведь грязью зарастет иначе. Говорят, больше месяца им туда добираться. – Митрофановна тяжело вздохнула и поправила сползшую петлю на спице. – Твоему в этот раз сколько?

– Три года, говорят, но, может, и раньше вернется, – Аглая Семеновна достала из огромного ридикюля носовой платок, обвязанный по периметру крючком, и утерла слезы. – Я уж ему и шарф теплый сложила, и носки шерстяные. Конфет его любимых купила да чаю. Хотела еще сигарет с собой дать и денег немного, но не взял. Сказал, что не надо. А мне, знаешь, все на сердце спокойнее было бы, если б знала, что хоть чуть-чуть денег у него там есть с собой.

      Валентина Митрофановна согласно кивнула и отложила спицы в сторону.

– Эх, а мой всего-то месяц побыл дома и снова на семь лет отбыл. Я вот невестке сколько раз уже говорила, что домом надо заниматься в первую очередь. Борщ бы там сварила, котлет нажарила. А уж если б ребеночка родила, да разве стал бы он… А она фырчит, ничего, мол, вы, мама, не понимаете. Все какую-то диссертацию свою пишет. А кому она нужна, диссертация эта? Сегодня, вон, вообще невестушка заявила, что допишет свой талмуд и к мужу жить поедет. Оно, конечно, и хорошо, наверное. А как внуки пойдут? Кто их там нянчить поможет? Да и какие там условия для ребеночка, тьфу! То ли дело у нас тут: и климат, и молочко натуральное, и огурчики свои с дачи.

      Аглая Семеновна взяла поближе рассмотреть вязание своей подруги по несчастью. Чередование лицевых и изнаночных петель, да еще с накидами, формировало причудливый орнамент из ромбов на вязаном пледе. Недовязанный край ласковым котенком свернулся на коленях.

– А помнишь, Митрофановна, как мы с тобой тут познакомились? Это сколько лет-то уже прошло? Лет пятнадцать, поди? Мой только-только в первый раз здесь оказался. А я все вокруг этого дома ходила, ждала да надеялась, что вот откроется дверь, и сыночек выйдет. А нет, хоть и впервые, а сразу два года дали.

– Помню, – вздохнула Валентина Митрофановна и достала из сумки еще один клубок. – Сама ж также туда-сюда маршировала тут, искала, где написано, что с собой сложить можно. Знаешь, вот спать ложусь и все думаю: вот знала ведь, что этим все кончится. А все одно, кажется, что не уберегла сыночку. Все в голове мысли крутятся – а вдруг в самом начале, когда только склонности эти проявляться начали, еще что-то сделать можно было?

– А что ты сделаешь? Сама ж знаешь, если склонности проявились, то все, назад пути нет. – Семеновна кряхтя поднялась со скамейки. – Ну что, пойдем, посмотрим, что ли, что там на дверях сегодня написано. Вдруг еще какую посылку отправить можно?

      Митрофановна свернула вязание, убрала его в большой полиэтиленовый пакет и, опираясь на тяжелую трость, заковыляла следом за подругой.

      Огромное серое здание встретило их тяжелым вздохом дежурного на КПП.

– Бабушки, милые, ничего со вчерашнего дня не поменялось. Раз новостей нет, значит, все идет как надо. Было бы что-то не так, сразу бы сообщили. У вас же дети не преступники какие, в конце концов, а астронавты! В глубоком космосе разведку ведут! Пока туда долетят, пока миссию выполнят, пока вернутся. Это ж все не один год занимает.

– Да знаем, сынок, знаем. Что поделать, так уж судьба распорядилась. Они думают только о том, как вернуться в космос, а мы только о том, как вернуть их домой. А грузовой-то когда ближайший будет до Аль, прости Господи, Дебарана? Успею я плед довязать?