Kitobni o'qish: «Все, что будет после»

Часть первая. Вымышленный друг.

Даша: призрак

Ну, вообще-то мне совсем не нравится, когда меня называют Дашей. Дарья еще куда ни шло. А мама называет меня Даняша. Я возмущаюсь каждый раз, когда она мне так говорит. Ведь мне уже 13, какая еще Даняша? Это как будто имя для малыша. Но вообще-то мне нравится. Как будто я снова становлюсь малышкой, маминой девочкой, и мы можем, как раньше, гулять в парке за домом и кормить уток.

Но в последнее время мы не ходим в парк и не кормим уток. Может, все дело в том, что я уже взрослая. А может, это из-за того, что мама в последнее время очень часто плачет.

Иногда она садится в кресло возле окна, смотрит на улицу и долго-долго со мной разговаривает. О своих каких-то делах, я не всегда понимаю, если честно, о чем она говорит и почему она говорит именно об этом и именно сейчас. В такие моменты я пытаюсь что-то ей сказать, успокоить или наоборот развеселить, но мама меня как будто и не слышит вовсе. Только говорит, говорит и плачет.

– Даняша, ты моя маленькая Даняша, – постоянно повторяет она.

Началось все давно, я тогда была еще маленькая и мало что понимала. Меня зачем-то повели к врачу и долго-долго осматривали. Потом мне пришлось сдавать много анализов. Было больно, я все время плакала, но мама меня подбадривала: «Держись, моя Даняшка! Все будет хорошо!». После каждого похода к врачам мама покупала мне шоколадку или мои любимые пирожные в кондитерской на углу. Как я любила эти пирожные – пропитанные кремом, с орешками внутри. Это были самые вкусные пирожные на свете!

Когда меня положили в больницу, больше всего на свете я скучала по этим пирожным. Мама всегда была рядом. И во время болезненных процедур, и во время уколов. Она меня подбадривала и обещала, что скоро все закончится, и мы снова будем ходить в парк, кормить уток и покупать мои любимые пирожные.

Если честно, в больнице было ужасно скучно. Мама читала мне книжки, мы смотрели мультики по телевизору, но все равно было скучно.

Помню, к нам в палату привезли девочку – маленькая, худенькая, она напоминала мне куклу. И она никогда не плакала. Вообще никогда. Я удивлялась, глядя на нее. Что бы ей ни делали, какие бы уколы или капельницы ни ставили, она никогда не плакала. Только лежала и смотрела в потолок своими огромными зелеными глазами и кривила ротик.

Девочка была младше меня, и я очень удивилась, почему она лежит в больнице без мамы. Мне объяснили, что у этой девочки нет мамы, она живет в детском доме, а лежит она одна, потому что никто из сотрудников детского дома не может поехать с ней.

Тогда я начала просить свою маму забрать девочку к нам домой. В конце концов, я давно мечтала о младшей сестренке. Мне хотелось показать ей наш с мамой парк, где в пруду плавают утки, угостить самым вкусным в мире пирожным и каждый день играть с ней в куклы.

Я уже и не помню имя той девочки. Помню только ее огромные зеленые глаза на худеньком сером личике. Но тогда я старалась развеселить ее.

Девочка очень плохо разговаривала, но когда я учила ее играть в ладушки, она смешно хихикала и говорила: «Дася, исё!»

Мама улыбалась, глядя на наши игры. Кажется, она была даже не против взять девочку к нам, потому что я помню обрывок разговора с главврачом, когда мама решила узнать, почему девочка осталась без родителей, и в каком детском доме она живет.

Но мы не забрали девочку к себе. Наверное, я сама виновата. Пожалуй, так оно и есть. В тот день я слишком много бегала по коридорам, несмотря на запрет врачей и строгий выговор мамы. Я бегала весь день, а вечером мне стало совсем плохо, и меня отправили в какую-то другую палату, уже без мамы. Мама плакала, когда меня увозили, но я старалась успокоить ее и говорила, что все будет хорошо. А еще обещала больше не бегать.

Кода мы вернулись домой после больницы, про ту девочку больше никто не вспоминал. Да и мне не хотелось больше вспоминать больницу.

Но обстановка в доме стала совсем другой, какой-то напряженной и тяжелой. Мама сначала плакала целыми днями. Папа пропадал на работе. Если раньше мы любили собираться втроем за ужином и рассказывать друг другу смешные истории о том, как прошел наш день, то теперь никто не собирался за столом. Мама вообще почти перестала есть, а папа, по его словам, перекусывал по дороге домой и был не голоден.

Они больше не разговаривали и не шутили друг с другом, как раньше. Да и со мной больше никто не говорил. Точнее, говорила мама, когда садилась в кресло напротив окна, смотрела на улицу и долго-долго говорила о чем-то своем.

На меня она не смотрела, а смотрела куда-то мимо – то ли в окно, то ли на стену. Я никак не могла поймать ее взгляд.

Один раз, пока мамы не было, я решила посмотреть, куда же все-таки она смотрит и что она видит. Я зашла в комнату и села на ее кресло напротив окна.

Красивый вид. Была весна, за окном зацвела яблоня, вся белая – если зажмурить глаза, то может показаться, что она вся в снегу. Но нет, откроешь глаза пошире – это не снег, а маленькие белые цветочки. Красивый вид!

Но тут мои глаза скользнули немного в сторону, на стену. Там висела моя фотография. Мне она никогда не нравилась. Нас фотографировали в школе, и я была с косичками и в школьной форме. Но в тот день у меня был насморк, и улыбнуться красиво фотографу я не смогла, так и осталась на этой фотке с какой-то кривой улыбкой и распухшим носом. Почему-то раньше я не замечала, что родители повесили на стену именно эту дурацкую фотографию. Я уже готова была рассердиться, как заметила нечто необычное. Черная ленточка. В углу фотографии была черная ленточка, а снизу – мое имя и даты «2000 – 2012 гг.».

Даты жизни. Внутри все похолодело. Получается, я уже год как умерла.

Кристина: детский дом

За окном смеркалось, по стеклу ползли капли дождя.

– Все на ужин! Дети! Идем на ужин! – раздался резкий голос воспитателя.

И тут же из разных концов комнаты зашевелились, с неохотой стали продвигаться к выходу дети.

Кристина не сразу услышала. Погрузившись в свои мысли, она сидела на подоконнике и смотрела в темноту за окном, не замечая ничего вокруг.

Проходившая мимо Ленка дернула ее за юбку, только после этого Кристина сползла с окна и встала в ряд.

– Парами. Дети, становимся парами! Где твоя пара? А ну хватить болтать!

Они спустились в столовую, откуда уже доносились запахи ужина.

Есть не хотелось. Кристина думала о том, что приходит вечер, сейчас они поужинают и совсем скоро их отправят спать. Она не любила вечернее время. Ей казалось, что темнота вползает в здание детского дома, в каждый его уголок, и ей становилось страшно.

Еще больше она не любила спать в медкабинете. Ее всегда отправляли спать туда, потому что боялись, что ей снова станет плохо ночью, и придется отправлять ее в больницу.

В медкабинете она спала одна. Когда на дежурстве оставалась тетя Валя, она оставляла включенным свет в коридоре, и было не так страшно. Иногда дежурил мужчина. Кристина никак не могла запомнить его имя, но она очень не любила его дежурства. Он всегда оставлял закрытой дверь и никогда не включал свет.

Тогда Кристина оставалась одна в темной комнате. В такие ночи она не могла заснуть. Ей казалось, что в темноте шевелятся и шепчут какие-то чудовища, и стоит ей пошевелиться, как чудовище тут же выскочит из-под кровати и схватит ее.

В такие ночи она залезала с головой под одеяло и рассказывала себе сказки. Это были довольно однообразные сказки, в которых она оказывалась в волшебной стране с героями любимых мультиков. Иногда она придумывала для себя сказку, в которой за ней в детский дом приходила ее мама и забирала ее домой, подальше от темного медкабинета.

Маму свою она не помнила. Когда-то давно она слышала в разговоре нянечек о том, что маме она оказалась не нужна, поэтому мама отдала ее в детский дом. Но иногда к ним приходили люди и забирали кого-то из детей.

Вот недавно забрали Сашку, Кристининого друга. Они приходили в детский дом, играли с ним, а еще приносили конфеты всем детям из их группы. Но Кристина завидовала Сашке, потому что конфеты конфетами, а играли они с ним и приходили они к нему. А потом они его совсем забрали. И тогда Ленка ходила по комнате и говорила всем: «Вот Сашку забрали, а скоро и за мной придут и заберут меня!»

Она так убедительно говорила, что Кристина верила, что действительно заберу.

– Лен, а меня тоже заберут?

– Тебя не заберут! Ты же больная, а кому нужна больная? Все хотят здоровых и красивых, – со знанием дела ответила Ленка.

Да, Кристина знала, что она больная. Ее болезнь называлась как-то сложно, и она никак не могла запомнить ее. Но она часто бывала в больнице, куда ее увозили, когда ей становилось плохо. В больнице ее уже все знали, бывала она там часто. Медсестры в больнице были добрые. Иногда они угощали ее конфетами или бананами.

Ее клали в палату с другими детьми. Дети лежали в больнице с мамами, а Кристина – одна. Мамы тоже бывали добрые, жалели ее и тоже угощали сладостями. Кристина надеялась, что какая-нибудь из этих мам когда-нибудь заберет ее к себе домой, но обычно их выписывали, и больше Кристина их не видела.

Новенький

Когда школьники уходили в школу, детский дом пустел. Оставались одни малыши, которых выводили на прогулку.

Обычно малыши тихо копошились в песочнице. Бегать им не разрешали, объясняя это тем, что они могут упасть и разбить коленки, а значит, их придется везти в больницу и делать уколы.

Уколов Кристина боялась, поэтому старалась вести себя тихо и не бегать.

Когда еще был Сашка, они часто носились вместе, играя в догонялки. Их ругали, наказывали, но им было так весело, что на прогулке они забывали о запрете.

Но теперь Сашки не было. Интересно, подумала Кристина, что он сейчас делает со своими новыми мамой и папой. Его, наверное, кормят конфетами и шоколадом и каждый день покупают новые игрушки.

Размышления Кристины были прерваны шумом въезжающей во двор машины.

– А вот и новенького привезли, – сказала воспитательница.

Из машины вышел взъерошенный мальчишка.

Воспитатели подошли к машине и начали о чем-то говорить с теми, кто привез мальчишку в детский дом.

Пока взрослые разговаривали, Кристина с любопытством осматривала вновь прибывшего.

Новенький Кристине сразу не понравился. У него была шершавая темная кожа, пятнистые руки и грязные волосы. Он ни на кого не смотрел, а его черные глаза были какими-то дикими.

Кристина решила держаться от него подальше. Из разговора взрослых она услышала, что его зовут Никита.

В разговоре также мелькнули слова «тюрьма», «издевательства», но Кристина не поняла, о чем они говорили. Поняла она только одно – новенький Никита ей категорически не нравился.

И еще больше ей не понравилось то, что его определили в ее группу.

Он держался отстраненно, ни с кем не разговаривал, ни на кого не смотрел. На все вопросы воспитателя отвечал кивком головы.

Когда с занятий вернулись школьники, Кристина сразу побежала рассказывать Ленке о новеньком. Ленку это, кажется, не сильно волновало.

Сегодня она подралась с какой-то девочкой в школе. Ленка рассказала, что в школе у нее есть враги – три девочки из параллельного класса. Они постоянно задирают ее и дразнятся «детдомовкой» и другими обидными словами.

После Ленкиных рассказов о школе Кристине всегда становилось не по себе. По ее представлениям, дети в школе занимались только тем, что выясняли отношения, дрались, обзывались и травили тех, кто помладше.

Кристине не хотелось идти в школу. Она боялась, что старшие дети будут дразнить ее. А еще она думала про то, что в школе ей снова станет плохо, и ее повезут в больницу.

После обеда детей снова вывели на прогулку. Думая о школе и о Ленкином рассказе, Кристина уже и забыла про новенького, пока не услышала звуки.

Повернув голову, она увидела, что новенький сидит на земле, раскачивается и воет. Это были странные звуки. Кристина слышала раньше, как кричат и плачут малыши, но звуки, которые издавал новенький, были не похожи ни на плач, ни на крик. Скорее, это было что-то вроде завывания.

Воспитательница попыталась поднять его с земли и утащить в медкабинет, но Никита хоть и был на вид худеньким, оказался довольно сильным, и при каждой попытке к нему прикоснуться, брыкался и пинал воспитателя.

Еще за обедом дети обратили внимание на его руки и шею. Они все были в каких-то странных пятнах, и Ленка, как самая старшая и умная в группе, решила, что новенький болеет какой-то заразной болезнью.

Дети шарахались от него, чтобы не заразиться, поэтому Кристина удивилась, что воспитательница, не боясь заразиться, пыталась схватить Никиту.

После нескольких неудачных попыток увести новенького с площадки, воспитательница позвала на помощь одного из охранников, который, не особо церемонясь, скрутил парня и оттащил в здание детского дома.

На площадке стало тихо. Дети, напуганные произошедшим, старались на смотреть друг на друга и на воспитательницу.

Кристине было любопытно, что за пятна на руках у новенького Никиты, и почему воспитательница не боится трогать его, но подойти и спросить она не решилась.

Уже вечером, когда ее вели в медкабинет на сон, она услышала разговор двух нянечек.

– Видала, что у новенького с руками? Говорят, папаша об него сигареты тушил. А вон поди ж ты, все равно скучает и домой просится.

Любимое и не очень

Больше всего Кристине нравились праздники. Обычно на праздники в детский дом приезжало много народа – волонтеры, спонсоры. Они привозили с собой много подарков и сладостей.

К приходу спонсоров дети готовились заранее – учили стихи, танцы, сценки. Кристину не брали выступать, потому что она была еще маленькая. Но старшие дети обычно спорили за право участвовать в представлении.

Больше всех любила выступать Ленка. Чем больше ты бываешь на сцене, тем больше конфет и сладостей тебе дадут, объясняла она.

Ей обычно дарили много конфет и сладкого. Ленку считали красивой, она умела громко и выразительно читать стихи, поэтому выступала она часто.

Малышей тоже не оставляли без внимания. Обычно их сажали на первые ряды и заставляли сидеть спокойно в течение всего выступления. Кристине было скучно. Она наизусть знала все номера концерта, но надо было досидеть до конца, чтобы получить свои сладости.

Малышам дарили больше всего. Малышей спонсоры вообще очень любили.

Любили и Кристину – маленькая, худенькая, с ней спонсоры часто фотографировались, вручая ей в руки огромные пакеты с подарками. Это поначалу Кристина была вне себя от счастья, полагая, что весь пакет дарят ей одной. Со временем она поняла, что после того, как будут сделаны фотографии, пакет у нее заберут, и вместо него выдадут несколько конфет на ужин, потому что содержимое пакета разделят на всех.

И все равно Кристина праздники любила. Любила она и необычную атмосферу ожидания чуда. В такие дни все воспитатели и дети были в каком-то особом настроении.

Все наряжались, девочкам делали красивые прически.

– Вот придут к нам гости, и вдруг кто-то увидит тебя и подумает: «Ну надо же! Какая красивая девочка!» – и захочет взять к себе, – говорили воспитатели.

Кристина верила, что так и случится, что ее обязательно заметят и захотят взять к себе. Поэтому перед каждым праздником она тщательно мыла лицо и чистила ногти. А еще терпеливо сидела, пока воспитательница делала ей прическу и больно дергала волосы.

Но каждый раз, когда дети входили в актовый зал, где их ждали гости, Кристина робела и жалась к воспитательнице. Наверное, поэтому ее пока никто не заметил и не сказал: «Ну надо же! Какая красивая девочка!».

Еще Кристина любила ездить в лагерь. Их отправляли туда каждое лето, и целый месяц дети купались, загорали и гуляли сколько захочется.

В лагере Кристина уже не должна была спать в медкабинете. Теперь она жила в комнате с другими девочками.

По вечерам девочки любили рассказывать друг другу страшные истории.

Однажды Ленка рассказала историю о том, что лагерь, в котором они жили, стоит на месте старого кладбища, и теперь по ночам по лагерю бродят призраки. Среди них – призрак девушки, которая потеряла свою дочь, и от горя утопилась, потому что не смогла жить без нее.

Эта история особенно запомнилась Кристине. Она лежала в темноте и боялась, что вот сейчас, в эту самую минуту из темноты появится призрак девушки, которая ходит и ищет свою дочь.

Ей было жалко эту девушку, которая так горевала, что даже после смерти искала девочку. Интересно, думала Кристина, а моя мама меня ищет? И горюет ли она так же, как эта девушка? И, может быть, ее мама так же ходит и ищет ее, Кристину, потому что не может без нее жить?

Думать обо всем этом было тяжело и страшно. Страшно еще и оттого, что Вика, которая спала на соседней комнате, постоянно раскачивалась во сне. Она качалась так сильно, что кровать скрипела, мешая спать.

Ленка, которая была автором большинства страшных историй, засыпала быстро. Но во сне она то плакала, то стонала, то что-то кричала. Соседки по комнате, которые итак-то не очень любили Ленку, особенно злились на нее за то, что она мешала им спать.

К новенькому Никите все понемногу привыкли. Правда, его по-прежнему недолюбливали.

Никита мало с кем общался. На прогулках он любил уходить подальше от всех и сидеть в одиночестве. Иногда он просто смотрел в пустоту и, казалось, не видел и не слышал ничего вокруг.

Иногда он садился на корточки, раскачивался вперед-назад и что-то бормотал себе под нос. Его не трогали. Как у воспитателей, так и у ребят сложилось мнение, что он «не в себе». Его считали странным и старались не связываться с ним, тем более что особых проблем он не доставлял.

Правда, однажды в лагере он подрался с мальчиком из старшего отряда.

Кристина не знала, как все началось. Позже Ленка рассказала ей, что как будто мальчик из старшего отряда сказал Никите: «А батя-то твой долго сидеть будет! Не заберет он тебя!», после чего в Никиту как черт вселился – он набросился на этого парня и стал колотить его руками и ногами.

Кристина видела только то, как приехала «Скорая помощь», и Никиту, в разорванной футболке и с кровью на лице, посадили в машину и увезли.

Он вернулся через неделю – тихий, еще более молчаливый, чем обычно, и какой-то заторможенный.

Больше его старались не трогать.

***

В группе работали две воспитательницы – Ольга Валерьевна и Валентина Александровна.

Ольга Валерьевна была молодая и красивая. Валентина Александровна – полная и какая-то уютная. Кристина любила Валентину Александровну. Ей казалось, что ее мама должна быть чем-то похожа на нее. От Валентины Александровны пахло пирогами. Она обнимала всех детей из своей группы, а когда возвращалась из отпуска, то всегда привозила какие-нибудь сладости. Даже нелюдимый Никита обнимался с ней, хотя обычно он не терпел никаких прикосновений к себе.

Кристине нравилось сидеть у нее на руках – так мягко и уютно, а ее голос звучал так убаюкивающе, что Кристину начинало клонить в сон.

Ольга Валерьевна была строгой и холодной. Она никого не обнимала. Она любила, чтобы был порядок и послушание.

Кристине она казалась похожей на Русалочку из сказки – длинные светлые волосы, зеленые глаза.

Но Кристина не любила, когда дежурила Ольга Валерьевна.

– А ну-ка быстро одевайтесь, а то позову сейчас волка, он вас в лес утащит!

Кристина боялась волка. Она с ужасом думала о темном лесе, куда потащит ее волк, своими огромными острыми зубами схватив за ногу. В такие моменты руки не слушались, пуговицы отказывались застегиваться. Кристина понимала, что не успевает одеться вовремя, и сейчас за ней прибежит волк, которого позовет Ольга Валерьевна, чтобы избавиться навсегда от такой негодной девчонки, которая не умеет застегивать быстро куртку. Слезы подкатывали к горлу, Кристина пыталась сдержаться, больно закусив губы. Слезы все равно текли, но Кристина старалась не выдать себя. Она продолжала сражаться с непослушными пуговицами.

– Ну, чего нюни распустила? Давай быстрее, а то волк тебя утащит! – слышала она сквозь слезы голос Ольга Валерьевны.

Запахнув куртку, не успев застегнуть все пуговицы, Кристина бежала вместе со всеми на прогулку. Только бы успеть, только бы не утащил ее в страшный темный лес злой волк.

Чужие

– Ну не бойся, подойди сюда! Какое у тебя красивое платье!

На нее из-под очков смотрели черные глаза. Кристина знала, что ее зовут Марина, ее мужа – Саша, что они приехали к ней.

К ней? Сердце бешено колотилось, она не могла в это поверить. Но все было правдой – вот эта незнакомая женщина протягивает к ней полные руки, хочет обнять. Говорит с ней ласковым голосом, называет Кристиночкой – раньше ее никто так не называл.

– Пойдем погуляем? Ты покажешь нам ваш детский дом, – предлагает Марина.

Они молча выходят. Кристина не смотрит на них. Она боится поднять глаза. Они кажутся ей чужими. От них пахнет чем-то чужим и незнакомым. Они говорят чужие, неизвестные ей слова. У Марины губы накрашены ярко-красной помадой, и это тоже кажется Кристине чем-то чужим и пугающим.

Они приехали за ней. Значит, они ее заберут. Заберут к себе, в свой дом, который тоже такой же чужой и незнакомый, как и они сами.

Кристина почти не слышит, о чем пытается говорить с ней Марина. Она просто послушно идет. Нет, не так представляла она себе маму и папу.

А как? Как она их представляла? Этого она тоже не знала, не могла признаться самой себе. Просто мама и папа – а не какие-то незнакомые Марина и Саша.

– Какая ты молчунья! Хочешь, я покачаю тебя на качелях?

Кристина садится на качели. Небольшое облегчение – можно не разговаривать и не отвечать на вопросы. Мельком смотрит на Марину – та, кажется, тоже чувствует себя не в своей тарелке.

Подходит Ленка. Как хорошо, что она здесь, думает Кристина.

– А Вы приехали за ней? – спрашивает Ленка.

– Да, мы приехали познакомиться с Кристиной. А как тебя зовут?

– Я Лена. А вы ее заберете?

– Ну, если Кристина захочет к нам поехать, то, конечно, заберем, – отвечает Марина.

– Да ну! Возьмите лучше меня! Я не такая больная, как Кристинка, я здоровая! И я уже учусь в школе!

А что если и правда они передумают и возьмут Ленку? Что если они прямо сейчас уйдут вместе с Ленкой и больше никогда не вернутся?

Кристина с волнением смотрит на Марину и Сашу, впервые за все время смотрит им в лицо, пытается отгадать их мысли по глазам. А что если…?

Кристина спрыгивает с качели, подбегает к Марине и резко обнимает ее за ноги. Мои! – думает она. Они приехали ко мне, ко мне! Нельзя отдавать их Ленке, они же приехали ко мне!

Марина гладит ее по голове. Раньше ее гладили только медсестры в больнице, когда она плакала. Но теперь ей особенно приятно – пусть Ленка видит, что гладят ее, Кристину. Пусть видит, что приехали к ней.

Начинает накрапывать дождик. Саша предлагает вернуться в детский дом. По дороге Ленка не замолкая рассказывает о себе: «А в прошлом году я выиграла в школьной эстафете первое место! Это значит, что я бегаю быстрее всех! А еще Ольга Валерьевна всегда мне говорит, что я хорошо рисую! Да, и мои рисунки выставляли на конкурс в школе и даже в городе, и у меня есть призы!»

Марина грустно улыбается Ленке. Кристина злится – почему она так расписывает себя, как будто она самая лучшая? Почему ни на шаг не отходит от них? Почему не дает им остаться одним?

Ведь они приехали к ней, к Кристине, а не к Ленке.

А Ленка изо всех сил надеется, что вот сейчас эта красивая молодая женщина с черными волосами и мягким бархатным голосом обнимет ее так же, как она обнимает Кристину, погладит по голове и скажет: «Леночка, поехали с нами!».